Дурак.

      Неделя службы пролетела незаметно. Луффи ел, спал, лазал по мачтам, потихоньку ковырял гипс на руке. И наслаждался странной несправедливостью сурового моря. Да, пока он не видел ничего из ряда вон, но… Катакури, чьё имя он наконец-то запомнил, говорил, что это только начало.       С Боцманом после порки Монки сблизился. Тот сначала просто тихо ел где-то поблизости, потом давал поблажки, а после наконец стал участвовать в беседах компании. И помимо нового друга у Луффи появилось то, чего не было раньше. Знание о том, куда они вообще, мать вашу, плывут.       В тот же вечер информация, под чутким надзором Сабо, была передана зачарованной птице. Корабль плыл далеко на север, сквозь проклятые воды, за крупной поставкой оружия. После возвращения с партией, «Солнце» должно было дрейфовать в нейтральной зоне, что, вот беда, выпадала как раз на проклятые воды.       Кому беда, а кто-то Луффи.       За неделю всё, что он слышал о загадочном море — это русалки, гигантские подводные твари, смертоносные туманы и водовороты. Почти всё плавание по этому морю проходит под аккомпанемент пения Сирен. И Луффи туда хотел, мать вашу. Корабль может плыть быстрее?!       Его желание поскорей увидеть русалок и прочих подкрепляло также то, что раны от кнута были не в лучшем состоянии, и с каждым днём Монки начинало казаться, что он скоро отдаст концы. Полная антисанитария на корабле, как умно выразился бы Ло. Но Монки просто ныл, что он настолько грязный, что и раны нормально не промыть и вечно они в соли и гное. Щиплет!       Сейчас он расположился на гамаке, который ему по доброте душевной и из уважения уступил один из моряков, чтоб раны не мешали спать. А спина ныла всё равно ужасно. В помещении стояла вонь, шумели волны, качало так, что иногда Луффи приходилось цепляться за гамак даже пальцами ног, лишь бы не грохнуться на пол, вскрывая раны.       Все мышцы в теле ныли. Как и было обещано, он отбывал постоянные наказания за то, что его язык был малость длинноват. Руки стёрлись о швабры, палубы были всё равно грязными, а дожди, которые со вчерашнего дня не прекращались, мыли их лучше Монки. Хотя он и в дождь драил, отчего раны воспалялись пуще прежнего, и он начинал кашлять. Зато язык пока не отрезали.       Сабо, Эйс и Ямато мыли с ним палубы всего лишь день, что Луффи вслух называл величайшей несправедливостью, а про себя — гадством. Ещё большим подлецом оказался его мозг. Тот, прямо сейчас, когда он в темноте опять чуть не упал с гамака, выдал идею.       А ведь Луффи становился плохим парнем только из-за Ло. Из-за Трафальгара он был готов убить, подраться, изменить, даже нахамить милой старушке, что предлагает ему еду. Сейчас, когда Траффи далеко, Монки вновь был собой. Тем самым, которого все знали и любили. Снова жизнерадостный, весёлый, обаятельный парень. Неужели сложные чувства делали его совсем не таким?..       А к Хозяину все его эмоции были настолько объёмны и запутанны, что Монки потребовалось бы очень и очень много времени, чтобы их как-то расставить по полкам. Снова качнуло корабль, кто-то начал громко храпеть. Луффи вздохнул. Нет, он точно не уснёт вот так. Ему не хватало кое-кого рядом для спокойного сна.       Как было бы чудесно заслужить прощение Трафальгара без слов. Чтобы он, просто вернувшись домой, в Лес, кинулся в объятья колдуна, немного разрыдался, потому что сделать это хотелось. Да, Луффи надеется, что таким его возвращение и было бы. Потом они бы целовались, минут пятнадцать, и Ло бы, обнимая его, заметил раны на спине, что к возвращению мальчишки точно заживут, но для красивой картинки Траффи должен их обрабатывать. Обязательно причитая. Потом можно ещё поцелуев. Признание в любви от Трафальгара. Монки бы тоже как следует излил душу.       И потом долгие ночи чтения, поедания солений, грядки, охота и слежка за тварями. Красота! Луффи даже недавно услышал от боцмана умное слово: утопия. Наверное, Ло ей и был. Мечтой, утопией, целью.       Будь Монки умнее, он бы понимал разницу. Но для него всё это сливалось воедино: Траффи будет его и самому колдуну это понравится.       Наутро от уверенности не было и следа, ведь штормило так, что даже стойкого ко всему Луффи начало укачивать. Команда то и дело свешивалась за борт, дождь хлестал по палубе с такой силой, что ничего слышно не было.       Наступила вторая неделя службы, и прошла под девизом того, что проклятые воды будут совсем скоро. А когда это «скоро»… Луффи совсем извёлся в ожидании. Дожди почти не стихали, палубы драились каждый день, Монки содрал с себя гипс и научился играть в несколько новый карточных игр. Прозвище «Шляпа» закрепилось за ним настолько прочно, что Боцман жаловался, что чуть не записал его так в отчёт.       Луффи хвалили, и это было главным событием второй недели. Он, к собственному огромному удивлению, отлично справлялся! Быстро учился, шевелил мозгами и потихоньку даже запоминал лица экипажа.       Его больше не пороли, корабельный врач — Марко, каждый раз меняя перевязку ужасно ругал Багги. И пусть делал он это редко, из-за скупости казначея. Кто это был Луффи и не запомнил. Его имя стёрлось за жалобами. Ему казалось, что Нами, как Ямато, замотала грудь и пошла средствами командовать.       Писем на корабль не приходило никаких. Как Монки узнал, лишь раз в полгода особо обученные птицы могли донести до них письма, и то, только отправленные в первый месяц лета. Все остальные дожидались их на суше. Луффи надеялся, что ему продолжают писать.       