1884 г., конференция в Берлине.
Вэриан поправил очки, смахнул несуществующую пылинку с плеча и потрепал енота, сидящего рядом на небольшом столе. Дорога сюда выдалась тяжёлой, даже утомляющей, улыбаться совсем не хотелось, потому, возможно, он сейчас напоминал серьёзного директора — не того обворожительного из фантазий, а скорее престарелого и уставшего. Девушка вышла на сцену и, заглянув в журнал с записями, мило улыбнулась: — Мы очень рады приветствовать здесь каждого из Вас! Благодарим за ожидание. Лектор прибыл: встретим господина Вагнера с его лекцией о паранормальных явлениях и их сути. — Произнесла она, и зал заполнили одобрительные возгласы и аплодисменты. Вагнер сделал серьёзное лицо, захватив со стола бумаги, и вышел к публике. Его знакомые учёные, разбросанные по всему залу, одобрительно улыбнулись и как-то горделиво выпятили груди, словно павлины. Зал ещё был в некоторой неготовности: шёпотки и переговоры стали тише и реже, но не исчезли. Такое бывает, когда плохая погода не даёт добраться до места вовремя, и публика, естественно, понемногу теряет интерес, стараясь отвлечься от неприятной ситуации. Вэриан подошёл к трибуне из красного дерева, легонько постучал по ней, привлекая внимание, и звуки зала стали совсем тихими, а с началом выступления — замолкли вовсе. — Guten Abend, meine Damen und Herren. — Юноша сам себе кивнул, когда понял, что глаза присутствующих смотрят на него, мягко улыбнулся и поправил стопку бумаг. — В первую очередь хочу извиниться перед всеми вами за опоздание: уверяю вас, на то была уважительная причина. Но не будем на это задерживаться! Не находите ли вы забавным, что люди верят во всё, лишь бы оправдать своё незнание? Мы привыкли верить в духов, монстров и прочую нечисть, только бы нас не посчитали глупыми, ведь мы не можем многого объяснить: на мой взгляд, страшно даже не оказаться глупыми — страшно оказаться в неведении, стать слабыми перед тем, чего мы не в силах пока что объяснить. О психологии подобного явления я уже как-то рассуждал на конференции в Мюнхене, а сегодня я бы хотел уделить внимание одним из представителей подобных выдумок и россказней — призраках. Весьма интересные создания, занявшие особенную роль в мифологии и верованиях каждой страны. Для начала я бы хотел узнать, сколько человек из всех присутствующих верят в призраков и в подобные явления? Из зала подняли руки только пятеро. Вэриан кивнул. — Надеюсь, после этой лекции вы поменяете своё мнение на диаметрально противоположное. Но для начала разберём — что, по мнению незнающих, эти призраки из себя представляют. Большинство парапсихологов склоняются к мнению, что привидение — это умерший человек, чья душа, эдакая духовная сущность, полностью не покинула наш с вами материальный мир, что подразумевает существование чего-то нематериального, аналога мира призраков. Условное загробное царство, рай и ад, мир теней и прочее. В нашей с вами стране в том числе есть даже особое название для подобного типа существ — wiedergänger. Под этим термином подразумевается определённая концепция, понятная из названия «тот, кто снова ходит». К ним часто относят не только призраков, но и вампиров, живых мертвецов и прочее. — Сзади Вэриана начали мелькать фотографии с пятнами и «призраками». — Сегодня нас интересуют именно призраки. Причины такому эффекту называются разные, но наиболее распространённые — это либо неспособность человека принять факт гибели, либо значимое дело, не позволяющее призраку покинуть этот мир, пока оно не будет решено. Упоминается также несправедливость, которое человек пережил незадолго до смерти. В русском языке, к слову, призраки и привидения различаются по критерию частоты появления. В России shatten называют тех из них, кто появляется лишь раз — wiedergänger же возникает время от времени. Интересно, что это так сильно интересует людей, что