Бенефис

О чём-то думать слишком поздно (2004 г.)

1.

Если бы Важнов не сбежал на зону, то подобрал бы для происходящего какое-нибудь заумное название вроде «пир во время чумы» или «театр абсурда» — Костя же предпочитал менее оригинальные и практически непечатные характеристики. Ну вот как ещё назвать то, что происходило с их бригадой? Вова, тот за последние два года пошёл вразнос: устранял конкурентов пачками, нарывался на конфликты со всеми подряд, в общем, дров наломал выше крыши. До полного беспредела скатился, напролом лез, как танк. Разборки назревали конкретные, долго так продолжаться не могло, а результат предсказуем: хана, полный аллес капут. Заруцкий, прихватив жену, свалил на юга, от греха подальше, и Косте порой хотелось последовать его примеру. Но бросить Вову он всё же не мог, что-то держало: то ли непонятная жалость, то ли унаследованная от брата верность. Идейность даже. Короче, как сказал бы Иваныч, дурная карма. Во вторник в офисе было тихо: Вова с утра был в банке и собирался приехать только после обеда, поэтому народ по большей части кучковался в курилке и лениво чесал языками. За окном с ночи моросил серый дождь, тянуло в сон, и Костя, отчаянно зевая, бродил по коридору с кружкой кофе, не знал, чем себя занять. К полудню закончились сигареты, он выскочил до магазина и проторчал там минут двадцать, болтая с хорошенькой продавщицей, а когда вернулся в контору, всё уже было кончено: из пятнадцати находившихся там человек в живых осталась только плачущая секретарша. По её словам, к ним ворвались четверо в камуфляже, расстреляли парней из автоматов и скрылись. Костя вызвал ментов и «скорую», попытался дозвониться до Вовы, но тот не отвечал. Всё, кранты? …Повинуясь гипнотическому взгляду Швецовой, Костя сел в кресло напротив. Ему показалось, что в кабинете Вовы холодно, аж мороз до костей пробрал — на самом деле, комнатная температура, вон, термометр перед глазами, да и радиатор отопления работал исправно — не удержался, проверил. — Константин, а вы в курсе, что на Карасёва также совершено нападение? Во дворе банка. Примерно в то же время, что и атака на ваш офис. — Конечно, в курсе, добрые люди сообщили, — подтвердил Костя, спокойно глядя ей в глаза. — Владимир Иванович в реанимации, под охраной. Как там Важнов говорил? «Смертушка ты наша»? И рядом совсем — руку протяни и дотронешься. Краса ненаглядная, что и говорить: очи тёмные, уста вишнёвые. Волосы в строгий пучок стянуты, кольцо на пальце обручальное. С каждой новой встречей всё пленительней становится, противиться уже невозможно. Дьявольское наваждение. — Не под протокол, но… Вы сейчас здесь за старшего? Как личный помощник Карасёва, имею в виду. Важнов в северной командировке, Заруцкий в творческом отпуске — выходит, что да, Мария Сергеевна, за старшего он. Один среди остатков баррикад и груды трупов. И с вами дело иметь приходится, погибель верная, желанная. — Ну можно сказать и так. Она, склонив голову набок, сосредоточенно наблюдала за его реакцией. — Хорошо. У вас есть подозрения, кто бы мог отдать приказ на уничтожение… вашей организации? Какие-то неразрешенные конфликты имеются? Бесконечный список. Много желающих от Вовы избавиться. Костя виновато улыбнулся и пожал плечами: — Не имею ни малейшего понятия. Она широко распахнула глаза, и в них заискрились интерес и лёгкая насмешка. — Что-то планируете предпринять? — По обстоятельствам ориентироваться надо, Марья Сергеевна. — Надеюсь, обстоятельства будут для вас благоприятными, — Швецова встала, но у самой двери обернулась. — Кстати, давно хотела у вас спросить, вы же, Константин Алексеевич, по отцу Егоров. А ваш старший брат носил фамилию матери. Сергей Бородинский, известный киллер Барракуда. Он погиб, не так ли? — В девяносто шестом ещё, — помимо воли вырвалось у Кости. снайперская пуля мгновенная смерть хочешь? — Вот как, — задумчиво произнесла Мария Сергеевна. И вышла из кабинета.

2.

