***
Миеза весной была одним из самых чарующих мест во всей Македонии. Погода стояла ясная, а легкий ветерок, наполняющий воздух прохладой, гонял по небу белоснежные пушистые облака. Городок, располагавшийся недалеко от столицы, представлял собой святилище для поклонения речным нимфам и музам. Богатая растительность, наличие журчащей реки рядом, невысокие склоны, усеянные множеством красивейших цветов, делали Миезу идеальным местом для развития духа и тела. Едва мальчикам удавалось перевести дух после тренировок с Леонидом, как они всей толпой отправлялись на занятия к Аристотелю. Грек относился к ученикам с большим пониманием, нежели эпирец. Они могли часами наблюдать за тем, как распускается цветок гибискуса, или же просто наслаждались пением птиц. Именно в такие моменты мужчина делился с учениками своими сокровенными знаниями. — Четыре пятых всех известных нам земель принадлежат персам, — однажды сказал Аристотель, ступая по плитам, разрисованным пунктирными линиями, обозначающими контуры государств. В руке он держал длинную палку, служащей ему указкой. — Действительно ли великий Нил берёт своё начало высоко в горах на краю земли? Если так, то опытный мореплаватель сумел бы пройти вдоль Нила на восток, к Великим равнинам Индии, а затем в Восточный океан, вдоль края мира, и потом, проплыв вновь вверх по Нилу, попав в Среднее море, направился бы обратно домой, в Грецию, — мужчина со всей силы ткнул палкой в большую синюю точку на плите с надписью «Афины», — если бы эти жабы смогли осознать выгодность своего положения в самом центре, то правили бы всем миром. Аристотель улыбнулся, чувствуя свое превосходство над варварами с Востока. Он еще раз провел палкой по пунктирным линиям, демонстрируя ученикам путь, по которому те могли бы вернуться домой, окажись они однажды в Индии. — Учитель, — сурово произнес Александр, которого явно оскорбили слова грека, — но ведь Восток ведёт за собой великую славу? Индия, Персия, Египет. Там побывал даже Ахиллес. — Александр, — Аристотель провел краем палки по подбородку, — это не более чем сказки для простолюдинов. Мы же, люди образованные, не должны верить в подобное. — Почему же если греки такие великие, то они не правят персами? — бросил македонец. Он нахмурил лоб, крепко сжимая кулаки. — Мы ведь всегда мечтали отправиться на Восток. Аристотель глубоко вздохнул. Он сделал несколько шагов назад и присел на выступ. — Восток пожирает людей вместе с их мечтами, Александр, — сурово произнес мужчина, — восточные люди известны своим варварством и рабской преданностью плотским утехам. Всякая неумеренность пагубна, вот почему греки превосходят другие нации. Тут в разговор влился удивленный словами учителя Филота. — Разве это так, учитель? Вот, например, Ахиллес в Трое был умерен? — Ахиллес отличался крайней неугомонностью, он порабощал людей своей волей. Более того, после смерти своего возлюбленного Патрокла, обезумевший от горя, он покинул поле брани, оставив своё войско. Эгоизм — гибельный порок. — Тогда любовь порочна? — следом раздался тихий голос Никанора. — Если мужчины ложатся друг с другом для утоления похоти, то она ничтожна и подобна разрушению. А если они делятся добродетелью, то такой союз может вершить судьбы государств и вырвать всех нас из жабьих болот. Аристотель одарил македонских сыновей белоснежной улыбкой и продолжил восхвалять величие греческого народа.***
