***
На пристани с заходом солнца становится намного тише — все люди скапливаются выше. В домах и тавернах горят огоньки. Сонхва плетется по берегу вместе со старпомом и еще пятью людьми из команды, оживленно беседуя насчет вырученных денег и планов на завтрашний день. Неожиданно для всех на высокий деревянный мосток, который с вымощенной камнем дорожки, спускался на песчаный берег, выбегает парень. Он загнанно дышит, не прекращая вертеться по сторонам и в конце концов останавливается, упираясь руками в колени и видимо стараясь наладить дыхание. Пак быстро отводит взгляд, не придавая этому значения и не прекращая диалог со старпомом, пока не слышит от одного из матросов: — Это что наш врач? Пираты останавливаются, а у Сонхва срывает дыхание. Он щурится, пытаясь разглядеть что-то знакомое в силуэте. — Он что там один? — Есан вырывается вперед, вороша песок пляжа и не отрывая глаз от человека наверх. — Юнхо! — вдруг вскрикивает старпом. Силуэт вздрагивает, резко выпрямляясь, и настороженно крутит головой по сторонам, пока не замечает движение по деревянному настилу и людей, поднимающихся прямо к нему. Юнхо узнает квартирмейстера со старпомом и облизывает пересохшие губы, подходя к ним навстречу. — Сэр, карта… Ваша карта.Мальчик, я его потерял, — Чон шумно сглатывает. В горле ужасно першит, и он постоянно запинается в словах. Пак молча смотрит на него исподлобья, понимая, какую же глубокую яму копает себе врач. Он выставляет вперед руку, тем самым останавливая врача. — Какой ещё мальчик, Юнхо? — холодно спрашивает офицер, стараясь удержать свое якобы безразличие на лице. — Клянусь! Капитан оставил карту и ее украл мальчик! Я ждал его, но выбора не было, — Чон оборачивается, словно понимая в какой глупой ситуации оказался. Улочка совершенно пустует. От ветра только поскрипывают вывески сапожника, булочной и еще парочки лавок. — Ждал мальчика? — Есан усмехается, заглядывая за спину врача. — Нет! Капитана конечно, Сэр, его позвали наверх, но он долго не спускался!.. Я хотел догнать вора и забрать карту, капитан сказал, что она очень важна, — Юнхо часто закивал головой, чувствуя как от страха перед офицерами начинают трястись ноги. — Мог придумать что-то получше! — раздалось за спиной. Юнхо быстро развернулся, во все глаза уставившись в темноту одного из переулков, откуда донёсся знакомый голос. Капитан медленно вышел из-за угла дома, но даже огоньки на улице не давали разглядеть его лица за тенью от широкой шляпы. — Что случилось, Хонджун? — Сонхва сделал шаг вперед, пихая врача к себе за спину и насторожился. — Какое наказание положено тем, кто плюет на мои приказы, Господин квартирмейстер? Ким подходит ближе, не поднимая головы, но Сонхва уже знает — Хонджун невероятно зол и успокоится только выпустив эту злость на что-либо. Или кого-либо. — Десять ударов плетью, — четко отвечает Пак. Юнхо ушам не верит. Нет, нет, нет, все совсем не так, он даже не думал нарушать порядок — для этого еще совершенно не время. — А для тех кто лжёт? — Хонджун, я не лжец! Проверьте карту! — выкрикивает парень и выходит вперед Пака, оказываясь в паре метров от капитана. — Я своими глазами видел, как с ней убегает вор, я клянусь вам! У Юнхо в груди пылает несправедливость и вместе с ней страх. Он уверен в своей правоте, уверен, что нет причин его наказывать — нужно только взглянуть на проклятую карту и всем сразу станет очевидна правда. Но Хонджун только молча подходит ближе, и врач даже не успевает возразить — придумать каких-то неоспоримых фактов, чтобы его не считали за дурака, как старший обхватывает шею и с невероятной силой тянет вниз. У Юнхо всю грудную клетку сводит от ее соприкосновения с чужим коленом, и парень валится на землю, судорожно втягивая ртом воздух. — На корабль живо, — командует капитан и, хромая, уходит к месту их шлюпок. Перед глазами прыгают звездочки, врач даже перевернуться на спину и отдышаться не может — его уже подхватывают под руки и куда-то уводят.***