Третья неделя была ознаменована небольшой передышкой от дождей, но чернильные облака на горизонте давали понять: к проклятому морю они прибудут совсем скоро. Правда это «скоро» из-за полного штиля растянулось на три дня. На третий, когда волны наконец-то начали венчаться пенными барашками, а в команде самой популярной байкой стала библия, Луффи сидел на палубе. И чего-то тут не хватало, в общей суматохе и отчаянии.       Команда держалась на опытных моряках, на них одних. Но вот пропажа! С самого утра Катакури изменял привычке грозной птицей кружить над матросами. И когда Луффи в очередной раз прочистил желудок под вопросы команды о боцмане, он понял, что поиски офицера — его задача.       Парень спустился на нижние палубы, воровато огляделся. Никого, кто мог бы заметить за ним что-то странное. Монки принюхался, морщась, но выцепляя запах Катакури. Какая-то сладкая глазурь пробивалась через запах пота, кожи и конечно же моря. Луффи даже думал, что после службы море не вымоется из его волос и кожи никогда.       Боцмана он безошибочно обнаружил на пустующем камбузе, выследил и напал со спины, заставляя вздрогнуть.       — Эй! Что ты тут делаешь? Ой, то есть вы, сэр. — Катакури устало махнул рукой.       — Мне кажется ты не выдержишь звать меня на «вы» ещё одну неделю, Шляпа. — Парень захихикал, плюхнулся на лавку рядом, — Я так понимаю, все обеспокоены моим отсутствием? Сами всё могут, но, кажется, мой взгляд придаёт им сил, ха.       — Если я встану на цыпочки и буду шагать в твоём камзоле, то в такой дождь никто и не заметит разницы. — Катакури хмыкнул.       — Я сейчас приду, мне нужно только заполнить журнал. Капитан не желает этим заниматься, но отчётность нужна.       — Чем он вообще занимается целыми днями? — Проворчал Монки.       — Боится своей же команды. — Луффи непонятливо склонил голову на бок, — Боится бунта, но не хочет понимать, что затворничество не поможет ему остаться на посту и при уважении остатков старой гвардии. На «Солнце» дольше двух лет под ним ещё никто не ходил, и то, рекорд мой.       — А как ты стал самым важным тут?       — Боцманом я был назначен на другом судне, за особые заслуги. Я плаваю больше десяти лет, но скажу по правде, маршруты «Солнца» и его капитаны будто бы прокляты. Худшее судно всего северного флота. — Луффи очень удивился.       — Как так? Корабль же… Ну, он ведь хороший!       — Превосходный, — Кивнул Катакури. — Но ощущение, что на нём лежит какая-то метка дьявола. Вот, журнал, три года назад, этот же день. — Мужчина пролистал объёмную книжку, — За час погиб почти весь экипаж, выжили только три матроса, и Багги среди них. Капитанами тут становятся за живучесть, как по мне, ха-ха. Ни одно из судов короля не ходит в тот порт нашим курсом. — Луффи крепко задумался.       — Как думаешь, если я выживу, я стану тут капитаном?       — Ты, Шляпа, можешь им стать в первую очередь, из всех на всём этом судне. Но сначала тебе нужно получить офицерский статус и выйти из обычных моряков. У северного флота есть один огромный плюс: по лестнице званий тут можно взлететь. Не забывай только одно, Луффи: что было в море, в море и останется.       — Если не будет свидетелей? — Катакури с ухмылкой кивнул.       — Именно. Но постараться тебе всё равно придётся. Опытным моряком, для перехода в звание, ты можешь стать тут всего лишь через полгода. Если продержишься, сможешь стать помощником боцмана, то есть меня. Если жив буду. Не забывай только, что офицеров на корабле много, и они поважней меня будут.       — Команда так не считает!       — А мы не пираты, чтобы всё решала команда.       — Если речь о середине проклятого моря, то, наверное, число несогласных важнее власти бумажек. — Катакури довольно кивнул головой.       — Хорошо соображаешь, хвалю. Записать бы на сегодня: «Шляпа решил выкинуть кое-кого в море», да начальство не одобрит. — Монки сунул нос в бортовой журнал, напряг мозги.       — Пятое… Мая? — Катакури очень удивился.       — Ты умеешь читать?       — Немножко, я учусь только. Но число… Какое-то знакомое. Будто что-то важное в этот день, а я забыл. — Боцман задумался.       — Годовщина с невестой?       — Если у меня с ней и есть годовщина, то я не знаю о ней.       — Дата чьей-то смерти?       — Точно нет, я не помню когда моя старуха померла, да даже не знаю! — Луффи потёр виски, — О! А может, это когда я родился? Вроде весна, наверное оно.       — Тогда поздравляю, Шляпа. — Катакури похлопал его по плечу, — Сколько стукнуло? — Луффи с задумчивостью посмотрел на пятерню.       — Девятнадцать мне уже было. Значит на год больше. Это сколько? — Боцман присвистнул.       — Так тебе двадцать, с юбилеем! Хороший возраст, самая молодость. — Луффи улыбнулся, закивал.       — Спасибо!       Ого… Двадцать звучало очень взрослой цифрой. Такой крутой, официальной. Траффи наверное понравилось бы, что Монки теперь не девятнадцать, что звучало совсем просто и мало. Луффи теперь не малолетка! Ура!       Но всё же, что ещё меняли для него цифры возраста? Отсчитывали годы до его кончины? Или наоборот, каждый день рождения намекал на то, что он родился, он жив, и продолжает жить. Смог продержаться аж двадцать лет!       Веха действительно значимая. Луффи так казалось, ведь что солидно на звук — солидно на деле, таково его правило. Ло, наверное, знает, что ему теперь двадцать. А вот если Монки ещё годик поплавает, он вообще приплывёт, и Траффи упадёт! Луффи даже казалось, что он стал выше. Что, безусловно, было не так, но…       Но он чувствовал, что флот действительно делает его круче и уверенней. Козлам пизда.

