Победа

[Предупреждаю, что будет много стекла, даже по моим меркам. Но будет и кое-что погорячее в этой главе, поэтому пропускать её не стоит] Нельзя заставить любить. И любовь нельзя заслужить. Любовь можно только вызвать. Но, как и чем… этого никто не может сказать. А еще любовь можно убить. И вот это сделать довольно просто. В девяносто девяти случаях из ста, слова и поведение, как у Джареда по отношению к Дженсену в их последнюю встречу, не оставили бы после себя ничего кроме пустоты и ненависти. В девяносто девяти случаях, но не в этом. Прошло больше полугода. Дженсен больше не ходил в Сарри и сильно изменился за это время. В его глазах как будто потух огонь, а в душе иссякла присущая ему тяга к жизни. Вид у него теперь, по большей части, был отстраненный или ушедший в себя. Окружающие списывали это на взросление, на обретенную «мудрость», и все чаще Дженсену приходилось слышать доброжелательные советы о том, что, похоже, пришло время ему начать заводить собственных детей. Не самый лучший совет, учитывая, что приобрел Дженсен отнюдь не мудрость, а разбитое сердце и глубочайшую депрессию. На самом деле он лишь всё больше чувствовал себя не на своем месте. Ощущал тягость жизни, проходящей в стороне от главного, а теперь, может быть, и единственного, интереса. Сейчас ему казалось, что вся его прежняя жизнь была лишь пустой прелюдией, ведшей его к встрече с Джаредом. Но Джареду он оказался не нужен. И ничего от него оказалось не нужно: ни его любовь, ни его подарки, ни его преданность, ни он сам. И теперь вся его жизнь тянулась, как напрасная безрадостная тягомотина. Он просто делал то, что от него ждали, потому что, в общем-то, ему было уже всё безразлично, и потому что оставалась потребность привнести хоть какой-то смысл в свое существование. Но почему-то жизнь от этого становилась только гаже и тошнотворнее. Плюс ко всему, столь полное и глубокое отвержение именно этого человека, именно Джареда, беспрестанно давило Дженсена изнутри, медленно отравляло и пожирало его, как рак. Дженсен уже забыл, когда он в последний раз чему-то искренне улыбался. Время от времени в его голове звучали слова Джареда, раз за разом повторяя: «Ты действительно тупой или притворяешься?!» «Забирай своё дерьмо! Мне ничего не нужно от такого урода!» «Грязный вурлак! Вонючий насильник!» «Убирайся, ебливая тварь!» «Я убью тебя в следующий раз, если еще увижу!» Сердце при этом всегда обрывалось, пропускало удар и невыносимо болезненно сжималось, отказываясь биться дальше. Такое могло происходить по нескольку раз за день. Мало и этого, теперь Дженсена без конца тянуло мыться, хотя он был чист, как новорожденный ландыш. Из-за этого постоянного мытья многие стали предполагать, что у него не всё в порядке с головой или, что вероятнее, на нем лежит проклятие или порча, и не мешало бы ему сходить к ведуну за снятием. Дженсен и сам начинал так думать и даже сходил к их самому лучшему «специалисту» в этой области. Но старания ведуна ни к чему не привели. «Это слишком сильное зло, — только и заключил он вконец. — Я вижу, что вокруг тебя так и клубится облако смерти и страданий. Убрать это сможет только то всесильное создание, которое наложило такое». Как ни удивительно, он был совершенно прав. Только Дженсен знал, что здесь не какое-то сверхмогущественное существо, а всего лишь Джаред… И ожидать от него чего-то кроме новых нападений и оскорблений — бессмысленно. «Ребенок. Истеричка. Капризная девка. Высокомерная сучка» — ругался на него про себя Дженсен. Но даже эта несомненная правда очень слабо облегчала его страдания. Еще больнее, чем те слова Джареда, было вспоминать момент, когда они сидели у реки. Так недолго, но этого хватило, чтобы почувствовать близость этого большого мальчишки, его расположение, симпатию и доверие. И всё это ощущалось так правильно, так естественно. Джаред его как будто околдовал. Быть рядом с ним, жить для него — вот и всё, чего Дженсену хотелось. Всё вдруг стало так просто, прекрасно и ясно. А потом закончилось… Не успев начаться и попутно унеся с собой и всё то, что было кроме. Тем не менее, даже насилу влача существование, человек задумывается о разных вещах и планирует. Дженсен всерьез начал задумываться о продолжении рода. Почему бы и нет? Может хоть это зажжет в его пустой жизни искорку света. С выбором жены на роль матери он даже не задумывался, сразу определив на ее роль Даниль. Эта яркая, умная, активная, хорошенькая, развратная, упрямая и целеустремленная рыжая сучка ужасно напоминала ему Джареда. Отдавая себе