***
— Да как можно, сэр, в такую чудную ночь! — Мы должны прибыть в столицу к послезавтрашнему вечеру, а вы так и не поспали толком, — мужчина вздыхает протяжно, облокачиваясь на перила и с невольной усмешкой разглядывая парня. — Не беспокойтесь капитан, в столице высплюсь, — радостно пролепетал парень, в глазах которого и намека на усталость не наблюдалось, чему не переставал удивляться мужчина. Две недели в плавании: ему хоть бы хны. — Не скучайте здесь и оденьтесь потеплее, миссис Чон будет ужасно недовольна, если вы ещё и простудитесь. — Капитан разворачивается, удаляясь к себе в каюту, а Юнхо только фыркает на это. Держат будто за ребенка, а парню, между прочим, уже девятнадцать. — Позже я выйду и проверю, — бросает мужчина на последок, выглядывая из-за двери. И вот Чон уже в своей каютке, по-другому и не назовешь. Такая миниатюрная, что там умещается лишь постель, висящая на крепких цепях да пара сумок самого парня валяются по углам. Он быстренько хватает свое чудо — плед-одеяло, и выбегает обратно на палубу. Спорить с капитаном будет себе дороже, а обещания он точно сдержит. Воздух стал еще холоднее — туман гуще. Корабль встал на якорь. Бесполезно двигаться куда-то в такой обстановке. Да и опасно. Плед и правда спасает, особенно спустя час покачиваний корабля из стороны в сторону. Чон все продолжает вырисовывать линии в своем дневнике, как в голове всплывает песенка, которую он будучи помладше слышал от беспризорников на улицах своего родного города. Эта песенка была про пиратов и почему-то, казалось, подходила в обстановку этого вечера, словно недостающий пазл. Юнхо многое знает о пиратах, как о таинственных искателях приключений, о их кладах под тремя пальмами к северу, да к югу от Тортуги, о их подвигах во имя бедных, о русалках с невероятно огромными хвостами. Да вы что?! Не просто русалках! Юнхо мог заговорить любого, только заикнись об этих морских созданиях невиданной красоты, только скажи про Весёлого Роджера — Чон выдаст все, что знает, только бы слушателя хватило надолго. И сейчас та самая песенка начинает в голове крутиться на повторе. Парень пытается вспомнить точный мотив, очерёдность мрачных слов. А ведь водился слушок в их городке, будто споешь эту песню в открытом море, как явится пред тобой команда мертвецов. Да, признаться, песня эта не из заводных и уж точно не из весёлых, как хотелось бы, но так прочно засела в памяти. А какой же интерес к этой команде, которая по волшебству должна появиться из ничего! Юнхо подходит к перилам, облокачиваясь и слегка перевешиваясь за борт. Через туман видно лишь полукруг луны, изредка звенит внизу цепь якоря. Слышно, как волны пытаются забраться по деревянным доскам, и как чиркает стержень по бумаге. Слова по местам распределяются в дневнике парня и вроде бы складываются в ту самую песенку. Миссис Чон всегда говорила, что у Юнхо голос от сирен морских — приятный, ласкающий слух да заманивающий к себе. Парень, совсем уж воодушевившись, без стеснения начинает петь.***
Веселый мертвец,
Пастырь черных овец Собрал он вольный сброд, И вдаль погнал их по волнам Ветер вольных вод. Йо-хо, черт нас Ждал у адских врат На зло, прочь от песни Что поет пират…
