Сказка о двух сторонах

      Время пролетело незаметно. Эмма быстро поняла, что слизеринцы со старших курсов ищут слабости у всех и, видимо, не испытывают излишне сильного недовольства из-за того, что её семья была на Гриффиндоре. Пока она не давала поводов её ненавидеть, они сохраняли нейтралитет. Девочка подружилась с Нарциссой, и даже Люциус иногда помогал ей с домашними заданиями по Трансфигурации взамен на выполнение его маленьких поручений. Одну вещь Эмма осознала сразу — здесь всё было взаимовыгодно и позволено. Но если ты покажешь свою слабость, кто-то найдёт способ её использовать. Проявишь силу — и внезапно обнаружишь людей, которые захотят дружить с тобой.       В такие моменты она скучала по Джеймсу, его прямоте и честности. Кроме того, его ловкость в Трансфигурации могла помочь ей. МакГонагалл любила его и в той ситуации, где другого бы отправили на отработку — Джеймса просто отпускали со строгим предупреждением. Несколько раз.       Эмма же была лучше в Зельеварении, которое вскоре стало её любимым предметом. Более того, она была одной из любимых учениц Слизнорта. Он ставил её в пару с Лили Эванс и, если их зелья получались идеальными, разрешал забрать их себе. Само собой разумеется, Северус Снейп был не очень доволен этим. Слизеринцы давили на него из-за дружбы с грязнокровкой, тем более гриффиндоркой, поэтому они не могли видеться так часто, как хотелось бы.       Соседки по комнате вскоре стали её самыми близкими подругами, хотя Поттер не забыла отомстить Хелен, сделав её шампунь розовым. Но никто не заподозрил в этом Эмму, всё списали на ошибку доставки. К слову, причиной большинства проблем были гриффиндорцы. Хоть о ненависти Слизерина и Гриффиндора ходили легенды, последние питали особую ненависть именно к Эмме, которая благодаря Сириусу была теперь известна как предатель собственной семьи. Все решили забыть о том, что она не сама выбирала факультет, куда её распределила шляпа. К счастью, Джеймс игнорировал слова своего друга. Позже двойняшки встретились ночью в Астрономической башне, где обнаружили, что папа подарил им мантию-невидимку. После этого дважды в неделю они ночью выбирали место в замке и исследовали его. Эмма и Джеймс смеялись с Филча, который был очень раздражён из-за миссис Норрис, мяукающей в пустоту.       Однажды октябрьским вечером двойняшки обнаружили кухню. Домашние эльфы суетились вокруг них, пытаясь удостовериться, достаточно ли они съели пирогов с патокой, тыквенных пирожных и горячего шоколада с крошечными зефирками. Джеймс взволновано сообщил сестре, что у Сириуса скоро день рождения, и Эмма нарисовала торт, который могли бы для него приготовить эльфы. Хоть они и не ладили с Сириусом, девочка хотела помочь Джеймсу, втайне надеясь, что ненависть Блэка — это просто что-то показное. Со слов брата, он казался совершенно другим человеком.       Домашние эльфы сделали великолепный торт в форме льва, а Джеймс заколдовал его так, чтобы тот встряхивал гривой и рычал. Эмма же нашла заклинание, которое заставило его говорить. Первая попытка была довольно смешной: Джеймс пытался подражать голосу Сириуса, но голос льва, в итоге, больше походил на голос Питера Карсона — довольно глупого парня с Пуффендуя, — историями о котором они часто обменивались. Вторую попытку они решили отложить на несколько дней, так как у них от сладостей разболелись животы, на что мадам Помфри многозначительно покачала головой.       Потом внезапно наступили рождественские каникулы и пришло время уезжать домой. Мама была в восторге, повторяя, что без них дом был не тот. Сириус и Регулус согласились спросить своих родителей, могут ли они вернуться домой на Новый Год. Когда они ехали в каретах к поезду, Сириус пошутил, что их мать будет в восторге от возможности попытаться женить его на чистокровной, но не на одной из его кузин. Они все смеялись над этим, даже Эмма. Она поймала его взгляд, и на долю секунды между ними возникло взаимопонимание.       В поезде Эмма сидела с Алекто и еще несколькими первокурсницами. Они вспомнили последние четыре месяца и поразились тому, как быстро прошёл год. Эмма и Алекто позабавили остальных, показав несколько заклинаний, которые выучили сами. Они наслаждались возможностью использовать магию, ведь на каникулах это было запрещено. Эмма была в процессе превращения шоколадной лягушки Алекто в жёлтую, когда староста Слизерина открыла дверь в купе.       — Слушайте все! — начала она, прежде чем нахмуриться. — Алекто, на твоём месте, я бы не ела эту лягушку. — До этого шоколадная, лягушка приобрела мутноватый цвет с жёлтым оттенком. Не стоит говорить, что это выглядело не очень аппетитно. Алекто хотела начать оправдываться, но староста подмигнула: — Если я об этом не услышу, то не смогу вычесть баллы. В любом случае, я просто хотела сказать, что мы подъезжаем к Лондону. Вам лучше переодеться.       — Оу-у-у, — протянула Софи Паркинсон, печально смотря на свою школьную одежду. — Я надеялась показать родителям мою нашивку Слизерина.       — Я тоже, — согласилась Люсинда, — они будут счастливы. — Она перебросила волосы через плечо. — Зелёный всегда был моим цветом.       Все засмеялись и начали снимать чемоданы, чтобы сменить одежду.       — Ой, я забыла свой джемпер в чемодане Джеймса, — сказала Эмма.       — Очень странно, что он у Джеймса, — удивилась Люсинда. — Я имею в виду, как он там оказался?       — Мы распихивали наши вещи в оба чемодана, когда ехали в Хогвартс, — сказала Эмма с виноватым видом.       Остальные девочки рассмеялись, качая головами, но Алекто посмотрела на неё с пониманием. Она и Регулус знали, что Эмма до сих пор скрывала от родителей свой факультет.       Открыв дверь, она вышла из купе, высматривая Джеймса. Эмма так сосредоточилась на поиске, что случайно столкнулась с кем-то.       — Ой, прости, — извинилась девочка на автомате.       — Оставь свои извинения при себе, — усмехнулся Северус Снейп. — Ты можешь обмануть кого угодно, но не меня.       — Что?       — Ходишь по школе, будто она тебе принадлежит. Ты так похожа на своего брата, что меня аж тошнит. Притворяешься, что ты слизеринка? — он понизил голос. — Что ты такого для них делаешь, чтоб получить особое положение? Расскажи мне! — он схватил её за запястье, и Эмма ахнула, пытаясь высвободиться из его хватки. — Как они позволяют тебе общаться с гриффиндорцами? Хорошо, не говори. Подумай, как долго ты сможешь продержаться, пока все не поймут, что ты просто жалкая, коварная гриффиндорка и…       — И что, Нюниус?       Сириус Блэк появился в проходе, невозмутимо крутя палочку в руках, и выглядел так, будто ему плевать на всё в этом мире.       — Я думаю, что он собирался сказать, что ему нужно помыть свои жирные волосы, — к Сириусу присоединился Джеймс с кривой усмешкой на лице.       — Знаешь что, Джеймс? Я сегодня излишне благосклонен. Почему бы нам не искупать его?       — Отличная идея, Сириус.       — Скордифай! — закричали они в унисон, и среди прядей слизеринца начали появляться мыльные пузырьки. Когда он попытался их смахнуть, пузырей стало ещё больше. Снейп выругался и направился в туалет, бросив через плечо грозный взгляд.       — Спасибо, — сказала Эмма, поворачиваясь к Сириусу.       — Я просто хотел что-то сделать, — он пожал плечами, — мне было скучно.       Они оба знали, что это не так, поэтому Эмма искренне ему улыбнулась и простила всё, что он наговорил в начале года. Девочка была немного смущена тем, что Джеймс пришёл, чтобы спасти её. Снова. И ей придётся ему всё рассказать. Сейчас она не могла отступить. Они не могли скрывать что-либо друг от друга. Джеймс смотрел на неё своим фирменным взглядом «беспокоящегося брата», но знал, что будет лучше, если об этом спросит Сириус.       — Итак, — начал Блэк, положив руку ей на плечо, — что привело тебя в эту часть поезда? Давай познакомим тебя с остальной частью нашей банды. — Они зашли в купе, и Сириус указал на невысокого, пухлого мальчика: — Это Питер. Нет, он не из Пуффендуя, и он классный. А это, — он указал на другого мальчика с каштановыми волосами, который застенчиво помахал ей: — это Ремус.       — Привет, — неловко поздоровалась Эмма. Она знала их, но лично знакома не была. Девочка хотела ближе познакомиться с друзьями брата, но до прибытия поезда оставалось около пятнадцати минут. — Джеймс, у тебя есть мой джемпер?       За это она любила его. Ему хватило взгляда на её школьную форму, аккуратно сложенную в руках, чтобы всё понять. Он молча достал джемпер, принадлежащий ему, но он по размеру подошёл и Эмме, так что это не имело значения, и резко заявил, что его братским долгом будет убедиться, что она благополучно вернётся в своё купе. Его друзья продолжили заниматься своими делами, когда они вышли наружу. Эмма натянула джемпер, края рукавов которого, по иронии судьбы, были красно-золотыми. По крайней мере, она надеялась, отец ничего не заметит, пока они не вернутся домой. В своих письмах она тщательно игнорировала любые темы, связанные с гостиной факультета. Девочка тактично отвечала на вопросы такими ответами: «Ты был прав насчёт сгоревших кресел! То, что слева от камина — моё любимое». Правда и ложь одновременно.       — Ты ещё не сказала им? — тихо спросил Джеймс.       — Я думала, что так будет лучше, — ответила Эмма.       Брат посмотрел на неё особым взглядом, предназначенным для идиотских ответов. Они вместе рассмеялись, но вскоре стихли.       — Всё будет хорошо, — заверил Джеймс.       — Возможно, с мамой. Но ты можешь представить реакцию папы?       Раздался свист, оповещающий о том, что поезд прибыл на станцию.

