Лаванда

-Ты прав, - кивнула девушка, снова взяв себя в руки. Лютик не успевал удивляться ее постоянному контролю, который хоть и давал сбой, позволяя слезам проливаться, а отчаянию и боли сквозить во взгляде, все равно возвращался на свое место. Псайка явно либо сходила с ума от противоречивых чувств, либо привыкала к новой маске саркастичной и насмешливой стервы. – Я уйду. И заберу с собой проклятие, можешь не выдумывать новых аргументов в пользу этой идеи. Ведьма хмыкнула, глядя на догорающий камин, и вновь заговорила неожиданно мягко, с нежностью смотря на Лютика. - Ты чуткий. Удивительно, как ты сумел сохранить в себе все светлые качества. Из тех лавандовых морей, в которых ты плавал, обычно не возвращаются такими. Бард вздрогнул всем телом, словно Псайка его ударила. -Откуда ты знаешь? -Мне многое открыто, Юлиан, - ведьма ласково сжала его руку, но в глазах ее зажегся странный огонек. – Я читаю людей с одного взгляда. Да и не людей тоже. Лютик покосился на Геральта, к которому явно относилась последняя реплика. Тот был напряжен, как пружина, и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Псайка тем временем продолжила. -Как я уже сказала, я уйду. И предлагаю тебе пойти со мной, мой хороший. Щенка тоже возьмем, - она с улыбкой глядела на оторопевшего барда. – Мы сможем начать сначала. Там не будет войны, голода и нищеты. Там, где не растет лаванда и не горят костры. Лютик бросил быстрый взгляд на Геральта, нацепившего на себя маску равнодушия. -Я не могу уйти, - твердо ответил юноша. – спасибо, что позвала меня, но Геральта я не оставлю. Куда он без своего глашатая? Лютик пытался свести все к шутке, улыбаясь изо всех сил, но равнодушное выражение лица ведьмака сильно его ранило. От внимания Псайки это не укрылось. - Только у особенного человека не появились бы вопросы после моего проклятия, - она внимательно смотрела на ведьмака, словно ожидая от него какой-то реакции. – Ты сказал, что не оставишь Геральта. А не оставит ли он тебя? То, что последний вопрос был адресован ведьмаку, поняли все. Но тот упрямо молчал, без интереса разглядывая ковер под их ногами. В груди у Лютика болезненно заныло, но он решил делать хорошую мину при плохой игре до самого конца. -Не такой уж я и особенный, раз уж на то пошло, - попытался усмехнуться он. – У Геральта вон всего один вопрос появился, это всего лишь на один больше, чем ноль. Тоже сойдет за особенность. -Что ты сказал? – Псайка выглядела удивленной. – У Геральта всего один вопрос? Ты не показал ему… Геральт вскочил с кресла, сжав руки в кулаки. - Замолчи немедленно, или я… -Или ты что? – ведьма поднялась, встав напротив мужчины. Она была на полторы головы ниже его и казалась хрупкой, способной сломаться в одной руке ведьмака. Но в глазах ее зажегся недобрый огонь. – Что ты мне сделаешь, Волк из Ривии? Ты бессилен перед правдой, бессилен перед самим собой. Что ты можешь мне сделать? Отправишь в ад? Успокойся, милый, я в себе и так, как в аду… Псайка прошептала что-то и ведьмак вновь оказался скован невидимыми путами, неподвластными его силе. Девушка обошла его по кругу, ступая плавно, по-кошачьи, и недобро улыбаясь. -Подойди, Лютик, - сила в голосе ведьмы не дала барду ослушаться. Однако, в отличие от Геральта, он чувствовал, что при желании сможет противостоять ей. – Посмотри, как тот, ради кого ты сбиваешь в кровь ноги, доверяет тебе. Повинуясь взмаху кисти Псайки, рукава ведьмака исчезли, явив изумленному взору барда почерневшие руки. Приглядевшись, он сумел разглядеть вязь букв, складывающихся в слова. В вопросы. В вопросы, которые можно было прочесть, только проследив пальцем от начала до конца- глаза отказывались различать что-то отдельное в