После окончания занятий четверо мальчишек наперегонки сбегали со склона горы. Первый бежал, конечно же, Александр. Красивый тринадцатилетний наследник Македонии с развевающимися на ветру золотыми, словно пшеница, волосами был подобен соколу, быстрый и смелый. Вторым бежал сын Аминтора, Гефестион. Его тяжелые темные кудри обрамляли овальное лицо, на котором всегда искрилась улыбка. Если бы он не имел характерного для юноши телосложения, его запросто могли бы принять за хорошенькую девушку из гарема. Третьим бежал Птолемей, высокий плотный юноша, который в свои тринадцать лет выглядел значительно старше своих сверстников. Он был сыном Лага, человека ничем не прославившегося, при этом баснословно богатого за счет своих земных владений. Ну и четвёртый, уже с ярко выраженной отдышкой бежал Кассандр. Коренастый темноволосый мальчишка был сыном Антипатра, советника македонского царя Филиппа II. — Боги, да куда мы так несемся?! — тяжело дыша, еле выдавил Кассандр. Вдруг он неожиданно споткнулся о камень, и его взгляд резко перешел с бегущих впереди ребят прямо на землю. Послышался глухой шлепок. Троица замерла, обернувшись в сторону друга. Им было жаль Кассандра, но они едва сумели сдержать улыбки. Вот она истинная дружба. Вздохнув, Гефестион подошел к македонцу, и, придерживая его за локти, помог тому сесть. На лбу мальчика красовалась «боевая рана», из которой сочилась кровь. — Думаю, нам надо было бежать медленней, — Гефестион отряхнул хитон брюнета, — прости нас, Кассандр. Македонец жалобно проскулил что-то в ответ. — Во имя всех богов, — Александр демонстративно закатил глаза, скрестив руки на груди, — ну и долго мы тут будем торчать? Отец устроил такой праздник, а мы на занятиях просидели. Я ужасно хочу посмотреть, какой подарок преподнесет отцу Клит! — Тогда вы отправляйтесь на праздник, — раздался низкий голос Птолемея. Мальчик подошел к другу и, ловким движением закинув его руку на плечо, помог тому встать, — Я отведу Кассандра домой. Объясню его матери, откуда кровь. — Кровь?! — тут же пришел в себя пострадавший. Брюнет стал осматривать руки и ноги, вытянув их вперед. — Где?! Птолемей томно вздохнул и поволок мальчика в сторону дома, а Александр с Гефестионом радостно побежали во дворец. Филипп устроил для фессалийских гостей по-настоящему царский прием. Для праздника были приглашены лучшие актеры и певцы со всех уголков Македонии. Столы ломились от изобилия еды, а вино лилось рекой. Александр с Гефестионом направлялись в сторону манежа, не замолкая ни на секунду. Они говорили о прошедших занятиях, делились мыслями, спорили и громко смеялись. Подойдя уже совсем близко, они увидели, как Клит демонстрирует Филипу большого черного коня необычайной красоты. Один за другим царские конюхи пытались обуздать животное, но ни одному из них не удалось его оседлать. Толпа кричала и свистела, а Филипп пришел в ярость. Он бросил в Клита кубком, велев убираться с глаз долой, и только сидевшая у него на коленях наложница с белыми лентами в волосах сумела успокоить царя. Наблюдающие за происходящим мальчики стояли, словно завороженные. — Никогда не видел настолько великолепного коня, — с горящими глазами произнес Александр, — ты только посмотри, насколько он сильный и наверняка очень быстрый. — Так-то да, но посмотри, какой он дикий. Его даже сам Клит не смог обуздать, не говоря уже об остальных. Глаза наследника загорелись огнем. Он возжелал получит себе этого коня во чтобы то ни стало. — Не делай этого, — Гефестион схватил македонца за руку, догадавшись о его мыслях, — ты убьешься! В этот момент Александр резко развернулся к мальчику и пристально посмотрел ему в глаза. Его лицо оказалось так близко, что щеки брюнета моментально покраснели. — Если я его оседлаю, ты исполнишь мое желание, — утвердительно произнес мальчик. В то же мгновение наследник бросился в сторону манежа. Он стал настойчиво просить у Филиппа дать и ему шанс объездить животное. Тот сначала отказывался, а затем сдался. Александр медленно подошел к лошади, крайне осторожно поднял руки и коснулся шелковистой гривы. Затем, склонившись к коню, он стал шептать ему на ухо о богах, отце и Гефестионе, нежно поглаживая его по гладкому боку. Присутствующие с тревогой наблюдали за этой сценой, опасаясь за