Про цветы в её отсутствие никто, конечно, и не вспоминал. Маша выставила все три горшка на подоконник и принялась реанимировать несчастные растения. За этим занятием её и застала Зоя, радостно поприветствовала и небрежно плюхнула на стол с полдюжины папок. — Как отдохнула? Как тебе Испания зимой? — Хороша, — мечтательно вздохнула Маша и отошла от окна. — Отпечатаю фотографии, похвастаюсь. — Пододвинула к себе бумаги. — Ну, признавайся, чего ты мне принесла да ещё в первый рабочий день после отпуска? — Самое срочное — справка о регистрации преступлений для городской. Кстати, Женя звонила, спрашивала, на месте ли ты. Я сказала, что на месте, — Зоя на мгновение задумалась. — Вы ведь больше не в контрах, надеюсь? Она теперь адвокат и выходит замуж за своего Винокурова, поэтому логично было предположить, что между вами тишь да гладь, я права? — Зоя, — укоризненно посмотрела на секретаршу Маша. — Не выдумывай, не ссорились мы никогда. Зоя, впрочем, была права. Как только их соперничество и в профессиональных, и в личных отношениях сошло на нет, общаться с Евгенией Анатольевной оказалось легко и приятно. Девушкой она была умной, сообразительной, а со временем даже её тщеславие и легкомыслие стали практически незаметны. После отъезда Альбины с мужем на ПМЖ в Германию Маша неожиданно для себя поняла, что женская компания ей всё же порой необходима, а Женя на роль подруги подходила как никто другой. — Ну ладно, — недоверчиво протянула Зоя. — Она, кстати, просила передать, что в обеденный перерыв будет ждать тебя в кафе. Впрочем, комплекс неполноценности у Жени периодически всё равно просыпался, и тогда она начинала нести откровенную чушь — вот как сегодня, за чашкой кофе и десертом, когда вдруг принялась сожалеть, что в мужья себе выбрала нищего и пьющего трудоголика. — Зачем я вообще его так долго добивалась? — в который раз спрашивала она и терзала ложечкой несчастное пирожное. — Зачем? Что за предел моих мечтаний? — Я думала, ты его любишь, — Маша смотрела, как за окном ветер крутил вихри снежинок, и размышляла, догадывается ли Володя, что творится с его настырной невестой. — Любовь любовью, — мрачно отозвалась Женя. — Только ведь ещё и жить на что-то надо. Вот ваш Луганский ведь не двести долларов в месяц зарабатывает! Что ж, развязался-таки язычок у девушки. Значит, теперь мы хотим не только пылкого поклонника, но и обеспеченного супруга. Снова поднимаем тему «почему ей — всё, а мне — ничего»? — За чем же дело стало? — вполне дружелюбно подначила её Маша. — Среди твоих клиентов наверняка попадаются мужчины с деньгами, выбирай! — Зачем мне чужой мужчина? — возмутилась Женя. — Я ведь ясно выразилась: хочу, чтобы у Володи деньги были! Это что, невыполнимая задача? — Может, и выполнимая, — не стала спорить с ней Маша. — Но не стоит на этом зацикливаться. Ты замуж-то выходишь или передумала? — Выхожу! — упрямо заявила Женя. — Вы мне поможете кольца обручальные выбрать? А то жених вечно на работе, и часа не выкроит, чтоб по ювелирным пройти. — Хочешь расставить все точки над «и»? — Хочу! Слава богу. Может, со временем и мысли в порядок приведёт. И, как выяснилось спустя пару часов, Винокурову тоже не мешало бы этим заняться. Нет, поначалу ничего не предвещало проблем: вечером Маша зашла в РОВД, проторчала там с проверкой дольше, чем планировала и попросила отвезти её домой. Дима уехал по делам в Москву, дети были у Андрея, и возвращаться одной в пустую квартиру ей совсем не хотелось, а так и компания за ужином будет, и человек голодным не останется. Только зря она проецировала свою эмоциональную нейтральность на Володю: наедине их разговор сразу зашёл не туда. — У Женьки кризис из-за несоответствия желаемого с действительностью, — сообщил Володя, доедая винегрет. — Но отказаться от своих планов она не в силах, иначе придётся признавать своё поражение — для неё это непозволительная роскошь. Свадьба, конечно, будет, а что после свадьбы? Женю, по правде говоря, это лишь недавно стало заботить. Довольство собой загораживало реальность, а теперь она начала прозревать, но из упрямства так и шагает к намеченной цели. — А ты? — А что я? Я на ней женюсь. От меня не убудет. Готовит Женька хорошо, вечерами всегда дома. Удобно. — Ты сам-то хочешь жениться? — На ней или вообще? Маша помрачнела. — Володя, пожалуйста… Винокуров налил себе чаю и сделал бутерброд. — Ты сама начала. Контролируешь, проверяешь, всё ли так, как тебе нужно, не сорвётся ли, не передумаем ли мы с Женькой. Успокойся, не передумаем. Из принципа, оба. А вот настаивать на том, что мне просто необходимо её полюбить, не надо. Я же не спрашиваю, любишь ли ты Луганского. — За чем же дело стало? Спрашивай — отвечу. — Безусловно, ответишь, и я даже знаю, что именно, — зло сощурился Винокуров. — Видишь ли, я Феде Курочкину завидую. Он мне как-то сказал, что любит женщин, которые дарят тепло, а ты — холодная. А я всё равно… — Это у Феди такое первое впечатление сложилось, — поспешно оборвала его Маша, чтобы не слышать совсем уж неуместных признаний. — Тогда стужа лютая была, а мы его в область на эксгумацию взяли. Володя встал, убрал грязную посуду в раковину, прерывисто вздохнул и, обняв Машу за плечи, притянул к себе. — И это тоже. Но он, скорее, твоё чувство юмора не оценил. Ты была циничнее судмедэксперта. Молодая красивая девушка, а разговаривала как старый мизантроп. И что только я в тебе нашёл?

