Бесчеловечный выбор

      Уличная схватка продолжалась ещё долго, вплоть до того момента, когда военные разогнали толпу ударами дубинок. Улица буквально исчезла в густой тени дыма, чей запах Крис почувствовал даже на кухне. Как потом выяснилось, британцы пригнали такую армаду не ради спасения рядового Беррингтона. БТР с ним, протиснувшись через «живую стену» неистовствовавших католиков, быстро уехал. Остальные солдаты принялись прочёсывать каждый дом после разгона толпы. Они искали тайники ИРА и её стрелков. С опозданием армия всё-таки наводнила Фоллс-Роуд, дабы найти нападавших на патруль боевиков.       Крис решил остаться дома до вечера, пока с работы не вернётся его отец. И хотя Бриджит говорила сыну, что с ней всё в порядке, он не хотел оставлять её одну наедине со своими разрушительными переживаниями. Крис всеми силами старался помочь матери обрести душевное равновесие.       — Обошлось ведь. Никто не умер. Дом наш, как ты и хотела, остался чист от крови. Я и сам хотел того же. И не только потому что я боялся попасть на допрос к «лайми» вместе с тобой. Хотя куда без этого страха. Не знаю. Возможно, тогда я только и думал, как бы мы не загремели к воякам, — сказал Крис успокаивающим тоном, стараясь говорить так, чтобы его голос звучал мягко, и в нём слышалась доброта. — Но сейчас я понимаю, что ты была права. Не нужны нам дома трупы в шкафу. Нам и так хватило. Куда ещё? С нас достаточно.       — На кухне ты говорил настолько ужасные вещи, что у меня дар речи чуть не пропал. Я так боялась за тебя! Я думала, тебя убьют за такие мерзкие слова. Меня до костей пробрало, — проговорила Бриджит. Её голос был полон усталости, словно она вернулась с жестокого допроса. — Ты жутко погорячился.       — Прости меня, правда, прости. Меня просто прорвало. Не знаю, что на меня нашло. Я всегда стараюсь при тебе сдерживаться, не хочу напугать. Но на кухне, когда в нас целился этот усатый школяр, меня будто током ударило. Нахлынули старые воспоминания, как Дойл загнал меня в угол, грозясь убить либо меня, либо вас с папой. Прекрасные воспоминания, обожаю их до боли в сердце! Как вспомню, так от безграничной радости меня начинает разрывать на части. Меня сегодня снова загнали в крысиный угол. Я не мог совладать с собой. Я сорвался, как пёс, почуявший запах свободы. И остановиться у меня уже не получилось. Я совсем не думал головой. Вернее, думал через раз.       — Ты как твой отец. В молодости он злился точно так же. Я помню, в первые годы после войны его иногда распирало от злости, прямо как тебя сегодня. Один парень при мне упрекнул его за службу на британском флоте в войну. Папа ведь сам вызвался добровольцем. Мне он говорил, что боялся немцев. Как же он сказал? «Если гансы придут в Белфаст, нам придётся ещё хуже, чем при англичанах», — кажется так. Его пугало, что нас, католиков, начнут отправлять в концлагеря или вовсе убивать, — предалась воспоминаниям Бриджит.       — Зато в ИРА, ходит слушок, с немцами неплохо ладили.       — Я слышала. Твой отец боялся немцев, его друзья думали иначе. Я не знаю, кто из них прав. Сложно судить о событии, которое так и не произошло.       — Что было, то было. Я тебя сбил. Продолжай. Парень упрекнул папу за службу «лайми». Хорошо, что его хоть не грозились убить, как меня. Повезло.       — Папа тогда покраснел от злости, точно помидор, и набросился на него, словно психопат. Бил его нещадно, пока их не разняли. Я оцепенела от ужаса, хотя и знала, каково ему пришлось на войне. Папа никогда не рассказывал вам с Майки про свои плавания в Россию. Зато от меня Мартин ничего не скрывал. Его до сих пор трясёт от букв PQ и цифры семнадцать*. Немцы устроили настоящее избиение на море, папа чудом выжил. Он боялся выглядеть при вас с Майки слабым. Зато я видела ту оторопь, которая охватывала его при каждом упоминании арктических конвоев.       — Ещё бы. Убийственный мороз, ледяная вода, небесные стервятники, подводные чудовища и никакой надежды на спасение. В городе можно убежать. А куда бежать с корабля? Или замёрзнуть насмерть в ледяной воде, или умереть вместе с кораблём. Очень воодушевляет. Как подумаешь, что в войну люди тысячами тонули в уродливых консервных банках без единого шанса на спасение, так понимаешь, что нам ещё повезло. У нас тут идёт какая-то стрельба по бутылкам, в сравнении с делами тридцатилетней давности. Кораблики плыли прямо в ад, — Крису вспомнились отрывки из прочитанных в детстве книг, начисто убивших у него романтическое представление о далёких плаваниях и службе на кораблях.       — Папа лишь один раз рассказывал мне про говорливого русского из Мурманска, — продолжил Крис. — Не помню его фамилию. Наш упрямец хорошо о нём отзывался, назвал его «чертовски хорошим малым». Чужак из далёкой России оказался ему ближе ненавистных британских офицеров. Сама знаешь, как элита элит относится ко всяким там белым неграм из Белфаста. Я помню, папу прямо очень сильно волновало, пережил ли тот русский войну или сгинул в ледяной воде, как и тысячи других бедолаг.       — Его фамилия Бондаренко. Вы с папой похожи, сынок. Я не забуду, как тебя довели в прошлом году. Ты в похожем случае сломал руку Колину Догерти. Он ведь был твоим другом. Вы хорошо с ним общались раньше.       — Дерьм… урод он, а не друг. Он поливал тебя грязью за мой поступок, а не за твой. Да, я не спорю, я сорвался. Внутри меня тогда всё горело. Суд над Майки, угрозы смерти, моя разрушенная карьера в армии. Сколько гадости накопилось тогда. Она просилась наружу. А Колин столько гадостей сказал о нашей семье. Кто-нибудь был просто обязан на радостях сломать ему руку за всё хорошее.       — Вы с папой похожи. Стоит нам заговорить про прошлый октябрь, как тебе становится больно, как папе от мысли о том плавании. Как-никак, он твой отец, а ты его сын.       — Может, когда-нибудь он перестанет на меня дуться. Я боялся за тебя. Очень сильно. Но солдатик меня довёл, я совсем потерял голову от гнева на него. Я должен был держаться спокойнее, он мог убить нас. А я… идиот!       — Не вини себя, не надо горячиться. На твоём месте никому не пожелаешь оказаться. Не каждый бы выдержал. Ты стоял на своём. Я ведь понимаю, ты хотел защитить нас. Кто знает, как повели бы себя другие на твоём месте. Тут даже людям моего возраста пришлось бы туго, — утешала сына Бриджит, прижавшись головой к его плечу. — Не вини себя. Твоя смелость вознаградилась. Я целиком на твоей стороне.       — Ты права. Но всё равно я чувствую себя виноватым перед тобой. Теперь понимаю, я должен был вести себя иначе. Я ведь чуть не спровоцировал его, — с содроганием произнёс Крис, с трудом сдерживавший слёзы. — Я должен измениться, стать холоднее и рассудительнее. Взять пример с Дойла. Давно меня так не прошибало.       Рейли вспомнилось, что даже месяц назад, когда он вместе со своими людьми угодил в ловушку при отходе с места нападения на британский патруль, его не так разрывало, как сегодня. Тогда Крис собрался духом и вышел из окружения, никого не оставив в «кольце» смерти. Он мыслил трезво, пусть и боялся. Никаких вспышек ярости, лишь одни мысли о поисках выхода из «котла» и ни капли паники. Крис показал себя с лучшей стороны. Из него вышел толковый командир, стойкий и рассудительный в стремительные минуты боя. Никто из бойцов Рейли и не подумал бы, что он испытывал страх. Они видели невозмутимого и уверенного в своих действиях человека.       «Что же случилось сейчас? Что вдруг изменилось? Нахлынуло всякое дерьмо из прошлого? И только? Нет, приятель, нет. Сегодня ты оказался беззащитен! Правда, без ствола тебе может угрожать винтовкой любой слизкий выродок. Ему не составит труда и щёлкнуть тебя ради смеха. Ты подавишься кровищей со свинцом, а он лишь посмеётся над твоей ничтожностью. В ту чёртову среду ты был бойцом с американской зверушкой, которая очень больно кусается. За тобой шли люди, они верили в тебя и ты контролировал ситуацию. Всё целиком зависело от твоих действий», — рассуждал Крис.       «А что у нас сегодня? Сегодня ты оказался беспомощным заложником без пушки. Кто станет считаться с безоружным? Ты не контролировал ситуацию. Солдатик диктовал тебе условия. И парочка «прово» тоже. Они вместе задавали тон игре. Ты же плясал под их дудку. Что я мог сделать? Они хозяева положения, у них оружие. А я пустое место. Никто. Я не мог защитить свой дом. Я унижался — само положение беспомощного и никчёмного заложника уже унизительно!» — с яростью в сердце Рейли нашёл внятное объяснение, почему сегодня он превратился в пышущего страшными мерзостями, словно огнём, демона.       — Слышал бы тебя папа. Ох, он бы сразу простил тебя! Ты не побоялся спорить с ними и держался мужественно и с достоинством. Мартин бы тобой гордился, — нашла хоть что-то хорошее в грязной бочке плохого Бриджит. — Ты совсем не трус, сынок. Я не хотела для вас с Майки такой ужасной жизни. Мне больно за вас с ним. Приходится утешать себя мелочами и гордиться вами за вашу смелость и мужество. Что ещё мне остаётся делать?       Вспомнив, какой подавленной Бриджит была на новогоднем праздновании, Крис ужаснулся. Та молчаливая встреча нового года показалось ему самой худшей в жизни. Сын боялся травмировать мать. У него в памяти плотно засел образ вовсе неживой женщины, неподвижно глядевшей в стену безжизненным взглядом. Рейли пугала одна только возможность её возвращения.       — Я поставлю вам новую дверь, — сменил тему Крис. — Мне плевать, что скажет папа. Я переору его.       — Давай лучше я поговорю с ним. Со мной он намного сговорчивее, — ответила Бриджит. — Он не станет со мной спорить. Я не хочу, чтобы вы с ним лаялись. Достаточно уже на сегодня.       — Ты права. Я не хочу бросать тебя в тяжёлую пору. Но завтра мне придётся вернуться в строй. Иначе Дойл обрадуется.       — Не бойся за меня. Я справлюсь.       — Если тебе понадобятся деньги, скажи мне. Я хочу помочь тебе чем-нибудь более весомым, но у меня ничего кроме денег нет. Я утешаю себя мыслью, что я защищаю наш дом от пуритан. На каждом выходе из тени я довольствуюсь мыслью, что пока я в строю ни одна лоялистская тварь не посмеет вас тронуть. Я тоже не хотел для вас с папой такой прекрасной жизни без капли надежды на лучшее. Пытаюсь найти хоть какое-то утешение. Что ещё остаётся? — подражая словам Бриджит, проговорил Крис.       — Ты ведь и мой сын тоже. Тебе от меня передалось намного больше, чем от Мартина. Ты пошёл в меня, а Майки — в папу.       Потом они вместе мыли полы с неким налётом этакой религиозности от уличной грязи. Бриджит с Крисом желали не просто навести порядок. Мать и сын желали очистить дом от скверны, которую принесли рядовой Беррингтон и два боевика Временной ИРА. Они словно совершали древний кельтский обряд, стремясь прогнать прочь злых духов.       Вскоре начало темнеть. За окном продолжал лить дождь.       — Вот теперь я пойду, — произнёс Крис. В прихожей он услышал голос отца: «Я дома. Что за чертовщина случилась с нашей дверью?» — Скажи дедушке, что со мной всё в порядке. Я пойду сразу к Энджи.       — Дедушка поймёт. Некоторые люди с годами становятся мягче. А дедушка твердеет, — ответила Бриджит.       — Не твердеет. Дедушка просто не хочет раздёргивать себя. Возраст уже не тот.       — Ты прав, в семьдесят пять каждый захочет покоя.       — Он гонит эмоции куда подальше. Когда дедушка говорит, мне кажется, будто я говорю с огромным мозгом. Чистым разумом.       У дома Рейли внезапно остановилась серая машина. «Приехали пташки, куда же без вас? Захотели спеть мне песенку», — Крис понял, что за ним приехали посланники Временной ИРА. Британцы, перелопатив всю улицу, как чужой огород, ушли часа два назад.       — А, чужак. За тобой, кажется, приехали. Опять нашкодил? — обратился к Крису из коридора Мартин. Те же угловатая челюсть, квадратное лицо, большие голубые глаза, чёрные волосы — отец и сын оказались очень сильно друг на друга похожи. Разве что с годами сорокавосьмилетний Мартин Рейли успел заматереть. Его некогда нежные черты лица огрубели. Суровая служба на флоте и безрадостная работа на верфи наложили на него заметный отпечаток.       — Приехали за тобой, сынок? — с тревогой спросила Бриджит, на чьём лице застыло выражение ужаса.       — Спокойно. Они хотят просто поговорить. Сама понимаешь, после сегодняшнего водевиля им хочется поболтать со мной, — успокаивал мать Крис. — Не бойся. Они хотят услышать мою версию событий. Беседа будет увлекательной, не сомневаюсь. Я пойду.       — Бриджит, расскажи мне, что сегодня стряслось? Наш чужак наследил? — спросил Мартин Рейли.       После оглашения приговору Майклу отец изменил отношение к Крису. Сыном за службу британцам он его так и не признал. Однако Мартин перестал кричать на Криса и приходить в ярость от одного лишь его появления дома. Прежняя ненависть ушла в тень, её место заняла лёгкая неприязнь. Наметился маленький компромисс.       Крис взял букет, попрощался и вышел на улицу. Он считал, что «прово» для начала поговорят с ним, а уже потом примут решение. Крис часто сравнивал руководство обеих ИРА с римским императорам и кровожадными зрителями на трибуне Колизея, сошедшими с картины художника Жан-Леона Жерома*. Одним жестом древний владыка вместе со зрителями хладнокровно и без всякой жалости решали участь раненого гладиатора. Его выбор можно было тоже назвать бесчеловечным. Так и потомки кельтов, обходясь без сантиментов, вершили людские судьбы. Одна команда и пара выстрелов мало чем отличались от поворота пальца и рокового удара стального клинка.       — Давай в машину, Крис. Тебя хотят видеть, — Рейли остановили слова Шеймуса О’Донована, рослого бойца с длинными баками. Дойл использовал этого угрюмого и начавшего лысеть мужчину в потрёпанном чёрном костюме в тонкую полоску для разной «внутренней работы». Люди его возраста обычно занимали командные должности. Но О’Донован не блистал лидерскими способностями, зато отличался поразительной исполнительностью. Для допросов и казней информаторов, предателей, рецидивистов и наркоторговец он годился лучше всего.       — Хороший намечается разговор, раз тебя прислали за мной, — с долей иронии дал ответ Крис. — Я ценю вашу заботу обо мне. Как бы мне не сдохнуть от умиления.       — Не бойся. На выезде со мной всегда самые надёжные люди. Садись, — с заднего сиденья донёсся голос Кевина Дойла, командиры роты, где служил Рейли.       Крис сел рядом с Дойлом и закрыл дверь. Серый «Воксал Вива» тронулся.       — У тебя есть странная привычка, Крис. Она меня удивляет, — начал разговор Кевин. — Стоит мне навестить тебя без предупреждения, и ты начинаешь думать, будто я задумал тебя убить. Не для того ведь я тебя спасал, чтобы потом убивать. Слишком глупое решение.       