— Хонджун, остановись сейчас же! Сонхва дергает капитана за рукав рубахи, но тот сразу же отдергивает его и быстро развернувшись вскрикивает: — Что?! Что?! Что?! — Объяснись немедленно. Где карта? — Она у Сана, — коротко отвечает пират. — Почему он тогда несет что-то про кражу? — Пак кивает в сторону готовящейся к отплытию шлюпки в десяти метрах от них и подходит ближе к капитану. — Он хотел сбежать, неужели ты не понимаешь?! — сквозь зубы шипит пират, клоня голову к правому плечу и заглядывая Паку в глаза. — Я проверил! Карта у Сана, он соберет команду на утро, и мы отплывем, я не хочу больше стоять здесь! Что еще тебе непонятно?! Хонджун разворачивается в сторону своей команды, но его тут же снова хватают за локоть и грубо дёргают обратно. — Ничего не понятно! Не надо орать на меня! — Пак повышает голос, да так, что под конец фразы он остается звенеть в ушах, и с силой отталкивает от себя младшего, тяжело выдыхая. — Прекрати свое ребячество, я хочу сам увидеть карту и тогда решим, кого и как нужно наказывать, — Сонхва успокаивается, но в темноте не видно, как по его рукам начинает бегать мелкая дрожь. — Вот иди и смотри, — злобно огрызается Хонджун в ответ. — Хонджун, не будь дураком, черт возьми! — Пак старается донести мысль до капитана, вразумить наконец, но младший словно в приступе сумасшествия даже не хочет слушать. — У меня и свои глаза есть, не учи меня, Пак Сонхва. Капитан разворачивается, утопая носом сапога в еще теплом песке, и уходит к шлюпке. Квартирмейстер не предпринимает еще одной попытки остановить неизбежное. Он разворачивается, чувствуя всю ту же боль в боку и плетется наверх, искать нужную таверну. Врач, как козел отпущения в глазах всей команды, будет виновен, и Пак боится, что сделать виноватым капитана дороже всего имеемого. Но разобраться во всем очевидно стоило, ведь не хватало в этом для квартирмейстера маленького пазла, каждый из которых мог изменить картину до неузнаваемости — либо врач совсем полоумный глупец, которого стоит застрелить, дабы больше не мучился, либо дела обещают заиметь худший исход и снова войти в самый настоящий тупик.***
Юнхо мог бы сказать, что испытывать на себе гнев пиратов во второй раз уже не так страшно, как в первый, но сердце ушло в пятки ещё на пути к судну. Голова кружиться перестала, наладить же дыхание после такого удара в грудь было трудно. Сначала врачу от боли даже показалось, что ребра, разломавшись на части, впились в легкие, но пока его тащили до шлюпки это ощущение отступило. Придавало смелости только одно — его не утопят под килем корабля. Капитан при команде заменил «побег» на всего лишь «ослушался», что парень зачел, как спасение от совершенно незаслуженной гибели. Десять ударов плетью не звучало так уж плохо, как посчитал Юнхо. Отец в детстве часто бил его ремнем по заднице и это было можно пережить. Чон в жизни так еще не ошибался. На палубу его затащили с трудом, потому что он героически не двигался, выказывая полнейший протест до самого конца. Попытки разговоров с капитаном прекратились еще в шлюпке, когда в рот насильно запихали платок. И, видит Бог, Юнхо бы все отдал, чтобы сейчас просто молчать, а не ощущать на языке мерзкий соленый привкус какой-то грязи. Радости на лице Чанеля не было предела, когда всей разбуженной команде озвучили цель столь позднего возвращения на корабль и изменения планов. Юнхо толкнули к грот- мачте и пара матросов оперативно стянули с него камзол и рубаху, также быстро связывая руки. Врач старался абстрагироваться от внешнего мира, жмурив глаза и вздрагивая от каждого движения рядом с собой. Кто-то резво оббежал Юнхо, быстро протягивая канат ближе к мачте, и врач от неожиданной боли в чересчур крепко стянутых запястьях промычал, приоткрывая глаза. Все матросы, что оставались на судне разошлись к фальшборту по обе стороны корабля и на палубе воцарилась