3.

Вот уж кого Заруцкий не ожидал увидеть среди встречающих, так это Важнова. Румянец с лица схлынул, глаза забегали. Если бы не Марина, бросившаяся к ним с распростёртыми объятиями, так и стоял бы столбом посреди толпы, не решаясь приблизиться. — Алексей Иванович, здравствуйте! Вы ли это? — Марина повисла на шее у Важнова. — Вернулись? Ура! — И Костю от избытка чувств в щёку чмокнула. — Б-р-р, колючий какой, тоже решил усы и бороду отрастить? Забавная девушка. Мелкая, рыженькая, смешливая. Пустоголовая, конечно, но добрая и милая, всегда в хорошем расположении духа. Со Швецовой ровесницы, но каков контраст! — Поздравляю, — скорчил кислую мину Заруцкий. — Давно вышел? — Да уж почти месяц миновал, — Иваныч одарил Генку ехидной улыбкой. — Как только Вову из больнички выпустили. Слёзно ведь просил вернуться, вот я и согласился. Потратиться пришлось, отдых прервать, но чего ради друзей не сделаешь… По правде говоря, мне вот Костика жаль стало, умаялся он косяки разруливать, сложно это в одиночку. — Как я соскучилась по нашему серому небу, по дождю, по родному ненастью! Геша, давай в «Смарагд» поедем обедать, — подхватив под руки мужа и Важнова, защебетала Марина. — Ну давай, я хинкали хочу и вина вкусного. И вы с нами, товарищи!  — Не-не, Мариш, — с сожалением в голосе произнёс Иваныч. — Дел много, правда. Потом как-нибудь. Но довезти — довезём, у меня машинка новая, вот, щегольнуть хотел — с ветерком домчим, не возражаешь, Геннадий Витальевич, а? Если Заруцкий и возражал, то благоразумно предпочёл промолчать, и всю дорогу из аэропорта они слушали восторженные рассказы Марины о южных красотах и гостеприимстве местных жителей. — С псковскими, паршивец, замутил, — сообщил Важнов, как только они высадили чету Заруцких у ресторана. — И когда успевает делишки свои проворачивать, паскуда этакая? Даже на курортах, гляди, не расслаблялся, вкалывал, договаривался, связи налаживал. Ему бы в политику, вот где разгуляться можно… Ведь не ради денег старается, гнида, если б только бабок срубить хотел, но нет! Тоже в своём роде идейный, тьфу! Зла на вас не напасёшься, фанатики-изуверы. Мне бы вот за сменой поколений следить, молодняк прореживать, а тут с вами сплошные хлопоты. — И, выезжая с парковки, вдруг полюбопытствовал, довлеют ли над Костей ведьминские чары. Довлели, да ещё как — только Костя в этом Важнову всё-таки не признался. Не стоит уж Иванычу знать, что с того самого разговора в сентябре не шла Швецова у него из головы, и непрошеные воспоминания во сне преследовали: запах её духов, звук её голоса. Смертельный холод чувствовал. Мерещилось всякое — поневоле в чертовщину поверишь. Не дело это. О другом думать надо. Например, о том, что псковские, если уж придётся с ними схлестнуться, покруче многих будут, и что тамбовские скооперировались, и что татарва вконец обнаглела, да мало ли проблем у них сейчас… Ну и Заруцкий, разумеется. Трудный вопрос.