отчет, что это уже какая-то безумная мания и полный сдвиг по фазе, Дженсен увлекся идеей и фантазией, что Данни — нечто вроде женской вариации Джареда. И поэтому с удовольствием представлял, как заделает ей ребенка, и может, не одного. И уже придумал, какими именами их наречет… Первенца любого пола — обязательно Джей-Джей. Отказа Данни он не боялся, зная, что его не будет. Все гаремные шлюшки только и мечтали подняться еще на одну ступеньку, заняв привилегированное положение по отношению к остальным. Всё же пока что, не особо торопясь обременять себя лишними обязанностями, Дженсен продолжал сутками пропадать на охоте, больше, чем когда-либо. Направлялся он всегда, сначала неосознанно, а потом поняв и смирившись, в сторону Сарри. Но не доходил до него. Не потому что боялся, что Джаред выполнит свою угрозу. Если убьет, то пусть убьет — Дженсен не был сильно против. А просто потому, что Джаред ясно запретил ему это делать и наказал держаться подальше. Совсем «подальше» не получалось, и раз за разом Дженсен оказывался в разных окрестностях Сарри, из-за одной только призрачной возможности снова случайно увидеть Джареда. Проходя однажды мимо широко раскинувшегося и изогнутого озера Сейроу, Дженсен, конечно же, почувствовал острую необходимость помыться. Невроз, которым одарил его Джаред, обозвав грязным и вонючим, буквально заставлял его кожу чесаться от ощущения несуществующей грязи. Поэтому поскорее сняв с себя всю одежду, Дженсен вошел в воду. Проведя там немалое количество времени, он сделал заплыв, в конце которого уцепился за камни с другой стороны озера. Этот берег был очень крутой, в основном почти отвесный. Дженсену пришлось приложить немало усилий, чтобы вылезти там. Оказавшись на высоком лесном обрыве, он осматривал озеро, прикидывая, какой же большой путь проплыл, пока не почувствовал буквально спиной и кожей, устремленный на него взгляд. Оглянувшись, Дженсен ощутил слабость в ногах и желание прикрыться. Потому что невдалеке, под деревом, облокотившись о ствол, стоял и смотрел на него Джаред… В первый момент Дженсен даже испугался. Во второй — испытал прилив сил и счастья, словно его коснулась душа жизни, вдыхая всю утраченную за последние месяцы жизненную силу. В третий — снова испугался, теперь всерьез и по-настоящему. Джаред изменился за эти полгода. Он как будто бы стал еще чуточку выше и больше, как это ни удивительно, мощнее и сильнее. Жалящий Дженсена взгляд стал еще жестче, и в нем пылало брезгливое негодование, всё та же враждебность и ярость, сконцентрировано направленная на Дженсена. — Снова преследуешь меня, — с нехорошей улыбкой, не спросил, а констатировал одетый мужчина. Дженсен вновь поймал себя на том, что просто-напросто боится Джареда. Даже не того, что он может его убить, как и обещал (хотя Дженсен никогда не думал, что он это серьезно), а боится беспочвенно, на каком-то глубинном уровне, на животном уровне… просто испытывает ужас, всем существом, едва ли не обонянием, ощущая исходящую неясную опасность, и что самое страшное, не понимая — что опять творится с этой непредсказуемой тварью по имени Джаред. Глядя на него, Дженсен никак не мог набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы хоть что-то ответить, а точнее, возразить произнесенным словам. Впрочем, было очевидно, что его возражения ничего бы не значили сейчас. Самым неприятным оставалось то, что невозможно было знать, что происходит в этой косматой башке, и чего можно ожидать в следующий момент. Джаред сам был — как темный лес, и стоя здесь, в тени, под кронами разросшихся деревьев, его идеальная мужественная фигура внушала какой-то совершенно мистический трепет. А скрещенные на мощной груди руки невольно выдавали отгороженность и замкнутую в себе силу. — Еще и разделся? — усмехнулся он, неторопливо отлипая от ствола и делая шаги к Дженсену. — Не для тебя, сука… — Что-что?.. — вздергивая брови на лоб, весело оскалился этот верзила. — И для кого же? Для твоего невидимого гарема? «Случайно» Джаред оказался между ним и единственной тропинкой плавного спуска к берегу, приближаясь едва не вплотную, заглядывая свысока на бледного и явно нервничающего Дженсена. — Заткнись… и дай пройти, — попросил тот. — Моя одежда осталась на пляже. Джаред не только не отходил, но и сделал ответный шаг, когда Дженсен хотел его обойти, вновь оказываясь перед ним и загораживая дорогу своей высокой плечистой фигурой. — Я же тебе говорил, чтобы ты от меня отстал! — Я и отстал. Это случайность, Джаред, клянусь. — Вранье! На таком близком расстоянии