***

      Ло зачастил в столицу. Его вызывали буквально по любой глупости. То Доффи скучно, то кому-то нужно проконсультироваться по уходу за ручными тварями, то Гарп — вот уж от кого не ожидалось подлостей — решит выпить с ним коньячку. Заодно своих старых армейских друзей позовёт.       Пейзажи за окнами повозки по маршруту Лес-столица Трафальгар знал уже наизусть. И сегодня он ехал по самому непростому делу. В последнем письме от Доффи было сказано, что настал момент, когда Семеро министров должны укрепить отношения с юным Монки, будущим мужем Хэнкок. И написать ему коллективное письмо в армию.       И нет, Хозяин мог никуда не ехать. Достаточно было вложить письмо для Луффи в ответное письмо для Донкихота, но… Возникло несколько проблем.       Первая — Ло не хотел писать мальчишке. Чёрт! Да он же… Он правда не знает, что может сказать после всего что было. Трафальгар трусил. Боялся что-то менять. Вдруг станет хуже? Нет-нет, Хозяин может только портить отношения, а не выстраивать их, и уж тем более не переводить на новые, более серьёзные уровни. Не для него эта работка.       И отсюда вытекла вторая причина его визита в столицу. Решившись написать, он смог только выдать что-то в духе: «Луффи, я тебя люблю, хочу от тебя восемь детей, приму обратно тварями и посадками картофеля. Выходи за меня. Давай умрём в один день. Возвращайся скорее, я не выдержу даже ещё час без твоих тупых шуток и ярких улыбок». Позорище. Но крайне близко к правде.       Третья причина была совсем мелкой: Доффи бы прочитал, что написал Ло, если бы он просто отправил письмо в столицу с ответом. А вот это было сродни сожжению на костре.       Экипаж остановился средь ночи у дома, что был в паре улиц от центрального здания инквизиции. Ло прошёл к знакомой квартире и постучался. На этот раз выпивка была за его счёт. Он услышал недовольные ругательства, тяжёлые шаги Смокера и, наконец, узрел его мятую со сна физиономию.       — Вали в свою тайгу! — Перед Трафальгаром чуть не хлопнули дверью, но он, склизкий гад, успел проскочить в квартиру.       — Не оставь спиртующегося на пороге, да не разгневается на тебя за такое содомит! — Шутливо выдал Ло, заставляя Инквизитора ворчать пуще прежнего, — У меня две очень серьёзных просьбы. — Ворчливый и сонный Смокер попытался от него спрятаться в своей спальне, но Ло проскочил за ним, и не обращая внимания на то, что друг уже забрался под одеяло, уселся на подоконник, — Во-первых, у меня скоро свадьба и мне нужен свидетель. И это будешь ты, и это не обсуждается. — Инквизитор что-то простонал, замученный.       — Выметайся из моей квартиры, или заткнись и жди до утра. — Ло на пару минут затих, болтая ногами.       — Но я хочу кушать. — Приёмы Луффи работают настолько безоговорочно, что Трафальгар начинает подозревать себя в любви к великому манипулятору. Смокер воскрес и, пополняя словарный матерный запас Хозяина, поплёлся искать закуску. Где хранятся стаканы Ло помнил с прошлого раза, — У меня новая настойка! На малине. На смородине вкуснее, но это для моего козлика прибережено.       — Ого, любовь настолько окрылила тебя, что ты решил поэкспериментировать? — Ло фыркает от двусмысленности.       — Дело серьёзное, на самом деле. Мне нужно написать ему в армию. — Смокер скрестил руки на груди. Он уже положил на подоконник рядом с Ло колбасу и нож, а сам подхватил стакан с настойкой.       — Раз ты тут, то это мероприятие никак не пропустить. — Инквизитору пришлось отставить от себя стакан, чтобы найти перо с чернилами, бумагу, и, конечно же, сигару, — Это будет длинная ночка. Пиши.       И Трафальгар начал. Долго думал, писал медленно. Колбаса и настойка быстро заканчивались. Служитель отрешённо думал, что с таким товарищем ему светит скорый алкоголизм. Когда Ло скомкал первый листок, он выглядел смущённым, прося второй. На десятом же черновике письма Смокер не выдержал. И был поставлен ультиматум — это последний черновик, к которому инквизитор не притронется. Трафальгар закончил на удивление быстро.       — Ну, Хозяин, показывай, что ты там написал. — Смокер требовательно протянул руку Ло, что как-то смущённо мялся на месте, смотря на листочек, — Ты не мнись, чего я там не видел через твоё плечо, пока ты писал.       — Эй!       — Но нам нужно внести корректировки. Иначе ты отправишь ему слезливое признание в любви, а не жестокое и справедливое послание. Сам меня помочь просил. И хуже твоего дневника уже ничего не будет. — Трафальгар что-то проворчал, но лист передал, — Посмотрим…

      Луффи, моя душа и прелесть.