создаются даже правила и законы, якобы закономерности. Если мы будем копать глубже в этой теме, то поймём, что в мире суеверных личностей существуют сложные схемы — в их понимании это наука. Это действительно похож на науку, но только с первого взгляда: на деле ничего общего, кроме заумных слов, с настоящей наукой данное явление не имеет. Если у вас появились вопросы, можете задать их сейчас. Я буду давать время подумать и задать вопросы, чтобы не отвлекаться во время лекции. В зале послышались шёпотки, после чего все вновь устремили взгляды к Вэриану. Кто-то пожимал плечами, кто-то записывал, однако никто голос так и не подал. — Вопросов нет, я рад. И в эту якобы науку я не верю, уважаемые гости. Думаю, многие здесь разделят мою точку зрения, не так ли? Сколько раз вы встречали экстрасенсов, шаманов и прочих «специалистов» в этой сфере? Сейчас их удивительно много развелось, но я вас уверяю: каждый человек, который клянётся вам в том, что карты, хрустальные шары и прочая ерунда помогут вам связаться с мёртвыми, нагло и подло лжёт. Вы для этих мошенников — не больше, чем кошельки, они вытрясут из вас последние деньги. Здесь мы приходим к тому, что поддержание легенды о духах и потусторонних мирах выгодно для многих людей. О церкви мы уже не заикаемся: это веками выстроенная машина для выжимания из нас денег, однако про это мы поговорим намного позже и не на этой лекции… — Но, позвольте! Нельзя отрицать их существование, многие их видели, и я в том числе! Тем более церковь! Неужели нам станут врать священнослужители? Или Вы сочтёте правильным назвать меня, извините, дураком?! — Возмутился полный мужчина в центре зала, подняв руку. Он почти захлёбывался слюной от возмущения, сидя рядом со своей женой в траурном платье. — Да и что же тогда, после смерти ничего нет? Вы скажете, что это логично? Библия веками поддерживалась, это неприкосновенный документ! Зал немного оживился: кто-то поддакивал мужчине, кто-то наоборот — упрекал его. Вэриан поправил очки, вглядываясь в силуэт в сидении, и, когда разглядел, понимающе кивнул и еле заметно раздражённо выдохнул. Однако улыбнулся. Он успокоил людей и прокашлялся. — Уважаемый мистер Линдгрен, не в коем случае я не считаю Вас сумасшедшим! Я уважаю Ваши работы и с упоением слушаю Ваши выступления о физике и химии! Возможно, Вы могли стать жертвой оптического обмана, как и все здесь присутствующие, кто верят в существование паранормального, однако все мы люди, нам это не чуждо. В вас, как в жертв мошенников, мне верится слабо — мы все здесь личности, которых трудно обмануть каким-то проходимцам и даже опытным мошенникам! Однако нельзя утверждать чего-то на основе высказываний, которые можно легко опровергнуть: для доказательства существования призраков мало рассказов и фальшивых фотографий. Лично я никогда не видел воочию ни призраков, ни ангелов, ни Бога, а потому и верить в них я не могу. Но у людей разный склад ума: кто-то верит и в то, что написано в дешёвой книжонке, но, поймите меня правильно, ни дороговизна обложки, ни качество бумаги, ни даже чернота чернил не делают сказку, написанную тысячи лет назад для развлечения и подчинения народа, правдой. Это всего лишь инструмент в руках правительства, это выгода, а не искреннее желание просветить нас. С такой позицией выгоднее и разумнее, если это слово можно употребить в одном предложении с религией, верить в политеизм египтян: это, так сказать, естественнее. Но и в то, что на небе сидит эннеада, я верить не советовал бы. — Вэриан вздохнул, снял очки и посмотрел в зал, полный теперь пятен, а не лиц. — Все мы понимаем Вашу трагедию, мистер Линдгрен, я лично был на похоронах Вашего сына, но не стоит из-за одной весьма тяжёлой трагедии уходить в мракобесие. Это того не стоит. Вы не найдёте утешение во лжи, какой бы сладкой она не была, остаётся только признаться