Сказка о двух сторонах

      — Повезло, что в начале года я украла немного Оборотного зелья, — сказала Эмма, смотря на жидкость, которую Регулус переливал во флаконы.       Они устроились в одном из углов гостиной Слизерина. Эмма сделала вид, что проспала, когда Алекто сообщила, что идёт на завтрак — так себе подвиг, учитывая сильное похмелье Люсинды и Софи. Вечером накануне Хелен даже не вернулась в их комнату. Сокурсники Барти уже давно покинули гостиную. Никто не хотел вызывать недовольство МакГонагалл, особенно принимая во внимание то, что в следующем году их ожидают СОВы. Всем было известно, что профессор могла помочь советом тем, кто, по её мнению, старается изо всех сил. Судя по всему, Барти в помощи не нуждался, поэтому он не беспокоился о том, что сейчас пропускает Трансфигурацию. Чего никак нельзя было сказать о плане, который они хотели воплотить.       Парень с сомнением посмотрел сначала на Эмму, а затем на зелье:       — И какая же моя выгода из всего этого?       — Прямая рекомендация и капитанский значок, когда я покину Хогвартс, — ответила слизеринка. — Я замолвлю за тебя словечко и прослежу, чтобы ты раскрыл свой талант в полной мере.       — Почему я? — наигранно спокойно спросил Барти, но шестикурсники всё равно видели, что он был взволнован. Старшие курсы редко вовлекали в свои замыслы младшекурсников. А тут ещё и такой стимул.       — Ты лучший притворщик, которого мы знаем. И тебе мы можем доверять, — ответила Эмма, смотря ему прямо в глаза. Возможно, это заставит его поверить в правдивость сказанных слов. Барти казался преданным Регулусу… и их делу. — Кроме того, разве ты не хочешь, чтобы Тёмный Лорд добился успеха?       — Конечно хочу, — выдохнул Крауч. — Давайте начинать.       Регулус собрал волосы Эммы и подстриг их ровно на дюйм.       — Ты мог бы просто отрезать прядь, — сказала Эмма, когда парень закончил.       — Я люблю, чтобы всё было аккуратно, — ответил он. — Этого достаточно, Барти?       — Да, должно хватить, — ответил тот, кидая волосы во флаконы с зельем. Оно стало кроваво-красным. — Один утром, один вечером — и так всю неделю.       — Так, а я уезжаю к родителям, — сказал Регулус, обдумывая план. — У дедушки проблемы со здоровьем и ему осталось жить недолго.       — А какое у меня алиби?       — Ты восстанавливаешься после матча по квиддичу и полученных травм, — сымпровизировала Эмма. — Твои родители смогут это подтвердить?       — Конечно, — ответил Барти. — Мой отец редко обращает внимание на моё существование: он полностью поглощён ловлей тёмных волшебников. Лицемер. Он же полностью с ними согласен.       Регулус и Эмма переглянулись: видимо, они задели больное место мальчика. Барти плохо скрывал то, что это ранило его. Каким бы Крауч ни был талантливым, он был как открытая книга, когда он никому не подражал. Эмма смутно припоминала хоть что-то о Крауче-старшем и даже не могла назвать его имени, пока не вспомнила слова своего отца: «Крауч хочет узаконить использование Непростительных заклятий на Пожирателях Смерти». Неудивительно, что Барти ненавидит его.       У Непростительных заклятий была причина быть таковыми, особенно у Убивающего. Они были изобретены на крайний случай, но стали причиной тысяч убийств. К счастью, как убедилась Эмма, чтобы Непростительное заклятие сработало, нужно действительно этого хотеть. Девушка задалась вопросом: почему об этих заклятиях не рассказывали на Защите от Тёмных Искусств? Было бы полезно узнать о них как минимум для того, чтобы быть готовыми к тому, что их может ожидать за стенами школы. Сейчас Эмма понятия не имела, как выглядит Убивающее заклятье и как действует Империус. Она знала о Круциатусе, но только то, что оно приносит боль. Много боли. И то, что его могли отклонить неживые объекты. Эмма поняла, что пристально смотрит на Оборотное зелье вместо того, чтобы обдумывать план. На подкорке сознания было возник вопрос, почему зелье во флаконе было настолько красным, но она быстро отогнала эту мысль.       — Я пойду поговорю с Дамблдором, — сказал Регулус. — Не нужно волноваться, я отлично подделываю почерк отца. Эмма, буду ждать тебя в гостиной в два.       Слизеринец стряхнул со своей мантии оставшиеся волосы и покинул комнату. Барти и Эмма сложили зелья. Крауч лениво взял один из флаконов и покрутил его в руках, размышляя, безопасно ли пить его. Внезапно он замер, сжимая его в руке, и снова посмотрел на Эмму.       — Подожди, а как ты выберешься из Хогвартса? — спросил он.       — Барти, то, что я тебе скажу, должно остаться строго между нами, — тихо ответила Эмма.       Если он собирался быть ею, то ему нужно было узнать кое-что. Девушка рассказала о мантии-невидимке — на случай, если Джеймс спросит о ней; и об отношениях между ней, Сириусом Блэком и её кузиной Лу. Это было не так уж и сложно. Эмма хотела продолжить рассказ о родителях, но её прервали:       — Это я знаю, — сказал Барти и нахмурился. — Я не люблю говорить о них.       — Ну ладно… — смущённо сказала Эмма. — Так, Алекто и Люсинда…       — Это я знаю из квиддича и наблюдений за тобой и Алекто, — ответил слизеринец. — Что мне делать, когда мне будут говорить что-то о Регулусе?       — А что с ним? — Эмма приподняла бровь.       — Знаешь, — начал он, и Эмма могла поклясться, что видела, как на секунду дрогнули его губы. — Его дедушка болен, и его не будет неделю. Я должен грустить, потому что вы часто вместе; быть раздражённым, потому что он не сказал мне об этом; или делать вид, что мне всё равно?       — Что ж… оставлю это тебе, Барти. Просто не делай ничего, чего не делала бы я, хорошо? — закончила она неуклюже, смущаясь.       — Понял.

***

      — Джеймс, — прошипел голос прямо возле его уха.       Гриффиндорец подпрыгнул и обернулся: рядом был только портрет какой-то средневековой ведьмы. Та раскудахталась на него, из-за чего у парня прошёлся неприятный холодок по телу. «Это всего лишь глупая ведьма», — подумал он. Хотя её лицо было устрашающе знакомым… Джеймс оглянулся, но прежде чем смог сделать что-нибудь ещё, его протащили сквозь фальшивый портрет за воротник.       — Мерлин, Эмма, когда ты станешь нормальным человеком? — он разминал шею.       — С таким братом, как ты — никогда, — слизеринка слегка улыбнулась.       Джеймс внимательно осмотрел свою двойняшку. Он почти не видел её с Рождества, если не считать те свидания. Если подумать, как его сестра, его Эмма, могла пойти на два свидания в один день? Он знал её лучше, чем кто-либо. Никто не видел, как застенчивая девочка, с которой он вырос, выбиралась из своей скорлупы, когда это было нужно. Она нуждалась в нём, так было всегда. И он всегда был рядом, чтобы позаботиться о ней. Так было раньше. Так будет всегда.       Что-то было не так.       Джеймс как раз собирался сказать это Эмме, как заметил её покрасневшие щёки и глаза, лихорадочно метающиеся по сторонам. Она была бледной, будто плохо спала уже не один день. Парень почти улыбнулся, когда его осенило. Точно! — подумал он с облегчением. — Она больна, и те парни просто использовали её. Она всегда была немного не в себе, когда болела гриппом-поджигателем.       Одними из его симптомов были беспокойство и возбуждение. Хоть у пациентов физически прослеживались только симптомы гриппа, часть «поджигатель» была связана с нарушениями работы мозга волшебника. Жертва болезни поддавалась безумству из-за постоянного выброса адреналина: в голове создавалась иллюзия борьбы или бегства, которая длилась несколько часов. В большинстве случаев это становилось причиной бессонницы, поэтому спустя несколько дней волшебник чувствовал себя полностью истощенным и измученным. Без медицинской помощи было не справиться.       — Ты взял с собой мантию-невидимку? — настойчиво спросила Эмма.       — Зачем она тебе? — спросил Джеймс, ведя сестру по тайной лестнице. — Давай я отведу тебя в Больничное крыло.       