На узком вытянутом лице с острым носом Крис увидел будничное выражение. В карих глазах Дойла читался интерес к собеседнику. Если бы не рыжие зачёсанные вправо и удлинявшиеся в области ушей волосы, Кевин сошёл бы за сухопарого английского джентльмена с Сент-Джонс-Вуд.       — Я никак не забуду наш прекрасный разговор в октябре. Вы тогда всего лишь угрожали мне и моей семьей смертью. Ничего такого страшного, не так ли? Чего тут бояться? Мелочи жизни же! Меня до сих пор трясёт, — честно сказал Рейли.       — Мне нравится твоя честность. Её нужно поощрять. Страх делает тебя осмотрительнее. Но сейчас дело другое. Тебя коробит от меня. Не порядок, ты должен доверять мне. Я ведь помог тебе, а ты почему-то ждёшь от меня гадостей.       Крис никак не мог пересилить страх перед Кевином. Дойл больше не давал ему поводов для тревоги. Командир даже старался подружиться с ним. И всё-таки Рейли продолжало преследовать призрачное ощущение из ужасного прошлого.       — Скажите мне, в чём дело? Куда мы едем? — задал вопросы Крис.       — В штабе батальона хотят тебя услышать. Честно говоря, я сам не знаю, что случилось. Лучше расскажи ты. Я тогда буду знать, смогу ли я тебе помочь или нет.       По дороге в сторону кладбища Милтаун Рейли насытил любопытство командира.       — Ты сделал всё правильно, — холодно ответил Дойл. — Расскажешь всё МакФи. Я не думаю, что осудит тебя.       — Мы не туда едем! Штаб батальона не там! Что вы задумали?! — поддался панике Крис, почуяв подвох. В испуге он огляделся по сторонам и понял, что помощи ждать неоткуда. В зеркале виднелись ничего не выражавшие глаза Шеймуса. Убийцы из когорты лучших из лучших часто лишали жизни своих жертв с будничной скукой с лёгкостью, с которой заводской рабочий на конвейере закручивает гайки. От страха Рейли широко раскрыл рот.       У Криса возникло страшное предчувствие скорого и неизбежного конца. Он угодил в западню, два головореза зажали его в тиски. Теперь Рейли оставалось только с достоинством принять смерть. Крис не сомневался, что Шеймус и Кевин прихватили с собой пистолеты. Против двух «стволов» никакая удаль не могла помочь. Даже если Рейли удалось бы убить неведомым образом Дойла и О’Донована, клеймо осталось бы на нём до конца. Не они, так другие боевики исполнили бы приговор командования, точно палачи волю присяжных в суде. Смирившись с собственной незавидной участью, Крис сжал зубы от ненависти.       — На Фоллс-Роуд военные проводили обыски. Пока штаб перенесли в другое место. Не нервничай, я на твоей стороне. Что с тобой такое? — удивился Дойл.       — Не верю! Где третий ублюдок с пистолетом?! — прорычал Крис.       — Никто не собирается тебя убить. Успокойся. Зачем нам увозить тебя куда-то далеко? Мы могли убить тебя прямо у твоего дома.       — Звучит вразумительно. Неужели вы не врёте?       — Я когда-нибудь тебе врал?       — Нет, чёрт возьми. Вы честно говорили мне, что собирались меня убить. Как тут такое забудешь!       — Вот и не паникуй. Я твой командир. Ты доверяешь мне, я доверяю тебе.       Слова Дойла звучали убедительно, но до конца поездки Крис продолжал ждать гибели.       Разговор проходил в маленькой и крайне неуютной комнатке с потрёпанными обоями горчичного цвета и заколоченным окном, где при тусклом свете лампы в воздухе витали клубы пыли. Крис встретил своеобразный трибунал — в центре на табуретке восседал командир батальона МакФи, левее него устроился один из ротных, правее ютились два парня в потёртых кожанках, что выглядели намного старше их обоих вместе взятых. Рядом с Крисом встал Кевин, оставивший О’Донована сторожить машину снаружи. «Кто именно стукнул на меня?» — в голове у Рейли возник всего один вопрос.       С наигранной улыбкой на исхудавшем лице МакФи прислушивался к каждому слову в рассказе Рейли. Попутно командир батальона думал над чём-то ещё. Он словно сравнивал «показания» Криса со словами других «свидетелей».       — Всё сходится. Твои соседи и Пэдди с Шоном, — поворотом головы МакФи указал на ребят в старых кожанках, — рассказали мне то же самое.       — Так они зашли ко мне погостить? — поинтересовался Рейли. Низкорослый парнишка вполне походи на боевика, с коим Крис говорили на кухне.       — Они. Мы тебя выслушали. У меня возникли к тебе два вопроса. Почему ты не помог Пэдди и Шону убить британца? Ты даже не сказал им, что служишь в одном с ними батальоне. Объяснись, затем мы перейдём ко второму вопросу.       — Угадайте с двух раз кого потащат на допрос и бросят за колючку, если вояки нашли бы у нас дома труп или одну каплю крови? — ответил вопросом на вопрос Рейли. — Они долго голову ломать не станут. Пэдди и Шон выбили бы солдатику мозги, а кошмарить на допросе начали бы моих родителей.       — Победа требует жертв, — со льдом в голосе произнёс избитый слоган МакФи. — Не разбив яйца, яичницу не поешь.       — Да я в вас и не сомневался, — сорвался с языка и «подсудимого». — А как же трёп про защиту ирландцев от террора британцев и лоялистских банд? Слова расходятся с делами, да? Никто не торопится спасать невинных из британских концлагерей. Сколько людей бросили гнить за колючку ни за что, пока наши шишки свалили опорожнять от страха кишечник в Дублин, где их никто не достанет?!       — Осади коней, Крис, — дёрнул за рукав пиджака Рейли Дойл.       — Вы песочите меня, но я сделал заявленное — защитил наших людей. Не только свою семью, но и соседей, — продолжил Крис, не обратив внимания на Кевина. — Толку от вашей победы тогда, если вояки зачистят от нас Белфаст? В задницу такую паршивую победу! Мы стоим на страже наших семей, разве не так? Я бы и слова не сказал, убей вы солдатика на улице. Но не у меня дома! Нам надо думать о живых! Месть за Бэллимёрфи даст нам второе Бэллимёрфи. Там нам не победить!       — Знаешь, я предполагал, что ты банально испугался, — прервал его Макфи. — Но ты смело называешь меня дерьмом в завуалированной форме. У меня не поворачивается язык назвать тебя трусом. Соседи слышали твою яростную речь. Пэдди и Шон говорили мне про твоё бесстрашие, когда вас с матерью взяли в заложники. Теперь я увидел, что они оказались правы. По правде говоря, я устроил им разнос. Они без приказал погнались за солдатом, оставив своё отделение. Я понимаю, какие последствия ждали твою семью в случае гибели солдата. Но твою благонадёжность было необходимо проверить.       — Командир, Крис не давал больше поводов сомневаться в нём. В Америке он разрешил нашу маленькую проблему с деньгами. Месяц назад его отделение вырвалось из окружения без потерь с нашей стороны. У меня мало людей вроде Криса, — заступился за Рейли Дойл.       — Я знаю, Кевин. Сегодня к дому Криса съехалась армада военных. Они забрали солдата. Мне нужно объяснение, как так вышло, что британцы точно знали, где прятался их «винтик». Объяснись, Крис.       — Он позвонил в полицию из моего дома, — не лукавя ответил Рейли. — За ним выслали «спасателей». Не сложно догадаться, не правда ли?       — И ты ему даже не помешал?       — А как я ему помешаю? У него винтовка — у меня ничего. Он держал нас с мамой на прицеле. Пэдди и Шон (так вас зовут, детишки?) рисковать не захотели и ушли. Чертовски умно с их стороны. Ладно там я. Я боец, я выбью глаз любой лоялистской мрази за сотню ярдов. Но мама моя тут не при чём. Или что я должен был делать? Наброситься на него и сдохнуть?! Дать ему убить нас, да?! Умереть всем вам на радость?! Мученики и жертвы, убитые прямо у себя дома ненавистным врагом! Как мило, да?! Нет уж, я боролся за наше спасение, за людей, ради которых живу! Мы не жертвы! Хотите, гоните детишек своих на пули! А я жертвовать родителями не намерен!       — Не заводись, Крис, — вновь дёрнул Рейли за рукав пиджака Дойл.       — А как тут не заводиться?! Меня осуждают за защиту моей семьи!       — Ты помог врагу, — изрёк МакФи тоном государственного обвинителя из зала суда.       — Скажите-ка тогда вы, что мне надо было делать?! Дать ему убить нас?!       В ответ воцарилась тишина.       — Ты не раскрыл себя, — сказал невпопад МакФи. — Пока к тебе претензий больше нет. Однако за тобой придётся присматривать на всякий случай. Я хочу точно знать и быть уверенным, что сегодняшний случай на тебе никак не отразился, а твоя благонадёжность осталась прежней.       — Гадкий случай на мне уже отразился. Сегодня меня загнали в звериный угол. И знаете? Я остался человеком! Запомните, им я и останусь даже тогда, когда эта проклятая война окончится!       — Свободны! — МакФи оставил без внимания решительный выпад Криса.       Вместе с Дойлом Рейли вышел из дома. Вдали виднелось тёмное и мрачное кладбище. Его вид пугал не меньше появления армады британских солдат с танками и БТР.       — Жду тебя завтра без опозданий. Намечается дело. Командиров твоего уровня у меня мало, без тебя никак, — проговорил, подобно заводскому бригадиру, ставившему задачу перед рабочими на верфи, Дойл.       — Значит, сегодня ещё поживём, — с облегчением бросил Крис, осознав, что на сегодня испытания для него наконец-то закончились. Он остался жив.       Кевин и Шеймус сели в машину и уехали. Рейли же остался один на злых промозглых улицах, где чувствовалась свежесть и пахло дождём. Тёмным вечером там заметно похолодало. По пути Крису почти не встречались прохожие. Западный Белфаст походил на город-призрак. Одинокая фигура Криса напоминала силуэт привидения. Рейли буквально исчез в темноте, лишь иногда его очертания вырисовывались на свету, что падал на мокрый и скользкий асфальт из окон однотипных террасных домов.       «Город засыпает, просыпаются кровожадные психи», — подумал Рейли, приближаясь к Фоллс-Роуд. Издалека доносились крики, громкие сутки, треск битого стекла и журчание огня — на баррикадах опять гремела схватка. Ирландцы обороняли квартал от протестантских погромщиков.       Свет костров, чёрные контуры домов и тьма вокруг — вечерами белфастские пейзажи становились ещё более мрачными и пугающими.       «Ольстер был и останется британским, ирландская шваль!» — недалеко от Рейли за поворотом объявились лоялисты. Их громкое появление не могло обойтись без стрельбы. Звонко ударил автомат, за ним последовал истошный стон, после чего заревел мотор и зашипела резина. Крис сразу догадался, что пуритане проскочили под шумок, созданный толпой погромщиков. Уличная шпана отвлекла внимание защитников Фоллс-Роуд, чем воспользовались боевики Ольстерских добровольческих сил.       На пороге двухэтажного домика на типичной рабочей улице Крис увидел подстреленную девушку. Маньяки в белых перчатках поехали «охотиться» дальше, пустившись на поиски добычи ближе в комплексу Диви-Флэтс.       «Как хорошо, что у меня все дома сейчас сидят. Я бы тогда так обрадовался, что вырвал бы пуританской твари позвоночник. Герои чертовы! Вы трусливое бесхребетное дерьмо. На что вы вообще годитесь? Каждый раз одно и то же — кучка перепившего бычья выезжает на сафари и совершает великие подвиги. Очень великие, сколько мужества и героизма требуется, чтобы убить безоружного человека!» — склонился над худой девушкой с окровавленной грудью Рейли. Он давно успел привыкнуть к пуританскому «сафари», однако каждая такая «поездка» вызывала у него желание расправиться с карателями в бою. Вот только ольстерцы избегали стычек с ИРА.       «Проклятье. Нет, подожди-ка, она ещё жива!» — удивился Крис, прощупывая пульс девушки. Его буквально шокировал её умоляющий взгляд. Она как бы говорила Крису: «Помогите! Спасите меня! Я не хочу умирать!».       — Эй, вызывайте скорую! Она ещё жива! Не дайте ей тут подохнуть! — кричал Рейли на всю улицу. — Её ещё можно спасти! Я не хирург! Ни черта не смыслю в медицине! Проклятье! Оранжистское* зверьё, будь оно трижды проклято!       По началу Крису показалось, что его крик утонул в гуле схватки на баррикадах. Затем из дома напротив ему ответили:       — Врачи уже едут!       «Проскочить бы им. Успели бы вовремя только», — думал Крис. В доме девушки свет не горел.       — Дайте мне отнести её в дом! Ублюдки могут вернуться!       Хриплый мужчина из соседнего дома напротив впусти Рейли.       — Она одна живёт. Родных убили пару месяцев назад, — объяснил сосед. — Делайте, что я вам скажу. Вдвоём мы сможем остановить кровь.       Крис всякого повидал за последние полгода. Ему ещё не приходилось бороться за жизнь раненых людей. К счастью, хриплый мужчина знал что делал, Рейли оставалось выполнять его просьбы. От вида крови парню стало дурно. Пришлось держаться до последнего, чтобы не победило желание всё бросить и убеждать.       — Спасибо вам, — поблагодарил Криса хриплый мужчина уже после «операции».       — Было бы за что благодарить.       — Видок у вас будто с похорон.       — Провожал в последний путь свою прежнюю жизнь, — с долей чёрного юмора ответил Крис, стоя в узком коридоре с бежевыми стенами при свете лампы на потолке.       — Зачем же тебе тогда букет?       — Утешаться иду.       «Денёк так денёк! Одуреть можно. Или головой тронуться. Невероятно, никто мне не поверит. Плевать. Сегодня тебе крупно повезло, сказочно даже. Поживешь ещё. Но второй раз тебе уж может сказочно не повести, карта плохо ляжет. Ещё один такой денёк, и я свихнусь. Каждый день мы тут все играем в чертову лотерею. Не жизнь, а одна сплошная игра в русскую рулетку с тремя патронами! Судьба норовит подсунуть подлянку каждому. Паршиво живём! Чего ждать от завтрашнего дня? Чёрт его знает. Здесь каждый день как последний. Проклятье! Куда меня угораздило попасть?!» — по дороге к Энджи голову Криса одолевали неприятные мысли. Он шёл осторожно, внимательно присматриваясь к каждому повороту. Выстрел мог ударить откуда угодно.       «Сегодня ты поживёшь. Приходится довольствоваться моментом вместо того, чтобы жить полноценной жизнью. Ничего не поделать. Как тут вообще жить? Наслаждайся одним мгновением, пока есть ещё чем наслаждаться, и ты можешь им насладиться. И не думай о завтрашнем дне, нечего портить настроение. В голову всё равно ничего хорошего не лезет», — решил Рейли.       В сотне ярдов от комплекса высоток Диви-Флэтс разразилась пальба. Вскоре Крис увидел изрешечённую пулями машину, врезавшуюся в столб. Внутри сидели мертвецы в чёрных одеждах с белыми поясами. В глаза Рейли больше бросились окроплённые кровью белые перчатки. «Отъездились уроды», — довольно отметил он. Не то «прово», не то стрелки из Официальной ИРА (район Диви-Флэтс находился под её контролем) не поскупились на «гостинцы» для ольстерцев, расстреляв их из автоматов из засады. Охотники успели в одночасье превратиться в дичь.       «Чем дальше, тем хуже. Этот год выдался похлеще предыдущего. Он даже закончиться не успел, зато дерьма от него уже хватило с избытком. Что тогда ждёт нас всех в следующем году? Обалдеть можно будет, я не сомневаюсь», — мысленно задался вопросом Крис и нарушил собственный запрет не думать о будущем. При всём нежелании он предчувствовал бурю, хоть некоторым и казалось, что она уже охватила мятежную Северную Ирландию.