самим себе: все мы единожды приходим в этот мир и единожды уходим отсюда туда, откуда пришли — в небытие. Нет чего-то до нас и чего-то после нас, потому что вне жизни нет нас самих — для нас мир начинается рождением и заканчивается смертью. Это страшно, но это неизбежно. Я понимаю желание людей в зале поверить в то, что там есть хоть что-то, лишь бы не думать о том, что ваши мысли и сознание навсегда исчезнут, что вы сами исчезнете. Это трудно, почти невозможно представить, это страшно, но это та реальность, в которой мы с вами живём. Жестоко, я согласен, но деваться нам с вами некуда. Обратного учёные пока не доказали, а я верю только в то, что говорит наука. Наука говорит, что Бога нет. В самой религии очень много противоречий. Религия — это упрощение того, что упрощения не терпит. Вэриан вздохнул, снова надел очки и оглянул зал. Все молчали. Он потёр ладони, посмотрел в листы бумаги и размял шею. — Что ж, если ни у кого больше нет вопросов?.. Отлично. Продолжаем. Итак, разберём, как на фотографиях появляются призраки, ангелы и прочая головная боль учёных…***
1885 г., Бамберг.
Солнце медленно выкатилось из-за горизонта, но сделало это так нехотя, словно не людям, а Солнцу идти на работу. Облака лениво плыли по осеннему небу, намереваясь скоро вовсе его затянуть и пролиться дождём на черепицы домов. В очередной раз. Всю ночь и так ливень не оставлял город в покое, и утро выдалось холодным, сырым и совсем неуютным. На улице постепенно появлялись люди, кутаясь в пальто и шарфах; открывались магазинчики, кафе, библиотеки и прочие заведения. Здесь бродили бездомные собаки в поисках еды, прятались по закоулкам коты, надеясь сегодня не умереть от холода или злых ног и голодных клыков, летали птицы, готовясь к зимовке. Вэриан же уже давно был на ногах и шёл через лес, точно те собаки, но вот цель у него была несколько иная. Встал он совсем рано, вместе с отцом, но несколько минут не хотел вылазить из-под одеяла — больно оно было тёплым и больно холодным был воздух в комнате. Отец, правда, скоро затопил, и жить стало немного приятнее. Они позавтракали, Квирин собрался в город по делам, а Вэриан, взяв копию ключей и сунув в рот бутерброд с ветчиной, отправился на поиски загадочной вестницы. Тёмное пальто отлично уберегало от утреннего промозглого ветра. Сильного, ко всему прочему. Это было не самое приятное времяпровождение для нормальных людей, однако довольно забавное для Вэриана — когда ещё можно будет погулять по лесу, оправдывая это своей работой? Руддигер на плечах хозяина с радостью оглядывал окрестности — с радостью, потому что тут явно можно будет разгуляться. Он прыгал, едва не падая, принюхивался, мял лапками плечи Вэриана и только что не улыбался от счастья. Вэриан улыбнулся, вспоминая то, как он с отцом ходил в монастырь. Там, можно сказать, Вэриан вырос — под присмотром монахинь, обученный только доброте и искренности. Он помнил, как играл с друзьями, но чаще всё-таки проводил время с той девушкой — Кассандрой. В детстве Вэриан был не очень общителен, по крайней мере — не очень любил общаться с ровесниками. Да и в общем-то с людьми. Что не меняется — так вот эта его черта. Уже у входа в монастырь Вэриан почувствовал какое-то напряжение, как если бы парень зашёл в комнату с людьми, которые явно ему не рады. Дискомфортно, не смертельно, но выйти хочется. Несмотря на свой дряхлый вид, где-то разрушенные стены, где-то сгоревшие дотла участки, монастырь всё равно смотрелся внушающе, даже устрашающе — особенно повисший наверху перевёрнутый крест с распятием. На мгновение Вэриану показалось, что он услышал хор монашек, снова оказался в солнечном детстве. Весь монастырь, который называли уже как могли — церковью, храмом — был во власти природы и постепенно разваливался, что не мешало ему быть величавым. Половины крыши он лишился ещё во время пожара двадцать