Дженсен с тревогой заметил, что этот шедевр из литых мышц напротив него едва заметно трясет. «Неужели от гнева? — обалдел Дженсен. — За что он так ненавидит меня? Конечно, есть за что, но это… это уж совсем…» — Как давно ты снова за мной ходишь? — потребовал Джаред. — А тебе и не терпится? — огрызнулся Дженсен, разрываемый возмущением, страхом, удовольствием от хоть какого-то контакта с любимым человеком и мучительным, неизбежным возбуждением от его близости. — Чтобы я снова бегал за тобой? — Не смей этого говорить! Даже думать не смей! — «Не смей — не смей», — ребячливо передразнил Дженсен, снова и снова отводя глаза, как будто и правда был в чем-то виновен. — Заладил, словно титулованная особа или бог какой-то. Ты — обычное отребье, я — сын вождя. Еще как посмею и думать, и говорить. От этих слов Джаред только фыркнул и отрицательно мотнул головой. — Какой из тебя сын вождя, — высокомерно заявил он. — Ты — грязная потаскушка. Больной извращенец. Дженсен вздрогнул. Вот и новый удар, спасибо, давно ждали. Он видел, что Джаред даже не пытается оскорбить, а действительно, искренне так считает, или, по крайней мере, верит в это. Это было ужасно. Дженсен смутно чувствовал, что надо как-то срочно уносить отсюда ноги. Тем более, что внизу живота все больше разгоралось совершенно неположенное при таких обстоятельствах сладкое возбуждение. Это было какое-то полное безумие: у него вставало на этого горячего монстра, даже когда он его оскорблял и откровенно ненавидел. — Хорошо, ладно, как скажешь, — соглашался со всем Дженсен, снова пытаясь обойти. — Просто оставь меня… дай уйти… — Да очень ты мне нужен, — заявил Джаред, теперь уже буквально вплотную прижимаясь и нависая сверху. — Это ты меня оставь! Кто дал тебе право ходить за мной? Да еще… в таком виде?! Думаешь, посверкал голой задницей — очень умно сделал? Только сейчас Дженсен с удивлением вслушался, снова заставил себя на него взглянуть и увидел, как Джаред, тяжело дыша, потрясенно и жадно пялится на его гладкую, безволосую от природы грудь, не имеющую ни малейших признаков мужской растительности, и ниже — на идеальный пресс и сильные бедра. — А что — моя задница тебя так сильно смущает? — язвительно заметил Дженсен. — Меня блевать тянет! — выпалил Джаред. — От тебя, твоих блядских губ и бабьих ресниц! От него по-прежнему так и несло темной агрессией, ненавистью и… дичайшей, едва сдерживаемой, страстью и желанием. При этом сам он вряд ли понимал это. Но Дженсен наконец понял и испытал неповторимо прекрасный прилив надежды. У него самого всё внутри откровенно стонало и изнемогало от желания — в данный момент не вставить, а отдаться самому. Внутри всё так и сжималось в ожидании твердого ствола вот этого перевозбужденного заносчивого самца, и он ничего не мог с собой сделать. Сердце тупо замирало от сладкого восторга, при одной лишь идее, что Джаред может… Может быть… — Раз так, может, дашь уже пройти? — с неуверенной улыбкой, еще раз решил заикнуться Дженсен, надеясь совсем не на это. И да, Джаред точно разъяренный бык, выдувающий пар из ноздрей, не давал ему хода, продолжая возникать на пути, уже буквально сталкивая с ног. А когда Дженсен попробовал увернуться, схватил его за руку так мгновенно, словно от этого зависела его жизнь. Захват оказался настолько ужасающий по силе, что даже у Дженсена, отнюдь не неженки, от боли скривилось лицо. — Думаешь, можешь приходить ко мне, как и когда вздумается?! — чуть ли не выкрикнул с обиженной претензией Джаред. — А потом пропадать на полгода?! — Да ты просто нечто! — офигел Дженсен. — Теперь и в этом я виноват? Я, а не ты, я правильно понял? — Да, ты правильно понял… — А еще ты очень хочешь, чтобы я оделся и ушел? — откровенно насмешливо уточнил Дженс. — Да. Потому что ты — мерзкий… и посмотри только, у тебя снова стоит… Фу… До Дженсена наконец дошло, что если у Джареда и есть какие-то большие проблемы, то не с ним, а только с самим собой. — А у тебя, ты хочешь сказать, смирно лежит? — усмехнулся он. Этого неприятного открытия и меткого подкола Джаред уже попросту не выдержал. В следующий момент он повалил Дженсена на землю, удерживая его так мощно, как если бы тот пытался сбежать. — Что ж ты какой сильный… Что там у тебя внутри — плоть или железо? — морщась, задохнулся Дженсен и тут же сквозь боль усмехнулся. — Мне нравится. Обнаружив, что Дженсен и не думает сопротивляться, Джаред удивленно хмыкнул и ослабил хватку, а потом даже отпустил, наблюдая, как жертва сама приглашающе разводит перед ним ноги. Это ему польстило. — Можно? — спросил