***

      — Ну? — взволновано уставился на них Чарльз Поттер, пока их мама пошла проверять еду. — Дайте мне увидеть вашу форму!       Они сидели в гостиной у камина, наблюдая, а иногда помогая маме готовить фирменное блюдо — воскресное жаркое. Не важно, что была суббота. Это блюдо всегда было любимым у Джеймса и Эммы, и даже жаркое в Хогвартсе не могло с ним сравниться. Родители, смеясь в нужных местах, быстро выяснили любимые предметы детей: Джеймс любил Трансфигурацию, как и мама, Эмма разделяла талант папы к Зельеварению и им обоим нравились Заклинания.       Поттер-старший пошутил, что все другие предметы и в подмётки не годятся квиддичу, поэтому на втором курсе их ожидает ещё один разговор о том, кем бы они хотели быть в команде. Когда Джеймс и Эмма начали дразнить друг друга, что будут вести свой собственный счёт, Чарльз подумал, что они говорят об отборочных испытаниях.       Джеймс побежал по лестнице, а Эмма последовала за ним, задаваясь вопросом, что же делать. Мальчик внезапно остановился посреди коридора и повернулся к ней, но сестра завела его в комнату. Она знала, как много для него значит быть гриффиндорцем и как долго он сдерживался ради неё. Кроме того, у Эммы был план. Ну, половина плана. Она уставилась на мантию со змеёй и зелёной подкладкой, которая была сложена в верхней части её чемодана, и глубоко вздохнула.       — Мама, — закричала она, — я не могу найти свой чемодан!       — Он на твоей кровати, дорогая, — ответила Натали.       — Но его там нет. Куда ты его положила?       Как и ожидалось, мама поднялась в комнату. Когда она увидела Эмму возле чемодана, она яростно нахмурилась и уже открыла рот, чтоб ругать её, но быстро закрыла дверь за собой, когда увидела мантию дочери.       — О, Эмма, — вздохнула она, и девочка заплакала, обняв маму.       — Мне так жаль, — всхлипнула Эмма. — Я не знала, как тебе сказать, а папа… — она шумно выдохнула. — Я не знаю, что скажет папа. Я не хотела всё испортить для Джеймса. Я не специально.       Натали Поттер вздохнула и взяла с тумбочки салфетку. Пока её дочь вытирала нос, всё время вздыхая, она уже не в первый раз задумалась о влиянии факультета. Конечно, это помогало найти друзей с одинаковыми базовыми чертами характера, а исследования показали, что это позволяло легче влиться в коллектив, но… проблема была в соперничестве. Сама она участвовала в соревновании Когтевран–Пуффендуй, но Гриффиндор и Слизерин были чем-то совершенно другим. В этом и проблема. Чарльз был не единственным, кто продолжал это соревнование даже после выпуска. Она скрыла улыбку, глядя на дочь и думая о хитрой уловке, которая позволила Эмме привести её в комнату. В ней было так много Чарльза — гордого, не желающего показывать страх. Она задалась вопросом, почему её дочь не в Гриффиндоре? С другой стороны, Эмма была более тихой и осторожной, по сравнению с Джеймсом. Она подумала о словах дочери: «Я не хотела всё испортить для Джеймса».       Они долго ждали детей, и Натали была рада, что у неё двойняшки. Сначала она волновалась из-за слухов о соперничестве, драках, проблемах с двойняшками, но Джеймс и Эмма были как две части одного человека. Они, казалось, чувствовали, когда им нужно помочь друг другу, и это успокаивало её. Когда дети отправились в Хогвартс, она надеялась, что соперничество между факультетами не разлучит их.       Спустя время рыдания Эммы стихли, но потребовалось много слов утешения, прежде чем она спустилась вниз. К тому моменту Джеймс уже держал в руках воображаемый меч и, в свойственной ему гриффиндорской манере, рассказывал отцу о своих приключениях с Полной Дамой и её глупыми паролями.       — А вот и она! Твоя мантия нашлась? Иди сюда и покажись своему старику.       