лет назад, а остальная часть разваливается по сей день. Огромные двери храма держались ветхо, не были до конца закрыты, а ветер изредка шатал их из стороны в сторону, и стоны старого дерева разносились намного дальше в лес, чем можно было подумать. Казалось, эти крики умирающего здания могли доноситься из глубин ада, эхом ударяясь о стены и тёмную чащу. Вэриан прищурился через очки, пытаясь разглядеть обугленный крест над дверьми монастыря. Когда-то блестящий и золотой символ Бога, ныне стал чёрной от жара и покосившейся ненужной частью разрухи. Хотя, если подумать, он добавлял антуража: подумалось, что кто-то мог специально его перевернуть. Парень даже грустно хмыкнул, вспомнив, как когда-то Кассандра, держа его на руках, рассказывала о постройке монастыря и историю этого креста — его привезла настоятельница из Ватикана. Это хоть и было рассказано давно, Вэриан запомнил хорошо — может из-за того, что говорила это Кассандра — его единственный лучший друг на тот момент, — а может из-за заинтересованности в христианстве, которое осталось в нём по сей день. «Это интересно, но интересно, как хорошо написанная книга.» Вэриан оглядел территорию монастыря — высохшие и обугленные деревья, кое-где виднелось кладбище, которое, казалось, никто не навещал с самого пожара, недалеко от могил стояло широкое и глубокое озеро. Бо́льшая часть могильных плит развалилась и поросла мхом, деревцами, сорняками; памятники на могилах смотрелись устрашающе живыми, словно вот-вот ангел поднимет свои полные скорби глаза на разрушенным монастырь, её рука со свечой дрогнет, ладонь на груди закроет рот, и дрогнут крылья, и ангел упадёт на колени, погрузившись в слёзы и страдания. Парень погладил Руддигера по голове и, вдохнув холодного воздуха, сделал шаг к дверям монастыря. Вэриан конечно мог бы пролезть через окна, но совесть не позволяла так поступить с местом, в котором он рос. Двери со скрипом, что эхом отразился от еле уцелевших коридоров, открылись, а потом, когда учёный прошёл чуть дальше, вновь аккуратно закрылись, что удивило Вэриана — их будто кто-то бережно захлопнул. Когда он сделал шаг в глубь монастыря, отчётливо услышал надрывный шёпот над самым ухом: «Уходи». Но в следующую секунду это показалось просто игрой воображения. И действительно — ветер гулял по коридорам, обдумывая голову. Вагнер усмехнулся своим же мыслям и поплёлся дальше, в зал молитв, где Рапунцель и видела «дух». Это место не вызывало совсем уж тёплых воспоминаний или особой ностальгии — скорее, как и любые другие руины, немного навивало тоску по быстротечности времени. Здесь было жутковато, но не более. Возможно, это он бессердечный, может — другие чересчур сентиментальны, но приходить сюда дважды без особой причины он не видел смысла: в конце концов, здесь опасно. Дойдя наконец до молитвенного зала, Вэриан ощутил какое-то опустошение — крыша обрушена, стёкла выбиты, всё обуглено. Ему даже показалось, что он ошибся местом, словно попал в нереальность. Это трудно описать словами: место, так или иначе близкое сердцу, и так ужасно выглядит сегодня. Что-то точно не вязалось: прошлое и настоящее явно не стыковались между собой у него в голове. Ну, это пока. С непривычки всё бывает. На удивление тому, что крыша обвалена, осколков видно не было — кто-то их вынес и постарался очистить весь монастырь, но всё же здесь царил тихий ужас. У пьедестала сохранились несколько икон, а крыша над ним каким-то чудом обвалилась лишь частично: часть угрожающе висела и качалась на холодном ветру. Полые места у потолка, которым Вэриан не мог дать объяснения и никогда не понимал, зачем они вообще нужны здесь, были чем-то заполнены. Чем-то вроде сушёных цветов и книг, но Вэриан не мог быть уверен — чётко он не видел, а залазить туда слишком рискованно, хоть рано или поздно придётся — возможно, именно там прятался или прячется