Дженсен. — Что? — Раздеть тебя. Глядя на восхищенный и плывущий взгляд зеленых глаз, Джаред жестоко отказал: — И сам справлюсь. Дженсен с удовольствием проследил за каждым небрежно снятым предметом одежды. Это совсем не был стриптиз, но ничего лучше Дженсен в жизни не видел. А обнаженный Джаред был такой красивый и сильный… Слишком красивый и слишком желанный. Это было просто неправильно, нечестно, опасно. Это тело было преступлением природы — ни один смертный не должен был обладать настолько невероятными данными. Что там смертные, Дженсен не мог припомнить даже ни одного бога, который мог бы с таким сравниться. Беспорядочные поцелуи-укусы сыпались на Дженсена в разных местах по всему телу, большие сильные руки бесстыдно исследовали каждый его уголок, ловя ответные реакции и зоны восприимчивости. И Дженсен оказался невероятно восприимчивым до Джареда. Каждое даже мимолетное касание ощущалось как небесное откровение и провоцировало очередной взрыв похоти. Дженсен тек и мог лишь трепетно касаться этого мощного, но прекрасно-изящного тела сверху, разметавшегося океана каштановых волос… Джаред был как живой огонь, и Дженсен все больше терял себя, растворяясь в нем, в его жадных ласках и голодном желании. Джаред проник сразу двумя смоченными в слюне пальцами в разгоряченный и заждавшийся его вторжения вход. Дженсен оказался приоткрытым… И не просто приоткрытым — внутри его крепкого ануса пальцы Джареда, к немалому удивлению последнего, ощутили заметную пустоту. У Дженсена была офигительная рабочая дырка, соблазнительная, под стать его пошлым губам. Мышцы выдолбленного отверстия оказались невероятно сильными и упругими. Они жадно обхватили принятые пальцы Джареда плотным тугим кольцом, приятно пульсируя, и из слегка выгнувшегося на траве Дженсена вырвались низкие протяжные стоны. — Да ты действительно блядь… — с косой улыбкой произнес Джаред и развел внутри этого хрипло стонущего мачо свои длинные пальцы, пробуя его возможности. — Так вот как ты развлекаешься со своими мужьями? Что же они делают, по кругу тебя пускают? День и ночь ебут тебя своими большими, голодными до дырки Дженни стволами? А может, им нравится засовывать всякие игрушки в такого идеального красавчика? И ты сутками ходишь с ними, такой заполненный, всегда растянутый и распертый… и тебе это нравится… такому, как ты, ведь это не может не нравится? Дженсен спешно облизывал свои сочные губы, с трудом дыша от удушающего, прошивающего насквозь желания прямо в губы Джареда — в эти невинные чистые губки, произносящие столько грязных слов… на самом деле, говорящие такие развратные вещи… о нем… Именно о нем. Джаред только что назвал его идеальным красавчиком, и представил его в самом непристойном и пошлом виде… Сознание еще отказывалось целиком воспринимать это, но тело уже бесповоротно сходило с ума. Дженсен хрипло выдавил: — А если и да? — Шлюшка… Кнута на тебя не было? — фыркнул Джаред. — А ты хочешь воспитывать меня кнутом? — А ты хочешь, чтобы я с тобой это делал? — Теперь даже не знаю. Для очередного сосунка из дебильного стада Сарри, ты и сам на удивление развратен. И что с тобой только стало. Или ты всегда был черной овцой, а я по наивной влюбленности этого не видел? — предположил Дженсен, которому это было очень интересно. — Нет, для паршивой овцы ты слишком хорош и идеален. Просто сама невинность, белая и пушистая. Да ты просто волк в овечьей шкуре, вот кто ты такой, малыш, и вот в чем твой секрет. Я слышал, что волкам необходима такая маска, если им так уж хочется оставаться в овечьей компании. Конечно, теперь это казалось очевидным — просто хороший и невинный мальчик не мог так сильно зацепить такого искушенного, мягко говоря, развратника как Дженсен. Он бы не стал вызывать настолько безумных и неодолимых желаний, такого болезненного и мучительного влечения. Просто хороший и невинный мальчик великолепно, шикарно сгодился бы на раз, на два, на десять, а потом… потом был бы безнадежно испорчен. По крайней мере, он бы утратил ту единственную ценность, которой обладал. Дженсен сам постоянно имел дело с такими вещами, и более того, он и сам когда-то был таким мальчиком… Мальчиком буквально. Ему не повезло в том, что он всегда был слишком красивым, настолько, что его растление в не слишком щепетильном с такими вещами обществе вурлаков потихоньку началось в самом нежном возрасте и продолжалось также тайно и незаметно долгие годы. Новички иногда зажимали ему рот и ускоренно трахали в готовую задницу, но те, кто делал это много раз, те уже знали