Изначально он планировал поговорить с Эммой о родителях, но не было смысла разжигать болезнь новым беспокойством. Чем сильнее стресс у пациента, тем хуже последствия.       — Я не больна, мне просто очень нужна мантия, — настаивала двойняшка.       — Я снова спрашиваю: зачем? — он повёл её дальше коридором, Эмма абсолютно не обратила на это никакого внимания.       — Я… Разве это важно? Или сейчас мне нужно твоё разрешение? Ты собираешься меня допрашивать, как мама с папой? — она перескакивала с темы на тему.       У Джеймса появился ком в горле. Сириус наконец-то окончательно освободился от своих родителей, ему же удалось адекватно поговорить с Лили — она даже позволила показать ей кухню, где домовые эльфы сделали девушке именинный торт. Всё шло хорошо… Но почему папа так поступил с Эммой? Почему нельзя было вернуться в прошлое, когда они вчетвером были счастливы и ни в чём не нуждались?       Когда он вернулся с новогодней вечеринки, мама едва сдерживала слёзы, а папа молчал и сжимал челюсти. Младшему удалось заставить маму рассказать о случившемся, но было слишком поздно. Натали винила себя в том, что позволила Эмме уйти, не сказав ни слова. Женщина думала, что сможет поговорить с ней после того, как успокоит мужа. Но когда она добралась до комнаты дочери, Натали увидела, что повсюду была разбросана одежда, а чемодан отсутствовал. Чарльз уже было хотел сообщить в Министерство, но Джеймс убедил его не делать этого. Всё равно третьего января они уже вернутся в школу. Поттер-младший пообещал отправить сову, если Эмма там будет.       А потом их встреча в поезде… Сердце Джеймса разрывалось, когда он отпустил Эмму. Что-то было явно не так, но он не знал, что сказать. Как он мог её утешить, зная, что отец собирался вызывать Авроров, а маму ожидало обследование в больнице Святого Мунго? Ничто из этого не помогло бы Эмме почувствовать себя лучше, и он, как трус, избегал этого разговора. Точно не достойный гриффиндорца поступок, и даже Лили заметила, что шутит он без энтузиазма. Но всё же… сейчас нет смысла разговаривать с Эммой: её нужно успокоить. Девушка выглядела так, будто была готова сбежать в любую секунду, хотя одному Мерлину было известно куда. «Думаю, Минни поймёт, если я скажу, что у меня не было времени, чтобы написать сочинение», — решил парень.       — Вот она, — сказал Джеймс, вытаскивая мантию-невидимку из рюкзака. — Но взамен ты должна пойти в Больничное крыло. Я думаю, что у тебя грипп-поджигатель. Тебе нужно показаться мадам Помфри.       Эмма потянулась к мантии, но Джеймс не отдал её:       — Только после того, как мы дойдём до лазарета.       Слизеринка вздохнула и, казалось, надулась, но в жесте поражения опустила плечи. Она знала, когда брат был прав. «Вот та Эмма, которую я знаю», — с облегчением подумал Джеймс.       Он сопроводил сестру до самой двери и, прежде чем отдать ей мантию, пообещал, что заглянет к ней вечером. Джеймс не хотел покидать Эмму, но у него ещё были занятия и дополнительная тренировка по квиддичу из-за того трюка, который проделала девушка накануне. «Не могу поверить, что она не в Гриффиндоре», — подумал парень, прежде чем осознал: то, что он воспринимал за храбрость, могло быть и находчивостью — чертой, которая ассоциируется у него с факультетом зелени и серебра. Границы между факультетами более размыты, чем все думают. Джеймс хотел, чтобы не было этой войны за первенство, разделяющей «дома». В наши дни редко можно увидеть вместе когтевранца с пуффендуйцем, а что уж говорить о гриффиндорце со слизеринцем. И все эти слухи, доходившие до него… многие сокурсники Эммы были не на той стороне. Поттер-младший держал все эти мысли глубоко внутри, спрятав их в ящик, который собирался открыть позже. Именно поэтому окружающие считали его беззаботным.       — Если тебя там не будет, когда я вернусь, я сам затащу тебя обратно, — предупредил Джеймс.       Эмма поняла, что не смогла бы спланировать это лучше, даже если бы сильно захотела.