тот человек, который зажигает свечи. Какой-нибудь бездомный верующий, может, разбойник, вандал или кто ещё. Сектант, в конце концов. Все лавки и генофлектории были убраны, остался только пьедестал, и тот испорчен. На мгновение Вэриану показалось, что он видел кого-то у пьедестала — какую-то тёмную фигуру, но, когда он обернулся, никого так и не увидел, потому сослал это на пасмурную погоду и возможное волнение. Однако спросить всё же решил? — Здесь кто-нибудь есть? Я не наврежу Вам! Появилось ощущение, что кто-то смотрит на него из-за угла, будто наблюдает, сверлит взглядом. Вэриан глубоко вздохнул, потирая переносицу, поправил очки и оглянулся. Ничего и никого. Они с Руддигером переглянулись, и Вагнер спустил енота на землю. — Пробегись. Осмотри тут всё, только аккуратно. Доложишь. — Вэриан выпрямился, а енот скрылся. — Здесь кто-нибудь есть? Ответьте мне! Я вовсе не собираюсь причинять вам вред, кто бы вы ни были. Я учёный. Можем мы поговорить? Никто так и не ответил, но шаги словно замедлились, а вскоре и вовсе остановились. Человек стоял на месте, причём очень долго. Вэриан попытался вглядеться в коридоры через поломанные открытые двери, поправив очки. Но там было пусто. Абсолютно. — Да что ж такое… — Вы заблудились? — Мягкий женский голос раздался позади парня. Вэриан едва не подпрыгнул на месте, схватившись за сердце и только успев сквозь зубы прошептать «scheisse» и тут же прикрыть себе рот по привычке. Он обернулся и увидел девушку в чёрной рясе с кожаным, явно дорогим, поясом. Одежда была похожа на монашеское одеяние, однако без вуали и в принципе без покрытой головы. Девушка дёрнулась, видимо, испугавшись; лицо у неё было настороженное, напряжённое: тонкие брови сведены к аккуратной, почти кукольной переносице, бледные губы напряжены, а челюсти стиснуты. Волосы у неё были чёрные, собраны в какой-то пучок сзади, из которого выбивались кудрявые пряди. Она будто долго работала, но её прервали. — Простите, я Вас напугал? — Вэриан извинился, немного поклонившись. Он растерянно осматривал её, не понимая, что произошло и что делать. — Я не ожидал увидеть Вас за моей спиной, не слышал, как Вы подошли, ещё раз простите… меня зовут Вэриан Вагнер. А Вы…Как, простите? Девушка стояла пару секунд в некотором ступоре, после чего вскинула бровь и поставила руку на талию, выпрямилась, но глаза её всё ещё смотрели с подозрением, выглядывали подвох, странность в появлении в руинах молодого человека с неизвестным желанием. — Моё имя? — Она повторила этот вопрос так, будто впервые его слышит. — Оно всегда удивляет людей вокруг. Я Кассандра. Наверное, это я Вас напугала, господин Вэриан? И Вы совсем ничего странного не находите в самом существовании этой беседы? — Действительно странно. — Вэриан усмехнулся и осмотрел полуразрушенный зал — разрушенную божественную святыню. — Что здесь делает молодая девушка? Не самое райское место — особенно для дамы. — А что здесь делает молодой мужчина? — Кассандра наклонила голову на бок и ехидно усмехнулась, скрестив руки на груди, чем её словно подчеркнула. — Не самое райское место — особенно для господина. — Резонный вопрос. — Отметил Вагнер, качнув ладонью, и поправил очки, получше вглядываясь в глаза девушки. — Но я первый спросил. Кассандра осмотрела его сверху-вниз, потом шагнула чуть ближе, словно сомневалась в его реальности, помолчала пару секунд, а потом пожала плечами и подозрительно сощурилась. Мелькнула мысль, что, будь у неё хвост, она бы придирчиво махнула им, как Руддигер, когда в миску ему кладут нечто невкусное и «скучное» — да и взгляд у неё был такой же показательно странный: она будто говорила глазами, что считает Вэриана либо на голову не совсем здоровым, либо просто лжецом. — Я держу монастырь в порядке. Мне жаль это место, несправедливо его так бросать. — Наконец ответила она, и Вэриан неосознанно