юного наследника — Смазливую Попку — Дженсена и знали, что зажимать ему рот и спешить нет никакой необходимости. Дженсен всегда молчал — и во время, и после. Потому что поначалу постыдился рассказывать о таком своим властным родителям, а потом было поздно. К тому же, охрененно растраханный, он сам потом начал получать удовольствие от ебли, сам подставлялся… Его слишком соблазнительную, неотразимую задницу постоянно выдалбливали самые разные члены, и не только, а он получал от этого удовольствие и кончал. Все это дерьмо творилось еще до того, как отец приказал ему стать мужчиной — тоже крайне рано, когда начинал возникать интерес к другом полу, но еще не возникало особой потребности. Дженсен совсем не хотел этого, но никогда не ослушивался приказов. Постарался не ударить лицом в грязь он и в этот раз. И в целом, несмотря на весь происходящий вокруг него разврат и Содом, он так и оставался одиноким испуганным мальчиком, больше играя из себя плохого парня, чем реально являясь им. Да, он действительно был похотлив, но эта его знаменитая пошлая похотливость была скорее женского качества, чем мужского. И да, он брал пример с тех уродов, кто когда-то мучил его самого, неосознанно повторял их во всем, и сам любил «портить» хороших невинных мальчиков, которых через его постель прошло немало, и которые, в общем-то, слились давно в один безликий поток. Но Джаред — это было нечто совсем другое. Под его чистой и невинной, милой и очаровательной обложкой нечто просто кричало о грехе и темной страстности, о грешной вседозволенности, бесконечной порочности, огне, властности и силе. Было похоже на то, что Джаред всегда делал нечто обратное Дженсену — вовсю играл в хорошего и прилежного мальчика, в то время как внутри него с самых ранних пор просыпались совсем недетские, безумно жаркие желания и мысли. И правда, даже будучи мальчишкой он был похож на нимфетку с их излишней тонкостью рук и внимательностью взгляда. С их отстраненностью, скрытностью и задумчивостью, не свойственной обычным детям того возраста. И если бы только кто-то проявил тогда к нему малейшее поползновение, хотя бы намек, он бы… дал. Джаред грезил об этом ночами, фантазировал и кончал лет с десяти. Ему прямо не верилось в том возрасте, что это возможно реально, и что когда-нибудь эти фантазии сбудутся и ему будет так хорошо по-настоящему — что кто-то будет трогать его, целовать его тело, прикасаться к нему в тех самых, таких чувствительных местах… Он засовывал в себя пальцы, ярко представлял, как его имеет его крутой брутальный наставник по охотничьему ремеслу. Существовал бесконечный список фантазий, где эти крепкие сильные руки ставили Джареда на землю раком или лицом к дереву и медленно снимали с него всю одежду… Он как вживую чувствовал, как большой ствол прижимался к нему… Джаред до сумасшествия хотел его трогать и ласкать. Он мечтал сосать член, желательно большой — чем больше, тем лучше. Он хотел принимать в себя всю сперму, хотел, чтобы на него кончали, много кончали, чтобы его всего залили спермой. Мечтал, чтобы закаченная литрами сперма текла из его затраханной дырки. И чтобы на него смотрели со стороны. Он любил фантазировать, как бы его трахали всей компанией местных охотников. И со всей яркостью представлял, как бы его ебала целая орава местной вечно пьяной сволоты. Все фантазии Джареда были невероятно разнообразными, жаркими, извращенными и… неисполнимыми. Все вокруг безумно любили его и носились с ним — родители, семья, учителя, друзья. Сразу же проникались к нему симпатией и любовью и те, кто видел этого хорошенького умного мальчика впервые. И никто, никто, ни один его и пальцем не смел коснуться в том самом известном, греховном смысле… Те ребята, кто повзрослее, да и сами взрослые вокруг него были либо боязливые, либо правильные, либо целомудренные, а сверстников секс еще не начинал интересовать от слова совсем. А главное, все без исключения видели в нем только ребенка, и что еще хуже — ребенком он и был. Короче говоря, этот опасный возраст волей небес прошел для Джареда без непоправимых ошибок. А немного повзрослев, годам к четырнадцати, он сильно изменился. У него, всё ещё мучительно нетронутого, нетрахнутого, вдруг чрезвычайно развилась гордыня и уже хрен бы кому он дал просто потому что хочется, без клятвы ему в вечной любви и преданности, без искреннего преклонения перед ним… Скоро он вообще решил забыть, что его привлекают и мужчины тоже. Это постыдное влечение было "недостойно" его, ведь он был таким идеальным и хорошим — примером всем, завидным