      — Ты серьёзно блять? — Ло уже горестно стонал, прикрывая лицо ладонями, — Ты решил вот так с ходу топтаться по себе? Пф, исправлять это надо. Например… Придумай ругательство.

      Я знаю, что ты жив, я слышу бой твоего сердца за сотни миль, и с каждым ударом моя тёмная душа переполняется радостью и светом. Узнав о возможности тебе написать, я был несказанно рад, чего греха таить. Но совсем не знал, что же сказать. Сейчас, взяв перо в руки, я всё же нашёл несколько вещей, что хотел бы озвучить.

      — Мда, Трафальгар. Изливать чувства на бумаге будешь когда угодно, кроме случая, когда пишешь гаду, что тебе изменил.

      Во-первых, твоя измена действительно чуть не заставила меня пойти на отчаянный шаг, но… Я не злюсь, совсем, правда. Прости меня, ничтожного глупого старика за то, что несерьёзно относился к твоим словам любви. Я думаю, мне просто сложно поверить в то, что я могу быть так счастлив.

      — Ты буквально чуть не вышел в окно и пришёл мне рыдаться. И пишешь вот это?! — Хозяин отвёл взгляд, — Погоди-ка. Тебе прямо в лицо он признавался, ты его отвергал, а по итогу… — Смокер нахмурился, и перевёл взгляд на Ло, — Ты не просто долбаёб. Ты оказался ещё и тупым.       — Эй! Это всё из-за того, что… Я просто впервые таким занимаюсь!       — Я тоже! — Прикрикнул Смокер.

      Во-вторых, ты — мой козёл, тот самый, что снился мне и крал сердце с мечтами день за днём. В столице у меня всё же появился отличный друг, просто друг, и осенью я думаю поехать на юг, на курорты. Отдохну, прогрею косточки. Пришлю тебе открытку, чтоб не так грустно было, у вас там наверняка ужасные холода, не простудись! Надеюсь, что украденный у меня плащ ещё жив и хранит твоё тепло и здоровье, а тебя не покусали акулы. Но, полагаю, от моря ты в восторге, чему я несказанно рад.

      — Влюблённый идиот с душой бабушки. — Инквизитор хмыкнул, — За друга спасибо. Вот из этого сделаем причину ему поревновать, напиши как-нибудь по-другому.

      Если выпадет шанс, напиши и мне, старому-вредному Траффи весточку. И… Я хочу, чтобы ты знал одну вещь: Я тебя люблю. Ло.

      — Мы же договаривались, что без признаний в любви, — Трафальгар под взглядом служителя стушевался. — Так, это никуда не годиться. Иди и переписывай!       Под чутким контролем и орлиным надзором Ло сел переписывать письмо. Смокер стоял над душой, влезая каждые два слова. И когда письмо было готово, заставил Трафальгара зачитать его ещё раз. На этот раз инквизитор остался доволен, а Хозяин причитал.