выдохнул. — Раньше здесь было иначе. Голос у Кассандры вдруг изменился и стал тоскливее, а взгляд она увела на разбитый витраж, где когда-то ангелы окружали Деву Марию. Вэриан проследил за её взглядом и кивнул, опустив плечи от досады. Осколки с ликами ангелов, их крылья и маленькие ножки ещё торчали из каменных стен, но выглядели устрашающе — словно дети вытягивали конечности из холодной темницы монастыря. Ещё немного — и, наверное, будет слышен крик детей в день пожара: от страха, от боли, от ужаса. — Раньше здесь не было пожара. — Вэриан качнул головой и посмотрел на Кассандру. — Я здесь, чтобы опровергнуть легенду о призраке монастыря. Я учёный из Трирского университета. Вы ведь давно в Бамберге, раз слышали о пожаре? Я вас не помню здесь раньше. Девушка снова пожала плечами. — Я не совсем местная. Моя семья переехала много лет назад, мы не очень любим людные места, поэтому не часто появлялись где-то. — Она сжала руки, продолжая разглядывать разбитый витраж. По глазам было видно, что Кассандра будто пытается собрать его, вернуть то время, восстановить его из осколков. — Мама была инвалидом, она была очень больной женщиной, не ходила на работу, а отец погиб на войне. Вам негде было меня видеть — я всё детство просидела дома. — Сочувствую. — Вэриан стыдливо потупил глаза в пол и закусил губу. Ощущение, что это он подтолкнул девушку рассказать что-то настолько личное и трагичное накрыло с головой, он уже готов был извиниться, но Кассандра махнула бледной рукой и, посмотрев на него, улыбнулась. — Бросьте. Это не самое ужасное, что может случиться в жизни — мы были не бедные, так что историй про несчастное голодное детство, как Вы могли заметить, у меня вовсе нет. А Вы? — Что? — Я рассказала о себе. Вы не хотите что-то мне рассказать взамен? Не зря же мы тут встретились, надо чем-то и время занять. Или Вы спешите работать, мистер Вагнер? Разбежались — волосы назад. — Она усмехнулась. Ему показалось, что даже как-то злобно посмеялась. Вэриан хмыкнул и, посмотрев наверх, повёл плечами. Свисающий с укреплений кусок крыши, покачивающийся на холодном ветру, никакого доверия не внушал. — Давайте лучше на улице поговорим? Не хочется стать отбивной. — Он стал оглядываться в поисках Руддигера и хотел было уже свистнуть, но Кассандра коснулась его руки и отрицательно покачала головой. — Что-то не так? — Здесь нельзя шуметь, мистер Вагнер. — Заметила она, осматриваясь, точно их мог кто-то подслушать, и понизила голос до шёпота, встала на носочки и наклонилась к его уху. — Вас могут услышать. От близкого шёпота по телу прошлись мурашки и прежде, чем он успел что-то сказать, едва справившись со смущением и щекоткой, Кассандра уже улизнула от него, направившись в сторону выходу и покачивая бёдрами, словно кошка. Внизу что-то заскребло, и Вэриан обнаружил Руддигера, взбирающегося по его ноге. Енот выглядел немного уставшим, но, несмотря на своё занятие, смотрел вслед Кассандре. Ей, кажется, очень нравилось его смущать, пугать и вводить в разные краски: от бледной от стыда и страха до красной от смущения. Вагнер потёр ухо, на которое она ему шептала, и поспешил за ней. Кассандра показалась очень интересной личностью: женщин, выросших в стенах дома, и при том не имеющих никакой скованности при общении с мужчинами, не имеющих страхов перед миром и при том раскованных, как будто бы немного циничных, он ещё не встречал. Странная смесь. На смену образу гувернантки пришла картина того, как юная Кассандра в платье с грязным подолом лезет на яблоню назло своим учительницам, на лице её играет злобная усмешка, а глаза сверкают, как у змеи. — Сдаётся мне, — Начал он, когда они вышли, — в детстве Вы были, так сказать, бунтаркой? — Маминым горем. — Кивнула Кассандра, заведя руки за спину и до этого рассматривая озеро. Она повернулась к нему с лукавым блеском в глазах — таким же, который мог