эталоном. Конечно, как и Дженсен, Джаред не просто играл свою излюбленную роль — золотого мальчика — но и вовсю старался быть таким на самом деле. Он старался быть хорошим и праведным. И действительно выглядел невинным и почти безопасным… как дремлющий вулкан. Безопасный. Почти. У него не получалось быть праведным даже с Лэванни. Но Дженсен — это стал просто конец света… И теперь Джаред тяжело дышал, слушая его со сдержанным гневом и жгучим желанием, буквально лучащимся в умных глазах. Он не стал спорить, этим лишь подтверждая выдвинутое предположение, и только с очередным уколом заметил: — Я хотя бы жопу свою другим не подставляю. — Ну, поздравляю, ты очень крутой мужик, — съязвил Дженсен. — Ах, погоди… Ты же просто упрямая заносчивая сучка! Джаред предупредительно шлепнул его по заду, даже не рассматривая вариант того, насколько Дженс на редкость прав в общем-то. — Следи за языком. Я не шутил насчет кнута. — Я вообще-то пробовал кнут — боль невыносимая. И то стегала всего лишь девушка в маске. Джаред резко и громко хохотнул, продолжая оглаживать изнутри охотно предоставленную ему дырку Дженсена и добавляя в неё еще один палец. Джей поступательно двигал сразу тремя в обхватившем его сильном кольце Дженсена, слушая брутальные ритмичные стоны закатившего глаза мужчины. Дженсен машинально разводил свои мощные напряженные бедра как можно шире перед Джаредом, его мускулистое тело выгибалось на земле, отчаянно вздергивая таз навстречу трахающим его пальцам. Из его затвердевшего и большущего, как дубина, члена на солнечное сплетение текла смазка. — А знаешь, уверен, что зато тебе кнут пришелся бы по вкусу, — просмаковал эту идею Дженсен, глубоко дыша. — Это было бы шикарно. Настолько больших и горячих жеребцов мне еще не доводилось пороть. Включая тех, что с копытами. — Заткнись. Джаред перевернул свою «жертву», утыкая лицом в траву на всё готовое тело, раскрывая его. Приоткрытое мышечное кольцо Дженсена несколько раз импульсивно сжалось над его крупными, туго наполненными яйцами, и Джаред огладил эту мошонку, а потом и весь внушительный ствол, сразу же обильно роняющий в траву новые капли смазки. При этом гортанный и мучительный стон Дженсена вновь раздался в лесной тиши, и Джаред видел, как сразу напрягается каждым мускулом это тело и как оно отчаянно, бешено пытается трахать его пальцы. Подразнив крайнюю плоть и крошечную текущую дырочку уретры Дженсена, Джаред больше не стал оттягивать. Наскоро смазал сплюнутой в ладонь слюной свой огромный ствол и въехал в гостеприимно предоставленную ему, откровенно раскрытую дырку мужчины, наслаждаясь его удивленным и хриплым вскриком. Здоровенный и твердющий ствол Джареда заполнил проход так, что даже Дженсену было почти больно. Джей начал двигаться, размашисто трахая готовое рабочее дупло Дженсена, выплескивая всю ненависть и раздражение, которые этот наглый и блядски сексуальный вурлак у него вызывал. Дженсен мужественно и покорно принимал это грубую, безжалостную долбежку. Издавая низкие брутальные стоны, Дженсен сам для себя неожиданно кончил, удивленно глядя, как под ним на траву ударила первая струя спермы… Облегчив свои переполненные яйца, Дженсен удовлетворенно обмяк, затих и, прогнувшись, приподнял навстречу проникновению Джея бедра, позволяя долбить свою расслабившуюся дырку. — Развратная потаскушка, — произнес Джаред. — Сколько же тебя ебали, что ты стал таким? — Чем большую цифру представишь, тем ближе будешь к истине, — огрызнулся Дженсен. Движения стали еще грубее и размашистей, заставляя нижнего постанывать и сходить с ума от продолжающегося траха. Большой член уже легко ходил поршнем в растраханном и жадно раскрытом навстречу проникновению отверстии Дженсена. Прижатому к траве мужчине приходилось смотреть куда-то вбок, ничего не видя с широко распахнутыми огромными зелеными глазами, с наслаждением слушая громкие шлепки и чувствуя, как новый оргазм неотвратимо собирается внутри его тела. Издав совершенно непристойный и изумленный стон пошло округлившимися губами, Дженсен начал кончать еще раз, еще лучше и еще интенсивнее. Тугая мощная струя била в уже залитую траву, опустошая разбухшие и напряженные яйца Дженсена. Теперь всё его мускулистое тело вздрагивало, а задница сдавливалась крепкими сжатиями вокруг глубоко принятого мощного члена Джареда. Джей особенно резко и грубо всадил последние толчки, словно с презрением наказывая Дженсена за эту очередную постыдную слабость. Так он кончил и долго сливал бесконечную сперму в Дженсена, удерживая его за бедра, поглаживая