4.

Маша едва успела войти в квартиру и снять пальто, как в дверь позвонил Андрей. — Ты на часы смотрел? Половина двенадцатого! Детям спать давно пора, а вы где-то бродите. — Мы в машине сидели, — доложил сын, скидывая ботинки. — Ждали, когда ты вернёшься. — Что это за конспирация? — удивилась Маша. — Почему сразу домой не зашли? — Ну мы же не знали, кто тебя провожает, раз твой муж в командировке, — губы Андрея тронула язвительная улыбка. — Зачем неловкую ситуацию создавать? — Ты поссориться хочешь? — Нет, не хочу, — Андрей наклонился, помог Злате снять сапожки. — Просто мне не нравится в отсутствие Дмитрия видеть здесь твоего оперативника, я имею в виду Винокурова. Разве он не женится? — Спокойной ночи, блюститель нравов, — Маша распахнула входную дверь. — Созвонимся. — Маша, — вздохнул Андрей, выходя за порог. — Ты ведь для меня не чужой человек… Не хочется мне, чтобы ты повторяла свои ошибки. — Спасибо за заботу, Андрюша, до свидания. Ошибки… Так ведь и не было ничего. Пара осторожных поцелуев, тихое признание в любви и твёрдое «нет». Володя настаивать не стал, оно и к лучшему. — Мам, мы есть хотим, — Костик вытащил из своего рюкзака две пачки чипсов. — Можно, одну откроем? — Господи, какие чипсы на ночь глядя, — рассердилась Маша. — Молока вам налью, и спать ложитесь, пусть завтра и суббота, но до обеда я вам дрыхнуть не дам, так и знайте! …А в шесть утра позвонил Петя Буевич и, рассыпаясь в извинениях, сообщил, что за ней уже выехала машина, мол, убойному надо срочно, и эксперты скоро будут, а у него два трупа на очереди, он не успевает, а там на Литейном и от неё совсем недалеко; Маше пришлось стремительно собираться, в спешке накладывать макияж, будить Костика и диктовать сонному ребёнку подробные инструкции: что им со Златой есть на завтрак и чем заниматься в ожидании отца. …Выбравшись из милицейского «уазика», Маша увидела Винокурова. — Привет, — махнул он рукой. — Вон туда проходи, в скверик, там слева от фонарного столба. Похоже, разборки. Трое лежат, огнестрел, стволы рядом валяются. Дворник в пять часов обнаружил. Панов здесь, я по квартирам пробежался, никто и ничего, как всегда, а участковый с Федей территорию осматривают. — Эй, — сразу же раздался голос Курочкина. — Народ, топайте сюда, тут у гаражей ещё один! …Важнов вскинул глаза на вышедшего из операционной врача, но промолчал, поэтому Маша спросила сама: — Как он? И внезапно осознала, что теснившееся в груди чувство непонятной тревоги постепенно исчезает, уступая место глубокой растерянности. Почему она так испугалась? Что ей за дело до этого Кости Егорова, то есть, Бородинского? Один из многих… — Отойдёт от наркоза, сможете допросить, жить будет, — скороговоркой произнёс врач и снова скрылся за дверью. Маша присела на стул рядом с Важновым. — Мы ведь думали, он мёртвый, перевернули — а он глаза открыл. Пистолет в руке сжимал. Важнов понимающе кивнул. — ТТ? Не успел оружие скинуть, неделька бурная выдалась, так-то вот, Мария Сергеевна. — Уже «мокрое»? Важнов неопределённо пожал плечами, вопросительно вздёрнул кустистые брови. — Мне… жаль, наверное, — Маша, поразмыслив мгновение, продолжила: — Вы мне тогда сказали, что я… — Ведьма? — подсказал Важнов. — Не обращайте внимания, обладаю весьма специфическим чувством юмора. У Маши внезапно похолодело под ложечкой, и на глаза навернулись слёзы. Она перевела дыхание, вскочила на ноги и заторопилась вон, подальше отсюда. — Ну ведьма, ну что в этом такого? — бросил ей вдогонку Важнов. — Я, например, его ангел-хранитель, только вот обязанности свои выполняю из рук вон плохо.