***
Чон дыхание затаил, будто кошка готовящаяся напасть, крадущаяся бесшумно. Глаза бегают из стороны в сторону, пытаясь зацепиться за что-то интересное. Но, как не странно — ничего не происходит. Лишь на секунду парню кажется, что вдалеке висят расплывчатые огоньки, но через этот чертов туман ничего толком не увидишь, из-за чего Чон раздасадованно вздыхает. Не то чтобы хотелось встретить команду мертвых пиратов, но какая-то часть души, та которая по-детски наивная, обижается на сказки. — Вы что с ума сошли? На плече резко становится тяжелее. У Юнхо сердце в пятки уходит, он вскрикнуть не успевает, как чужая рука зажимает рот, практически сразу же отпуская. — Откуда вы только знаете такие ужасные песни, господин Чон! Капитан, как и обещалось вышел проверить, удалось ли парню исполнить приказ по снабжению себя теплом. Только теперь он и правда злится. Юнхо этого не видит, потому что ползает по палубе, собирая вырвавшиеся на свободу рисунки. — Петь их — уже проклятие! — Мы видимо выросли в разном окружении, — язвит молодой врач, не желая уступать капитану да еще и умудрясь излагать свои претензии. По привычке защищается от чужого настырного мнения. — И вообще-то, это вы меня до смерти напугали. — А вы все верите в сказки как посмотрю. — Мужчина с неким презрением разглядывает рисунки хвостатых дам в руках парня, который старательно пытается запихнуть их обратно в переплет. — А что же плохого?! — Повзрослейте наконец, вот я в вашем возрасте… Дальше Юнхо не слушает, потому что взрослые вечно твердят это. Он и так многого добился за свои годы, являясь почтенным, хоть и молодым, врачом. Видимо никто вокруг этого не понимает и отказывается ценить чужие заслуги. — … и настоятельно прошу, господин Чон, не пойте больше таких песен на моем судне, я не желаю напрасно испытывать судьбу. Вы меня слушаете? — Конечно, сэр. — С вашего разрешения удалюсь, да и вам советую. Мужчина разворачивается, поправляя воротник своего мундира, и, уже подходя к своей каюте, слышит, как кто-то снова поет. Капитан хмурит брови, живо разворачиваясь, и делает шаг к парню, с раздражением рявкая на него: — Вы сегодня решили испытывать мое терпение?! — … клянусь, это не я, — шепотом выдавливает из себя парень, уставившись в пустоту тумана. Ветер начинает усиливаться, разнося чью-то песнь по округе. Мужской голос точь в точь повторяет слова:Веселый мертвец,
Пастырь черных овец
Собрал он вольный сброд, И вдаль погнал их по волнам Ветер вольных вод.
Вахтовой матрос крадётся по палубе, получая от капитана команду будить всех и готовиться к схватке, пока еще не ясно с каким врагом.Йо-хо, черт нас Ждал у адских врат На зло, прочь от песни Что поет пират.
Когда чужой голос затихает, а матросы ещё только глаза растирают в трюме, на борт прилетает шарик с искрящимся фитилем. Капитан только и успевает схватить Юнхо, кидаясь вместе с ним в другую сторону — поближе к корме. Дальше все словно в тумане, как бы не прискорбно это прозвучало. Взрыв, пусть и небольшой силы, оглушает, ноги не слушаются, колени саднят, но Чон поднимается, прихрамывая, пытаясь отыскать капитана. По палубе разносится звонкий крик, заставляющий кровь застыть в жилах, а сердце замолчать на несколько секунд: — Пираты!!! Левый борт!!! Что-то с силой таранит корабль, из-за чего Юнхо съезжает по стене к лестнице, затылком ловит угол одной из ступенек, буквально отползая за двери. Легкие сдавливает, вокруг будто прыгают черти, а дышать с каждой секундой все сложнее и сложнее. Чон глаза прикрывает: нужно сохранить хоть долю спокойствия, иначе не выжить, иначе точно отправиться на дно. Парень аккуратно подушечками тонких пальцев касается затылка, зарываясь глубже в темные пряди. Сквозь пелену полусна Чон слышит топот ног, протяжные крики, кажется даже плач и грубый, с хрипотцой голос: — Йо — Хоо, Громче черти! Что ж нам Дья-явол не рад!!!?«Слова из той самой песни.»