большой ладонью по спине и пояснице, заполняя его всё еще сильно пульсирующую глубину. Выйдя, Джаред заценил новые размеры только что трахнутого отверстия и небрежно раскрыл Дженсена еще шире. Полные губы Дженса снова чувственно приоткрылись, когда он ощутил внутри себя прохладный лесной воздух и откровенную, зияющую пустоту, в которую смотрел Джей. Длинные пальцы покинули соблазнительное тело, и раскрытая бархатная дырочка и тугой пресс, резко дернувшись, сократились, выталкивая из ничего не соображающего Дженсена поток спермы, который тут же потек по его большим яйцам. Длинные ресницы на усыпанном веснушками лице умиротворенно опустились при этом неповторимом ощущении — сперма Джея, обильно вытекающая из его хорошо оттраханной дырки. Это был какой-то бесподобный кайф. Джаред преспокойно развалился на траве. Едва пришедший в себя Дженсен хотел дотронуться до него — так естественно и грациозно разлегшегося в полуметре, но Джаред лениво и пренебрежительно отмахнулся, точно избалованный сытый лев от своей львицы-охотницы. Было ли дело в прическах и внешности или в них самих, но валяясь здесь, для полного сходства с львиной парой им не хватало разве что парочки львят. Дженсену было неприятно, что от него всё еще отмахивались, тем более, после секса. Но приняв и эту невзгоду, он лишь лег на бок, чтобы можно было смотреть на Джареда, который смотрел куда угодно, только не на него. Понять, о чем эта ненормальная дылда думает, Дженсен и не пытался, но его беспокоило, что во всем облике Джея, несмотря на полученное и довольное удовлетворение, по-прежнему проскакивали молнии тихой ярости и раздражения. — Вставай на четвереньки, — спустя всего несколько минут, приказал он. Дженсен быстро и послушно принял нужную позу. Ненасытный член въехал в раскрытую дырочку Дженсена и сразу же начал грубо и быстро двигаться в сильно растянутом, сладко растраханном отверстии. Глубокие размашистые толчки этой дубины снова долбили изнутри Дженсена жестко и ритмично, безжалостно растрахивая его готовое нутро. Длинные ресницы мужчины вздрагивали, а из приоткрытых округленных губ доносились пошлейшие гортанные стоны. Сжимая горячие бедра до синяков, Джаред остервенело насаживал сильное и раскрытое тело на свой ствол. Скоро разбухшие яйца Дженсена в третий раз поджались, мужчина зарычал, со звериным напряжением в лице сжал разъебанную задницу, и из его подрагивающего налитого члена ударила очередная сильная и тугая струя спермы… На этот раз нижний долго заливал траву своим семенем, в то время как Джаред снова наполнял Дженсену оттраханный проход своей спермой. Дженсен думал, что Джей так и будет теперь сношать его по-всякому, и, несмотря на то, что вурлак до помутнения рассудка мечтал сам трахнуть Джареда, обратный вариант его тоже более чем устраивал. И потом ведь, кто знает, может это к чему-то и приведет… к чему-то большему. Но Джаред начал молча и спокойно одеваться, ни слова не говоря о дальнейших планах, так, словно Дженсена вообще не было здесь. — Далеко собрался? — поинтересовался тот. — Домой. И тебе советую. — И что будет… с нами? — Ничего. Мне плевать на тебя. Иногда я хочу, чтоб ты умер. Дженсен понял, что чуда не свершилось. Джаред — всё тот же капризный мальчишка, просто внаглую отымел его, но ни капельки не изменился, будь он проклят… Вид одевающегося Джея был самый бесстрастный и безразличный, словно он сейчас вообще не с человеком трахался, а имел какую-то неодушевленную куклу для секса. — Только скажи, — не сводя с него переполненных чувствами огромных глаз, предложил Дженсен. — Я убью себя, если ты именно этого хочешь. — Ты издеваешься?! — вспылил Джаред. — Прекрати это! — Почему? Тебе же на меня плевать. Или ты мне не веришь? Хочешь проверить? — Обойдусь без твоей драмы. — Почему ты так не хочешь принять, что мы нужны друг другу? — Потому что это не так. Отвянь от меня уже наконец, слышишь? Я уже сказал тебе полгода назад, чтобы ты мне не попадался… Измученное сердце Дженсена снова едва колотилось. — Подожди, — поднявшись, пошел он прямо за уверено уходящим от него Джаредом. — Я понял. Ты хочешь унизить меня. Хочешь доказать мне и самому себе, что тебе на меня плевать. Это значит то, что дела обстоят как раз наоборот. Говоря это, Дженсен схватил его за рукав и попытался развернуть к себе. — Или это значит то, что мне действительно плевать на тебя, — обернувшись сообщил Джаред. — И я тебя не унижаю, ты прекрасно справляешься с этим сам. Да, о чем вообще разговор? Ты — не первая шлюха, которая у меня была. Так что не возомни