***

      Луффи позвали в капитанскую каюту крайне неожиданно. Это место представлялось норой какого-то чудовища. Кракена, например. Ему рассказали об этой твари сослуживцы. А вот с жестоким идиотизмом красноносого капитана он сталкивался не впервые.       Совершенно один, он переступил порог каюты. Катакури, проводивший его, только сухо пожелал удачи. О-о, она понадобится. В помещении было темно, все окна Багги завесил. Пахло птичьим помётом. Он был всюду: на раскиданных книжках, на столе, на кровати. Говорливый попугай спокойно летал по каюте. В помещении царила странная атмосфера хаоса и предсмертной агонии. Будто лежишь в обжитом гробу и смотришь на царапины на крышке. С внутренней стороны. Да уж, тут явно проживал безумец.       — Ты, Монки. Маленький языкастый гад. Тебя бы в море, но нужно вывести из матросов. Мичман. Гуляй. — Луффи даже не понял что произошло.       — Сэр, а что это значит? Почему вы меня повышаете? — Не то, чтобы ему было не плевать. Просто стало резко любопытно.       — Потому что министры и моё начальство хотят видеть тебя в офицерах, а пока ты простой юнга этого ждать придётся лет двадцать. Всё, брысь отсюда, я занят! — Луффи отдал честь и вылетел прочь из странной каюты. Ведь в конце капитан начал… Ему даже говорить и думать было мерзко о том, как обезумевший человек жрёт гнилые яблоки в птичьем дерьме.       — Что там? — Спокойствие Катакури вырвало Монки из мимолётного кошмара.       — Мне сказали, что я теперь мичман. Это хорошо? — Боцман присвистнул.       — Не знаю с чего он вдруг, но да. Ты проходил экзамен на лейтенанта?       — Какой экзамен? — Удивился Луффи. Катакури нахмурился. Монки понял, что накосячил, — А-а, то-от экзамен! Да, было дело. Хе-хе… — Шляпа отвёл глаза, неловко потоптался на месте, под пристальным взглядом Катакури, — Можно идти?       — Команда как раз на гондеке, обсуждает письма. — Луффи немного не понял, что имел ввиду боцман, но поспешил на нижние палубы.       Там его появление встретили шумным галдежом. Свободная часть экипажа расселась в круг на гамаках и что-то активно обсуждала.       — Эй-эй, Шляпа! Давай сюда!       — Луффи, садись к нам! — Крикнула Ямато и похлопала по свободному месту на гамаке рядом с собой и Эйсом. Луффи быстро запрыгнул на предложенное место и уставился на команду с любопытством, — Зачем тебя вызывали?       — А, меня повысили из моряков, почему-то. Мичман, или как оно там… — Команда на секунду затихла и тут же взорвалась поздравлениями наперебой.       — Так это же просто отлично! Неужели у нас на корабле будет хоть один нормальный офицер кроме Катакури? — Луффи хихикнул.       — Не думаю, что мне скоро дадут следующее звание. А кто у нас на корабле другие офицеры? Я никого толком и не узнал за это время… — На него посмотрели как-то странно. Возможно, он сказал глупость, а может быть обсуждение «до» было намного более радостным, — Ох, ладно. Это потом. Боцман сказал, что вы тут о каких-то письмах болтаете?       — Нам изредка доставляют почту с суши! У всех тут жёны, дети, родня. Вот и ждём. — Изрёк какой-то из моряков.       — И вот потому мы тут о бабах и болтаем. Твоя очередь, Шляпа! Колись, каких красавиц ты в портах видал? — Команда подбадривающие загалдела, а Луффи потерялся.       — Ну, у меня невеста есть. И возлюблен… Возлюбленная. — Команда протянула впечатлённое «О-о!».       — А эт разные люди что ли? — Спросил Эйс, озадаченно почёсывая затылок. Экипаж согласно загудел. Как это так?       — Ну возлюбленная это та, к которой я вернуться хочу. А невеста это та, от кого я прячусь в море, — Итак, все на него смотрят как на великого деятеля дел любовных и покорителя волн дамских сердец. Какой кошмар.        Луффи знал о женщинах только то, что если Нами жалуется на боль в спине, значит надо молчать, а не как Усопп выдавать что-то вроде: «А нефиг было сиськи растить!». За такое можно схлопотать. Второе его знание о женщинах: они красивые. Монки никто не привлекал, но понимать мозгом, кто ему нравится внешне, а кто нет — легко. И, наконец, было третье знание. «Не влезай — зашибут и не заметят». Начиная с Даддан и Нами, заканчивая Хэнкок, которая дулась на него за манипуляции с камином.       — И что, обе дамы твои прям? — Луффи неуверенно кивнул, — Ну ты, конечно, Шляпа, пройдоха! И что, ты баб прям понимаешь?       — Девушек? Не до конца, но получше многих. А что такое? — Паренёк склонил голову на бок. Какой-то из моряков выскочил в центр круга.       — А вот ты мне посоветуй! Мы всей командой думали-думали, ничего не поняли. Я со своей женой вижусь редко, когда видимся — поколачиваю, бывает. Детей шесть штук, всё хорошо, а она почему-то хочет от меня сбежать к соседу! А я ж её, дуру, люблю! — Луффи крепко задумался.       — Может, дело в соседе?       — Мы тоже так решили, — Кивнул матрос, — А Сабо говорит, что её нельзя бить, что ей тяжело одной с шестью детьми и без мужа. Мне кажется бред какой-то, — Революционер бессильно что-то простенал, а Монки задумался.       — Ну, драться с женой — это ж самое лучшее! А что тяжело ей это да. Вот моя на огороде убивается, спину надрывает. Когда поможешь — сразу ласковая. Но налево всё равно гуляет, собака, — Команда грустно вздохнула, хором. Ямато ковыряла нитки в гамаке.       — Если уж и от Шляпы гуляют, то что про нас говорить!       — Да она просто проституткой раньше была… Ещё и ведьма, — Где-то в тысячах миль от гондека чихнул Трафальгар. А команда ахнула, — А люблю.       — И… Это к ней ты вернуться хочешь? — Неуверенно спросил один из матросов.       — Ага! Она мне знаете как нос на прощание ловко сломала? Ах, красавица… — Луффи мечтательно вздохнул, припоминая родной блеск золотых глаз. — Интересно, напишет ли?       — Вот что я тебе скажу, если не напишет — бросай её к чертям! — Все согласно закивали, — Не ценит она тебя. Да и с ведьмами опасно дело иметь...       — Вы… Правда так думаете? — Луффи сник, — У меня с моей невестой было больше, чем с ней! А всё от того, что люблю, — Команда по очереди подходила к нему, чтобы похлопать по плечу.       — А ты вот как сделай. Когда на побывку приедешь, ты ей… Цветов подари! Или подвигами похвастайся!       — Да-да, подвиги они любят! Скажи, что ради неё.       — Или выполни истинно мужское дело, — Гаденько и пошло захихикали из дальнего угла. Загадочному советчику, судя по звукам, дали подзатыльник. Луффи склонил голову на бок, ничего не понимая.       — А что это?       — Потом тебе расскажем, Шляпа. Для этого знания надо на «Солнце» год отходить. — Сабо рядом закипел.       — Что вы его плохому учите! Тьфу! — Ямато возмущённо посмотрела на революционера.       — А чего это плохому?! Правильно говорят: мужское, благородное дело!       — Э-эй, ну мне же любопытно-о! — Канючил Монки. Но его игнорировали, завязалась небольшая дружеская потасовка.       Но разговор состоялся, Луффи вынес из него уроки. И теперь не мог дождаться дня, когда он узнает, написал ли ему Ло.

***

      День, когда дошли письма, был первым летним днём, что на «Солнце» узнали только по календарю и часам. Никаких других признаков того, что время не замерло не было. Ожидание достигло своего апогея, и как только с вороньего гнезда крикнули заветное «Летят!», экипаж счастливо взревел. Птицы донесли несколько стопок писем. Никто не хотел задумываться, как это было возможно, но Луффи кое-чему да научился. Точно придворные технологию внедряли.       Моряки растащили письма как голодные звери пищу. У кого-то в руках оказалось всего пара писем, кто-то молчаливо закурил трубку в отдалении от команды, с пустыми руками. Но на толстенькую стопку писем у Луффи все смотрели то ли с завистью, то ли с интересом. Монки отнекивался как мог и в конце-концов вскарабкался в воронье гнездо, обратно на своё дежурство. Письма он прижимал к себе крайне бережно и нежно, уже увидев первого отправителя на конверте. Усопп.

