Лаванда

      Ведьмак, в спину которого Лютик выговаривал весь свой полный боли монолог, медленно развернулся, но глаз на парня поднять не смог. Все вокруг казалось застывшим, словно кто-то поставил на паузу этот момент, желая разглядеть детали подробнее. Обветшалая комната, едва освещенная потухающим камином; три пустых чашки на столе; сгорбившийся в кресле бард; высокая фигура в проеме; впившиеся в дверной косяк побелевшие пальцы одного человека и нервно подрагивающие, цепляющиеся за края одежды, другого; высыхающая влага на щеках, оставляющая светлые соленые полосы; искусанные, дрожащие губы и плотно сомкнутые, напряженные; и тишина, измеряемая в секундах, каждая из которых рискует обернуться непоправимой ошибкой, необратимым промедлением, окончательным приговором “поздно”. Геральт знаком с этим чувством. В бою часто наступает момент, когда ты уже понял, что не успел блокировать выпад противника, и его оружие неотвратимо нанесет тебе удар. Тот короткий миг неприятного бессилия между осознанием собственной промашки и ее неизбежными последствиями. Пресловутое “поздно”, приходящееся на доли секунды, всегда казалось ведьмаку самым неприятным ощущением из возможных. Сейчас же та мимолетная досада была несоизмеримо проста и несущественна по сравнению с мучительным ожиданием мига, который и станет тем самым осознанием. Секунду назад было еще не поздно. Было еще не поздно. Было не поздно. А теперь поздно. Из оцепенения Геральта вывел тихий скулеж щенка. Тот настойчиво пытался запрыгнуть обратно на колени к застывшему Лютику, и, достигнув своей цели, принялся, поскуливая, лизать сведенные судорогой ладони юноши. Бард, поначалу на автомате, а после - уже осознанно, начал гладить Волчонка, выдавливая подобие улыбки. - Напугал я тебя? Ну будет, будет, подумаешь, поистерил немного. Думаешь, раз я мужчина, мне и всплакнуть нельзя? Я - творец, мы люди эмоциональные. Из-за каждой нашей вспышки переживать - нервов не напасешься, - последние фразы Лютик явно адресовал не только щенку, считая необходимым сгладить ситуацию. - Вон и Геральт истуканом застыл, всю жизнь монстров кромсает, а все равно, глянь, какой впечатлительный. После этих слов бард наконец поднял глаза на ведьмака, удивленного силой самообладания Лютика и силящегося найти подходящие слова. Впрочем, черт бы с ними, с подходящими - Геральт пытался найти хоть какие-то слова, не преуспевая даже в этом. Единственное, что удалось мужчине, это встретить взгляд барда и бегло оглядеть его фигуру, съежившуюся в старом кресле. Ведьмак впервые подумал о том, каким же внешне хрупким был создан Лютик - даже не фарфор, а тонкий весенний лед чистейшего озера, переломить можно хоть пальцами, не то что сильным ударом. Мысль отозвалась ноющим чувством вины в груди, усилившимся с последующими словами барда. - Мы с Геральтом тебя с собой возьмем, ты не переживай. Только на руках тебя я, братец, не понесу, на своих четырех побежишь. Слезай давай, мне еще всю ночь этому двоечнику помогать, - махнул он рукой в сторону застывшего в дверях мужчины. -Почему двоечнику? – хрипло выдавил из себя ведьмак, совершенно не понимающий, что имеет в виду парень. - Ну а кто ты еще? Я в Академии за безнадежно отстающих экзамены сдавал. На вопросы отвечал, которые, вообще-то, им задавались. Сходства не наблюдаешь? – стараясь произнести все это как можно беззаботней, Лютик начал подниматься с кресла, - у них, правда, все в билетах было написано, а у тебя на руках. Геральту показалось, что его огрели по затылку чем-то тяжелым. Мысли никак не складывались в логичные заключения, неистовствуя в голове сумасшедшим роем. Лютик в порядке? Как он может быть в порядке после всего, что он рассказал? Лютик не обижен на ведьмака? Как он может быть не обижен на него, не зол, если тот даже ни слова не сумел выдавить в свое оправдание? Как он может помогать ему? Как… Вопросов становилось все больше, а чувство вины росло с каждой секундой, вгоняя