о себе. — Это ты не возомни о себе! Еще ниже, чем сейчас, я вряд ли смогу себя почувствовать… И в тот же момент Дженсен полетел еще ниже — прямо вниз, не заметив сбоку притаившегося в траве обрыва земли. Мгновенно среагировавший Джаред попытался схватить его, но не удержавшись на ногах полетел следом, утянутый весом Дженсена в глубокую яму. Отвесные склоны земли по сторонам не внушали оптимизма. Хотя вдвоем, при достаточных усилиях и времени, выбраться было вполне реально. Но настоящая проблема, которая тут же не замедлила нарисоваться в полном объеме, имела клыки, когти, три метра в высоту и несколько центнеров массы: в этой гребаной яме был медведь… — Блядь, — выдохнул Дженсен, приходя в себя после падения и наблюдая неторопливо поднимающуюся массивную тушу. Встав на лапы во весь кошмарный рост, медведь недовольно заревел и двинулся прямиком к ближайшему человеку, которым не повезло быть Джареду. Не имея на себе сейчас никакого оружия, и оказавшись в тени нависшего над ним огромного медведя, Джаред беспомощно прикрыл локтем лицо и приготовился к страшным ранам. Но ничего не последовало. Потому что между ним и медведем, непонятно как, оказалось все еще голое тело Дженсена. Именно оно и приняло на себя всю страшную медвежью расправу… Джаред с омерзением слышал, как когти чудовищной твари рвут под собой спинные мышцы, и чувствовал, что его сейчас вырвет. Примыкавшее впритык к нему лицо Дженсена было искажено в оскале немыслимой боли, а Джаред все еще не мог понять, как же такое получилось… Ведь Дженсен был совсем в другой стороне, ему пока ничего не угрожало. Медведь ревел и повторно задрал находящегося перед ним человека. Как и в первый раз Дженсен не издал ни звука, только сильнее вжал в землю Джареда, прикрывая собой, как живым щитом. В этот момент до Джареда начало доходить… И вот теперь его совершенно явственно начало тошнить. Он тут же попытался скинуть с себя этого идиота и был поражен той железной силе, с которой Дженсен продолжал удерживать его под собой. Это была мертвая и отчаянная воля, вырваться из-под которой даже у Джареда не сразу получилось. А когда получилось, медведь вдруг издал дикий рык и встал на дыбы. Из его спины торчал гарпун. Джаред немедленно оттащил истекающего кровью Дженсена из-под погибающей и непредсказуемой в своей агонии туши. Сверху раздался голос Джона — опытного охотника лет сорока, хорошего друга и в прошлом охотничьего наставника Джареда (да, того самого): — Давай руку, малыш. Скорее. — Нет. Нужно вытащить Дженсена. Джон нецензурно выругался и на время пропал. Затем снова появился и скинул веревку. Вытащенный наверх Дженсен всё ещё находился в сознании. Лежа на траве и едва в состоянии шевелиться от боли, с повернутой на бок головой он смотрел в одном направлении. И видел Джареда. Невредимого. И обнимающего какого-то невероятно брутального мужика… — Спасибо, — говорил Джаред, всем телом прижимаясь к этому мужчине. — Не знаю, что было бы, если бы не ты. Спасибо, что спас мою задницу… Опять. — О чем речь, — отвечал довольно усмехающийся красавец. — Спасать твою бедовую задницу — одно из моих любимых занятий. Дженсена подбросило на земле в жалкой и безуспешной попытке встать, когда он увидел, как рука этого Джона осторожно спускается по спине Джареда слишком уж низко для дружеских объятий. Сразу же промелькнула мысль — интересно, как давно этот мудак наблюдал за ними, что так вовремя подоспел на помощь? А теперь что — решил и сам попытать счастья? Удивительно, что даже в таком едва живом состоянии это зрелище вызвало в Дженсене вулкан ярости и бурю протеста. И он готов был хоть ползком ползти, хоть кусать этого героя за ногу зубами, чтобы немедленно защитить свое! Дженсен с облегчением выдохнул, когда Джаред сам поспешно вывернулся из объятий и неловко отошел от Джона. Жаль, что сапогом он его по челюсти не двинул, как Дженсена, за одну только идею того, как он может отблагодарить за чудесное спасение. Несмотря на боль, Дженсен улыбался, думая об этом. И о том, что он был прав в своих изначальных ощущениях. И внешность, и вся суть Джареда так и вопили, чтобы его облапили, уложили в койку и хорошенько выебали. Не только Дженсен стал жертвой этого откровенного невербального «призыва». Неожиданно Дженсен понял, что Джаред смотрит на него. И смотрит все с той же неизбывной ненавистью… Теперь с еще большей ненавистью! Или это Дженсену только мерещилось из-за нарастающей слабости? Так и не разобравшись, он окончательно утратил связь с реальностью, лишившись сознания от потери крови.