      Луффи! Надеюсь, что у тебя всё хорошо, и все мои письма приходят не в пустоту. Или тебе просто некого попросить написать мне ответ, что было бы ужасно грустно. Траффи ведь учил тебя писать! А в прочем, я бы всё равно ничего не понял. В академии у меня все так же, как я писал в прошлых письмах — просто потрясающе! Господин Геркулес недавно обмолвился, что был бы рад принять меня как полноценного студента. А так мне даже квартирка досталась, та самая, насчёт которой я бился, на чердаке старого здания у академии. Когда дождь, конечно, приходится потолок заделывать всем чем попало, но я почти обжился. Надеюсь ты здоров и у тебя всё хорошо!

Усопп

      Луффи, улыбаясь, выдохнул. Ему не могло не быть приятно от того, что ему продолжали писать, даже не получая ответов. У друга всё хорошо, от этого стало ещё спокойней. Он перешёл к следующему конверту. Нами. Вот бы и у неё всё было чудесно…

      Я поузнавала про письма на северный флот, и выяснила, что только летняя партия до вас дойдёт, а потому на протяжении этого времени писала тебе весточки, и сейчас их объединила.       Весточка первая: Луффи! Сейчас я только обосновалась в поместье Нефертари. Виви, помнишь? Я теперь у неё служу, как ты знаешь, и это лучшее, что со мной случалось. Тут очень хорошо кормят, всё шикарно, живу припеваючи, с лучшей подругой. Скоро она выйдет замуж за кое-кого, но этот брак, если честно, самый лучший исход. За то время что я в столице мне удалось столкнуться с парочкой дворцовых слуг, которые сказали, что Ло в последние дни пребывания в столице очень досаждал прислуге, навязываясь им помогать. Сейчас он вернулся в Лес, и с ним я боле не встречалась. У вас всё хорошо?       Весточка вторая: Эх, Луффи-Луффи… Я даже не знаю, кому кроме тебя сейчас могу высказать свою боль и недовольство от того, что на Виви даже после её обручения слишком много внимания на балах. Скажи мне как мужчина, если сможешь ответить: это просто так, или они имеют на неё какие-то планы? Я так ужасно во всём запуталась, что теперь не знаю, что и думать. Отец Виви всё же заставляет меня иногда работать, и ох как непросто бегать по всей столице с записками и слухами. Но это приносит свои плоды! Пару дней назад я прогуливалась по рынку в столице, и знаешь, встретила там одну инквизиторшу. Мы заболтались, и сейчас уже почти подруги! Она рассказала мне, что их начальник стал частенько кому-то отправлять письма, по слухам — любовнице. И что он так же ездил в командировку к Лесу. Вот уж не знаю, что тут думать, всё ещё надеюсь встретить Траффи.       Третью весточку я пишу прямо перед отправкой. Уже через неделю-две мы с Виви встретимся с её женихом, и жаль, что это не случилось раньше. Тогда я могла бы дать тебе ответы на многие вопросы в делах сердечных. Но тем не менее, я очень волнуюсь, как ты там? Северное море безумно опасно, и я поспрашивала о корабле, на котором ты служишь. «Солнце тысячи морей» — тот ещё крысятник, но, думаю, ты это понял. Береги себя, Луффи.

С любовью и беспокойством Нами

      Монки вздохнул. Городская жизнь Нами шла, как бы она не жаловалась, он готов был поспорить, что делала это она с улыбкой на устах. Виви эта её… Луффи слышал много, и подруга всегда к ней относилась с большим трепетом даже на словах. Как чудесно, что и девушка обрела своё счастье. Без него, но друзьями они всё ещё были. То, что она столько всего узнала и так подготовилась заставляло его улыбаться. Типичная Нами.       Следующее письмо Шляпа открывал так, как будто держал в руках гниющий труп крысы. Доффи! Почему он написал?!

      Юный Монки. Со всем презрением и ненавистью я пишу тебе эти строки, уповая на то, что ты уже помер. Ло без тебя живётся прекрасно, чтоб ты знал. Даже стал ошиваться с каким-то инквизитором. Хотя свою молодую будущую жёнушку он тоже обожает. Гарп пока что в нормальном здравии, но это ненадолго, уж я-то это устрою. Вот всё, что я могу тебе сказать, надеюсь, настроение подпортил.

Дофламинго.

      Чего? Чего-чего-чего?! Какую ещё жёнушку?! Луффи перечитал ещё раз. Точно, ошибки нет. Откуда у Траффи жена?.. Он же мужеложец! Это всё ему без надобности. И ничего не прекрасно Ло живётся! Он ведь… Соскучился, хоть капельку?       И Гарп. Упоминание деда было тревожнее того, что дрянная птица ему написал. Монки тряхнул головой, и перешёл к следующему письму. Некий «Джимбей».

      Молодой Господин Монки. Рад быть выбранным для того, чтобы сообщить, что все семеро министров написали вам послания на армейскую службу, по древней традиции. Отрадно сообщить вам, что ваш дедушка находится в как и всегда добром здравии, как и наш славный Король. Господин Гарп недавно поразил нас всех составлением завещания. Вашим официальным регентом на случай его трагической, неожиданной и скоропостижной кончины назначен Донкихот Ло. Полагаю, вас эта новость не может не радовать. Надеемся получить от вашего командования отчёты о ваших прекрасных результатах. С уважением,

Джимбей.