Юнхо в ужасе головой из стороны в сторону мотает, будто в бреду, от этого она только пуще начинает досаждать болью. Вдруг парня хватают за воротник, поднимая парой движений на ноги и спешно затаскивают глубже в капитанскую каюту. Разум сразу приходит в себя, страх смерти и режим самосохранения включаются автоматически с сильнейшим выбросом адреналина в кровь. Врач было начинает брыкаться, как видит перед собой всего лишь запыхавшегося капитана. — Юнхо, послушай меня, послушай! Когда тебя схватят, кричи во все горло, что ты врач и молись, чтобы у них не оказалось врача, слышишь меня?! У тебя есть шанс выжить, я п-попробую. Задержу их! Юнхо хлопает глазами, не понимая, что происходит и что нужно делать, голова снова едет кругом, ноги подкашиваются, и вот парень вновь оказывается на полу. Капитан только к дверцам подбегает, как звенит выстрел — мужчина падает замертво. Чон ощущает, как по доскам проходится волна от соприкосновения безжизненного тела с ними. Все движения становятся невыносимо тяжелыми, губы не могут сомкнуться, в голове неимоверно гудит. Дверцы противно скрипят, в каюту проходит кто-то, не понятно чем звеня, каблуками стучит, будто намерено и специально твердо — громко. Чон лежит не в силах подняться, руки начинают трястись, как и все внутри, когда он слышит возле головы роковой щелчок. — Я врач…пожалуйста…врач, — еле слышный шепот разносится по каюте, ударяясь об окна, отталкиваясь о стены, потому что Юнхо кажется, будто собственный голос эхом отдается повсюду и пробирается под кожу. Парень проваливается в огромное бездонное ущелье забвения, в котором только страх, охватывающий голову. Все что запомнил Юнхо — это черный склизкий страх и ничего более.***
Очнуться приходится уже на потрёпанной палубе. С момента пробуждения не проходит и тридцати секунд, как на голову обрушивается поток ледяной воды. Юнхо вздыхает вздрагивая, практически вскрикивая от боли. Зубы будто рвут десны и трясутся глубоко внутри, у самых корней, норовя покинуть ротовую полость, а за ними, и все внутренние органы, свернувшись в безобразную массу, пожелают отправиться наружу. Чон руками дергает, запястья за спиной больно саднят, кажется, что их хотят отрезать ровно по линии костей. Ладони проходятся по дереву, скорее всего это какая-то из мачт. Чон откидывается слегка назад, дышать становится сложнее, и он сгибается обратно. За этими действиями идет и боль в коленях, тут дела обстоят еще хуже. Ткань брюк порвана пуще прежнего, и парень уже кожи на них не чувствует, стараясь больше не двигаться. Глаза распахнуть он так и не решается, под веками будто кто-то костер разводит; слух режет чей-то противный смех. Он сидит так в каком-то трансе, от палубы жар исходит, и странный незнакомый запах с привкусом металла режет нюх. — Просыпайся, принцесса! Пинок в левый бок, заставляет просыпаться намного быстрее. Еще как заставляет. Чон губу прикусывает, но не кричит, глаза с трудом наконец разлепляет и сразу же падает на левую сторону, стараясь отползти подальше. Вся палуба справа от него усыпана трупами знакомых ему матросов, кровь украшает их лица, некоторые оказались настолько изуродованными, что парень бы не признал людей в них сейчас. Видимо своей реакцией, он так рассмешил монстров, которые это сотворили, что они начали еще сильнее давиться смехом. Чон не верит в правдивость происходящего, может быть и он погиб? «Тогда чем же я заслужил место в аду?» — Нам некогда с тобой возиться, щенок. Чон головой дергает в сторону причины звуков и еще раз дергается, но уже назад, подальше от этих чудовищ. Напротив пятнадцать пар глаз, уставившиеся на бедного парня. Этот дикий взгляд, окрашенный едким красным, пожирал полностью и со всей болью, которую только можно представить. Казалось, что все видят до души в груди, а ты будто обнаженный беспомощно пытаешься скрыться. Этот хищный оскал Юнхо запомнил на всю жизнь. — А может уже убьем его, кто велел пощадить этого недоноска? — Один из пиратов поддался чуть вперёд, присаживаясь на корточки. Он крепко сжал свою саблю, направив ее ровно к горлу врача. Чон сжался весь, а в шее так сильно стрельнуло, обрывая все возможности на хоть какой-то монолог. — Ааауу, интересно он говорящий? Холодное