Джеймс неловко смотрел со стороны, желая помочь, но не зная, как именно. После минуты слабости Эмма стала смелее: ей не хотелось, чтобы папа думал, что она не унаследовала ни единой гриффиндорской черты. Она подошла к отцу, который обнял её и закружил, смеясь. Только когда Чарльз вернул дочь на пол, он заметил цвет внутренней стороны её мантии.       — Эмма, — сказал он сдавленным голосом, — я думаю, они перепутали твою мантию.       — Нет, — сказала она, показывая вышитого львёнка на внутреннем кармашке, — я в Слизерине, папа. Разве я об этом не писала в письмах?       — Нет.       — Эмма, — предупредила её мама, но теперь девочка не могла остановиться. Она почувствовала, как её охватывает безрассудный гнев. Это было сюрреалистично.       — Что-то случилось, папа? — передразнила Эмма. — Ты думал, что я попала в Гриффиндор только потому, что Джеймс там?       — Они ошиблись, — сказал он, качая головой. — Никто из моих детей не может быть в Слизерине. Он недостаточно хорош для тебя.       — Ну, так решила шляпа. Или, может, это я недостаточно хороша для тебя?       — Может быть, — согласился Чарльз, прежде чем понял, что сказал. — Эмма, я не…       — Мама! — воскликнул Джеймс. — В духовке что-то горит!       Это было правдой.       — Лук, — застонала Натали, бросаясь за своей палочкой.       В итоге, жаркое спасли, но ущерб уже был нанесён Чарльзом. Джеймс молчал во время всего обеда, а Эмма бездумно ковыряла вилкой в тарелке. Когда с едой было покончено и дети ушли спать, Натали бросила укоризненный взгляд на мужа.       — Ты мог бы справиться с этим лучше.       — Я знаю.       — Она твоя дочь, Чарльз. Не какой-то предубеждённый тупоголовый дурак, с которым ты учился. Она тот же человек, которым была этим летом. Дети, с которыми она была распределена, не несут ответственности за преступления нашего поколения и Грин-де-Вальда. Они, вероятно, даже не знают о ненависти к магглам. Эмма — не все. Всё, что ей известно — это страх, что папа больше не будет любить её из-за решения старой шляпы, которой две тысячи лет.       — Я знаю, — ответил Чарльз немного сердито.       — Ты должен это исправить.       — Я знаю, — вздохнул он, проведя рукой по непослушным волосам, которые унаследовали их дети. Теперь он был совершенно седым, что служило воспоминанием о том, как поздно у них появились Джеймс и Эмма. Они знали, что сейчас каждый год на счету.       Эмма уже собиралась выключить свет, когда услышала стук в дверь.       — Можно войти? — спросил Чарльз, просовывая голову в дверной проём.       — Ты уже зашёл, — проворчала она, тайно надеясь.       Он тяжело сел на край кровати, расправляя одеяло, которое она скомкала.       — Не скажу, что я не разочарован, что ты не в Гриффиндоре. Я не буду врать. И должен признать, что Слизерин стал для меня шоком. Но знаешь, Эмма, я открою тебе маленький секрет. Причина, по которой большинство гриффиндорцев и слизеринцев ненавидят друг друга, заключается в том, что они похожи. Гриффиндорцы «надевают» смелое лицо и делают вид, что ничего не боятся. Слизеринцы же слишком горды, чтобы признать, что им время от времени нужна помощь. И оба яростно верны своему факультету. Но слизеринцы никогда не признают, что они рады тому, что гриффиндорцы попробовали что-то первыми, а гриффиндорцы будут отрицать тот факт, что они хотят добиваться успеха, как и слизеринцы. Мне просто грустно, что я не смогу поделиться своим опытом о Хогвартсе с тобой. Вот и всё.       Эмма задумалась, затем сунула руку под кровать и достала серебряную мантию.       — Мы можем поделиться этим.       Чарльз засмеялся и взъерошил волосы дочери. За первый семестр они выросли почти до плеч. Ещё одно различие между ней и Джеймсом.       Он надеялся, что на этом различия закончатся.