      Кто такой Донкихот Ло? Если честно, Луффи только это и волновало. Судя по тому, что этот дядя его уже спасал, он хороший но… Фамилия. Кто-то из родственников птицы? Тогда тут точно подвох. Ещё и тёзка Траффи! Кошмар!       Зато понятно, с чего у него так много писем, и почему вдруг Доффи написал. На следующем письме, на котором ещё сохранился запах духов, было имя Хэнкок. Луффи вздохнул, поджал губы, но развернул конверт.

      Милый Луффи! Дни без тебя, один за другим, подобны пыткам. Моё сердце наполнено тоской по тебе, и едва ли бьётся в те минуты, что я думаю обо всех опасностях северного моря. Душа моя изливается на бумагу, и наша любовь рождает стихи. К сожалению, эти гады сказали, что величие моей к тебе любви не влезет в письмо, так что надеюсь на побывке приехать к тебе, дабы ночь напролёт читать строки моего сердцебиения.

Любящая и надеющаяся, Боа Хэнкок.

      Фе. На словах так же, как и на запах духов — слишком сладко. Луффи больше нравилось вдыхать спирт и облепиху. Ночи на пролёт, прямо как Боа написала. А то всё гадости какие-то, со стихами. Ему сказки подавай!       Ещё конверт, кажется, снова от кого-то из семёрки. Монки начинал уставать от чтения, поэтому отбросил конверты «Кума», «Михоук», и перешёл к более-менее знакомому «Крокодайл». Дружок Минго, вроде бы? Конверт был самым большим, и очень увесистым, будто бы в нём лежала железяка. И она выпала на тут же издавшего победный вопль Луффи. Напильник!

      Монки Д. Луффи. Ты мало со мной общался, моё имя Крокодайл. Я не собираюсь желать тебе выжить, так как знаю, что ты и так сможешь это сделать. Но хочу предупредить, что Трафальгар может прикончить тебя по возвращении, никогда его не видел таким злым, как в момент объявления того, что необходимо написать тебе письмо. Это всё, что мне есть тебе сказать. Береги себя, постарайся вернуться не калекой. Высылаю с письмом новый напильник.

Лорд Крокодайл.

      Теперь у него в семёрке есть любимчик. Вот уж неясно, откуда он вызнал про необходимость в напильниках, но получить его было очень приятно. Прям на сердце потеплело. Но не от новостей о том, что Траффи был не рад ему написать. Эх… Глупый-милый Ло. Что-то себе напридумывал со своими Козлами, и теперь не хочет писать Монки. Хотя… С другой-то стороны, Луффи ещё не извинился за то, что провёл время с Хэнкок. Его ошибки повлёкшие за собой их общую боль не должны быть прощены так легко. Пусть Траффи за них обоих будет получать извинения, как только Монки вернётся.       Ещё письмо, от Гарпа! Луффи разодрал конверт.

      Плакса! Как поживаешь? Все конечности на месте? Мне донесли, что тебя уже наказывали. Достойно. И что хвалили, за это тоже тебе спасибо, не позоришь дедульку. Батя твой тоже сказал, что ты молодец. Я пока что жив, как видишь. Но это ненадолго, не волнуйся. Вот убьют меня, и тогда ты сможешь перед своим колдуном извиниться. Видел, как Джимбей в письме сообщил личность регента, весь сюрприз испортил, зараза. Как тебе, плакса?       Ну, береги себя там давай, выслуживайся, постигай мужскую жизнь. Прости старика, если что не так написал.

      Луффи почувствовал ком в горле. Деда… Он им гордится наконец-то. Гарп рад, что Шляпу хвалят, как и сам мальчишка. На кончиках пальцев тут же заиграло желание сворачивать горы и убивать козлов. Решимость извиниться перед Траффи возросла. Но с какого дьявола он должен знать, кто такой, мать вашу «Донкихот Ло»?!       Ещё письмо, совсем неожиданное, но очень приятное! Санджи, Чоппер и Зоро. Монки улыбнулся. После всего прочитанного от ностальгии на глаза навернулись слёзы.

      Хэй, Луффи! Мы пишем коллективно, и если этот тупой мох прямо сейчас не прекратит мне бухать под руку, то писать придётся Чопперу! Кхм.       Нами сказала, что это письмо до тебя дойдёт, в отличии от остальных, и мы решили собраться и написать. Как ты там поживаешь? Тебя хорошо кормят? Чоппер спрашивает про корабельного врача, а Зоро, алкаш, про выпивку. Что же до нас, то тут всё обыденно. Недавно виделись с Робин, их с Фрэнки опять преследования гоняют по стране, поэтому они извиняются, передают привет, и надеются написать тебе зимой. Мы с газоном и прекрасной Нодзико живём потихоньку. Кое-кто вернулся в Лес, поэтому мы на следующей неделе перебираемся ко мне в поместье, как ни грустно расставаться с прекрасной леди… Чоппер подсказывает, что Куреха в добром здравии, и ждёт тебя, «зятя», на чай. Зоро отчаянно хочет побольше узнать про выпивку на севере, поэтому если напишешь ответ — пожалуйста, ни слова о бухле.

Зоро, Санджи и Чоппер.

      Шляпа громко захихикал. Ох уж эта парочка с ребёнком. Про самое интересное и не написали! Зато на упоминании «кое-кого» сердце ёкнуло так, что Луффи не готов был видеть следующее, последнее письмо.       Но конверт был подписан родным почерком. В строке отправителя значилось скромное «Ло», и этого Монки было достаточно, чтобы сделать передышку, растерянно перебирая другие письма. Траффи тоже написал ему. Он касался этой бумаги, это его почерк и… Луффи казалось, что он задохнётся от чувств. Но собравшись, он решительно начал читать. Это письмо было самым большим, не считая трёх весточек от Нами.