***

      — Она у тебя? — тревожно прошептал Регулус несколько часов спустя.       — Конечно да. Вас не заметили?       Он и Барти пробрались в Больничное крыло, пока мадам Помфри ужинала в своём кабинете. Если бы она увидела пришедших к Эмме парней, то у неё могли бы возникнуть вопросы, особенно с учётом того, что технически Крауч уже покинул Хогвартс. Но он ещё был здесь, так как ему с Эммой нужно было поменяться. Для этого слизеринец украл ключ от лазарета ранним утром и сделал дубликат, прежде чем «уехать» после обеда.       — Нет, естественно. Могу ли я поинтересоваться, чем ты занималась весь день?       — Джеймс думает, что у меня грипп-поджигатель, — объяснила девушка. — Он уже навестил меня и теперь уверен, что я действительно заболела.       Оба парня выглядели весьма впечатлёнными, поэтому Поттер решила не добавлять, что идея не принадлежала ей. Девушка достала из сумки несколько мантий:       — Вот, — она сунула их Барти и указала на ширму. — Выпей зелье и переодевайся.       — Да, босс, — протянул он саркастично и отсалютовал Эмме. Слизеринец выпил содержимое одного из флаконов и на секунду поморщился. — Между прочим, у тебя острый вкус и…       Эмма с Регулусом внезапно обменялись понимающими взглядами, и последний успел сунуть в руки Барти горшок с каким-то растением.       — Или не такой уж и острый, — слабо сказал парень, когда рвота прекратилась.       — Гадко, — сморщила нос Эмма. — Мы оставим тебя. Убедись, что твои глаза будут достаточно красными.       — Я думаю, что как минимум сегодня у него не будет проблем с болезненным видом, — пошутил Регулус, когда Эмма накинула на них обоих мантию-невидимку и они покинули Больничное крыло.       — Я просто надеюсь, что Джеймс не будет слишком внимательно смотреть на карту… — обеспокоенно сказала она.       Регулус вопросительно посмотрел на девушку, но та не стала вдаваться в подробности. Блэку пришлось слегка согнуться, чтобы плащ закрывал ему ноги, поэтому, сосредоточенный на этом, он не настаивал на пояснении. Они бежали по коридорам, пока не достигли печально известного прохода возле Одноглазой Ведьмы, который она с Джеймсом обнаружила на втором курсе. Эмма стояла на страже, пока Регулус пролазил сквозь узкий проход, нервно перенося вес с одной ноги на другую. Это была самая «заметная» часть их плана «Незаметно покинуть Хогвартс». Бросив последний взгляд на коридор, Эмма свернула мантию и последовала примеру парня.       Из лёгких девушки вышибло воздух, когда она приземлилась на своего друга, повалив того обратно в пыль:       — Ты должен был отойти, — упрекнула Эмма Регулуса, поднимаясь и протягивая ему руку.       Тот секунду смотрел на неё с недоверием, прежде чем принять предложенную помощь, и осмотрел проход, отметив, что каменные стены уже начали осыпаться, а почва была слегка влажной и покрытой грязью и пылью.       — Сколько ещё секретов ты скрываешь от меня? — опросил Регулус, слегка удивившись.       — О, полно, — поддразнила она, зажигая палочку и стряхивая грязь с мантии. — Этот проход ведёт в Хогсмид.       — Я чувствую, что только что открыл для себя совершенно другого человека, — пожаловался парень.       — Да ладно, Рег, тебя просто раздражает, что существует что-то, о чём ты не знаешь, — ответила Эмма, пока они шли.       Регулус надулся, но ничего не ответил, пока они не достигли окраины Хогсмида.       — Я думаю, это здесь, — сказал он, указывая на перекошенную хижину.       В ней они быстро нашли большой сундук, на котором был изображён череп с выползающей из него змеёй. Слизеринцы переглянулись. Сердце Эммы забилось сильнее: она не знала, от волнения или от страха. Девушка провела руками по сундуку и, обнаружив защёлки, открыла его. Внутри лежал кусок пергамента, на котором было подробно описано назначение каждого из «подарков», а также карта, на которой был отмечен путь до поселения великанов на шотландском нагорье. Под ней была коса, якобы зачарованная так, чтобы действовать как поцелуй дементора. В углу были спрятаны маленькие сапоги: видимо, они меняли размер, подстраиваясь под владельца, и позволяли тому передвигаться в два раза быстрее. В качестве последнего средства, как было упомянуто в инструкции, она обнаружила большой пузырёк с кровью единорога. У Эммы перехватило дыхание, когда она подумала о том, сколько единорогов потребовалось убить, чтобы достать такое количество крови. Она безмолвно передавала каждую из вещей Регулусу, который прятал их в свой мешочек из молескина. «Всё-таки он ему пригодился», — подумала Эмма.       — А ты получил какие-то инструкции или помощь? — спросила она его.       Парень покачал головой:       — Только полные имена, места работы и адреса.       Эмма скорчила гримасу. Когда дело доходило до описания заданий, невозможное казалось преуменьшенным.