тишина. Юнхо вновь ощутил жар по всему телу и невероятной силы обиду. Но что ещё оставалось? Хорошо утешала мысль о том, что капитану придётся пожалеть о содеянном, по крайней мере, Чон искренне надеялся на то, что Сонхва все поймет. Врач замер, одумавшись и широко распахнув глаза, уставился на небольшие трещинки в мачте. А что если это был какой-то хитрый маневр? Кто был бы рад наказанию врача и сделал все это, только чтобы избавиться от него? Не побежав бы за спасением чего-то там драгоценного для капитана, Юнхо бы избавил себя от трагедии или же вновь его бы обвинили в пропаже сокровища? Сзади послышались шаги, громко стучащие каблуками по палубе, а затем кто-то из команды прокричал: — Десять ударов плетью за неповиновение! Парень вздрогнул всем телом, мимолетно улавливая необъяснимую для него серьёзность на чужих лицах в тусклом свете фонарей. Юнхо успел услышать, как человек сзади делает уверенный и твердый шаг назад, а затем — как свистит в воздухе хлыст. — Раз! Серьёзность в глазах матросов сразу же стала понятна парню — это и рядом не стояло с поркой ремнем или тех же прутьев. Юнхо почувствовал, как бедра с руками от резкого напряжения почти что сводит болезненной судорогой, а спина адски горит, словно это была не плеть, а самая настоящая сабля, в миг разрезающая плоть. — Два! Чон одуматься не успел, дернувшись ближе к мачте — второй удар прошелся прямо по первому, и парень завыл от острой боли, вгрызаясь зубами в грязный платок. — Три! Врач вновь неосознанно дернулся, в ничтожной попытки уйти от удара. Переставив ноги, он только усугубил положение до побеления собственных рук от натяжения грубой верёвки, а плеть прошлась по правому боку, задевая грудь и ребра. — Три! Чон замер, будто ему показалось, что счет не двигается с места. Повторный удар оказался сильнее, чем прежний. Парень, болезненно замыча, телом прижался к мачте, упираясь в нее лбом в страхе того, что кнут может задеть лицо, если он продолжит двигаться. — Четыре! Юнхо показалось, что по спине будто бежит что-то мокрое, вязкое, оставляя после себя дорожки. Парень в ужасе осознания еще целых шести ударов все-таки поддался чувствам и заплакал. — Пять!***
Ноги под конец отказывались держать, голова соображать, а свет в глазах от боли гаснуть. Вместо ровного десятка, Юнхо получил больше четырнадцати ударов, направленных на него с особым садизмом и оставляющих сильнейшую, разгорающуюся боль. Парня приказали снять, и, как только руки оказались свободным, он свалился на колени, вдобавок ко всему проезжаясь подбородком по мачте. Дышать было больно, что можно было сказать про двигаться? Врача без особой осторожности затащили в его тюремную камеру у носа судна и, как в первый раз, оставили там, только даже не заперев дверь на ключ. Юнхо не хотелось думать совершенно ни о чем, кроме своей спины. Ни о капитане, ни о квартирмейстере, ни о притихшем старпоме, ни о карте и ни о мальчике — совершенно ни о чем, кроме боли и слипающихся от слез глазах. Парень отключился уже через несколько минут, когда сознание начало отходить на второй план и совсем пропадать в темноте.***
Сонхва искал Сана долго. Его не оказалось в «Жемчужине» и, тщательно расспросив людей на выходе, Пак продолжил поиски в другом трактире, где Есан должен был снять комнаты на спокойный ночлег вне судна. Чхве мирно играл с кем-то незнакомым Паку в кости во дворе трактира «Иллюзия». Заприметив квартирмейстера, он откланялся и жестом позвал офицера за собой — в правое крыло второго этажа. — Врача уже повесили, да? — Чхве распахнул перед офицером двери, пропуская его в небольшую комнатку с видом на Карибское море, и, оглянувшись по сторонам коридора, сам прошел внутрь, потянув за ручки. — Где карта, Сан? — Пак напряжённо забегал глазами по комнате, чувствуя что-то неладное в происходящем. — Сейчас. Сан опустился на колени рядом с прикроватной грубой тумбой и аккуратными движениями продавил