острие коснулось щеки, заставляя повернуть голову. Дышать было все еще тяжело, но больше всего сейчас хотелось, если уж и умереть, то быстро и безболезненно. А лучше бы оказаться в объятиях любимой матери. — А если подумать, мальчишка красивый… Да, парни?! Пираты начинают воодушевлённо соглашаться, кто-то даже присвистывает. Юнхо становится еще страшнее, тошнота не отпускает, а когда он слышит, следующую мысль своего мучителя, подсевшего чуть ли не в притык, решает, что лучше умрет. — Может эта принцесска желает стать портовой шлюхой? Чон из последних сил выпрямляется, тяжело вздыхая, и смачно плюет прямо в лицо невоспитанному ублюдку. Пират опешил лишь на секунду, вытираясь рукавом своей рубашки и медленно расплываясь в дьявольском оскале, который ничего хорошо в себе точно не нес. Первый удар прилетает справа, разбивая нижнюю губу. Чон не жалеет — лучше быть забитым до смерти, нежели стать подстилкой. Второй удар приходится по бедру, и Чон валится на палубу, плечо будто пулей простреливает, челюсть сильно сводит, голова разрывается от всего происходящего. Умирать конечно не хочется, но похоже, иного исхода не будет — такая мысль возникает с пятым ударом куда-то в район поясницы. Хочется выть во весь голос, но парень мужественно терпит. Лучше бы ему прострелили голову в капитанской каюте. И зачем только нужно было заикаться про врача? Из разгоревшихся страхом мыслей вырывает отсутствие болезненных ударов и неожиданная тишина. Холод пробегает по спине, когда сзади слышится тот же стук каблуков, что и в капитанской каюте. — А сейчас расскажите мне, когда, мать вашу, я отдал приказ о избиении пленного? Или вы стадо оглохших баранов?! Громкий приказный тон с наикрепчайшей сталью в нем беспощадно разрывает тишину сложившуюся на несколько секунд. Мужчина зол до глубины сердца — Юнхо уверен. И пусть обращаются не к нему, но жуть, пробежавшаяся по палубе, зацепилась даже за душу врача. — Не отдавали, сэр, — бубнит в ответ один из пиратов. — Что в словах «приведите в порядок» оказалось недоступным для вашего понимая?! Уши ужасно заложило, и Юнхо совсем не знает, что происходило дальше. Головы будто не было на месте, все так сильно крутилось вокруг, мокрая рубаха липла к спине и ужасно холодила. Он весь продрог и тело хотелось выкинуть. Это точно не те пираты, про которых он так много мог рассказать. По палубе начали разноситься шаги, местами они переходили на бег, противные голоса не смолкали. И Юнхо мог поклясться, каждое чужое движение болезненно отдавалось в сознании. Шеи коснулись холодные длинные пальцы, прошлись до артерии и остановились. Чон было хотел дернуться, но, поняв, что у него просто ищут пульс, слегка расслабился. От громкого крика парень скривил лицо, пытаясь перевернуться на другой бок. Но услышав, как кто-то приближается, сразу же замер. — Ну что, ты проверил? — на удивление спокойно спросил тот самый жуткий голос, оказавшийся чуть ли не у самого уха. — Да, он и правда судовой врач, нашёл это в его каюте… По всей видимости. Чону приходилось ориентироваться на звуки, глаза было страшно открывать, к тому же — было больно. Он слышал, как листы шелестят в чужих руках — не сложно догадаться, что нашли его записи. — Отлично, возьми все это и отнеси в мелкую каюту у носа, понял? — Да. — Бек, стой, еще позови Чанеля, пусть отнесет его туда же. — Понял, — проговорил матрос и быстро скрылся с палубы. Юнхо не по себе. Это точно разговаривают про него? Будто про какую-то вещь? Отнести на корабль? Точно ли не про какую-то безделушку они разговаривают сейчас? Чон все еще дезориентирован в пространстве, судно покачивает, руки за спиной немеют. Проходит минуты три, не больше, но парню кажется, что вечность. Кажется, что про него забыли. А как хочется сейчас забыться, кто бы знал! Упасть в приятный омут и ничего не чувствовать. Но вместо этого приходится снова насторожиться. — Он живой вообще? — звучит совсем новый голос: грубый, низкий и хриплый, будто этот пират сорвал его совсем недавно. — Ель, почему ты такой бестолковый, бери уже его. — А он без сознания что ли? — Легкий пинок в бок вырывает из груди тихий стон и страдальческое выражение на лице врача. — Хей. Юнхо чувствует, как доски рядом