здоровье наследника, но на их глазах произошло невероятное — конь перестал брыкаться и нервно дергать хвостом. Ощутив, что животное успокоилось, Александр приподнялся на локтях и, подтянувшись, легко сел верхом. Он не делал ни одного резкого движения, чтобы полностью установить связь с новым другом. Конь недовольно фыркнул, но, к облегчению окружающих, не стал сбрасывать юного наездника. Улыбнувшись, наследник наклонился, шепнув животному в ухо «Буцефал», а затем выпрямил спину и натянул поводья, заставляя коня с громким ржанием вскочить на дыбы и ринуться вперед, далеко за пределы манежа. Преодолевая расстояния, гонимые стремительным ветром, Александр и Буцефал становились единым целым в лучах солнца Аполлона. Кровь в венах мальчика кипела от ощущения безграничной силы в его руках, и он несся вперед, будто божество. Буцефал под ним звонко стучал копытами и довольно пофыркивал, наслаждаясь долгожданной свободой. После того как юный наследник вернулся обратно, Филипп подхватил его на руки и поднял вверх, демонстрируя свою гордость и радость. Затем он велел отвести новую лошадь в конюшню и внимательно за ней следить, так как это теперь подарок его сыну. Александр был вне себя от счастья и с удовольствием принимал поздравления, а затем, окинув царское ложе взглядом, двинулся в его сторону. Мальчик протиснулся мимо наложниц и служанок и встал рядом с женщиной в красной тунике, расшитой золотыми нитями. — Ты, как всегда, был бесподобен, мой Ахиллес, — царица подала македонцу руку. — Да, матушка, — Александр поцеловал ее пальцы, а затем нежно прижался к ним щекой. Женщина крепко сжала руку сына в ответ. Олимпиада была третьей женой Филиппа и матерью его единственного законного сына. Обладая красотой богини — волнистые каштановые волосы, белоснежная кожа и яркие нефритовые глаза — царица отличалась и присущим богам характером — она была надменна, жестока и беспощадна. Во дворце ее боялись, а за его пределами — даже ненавидели. Всю свою жизнь Олимпиада была вынуждена бороться, и боролась она всегда до самого конца. До победного конца. — Он боялся тени, — мальчик коснулся губами локонов, спадающих из-под короны матери, — я сказал ему, что это просто шутка Аполлона. — Боги всегда на твоей стороне, — Олимпиада повернулась и поцеловала сына в лоб. — Гефестион так кричал. Я его даже отсюда услышала, уж слишком он распереживался. Александр тут же подскочил, его глаза вновь загорелись. Он еще раз поцеловал руку матери и, получив одобрительную улыбку, бросился назад в толпу.***
Македонцу понадобилось время, чтобы найти Гефестиона. Мальчик сидел на пригорке прямо позади манежа. Увидев его, Александр радостно бросился навстречу, однако не успел он произнести и слова, как получил яростный удар в живот. Наследник едва смог разогнуться обратно и криво улыбнулся. — Я убью тебя когда-нибудь! — закричал на него Гефестион. — Он же дикий! Он в любой момент мог скинуть тебя! Ненавижу тебя за это! Брюнет стоял весь красный, на его лбу появились морщины от нахмурившихся бровей. Он нервно ходил из стороны в сторону, что-то грозно бубня себе под нос. Александр же, хоть и не мог до конца выпрямить спину, страдая от ноющей боли в животе, стоял напротив него, продолжая беззаботно улыбаясь. — Ты красивый, даже когда злишься, — еле слышно заметил он. Однако стоило македонцу произнести эти слова, как Гефестиона тут же охватила невероятная злоба. Он повалил друга на землю и несколько раз ударил по лицу. — Не смей так надо мной шутить! — грозно прокричал он. Брюнет продолжал наносить удар за ударом, пока в один момент не осознал, что у Александра едва хватает сил удерживать блок. Но как только мальчик опустил руки, наследник в ту же секунду перехватил инициативу и перевернул его на спину. Теперь уже Гефестион оказался под ним. — Ах ты, — брюнет схватил македонца за