бы быть у неё, когда она в двенадцать лет лезла на яблоню. — Но мы о Вас хотели поговорить, мистер Вагнер. Вы ведь тоже слышали о пожаре? Вэриан помолчал, обдумывая свои слова, потом кивнул и вздохнул, поглаживая Руддигера по шее. Енот радовался и ластился под руки хозяина, а тот улыбался. — Я вырос в Бамберге. Моя мать была чересчур набожной — это всё, что я о ней помню. Ещё она сильно расстроилась, что сгорел монастырь, потом заболела и через год умерла. Отец тоже верующий, но не так сильно. Меня они отдали в этот монастырь, когда я только научился ходить, чтобы мне привили любовь к христианству и Богу, чтобы научили верить. Любовь мне в итоге привили, а веру — забыли. — Он усмехнулся. — Так Вы не верите в Бога? — Кассандра наклонила голову набок и, кажется, была озадачена. — А Вы верите? — Вагнер перевёл на неё взгляд и вскинул одну бровь. На её кивок его улыбка стало снисходительной. — Не переживайте, это лечится. Сказано было больше рефлекторно, чем специально, и Вэриан поджал губы, когда понял, что сказал. Ему показалось, что это была всего лишь мысль в его голове — оскорбительная, для кого-то ужасная и непозволительная. Смешок он пытался сдержать ровно до того момента, когда Кассандра сама посмеялась себе в кулак, тоже, видимо, надеясь остаться незамеченной. — Простите, это случайно вылетело. — Сквозь лёгкий смех прошептал Вагнер. Кассандра махнула рукой, после чего прокашлялась и вскинула голову. Она повернулась к нему лицом, снова рассматривая его. Вэриан поймал себя на мысли, что это невежливо и даже странно, однако не в его положении такое говорить — тем более, что самому хотелось рассмотреть незнакомку получше. Кассандра обладала странными чертами лица, она действительно была похожа на лик святой, но святой мученицы. Оттого не менее красивой и какой-то притягательной. — Вы здесь были во время пожара, мистер Вагнер? — Спросила наконец Кассандра. При этом лицо её снова поменялось: стало вновь настороженным, точно она впервые видела Вэриана, а руки она с явным трудом держала при себе, сдерживая их от попытки коснуться его лица. — Был. Может, если бы не одна девушка, остался бы тут. — Он опустил взгляд на её ладони, нервно сжимающие друг друга. Аккуратные, бледные, как мел, с синими ногтями от холода. — Вы замёрзли? Я могу дать Вам свитер. Или проводить Вас до дома? Вы одна здесь? Кассандра посмотрела на монастырь, точно разглядывая что-то, помедлила с ответом и неуверенно кивнула. Потом протёрла глаза, соглашаясь охотнее, а Вэриан обернулся на окна монастыря. Тёмные, жутковатые, с разбитыми от жара витражами и их осколками. — Я в порядке. Просто не хочется уходить. — Отозвалась девушка, потом как-то неопределённо качнула головой. — Мне совсем не холодно, всё хорошо… Вэриану показалось это ложью. Он чуть нахмурился и коснулся её ладоней, ужаснулся, распахнув глаза, и возмущённо посмотрел на Кассандру. — Зачем Вы мне врёте? Заболеете же, мне потом стыдно будет, неудобно. А если вовсе умрёте? — Не дожидаясь ответа, Вагнер снял с себя пальто и протянул его Кассандре. — Не вздумайте снова возражать. Мне важно, чтобы Вы были в полном порядке. Девушка смотрела на него несколько обескураженно, однако пальто осторожно взяла и кивнула, проговорив негромкое «danke». В этом её произношении Вэриан уловил нечто странное, что-то не совсем немецкое. Он задумался: может, диалект? До этого она говорила почти чисто, он даже и не собирался рыться в её происхождении, однако сейчас подчеркнул, что, вообще-то, с самого начала разговора Кассандра говорит с лёгким, почти неощутимым акцентом. Знакомом, но из-за своей неуловимости — совсем непонятным. — Извините, Вы говорили что-то о своей семье? Вы не местная. Откуда Вы родом? — Вэриан заметил лавку у озера и жестом предложил присесть. Кассандра согласилась, укутавшись в его пальто, снова пожала плечами и заговорила: — Не так важно. На Родине я часто не бываю, поэтому не думаю, что моё происхождение сильно повлияет на что-то. Или Вас интересует другой момент...? Она многозначительно посмотрела на него и вскинула бровь. — Нет, что Вы, я вижу, что Вы не еврейка. Мне показалось, что у Вас акцент — не могу понять, какой. Очень знакомо звучит, но не могу до конца понять. Или у Вас особенность речи? — Нет, я иностранка, тут Вы правы. У меня есть небольшой акцент, но мне говорили, что в каждой женщине должна быть загадка — пусть моя родная страна будет этой загадкой для Вас, мистер Вагнер. — Кассандра кокетливо улыбнулась и положила ногу на ногу, сомкнула руки на животе. Она пристально следила за водной гладью. — А Вы не курите, мистер Вагнер? — Не то чтобы часто. Только когда выпью или нервничаю. К чему Вы спрашиваете? — Хотела попросить у Вас Glimmstängel, но, вижу, у Вас нет с собой. — Разочарованно ответила девушка и поморщилась, глядя на небо. — А Вы курите? — Только когда выпью или нервничаю. — Передразнила Кассандре и кивнула. — Курю, мистер Вагнер, в тайне ото всех, кроме незнакомцев. — И если мы с Вами станем чуть больше, чем незнакомцы, Вы..? — О! — Девушка выпрямила спину и снова посмотрела на Вэриана, усмехнувшись. Она наклонила голову набок, оперевшись локтем о спинку лавки, и подпёрла ладонью подбородок. — Тогда Вам придётся забыть о том, что я только что сказала и об этом разговоре. Когда подумаете, что мы с Вами ближе, чем незнакомцы — представьте, что мы только что познакомились! Так будет проще, и тогда я начну скрывать от Вас, что курю по три или четыре сигареты. — По одной на приём пищи? Вы же сказали, что курите только когда волнуетесь? — Вэриан глянул на часы и захлопнул крышку. — Вы мне наврали? — А кто сказал, что моя жизнь спокойная? Стресс, мистер Вэриан, только стресс! Поседеть бы мне — я бы поседела, да только гены не те, чтобы стареть рано. Вы знаете, моя мать в шестьдесят совсем не выглядит даже на пятьдесят! Вы бы не дали ей больше сорока или сорока пяти, если бы увидели. Про свой возраст я тоже не скажу, потому что Вы явно думаете, будто я моложе, но запомните, что не всё, что Вам кажется — правда. Это всего лишь кажется. — Она обмахнулась рукой и посмотрела на него с хитрым блеском в глазах. Всё, что она говорила, явно было шелухой, такие разговоры заводились тогда, когда интересные темы кончались, и надо было бы закончить разговор. — Я так полагаю, — Вэриан поправил очки, — у Вас весьма интересная семья, мисс Кассандра. И Вы сами очень таинственная девушка. Доведу до Вашего сведения, что я только что с Вами познакомился. Очень на это надеюсь. Кассандра потёрла пальцы и выпрямила спину, снова рассматривая озеро. Она пожала плечами, поправила волосы. — Тогда приятно познакомиться. Я совсем не курю, Вы знаете? У меня аллергия на табак: горло отекает. И никому не говорите, что Вы видели меня здесь — боюсь, маменька меня неправильно поймёт, а то и надумает чего… — Не скажу. Буду очень рад, если завтра мы снова сможем встретиться где-то здесь, но, разумеется, вряд ли я Вас здесь увижу — Вы дама, кажется, очень воспитанная, по развалинам ходить не станете? Она помолчала, словно раздумывая, и Вэриан закусил губу. Он надеялся, что она согласится и откуда-то знал, что так и будет, но волнение одолевало его с каждой секундой всё больше. — Разумеется — я не хожу по развалинам. Может, я Вам вообще здесь показалась? Сделайте вид. Но завтра придите к обеду поближе, покурите, — вдруг я снова Вам покажусь? — Кассандра улыбнулась и, наклонившись к его лицу, как девочка, которая сейчас доверит какой-то секрет мальчику, прошептала: — Только никогда не смотрите назад, когда идёте из монастыря. А то я обижусь и перестану Вам мерещиться. — Не буду, разумеется, если будете обращаться ко мне на «ты», мисс Кассандра. — Буду, если будешь звать меня просто Кассандрой.