мужчину в полнейший ступор. Геральт не понимал решительно ни-че-го. Лютик неловко взмахнул руками, стремясь найти опору, когда его колени подкосились, напоминая барду о пережитом потрясении. Ведьмак, словно очнувшись, мгновенно подлетел к юноше, успев подхватить его прежде, чем тот свалится на пол. Геральту не раз доводилось таскать пьяного Лютика по лестнице после очередной попойки, одергивать, пытаясь уберечь его от опасных действий и ловить, когда тот в очередной раз проглядит корягу под своими ногами. Ведьмак довел эти действия до автоматизма, не задумываясь над ними, выполняя и забывая тут же. Бард привык к крепкой хватке своего спутника, порой чуть более жесткой, чем требовала ситуация. В этот раз, почувствовав стальные руки Геральта на себе, он лишь коротко втянул воздух сквозь сжатые зубы, терпя болезненное прикосновение. Ведьмак замер, не позволяя Лютику отпрянуть. В голове вспыхнула недавняя мысль о хрупкости барда. “Весенний лед, который можно разрушить неловким прикосновением”, повторил про себя Геральт, расслабляя руки и одновременно привлекая юношу, которого била нервная дрожь, ближе к себе. -Ччччто ты делаешь, Геральт? – неуверенно позвал его бард, чувствуя, как касания мужчины становятся непривычно мягкими и бережными. - Лютик… - ведьмак еще сам не знал, что собирается сказать. Он медленно провел рукой вниз по спине барда, успокаивая. Каждый выступающий позвонок откликался в груди Геральта щемящим чувством, впиваясь в память, разжигая пламя вины еще сильнее. В мыслях проносились все моменты, когда он был жёсток по отношению к Лютику, даже не думая о том, что болевой порог обычного человека в разы ниже ведьмачьего. Геральт повел ладонь к его плечу, ощущая пальцами хрупкие кости, проследил удивительно легким касанием выступающую ключицу, поднялся по шее к затылку и с трепетной нежностью прижал голову барда к своей груди, зарывшись пальцами в шелковые кудри. "Тоже ведь нежные, как и сам Лютик" - подумал Геральт. Он был в смятении. Ощущая руками слабость и непрочность барда, он осознавал наличие противоречащей осязанию силы, поразительной, существующей вопреки, легко могущей тягаться с силой ведьмака. Тот был силен физически, морально устойчив к вещам, вызывавшим ужас у большинства людей. Сила Лютика была иного рода. У Геральта не укладывалось в голове, как барду удалось пережить все то, о чем он рассказал. А так же все то, о чем он не рассказал - мужчина мог лишь догадываться, сколько ударов он сам нанес душе Лютика, который даже после всего пытался сделать вид, что все в порядке, беспокоясь за Геральта больше, чем кто-либо, и все так же желая помочь. Рой мыслей жужжал все сильнее, бился в стенках черепа, позволяя выхватить лишь отдельные куски фраз, не желающих складываться в логичные высказывания. Лютик наконец расслабился в его руках, несмело обнимая ведьмака в ответ. Почувствовав робкое касание парня, Геральт затаил дыханье, боясь спугнуть шаткое спокойствие. - Геральт, ты не обязан, - прошептал бард, борясь с желанием прижаться к ведьмаку еще сильнее. – Я в порядке, вот что я хочу ска… - Ты не в порядке, - мягко перебил его тот, - и мне жаль, что я не умею обращаться со словами так же ловко, как и ты. Не мое это. - Это не так уж и сложно, на самом деле. Просто говоришь, что в голову первым приходит, - Лютик немного отстранился, не разрывая объятий, и поднял на Геральта глаза. Тот возвратил ему взгляд, теряясь в яркой голубизне, и прижал барда обратно. - Смотрю на тебя, и сам себя ненавижу. Потому что взгляд у меня наверняка тяжелый. А на тебя ни в коем случае нельзя так смотреть, - хрипло признался Геральт, - И не только за это. Зрение у меня ведьмачье, а слеп я, как попрошайки возле церкви. Про нежить все знаю, первому встречному про беду сотню вопросов задать могу, а тебя за все годы ни о чем не спрашивал. - Еще не поздно, Геральт, - тихо ответил ему бард. – я все еще здесь. - Ты еще здесь,- эхом повторил ведьмак. – Ты еще здесь…