хитон, — я сильнее тебя, и мы это оба прекрасно знаем. — Что правда, то правда, — Александр улыбнулся и пожал плечами. Его совсем не волновало, что от его слов друг мог взбеситься еще больше. Но, на удивление обоих, Гефестион отпустил его хитон и скрестил руки на груди. Он закрыл глаза и стал демонстративно вдыхать и выдыхать. Он был зол. Зол на Александра и его вечные выходки. Раз за разом македонец заставлял его волноваться и каждый раз ему хотелось ударить его еще сильнее. — Я оседлал коня, значит, ты должен исполнить мое желание. Гефестион почувствовал дыхание Александра совсем близко и резко распахнул глаза. Лицо наследника было буквально в паре сантиметров от его лица, а крепкие руки упирались в землю по обе стороны кудрявой головы. — Я тебе такого не обещал! — возмутился мальчик. — Все равно. Я сделал, я молодец, и я хочу награду. Гефестион непроизвольно фыркнул. Характер его друга всегда вызывал у него гамму как положительных, так и отрицательных чувств. Никто не знал, как реагировать на подобные заявления от Александра, и большинство людей просто сдавались. Уж чего-чего, а тщеславия ему было не занимать. — Чего ты хочешь? — устало произнес мальчишка снизу. У Александра загорелись глаза. Он приблизился и коснулся губами лба Гефестиона. Тот явно этого не ожидал и немного смутился. Он отвернулся и, упершись руками в грудь македонца, недовольно пробурчал: — Пусти. Александр привстал и Гефестион следом приподнялся на локтях. Брюнет не позволял себе взглянуть на друга, но тот вдруг схватил его ладонями за лицо и, повернув к себе, накрыл своими губами губы парня. Сначала поцелуй был лишь нежным касанием, затем Александр облизнул нижнюю губу Гефестиона и прижал его к себе. Ошарашенный брюнет растратил последние запасы воздуха и приоткрыл рот, этим и воспользовался македонский наследник. Гефестион почувствовал, как его языка касается язык Александра, как он все глубже проникает в его рот. Македонец держал Гефестиона за лицо, прижимая мальчика к себе, и никак не мог оторваться от его нежных губ. Через некоторое время Александр остановил наступление и отстранился немного назад, чтобы посмотреть в синие как море глаза. Гефестион жадно глотал воздух, и, немного придя в себя, он резко отодвинулся, прикрыв рот рукой. — Гефестион! Мальчик вздрогнул. — Я люблю тебя! — глаза Александра горели огнем. — Я люблю лишь тебя одного! Брюнет внимательно всматривался в лицо друга. Он ждал, что тот сейчас отшутится, скажет, что все лишь для того, чтобы он перестал злиться, но Александр молчал. Гефестион видел, с каким желанием македонец смотрел на него. Щеки мальчика горели, сердце стало биться чаще. Что это за чувство? Почему Александр вообще говорит ему такое? Они разве не друзья? Гефестион спрашивал сам себя, но не находил ответов. Лицо его пылало, а тело стало словно чужим. Стараясь скрыть волнение, он поднялся с земли, быстро отряхнул хитон и развернулся к тропе. Мальчик слышал, как Александр позвал его, но не обернулся. Он шел все быстрее и спустя несколько секунд уже бежал со всех ног. То, что произошло, вызвало в нем ранее неизведанное чувство. Тепло разливалось по телу, мелкая дрожь завладела руками и ногами. И самое главное — сердце. Почему оно так быстро билось? Оставив Александра позади, Гефестион надеялся, что его состояние придет в норму, как только он вернется домой и отдохнет, однако оно не пришло в норму ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Стоило ему вспомнить лицо Александра, его золотые глаза и мягкие губы, как лицо вновь заливалось краской, а сердце начинало бешено биться. Гефестион так и не смог найти объяснение своему состоянию. «Боги надо мной подшучивают» — заверил себя мальчик однажды перед сном. И он был прав, вот только подшутить над ним решили не все боги сразу, а лишь одна из них — Афродита, богиня любви.