31 июля 1990 года
Дом Дурслей сотрясался от храпа главы семейства, но это была не главная причина, по которой Гарри не спал в эту ночь. И даже факт, что сегодня ему исполняется десять, а у него не будет праздничного торта, подарков и вечеринки, не был печальнее того, что не давало ему спать нормально последнюю неделю. Это воспоминание о смерти родителей и его собственном уродстве. До того дня, пока мистер Барни не спросил его про маму и папу, Гарри запрещал себе об этом думать. А теперь тупая и ноющая боль в сердце не проходила даже тогда, когда дядя Вернон, оставив на теле племянника новые синяки и раны, не позволял ему пройти на кухню и доесть остатки ужина. От еды всегда становилось легче. Но не в этот раз. Каждое действие стало автоматическим. В них не было души. Не было ничего, что говорило бы о том, что Гарри Поттер — это живой человек, со своими мыслями, идеями и радостями. Правда, последнюю радость у него забрали родственники. Накинув на плечи потертый свитер, Гарри открыл дверь чулана и, услышав громкий храп из спальни тёти и дяди, осторожно закрыл её за собой, встав босыми ногами на холодный пол. Почти бесшумно мальчик дошёл до раздвижной стеклянной перегородки и, отодвинув её в сторону, очутился на улице. Сел на деревянный пол и, обняв себя руками, принялся раскачиваться взад-вперед. Если бы его кто-нибудь спросил, зачем он вообще решил этим заниматься, то Гарри бы ответил, что из-за мамы. У мальчика осталось не так много воспоминаний о родителях, но каждое из них было настолько светлое и прекрасное, что губы невольно растягивались в улыбку. Гарри помнил как однажды мама после прочтения книги «Три мушкетера» Александра Дюма поделилась с сыном своим самым главным секретом – она в своё время была чудесной фехтовальщицей. « — Правда? — Изумился Гарри, во все глаза таращась на маму. — Но зачем тебе это, мамочка? Ведь ты же девочка!» Лили Поттер рассмеялась и, обняв сына, честно ответила: « — Знаешь, сынок, в мире существуют вещи, которые не дано понять человеку, который считает, что есть что-то только для девочек, а что-то для мальчиков. Так попросту не бывает. Даже если ты любишь то, что нравится девочкам, то не значит, что это плохо. Просто ты это любишь и всё. А почему именно фехтование… — Лили на секунду задумалась, закусывая нижнюю губу. — Мне всегда хотелось доказать другим мальчишкам, что я тоже чего-то стою. Что я не маленькая и беззащитная. К тому же, фехтование это прекрасный способ показать другим, что, даже несмотря на то, что ты девочка, тебя следует бояться». Но ответить на вопрос, почему даже после получения письма о зачислении в школу фехтовальщиков он всё равно пошёл туда, Гарри, наверное, не смог бы. Ведь у него не было ни денег, ни возможности продолжать обучение, и мальчик это понимал, но всё равно исправно ходил на каждую тренировку. Возможно, Гарри Поттер был не единственным человеком в мире, кто делал что-то, чётко осознавая, что у этого нет будущего, и никогда не было. Подул теплый ветерок. Гарри поднял голову и сделал глубокий медленный вдох, наслаждаясь ароматами цветов и травы. Как жаль, что он не может открыть глаза и посмотреть на красоту, окружающую его. Мальчик даже не может заплакать, потому что нечем. Ему вырвали глаза, когда он был без сознания. И сделали это с такой жестокостью, что не будь поблизости того мужчины, от которого, как он до сих пор помнил, пахло мелиссой и чем-то морским, Гарри бы точно умер от боли или потери крови. Но этого не произошло. Гарри помнил, как молил спасителя убить его, засыпал вопросами и истерил, но вместо того, чтобы успокоить ребенка, его просто оставили в комнате, где ужасно пахло, дожидаться дяди, который с того момента превратил его жизнь в кошмар. При этом воспоминании Гарри потянулся к ссадине на щеке, но остановился на полпути. В нос ударил знакомый запах. Запах, который он не чувствовал почти пять лет. — Это ты! — Радостно закричал Гарри, вскакивая на ноги и тыча указательным пальцем прямо перед собой, совсем не думая о том, что крики могут разбудить дядю. — Я узнал тебя! Ты пришёл, чтобы забрать меня? Гарри никто не ответил. Только что-то просвистело мимо и ударилось в стеклянную перегородку. Но мальчик не обратил на это внимания. Он готов был прыгать от радости, потому что сегодня он был не один. Нет, не один. — Эй! — Позвал Поттер, но кругом по-прежнему стояла тишина. Внутри всё оборвалось. Гарри плюхнулся назад и, спрятав лицо в ладошках, начал всхлипывать. Как ему это удавалось из-за отсутствия глаз, он не знал, но всё равно делал это. Запрокинув голову, Гарри больше всего на свете хотел просто снова заплакать. Почувствовать себя легче от того, что из глаз текут слёзы. Немного успокоившись, мальчик решил вернуться в комнату. Запах незнакомца почти развеялся, что огорчало ещё сильнее. Схватившись за перекладину и приподнявшись на ней, рука мальчика соскользнула, и он упал на колени. В его ногу уперлась какая-то коробочка, по размеру она была не больше книги. Подняв её с земли и, задвинув перегородку на место, Гарри вернулся в чулан. И только усевшись на кровати и укрывшись одеялом, принялся