лабиринтах сплетающихся слов. Ведьма молча наблюдала за ним. - Я знаю, что ты не уйдешь со мной. Моя судьба одинока, и мне жаль, что я не встретила тебя раньше, Лютик. Я заберу с собой проклятие и оно не тронет новых жителей. Спасибо тебе за стихи, я сохраню их в памяти. -А что будет с Геральтом? – невежливо прервал ее прощание бард. В его глазах плескался настоящий ужас. Псайка остановилась на пороге в секундном замешательстве. - Он слепец. Слепец, трус и лгун. Я больше не помогаю таким. Сумеет спастись, ответив на все вопросы - значит, будет жить. Даю ему три дня, потом будет поздно. -Но их же даже невозможно разглядеть! Их слишком много, Псайка, слишком много…- в голосе барда слышалось отчаяние. – Почему он не сказал мне… - Ты знаешь ответ, Лютик. Ты знаешь все ответы. С этими словами Псайка исчезла, а Геральт вновь обрел способность двигаться. -Почему ты не сказал мне?! Почему, Геральт? – Лютик кричал, пытаясь достучаться до ведьмака. В душе барда царил настоящий шторм - страх за близкого человека смешивался со злостью на него же. Юноша ужасно боялся потерять Геральта, одновременно с этим желая выть от боли, причиненной его равнодушием. Все говорило о том, что Лютик не нужен. Лютик лишний. Лютик бесполезный. Лютик ничего не значит. Увязался. – Неужели я для тебя действительно не больше, чем назойливая муха? Геральт упрямо молчит, и у барда сносит крышу. - Впрочем, Псайка права. Тебе действительно было проще соврать, скрыть от меня эти чертовы вопросы! Чего ты хотел добиться, скажи?! – Лютик выплевывает эти слова и уже не замечает, как меняется лицо его товарища от обвинений. - Зачем ты лгал мне? -Я всего лишь утаил от тебя один факт. А ты лгал мне с самого начала. Как там тебя, Юлиан, кажется? Зачем ТЫ лгал мне? – ведьмак чертовски злится, не понимая, что именно так сильно выводит его из себя. Но барьер сорван, а он срывает злость на барде, больно ужалившем его обвинениями во лжи, – Что там она говорила о лавандовом масле? Лютик вздрагивает и вмиг ссутуливает плечи, но Геральт слишком разъярен, чтобы заметить это. -Я слышал, как проститутки говаривали, что им пользуются мальчики для…ну ты понял, - ведьмак надменно улыбается, надеясь, что эта злая шутка достаточно уязвит Лютика. – Ты поэтому скрывал свое прошлое? Ты рыцарская подстилка. Но ты не переживай, я все понимаю, многое повидал - каждый развлекается, как хочет. Ведьмак разворачивается и идет к двери, уверенный, что бард последует за ним. Пообижается пару дней и снова будет восхвалять его в балладах. Как и всегда. Однако в спину ему неожиданно летит крик. - Да что ты там понимаешь? Что ты там повидал, что ты вообще можешь знать? Наверное, знаешь, что такое изо всех сил держать замок в комнате, чувствуя, как с той стороны его открывают твоим же пером - механизм не хитрый, пары движений достаточно. Держишь и знаешь, что он все равно откроет, и тогда будет хуже. Или может, знаешь, как это- платить золотыми монетами попутчикам на лошадях, чтобы успеть вернуться с учебы вовремя, потому что малейшее опоздание грозит очередными синяками? Знаешь,что такое раз за разом падать на пол и отползать в страхе от того, кто, кстати, значительно больше и сильнее тебя? Или может ты знаешь, как это - по старинным лекарским книгам определять, сломан ли твой нос, потому что к лекарю идти стыдно и страшно? Или щупал свой окровавленный рот, сглатывая красную, с металлическим привкусом, в надежде, что зубы остались целы хотя бы в этот раз? Ты, видимо, знаешь, как это - даже в теплые майские деньки носить рубашки с длинным рукавом, чтобы скрыть фиолетовые кровоподтеки, лавандовым полем развернувшиеся у тебя от запястья до локтя? Ненавижу, блять, лаванду. Знаешь, кстати, что