с головой пробигаются, а после чуть ли не на ухо поговаривают: — Не дергайся, а то станешь кормом для рыб. Для «дергаться» нужны силы, которые ушли еще со вторым ударом. Юнхо обходят, становясь сзади, и бодро заставляют прогнуться в спине. Дальше происходит что-то невероятное. Никогда бы Чон не смог подумать, что хоть один человек на земле, сможет его перебросить через плечо и пойти куда-то. На грудь так сильно надавило, что парень закашлялся, стараясь наполнить легкие полностью и в конце концов не задохнуться. Интерес переборол страх, на том моменте когда пират, будто поднялся на что-то, крепче сжав талию парня в своих руках. Какой же ошибкой было приоткрыть глаза. Волны все еще продолжали биться о корабль, а под ногами доска, совсем не внушающая доверия. Юнхо слегка голову наклоняет, упираясь подбородком в чужую спину, пытаясь разглядеть что-то еще, но все тщетно. Он в другую сторону голову поднимает и взору предоставляется вид на аккуратные сапоги, а затем к нему вдруг наклоняется парень. Да, именно парень, молодой и очень даже привлекательный. Он от чего-то улыбается и произносит: — Представляешь, ты похож на хладный труп! В глазах темнеет, и кровь приливает к голове, а от такого заявления становится еще тревожней. — Поспеши, Ель, он так долго не провисит. Пират в три больших шага преодолевает доску, спускаясь на борт. На чужой борт. Здесь будто все иначе: будто время другое, другой запах, другие голоса, даже шуршание одежды звучит иначе. Юнхо очень хочется потерять сознание. Он так часто видел, как теряют сознание в самых разных случаях: на практике, на судне, на улицах города, во время операций, на свадьбе, во время казни. Почему он не может пропасть еще раз, хотя бы на тридцать минут? Каждый шаг так называемого Еля отдается по всему телу без исключения. Хо слышит, как, наверное, капитан отдает приказы. И слышит это страшное:«Пустить на дно».
Вместе с парой залпов уходят все надежды на возвращение домой. Затем Юнхо оказывается в каком-то помещении, небольшом, но вроде бы лучше его старой каютки. Пират кидает несопротивляющееся тело на кровать. Юнхо взвывает уже громко, приземляясь на все еще связанные накрепко запястья и хнычет. В ушах раздается хлопок дверью и звон… Ключей? Парню с трудом верится в то, что его и правда заперли, даже не развязав. Оставшись наедине с собой в полной темноте, Чон позволяет себе наконец разреветься. Слезы обжигают сильно и то ли матрас, то ли простыни, на которые его кинули становятся жутко мокрыми. Голова продолжает разрываться, а парень не может совладать с чувствами и прекратить мучить себя еще сильнее.***
— Ты рад? Кажется теперь у нас есть хороший врач, я полистал его записи. Должно быть образованный парень. Должно быть. — Если вы и правда сделали с ним все, что ты мне рассказал, он выпрыгнет за борт, как только мы его выпустим. — Хонджун покачивается в своем кресле, уставившись в бумажки, которые ему так любезно предоставил Сонхва, и тихо посмеивается. — Да уж, я и правда не уследил. — Пак сидит рядом, то крутя в руках маленькое колечко, то отбивая знакомый ритм пиратской песенки о поверхность стола. — А сейчас он где? — интересуется капитан и опускает бумаги на стол, сгруппировывая их в единую стопку. — В каюте у носа. — Один? — Ким брови хмурит, прищуриваясь, явно не ожидав такого ответа. — Я как-то упустил этот момент из вида, занимался другими вещами, туман практически рассеялся и мы должны были двинуться в Дэлн. — Пак перед собой руки скрещивает, уставившись на мерцающий огонек свечи напротив. Он и правда забыл, что паренек, на грани вроде бы — смерти, остался один. Сейчас квартирмейстеру хотелось бы помолиться всем богам за здоровье нового члена экипажа. Врача они искали очень долго, ведь сделать это практически невозможно, а он ох как нужен на корабле. Джун будет зверски зол, если единственный претендент на эту должность уже отправился на тот свет. — У меня есть чудный план, тебе не понравится. — Джун встает с кресла, снимая кожаный жилет, вместе со шпагой, парочкой мушкетов и еще один кинжал с левого бедра. — Пойду познакомлюсь. Пак в недоброй улыбке расплывается, слегка нервной, но вроде бы уверенной: — Только чуть аккуратнее, он все-таки врач.***