ощупывать коробку. Это был подарок? Подарок на его десятилетие? Но Гарри никогда не дарили подарков! По крайней мере, этого никогда не делали Дурсли. А родители… Помотав головой, прогоняя навязчивые мысли прочь, Гарри осторожно открыл коробку и опустил туда руку. Его пальцы нащупали что-то твердое. И предметов было два. Один был длинный и узкий. А другой круглый. Но по размеру они были одинаковые. А ещё очень вкусно пахли. Мальчик поднял первый предмет и, поднеся его поближе к носу, невольно улыбнулся – запах был просто волшебный. Откусив кусочек, Гарри готов был поклясться, что ничего вкуснее в мире не пробовал! Поборов желание съесть такую вкуснятину сразу, мальчик откусил ещё один кусочек и, плотно закрыв коробочку, спрятал её под матрас так, чтобы не нашёл прожорливый и вредный Дадли. Гарри никогда не видел своего кузена, но слышал, как ест его брат, и догадывался в каких объемах. А также он знал, что Дадли почти не пользуется зубной пастой и щеткой. Но, оставив «приятные» мысли о родственниках, мальчик лег, укрылся одеялом под самую макушку и впервые с момента первого занятия в школе фехтования по-настоящему улыбнулся. Кто-то знает о нём, и о том, что у него день рождение. Но кто же этот добрый человек? И предстоит ли им когда-нибудь встретиться?***
Женщина морщится и медленно открывает глаза. Несколько раз моргает, чтобы привыкнуть к свету. В голове пульсирует тупая боль, отчего волшебница прикрывает глаза на секунду, делая глубокий вдох. Справа слышится какое-то шевеление. С трудом приподняв голову от подушки, она видит своего сына, спящего у её тела и сжимающего тонкую от болезни кисть. Улыбка выходит слабой, вымученной. — Сынок, — ласково зовёт волшебница, пытаясь поднять вторую руку, но та лишь падает обратно на одеяло. — Проснись, солнышко. Мальчик что-то мычит в ответ и сильнее сжимает руку матери. Женщина обводит глазами комнату и замечает в углу какое-то движение. Прищуривается, чтобы получше рассмотреть, но больше ничего не происходит. Если это что-то вообще было. — Очнулась, — сухо сказал Люциус Малфой, появившись на пороге комнаты своей супруги. — Как голова? — Всё ещё болит, — мягко ответила Нарцисса и кивнула в сторону Драко: — Давно он здесь? — Несколько часов. Как только эльфы переложили тебя в кровать, он наотрез отказался уходить и, просидев долго без движения, заснул. Люциус шагнул в комнату, держа в правой руке длинную черную трость, и быстро осмотрел комнату. Волшебница наблюдала за действиями мужа, но никак это не комментировала. Она давно стала противна одному из самых уважаемых волшебников Лондона, и самой себе. Ведь кого могла возбуждать женщина со сломанным позвоночником и нескончаемым желанием вновь начать ходить. Но исцелению не бывать. Никогда. Даже врачи из больницы Святого Мунго разводили руками и не понимали, почему Нарцисса Малфой не может восстановиться, несмотря на наличие зелья для роста костей и нескольких мощных заклинаний. — Думаю, я в прошлый раз ясно выразился, когда просил тебя больше не делать глупости, — начал говорить Малфой старший, остановившись у подножья Нарциссы. — Зачем тебе понадобилось снова пробовать вставать на ноги? И ты, конечно же, не могла найти другого места для этого, как лестница! От выкрикнутого последнего слова Люциуса Малфоя волшебница дернулась, а Драко проснулся. Он оторвал голову от кровати, быстро поморгал и, зевнув, попытался понять, что случилось. Лицо мальчика стало серьезным от взгляда на отца и выглядело совсем недетским. — Папа, что случилось? — Спроси у своей матери, — ядовито ответил волшебник и, кинув на жену полный презрения взгляд, вышел из комнаты. Драко повернулся к маме, и на ангельском личике расцвела улыбка. Он положил вторую руку на ладошку женщины и сильно сжал. — Мамочка, ты проснулась. А я так перепугался, когда увидел тебя лежавшую на полу. Знаешь, — начал тарахтеть Драко, через слово широко открывая рот, словно хотел успеть произнести за минуту тысячу слов, чем вызвал только улыбку у Нарциссы, — эльфы не разрешили мне подойти к тебе. Сказали, что я могу случайно навредить тебе, если дотронусь, но я никогда бы так не сделал, мамочка! — Я знаю, солнышко, знаю, — волшебница ласково погладила сына по голове, и в эту секунду перед её глазами возник образ другого ребёнка – с повязкой на глазах, мальчик что-то кричал, но из его рта не вылетало ни звука. — Что такое? Тебе больно? — Обеспокоенно спросил Драко, вскакивая на ноги и заглядывая в лицо матери, ведь женщина так резко отдернула руку, а лицо исказила гримаса ужаса, что стало не по себе. — Я кого-нибудь позову! Нарцисса Малфой не успела даже слово сказать, как её сын убежал из комнаты. Женщина отвернула голову в сторону и беззвучно заплакала. Видения, мучавшие её столько лет, стали ещё более реальными и болезненными. В эту самую секунду волшебница решила, что когда её сын снова спросит о том, почему она не оставляет попыток снова начать ходить, бывшая выпускница слизерина расскажет малышу о том дне, когда его мама перестала ходить, о том, что случилось после этого и кто тот маленький мальчик, что является ей каждую ночь.