ее свежий сок, добавленный в алкогольный напиток, практически лишает тебя возможности сопротивляться? Только и можешь, что безвольной куклой валиться на пол, не имея даже возможности отползти. Каждый ебаный раз, когда будет зацветать ее поле за лесом, вечером обнаружишь у себя в комнате эти, блять, цветы, означающие, что за ужином тебе подадут не простое вино. Когда однажды попробуешь схитрить и не выпить - будешь привязанным бежать за конем к этому чертовому полю, и очнувшись на утро, свое тело от лаванды не отличишь. Знаешь, что такое отдавать последние деньги за зелья от боли обнаглевшим знахарям, потому что ехать на семейную охоту со сломанными ребрами- пиздец как больно? Или приходить с щенком, который в свои два месяца упорно метит ковер даже после часовых прогулок в лесу, и потом закрывать лицо, чтобы тебе по глазам не попали поводком? И херачат им, как животное. А поводок-то еще не щенячий совсем, взрослый, брезентовый, с металлическим карабином на конце. От него синяки необычные такие остаются, мелкие, но темные-темные. Знаешь, как это, когда увидел его в толпе, слушающей твое выступление, приходить домой, и глотать все зелья и травы, что остались дома, потому что знаешь, что будет после того, как он войдет домой. И блевать потом, потому что выпитого окажется маловато, и чертовски радоваться тому, что успел вылить все это из ведра, в которое тебя опустят башкой, объясняя таким образом, что ты не имеешь права иметь поклонников? И каждый раз, когда в тебя летит тяжелый предмет, просить внутри, чтобы уже наконец-то в висок, да так, чтоб хрустнуло и сломалось, чтобы этот кошмар закончился, потому что невозможно уже терпеть. Знаешь, как больно ударяться об шкаф или дверной косяк? Как увернуться от запущенной в тебя бутылки и потом пожалеть об этом, потому что она попадет в стену и разобъется, а тебя швырнут в ее же осколки? Будешь потом сидеть и доставать из ранок осколки, поливать спиртом и нихуя, нихуя не чувствовать, надеясь забыть это все однажды, как страшный сон. И даже потом, спустя много лет, продолжать это помнить? Хочешь, расскажу несколько главных правил? Не носить колец- когда сопротивляешься, от них легко ломаются пальцы. Не носить очки, потому что разбейся они стеклами вовнутрь от очередной хлесткой пощечины- останешься без глаз. Впрочем, потом, когда в очередной раз приложишься головой о старинный дубовый комод, зрение все равно упадет на несколько пунктов, и все сильно удивятся, когда ты перестанешь видеть текст на доске с задней парты. Будешь чертовски радоваться своим кудрявым, густым волосам- когда в пылу очередного припадка агрессии тебе выдерут здоровенный клок, это не будет заметно. Совсем. Самое важное- всегда закрывай лицо. Потому что синяки на всех остальных частях тела скрыть можно, а вот кровоподтеки на лице придется объяснять окружающим. Врать привыкнешь очень быстро, потому что делать это придется часто - нужно будет отказываться от встреч с друзьями и дополнительных часов у репетиторов. А когда все-таки наберешься смелости уйти, знай - это долго будет стоять за тобой огромной темной фигурой. И когда кто-то случайно замахнется, руки рефлекторно вскинешь, съежишься. Взгляд все за тебя скажет. Будешь учить себя заново жить, по кусочкам разберешь и соберешь снова, чтобы не шарахаться от каждого, кто рядом с тобой руку вверх поднимет, и даже научишься, сумеешь даже ведьмачий удар стерпеть, и поплетешься за ведьмаком вопреки всему, чтобы просто рядом быть, потому что чувствуешь, что нужно так. И все стерпишь от него, все вынесешь… Лютик буквально кровоточит этими словами, то срываясь на крик, то шепча их еле слышно. Геральт, застывший в дверях, задерживает дыханье.