      Дорогой мой Луффи, говнюк ты бессовестный. Я… Поначалу, не буду кривить душой, не хотел тебе писать. Мне не о чем тебе говорить, так как наши жизненные пути разошлись, но как только я взял перо в руки, я понял, что всё-таки пару словечек я тебе скажу. Во-первых. Ты — козёл. Редкостная козлина просто. Я всё понимаю, но трахаться у меня на глазах с Хэнкок после того, как клялся мне в любви — не самый твой выдающийся поступок. Да, и я был глуп, что игнорировал твои серенады, за это прости. Но как выяснилось, не зря, иначе мне было бы в разы больнее, чем например от того, люби я тебя в действительности. А так… Перейду ко второй новости. Я почти женат, и счастлив в помолвке, Доффи подсуетился. В столице у меня всё же появился близкий друг, и осенью я думаю поехать на юг, на курорты. С Ним. Пришлю тебе открытку, чтоб не так грустно было, у вас там, наверняка, ужасные холода. Надеюсь, что украденный у меня плащ ещё жив, а тебя не покусали акулы. Но, полагаю, от моря ты в восторге. Если выпадет шанс, напиши и мне, старому-вредному Траффи весточку. И… Я хочу, чтобы ты знал одну вещь: никаких козлов у меня никогда не было. Кроме тебя. До этого момента.

С любовью, Ло.

      Луффи, после прочтения письма затих. Минут на десять, бессмысленно втыкая в бумагу. Глаза пилили всего одно слово. «Близкий». Его Траффи прописал дважды, одно поверх другого. Толстые буквы выжглись на черепе Монки с правой стороны.       А с левой вырезалось «с любовью», и сердечко, которое Ло подрисовал в конце письма.       Юг, значит?.. Луффи привалился к мачте, поднял глаза к небу. Чёрт. Пока он тут, корит себя за измену, от которой он сам чуть с ума не сошёл, Траффи там развлекается с козлами, пишет ему об этом, и дразнит тем, что им никогда не светит?!       Дьявол.       Но Монки так любил, что, чувствуя первые за долгие месяцы слёзы, невольно мнёт письмо, прижимая к груди. Его просто раздирало на кусочки. Больно, страшно потерять, обидно, что новые следы чужих ладоней будут светиться на коже Ло.       Нет, куда страшнее просто не сделать своенравного старика счастливым, таким, каким никто не мог бы, кроме Луффи. Или Ло прав, и маленький глупый изменщик ему не просто не нужен, он только сделает его ещё несчастней. Монки почувствовал себя отброшенным на обочину жизни. Он как котёнок, которого топят в мешке, игнорируя мяуканье.       Траффи, почему же ты так жесток? Луффи шмыгнул носом громче. Он не мог думать о том, что его легко могут увидеть в таком состоянии. Страх подбивал слёзы, боль резала сердце, прошивала грудную клетку по живому. Лучше хлысты, пожалуйста. Выпорите его ещё десяток раз, заставьте отдраить воздух на корабле, накажите жёстче, но не дайте боли его души вырваться наружу. Маленький Монки судорожно трёт щёки, пытаясь избавиться от слёз. Но проще песок в решете унести, чем сдержать рыдания.       Луффи плачет тихо, комкая письмо у сердца, свернувшись вокруг него калачиком. Чёртова поза для сна, которую так любит Траффи. Парню плохо. Он едва ли ощущает, что жив. В голове лишь одна мысль, отчётливая и горькая.        Траффи, пожалуйста… Позволь вернуться домой.

***

      Из вороньего гнезда Луффи спустился совсем не скоро. Да и то, тихой тенью проскочил мимо радостных моряков, что весь день разве что не пели о любви и счастье, о том, как прекрасен белый свет. Но незамеченным он не ушёл.       — Эй, Луффи! Вот ты где, целый день не видели. — Крикнул Эйс, — Давай к нам, поделись радостными новостями!       — Простите, но что-то мне не хорошо. Моя вахта ведь на сегодня окончена? я бы поспал. — Чистая правда. Пара часов рыданий его измотали, и теперь глаза болели и слипались. Но вот никто не ожидал, что паренёк откажется от веселья. Ах да, он же вечная душа компаний, у которой ничего плохого случиться не может.       Матросы пожимали плечами, и тихо переговаривались. Что же это там такое? О смерти сообщение? Иных причин у Шляпы выглядеть настолько понурым просто не могло быть! Это же человечек-праздник.       И от того, что Луффи понимал, что же они сейчас обсуждают, ему становилось ещё хуже. Вот Ло знал, что Шляпа не всегда безоговорочно весел. И… Наверное, часть этого письма была написана именно так как раз потому, что Траффи хотел его задеть. Заставить Монки почувствовать боль, которую сам ощутил после измены. Луффи невесело усмехнулся. Чёрт, они даже в таких вещах ведут себя абсолютно одинаково. Предназначены друг другу судьбой, не меньше. Просто… На их пути слишком много препятствий. Жестоких.       Шляпе казалось, что ещё одно письмо, и он как никто другой уверует в чудодейственную силу слова. И что разговор сможет решить их с Ло проблемы, и вообще. Вот извинится, и Траффи мигом его зацелует, и предложит обменяться кольцами. А его жена ничего не значит!       Они же любят друг друга, правда?..