внутрь ее нижнюю часть. Деревяшка отъехала, и Сонхва терпеливо наблюдал за тем, как пират подает ему карту. Квартирмейстер, совсем немного хромая, добрался до постели и устало присел на нее, разворачивая карту. На вид — точно такая же. Те же архипелаги, того же цвета отметки и Пак бы рад заметить хоть что-то выдающее подделку, по словам врача, но он и сам не успел толком запомнить все точки и изгибы чужого пера, что проходились когда-то по плотному пергаменту. Сонхва опустил карту на колени и задумчиво уставился сквозь Сана. Верить в то, что Юнхо был настолько глуп Паку очень не хотелось. Но увы. Мужчина тяжело вздохнул, начиная скручивать карту до ее привычного состояния, как в голове всплыл яркий образ — у их карты должен быть порван один из краев. Конечно! Сонхва живо разворачивает ее обратно, принимаясь крутить в разные стороны. Пират с каждой секундой хмурится все сильнее, настораживая тем самым Сана. Эта карта была целой. Совершенно гладкой, без единого порванного угла. Пак со злостью швыряет пергамент к стене, несколько минут обдумывая произошедшее. Приоткрывая рот, он быстро проводит между губами кончиком языка и обращается к парню: — «Лань» уже отплыла, верно? — Они отплыли сразу же после встречи, Сэр. Сонхва задерживает дыхание, прежде чем подняться на ноги и подойти поближе к Чхве. — Это подделка, Сан. Мне нужно, чтобы ты узнал абсолютно все о том, кто прибыл в последние пять дней и кто отбыл сегодня или сделает это в ближайшие дни, понял меня? Сан согласно кивает и спрашивает: — Еще что-то? — Да, поспрашивай в «Жемчужине» и будь осторожен. Я не знаю кто это такие, — честно предупреждает Сонхва и провожает пирата из комнаты. Двери грохочут, и Пак замирает на несколько секунд, сводя брови и чувствуя, как снова подрагивают пальцы. Он, прикладывая минимум сил, стягивает с себя сапоги и прямо в одежде медленно ложиться на кровать. Ноги, как обычно, гудят, и отчего-то болит живот. Пират прикрывает глаза, накрывая теплой ладонью все ещё забинтованный для подстраховки бок и ненароком вспоминая врача. Попало же ему за невнимательность капитана и его собственную дурость с самодеятельностью. Сонхва протяжно выдыхает, вытаскивая из-за пояса увесистый мушкет и, не выпуская его из рук, переворачивается на здоровый бок к виду из окна, где ночью был лишь полумесяц и его отражение на горизонте с силуэтами кораблей, что стояли в гавани. Пак покрепче сжимает в ладони оружие и старается поскорее уснуть, не сомневаясь в том, что подняться придётся еще до восхода солнца.***
Сан появляется в комнате у Пака, как только солнце начинает подавать признаки пробуждения. Чхве стучит в двери, зная, что одинокий сон вне корабля для офицера это по большей части стресс, — а быть застреленным по утру хочется меньше всего. Особенно, если проспал ничтожных два с половиной часа. Сонхва же спросонья пытается переварить все, что каким-то чудом узнал Сан. Оказалось, что с «Золотой Лани» сошел некий человек вместе с молодым парнем и по словам смотрителя, они сразу же разделились, а обратно на корабль сели точно без мальчишки, который естественно сильно выделялся на фоне взрослых мужчин. Хосок отбыл рано и почти сразу Пак отбросил вариант того, что это мог быть он. Скорее всего капитан Надежды даже не предполагал, что подобрал где-то крысу, способную искусно перерисовать карту за дни путешествия из далекого Сингапура и сбить их с пути. Хосок вообще ничего не мог предположить и тем более заинтересоваться — это был не тот человек, который грабит от золота к золоту. У Чона был четко продуманный бизнес и прекрасные навыки «гончей — ищейки», а желающих отомстить кому-либо в мире не убавлялось изо дня в день. Нет. Пак зацепился за странных людей, сошедших с китайского судна и принялся вести ветку именно от них, ведь врач говорил, что-то о молодом воре. По словам Сана, вчера вечером из гавани вышла только «Золотая Лань», сегодня же выйдет не менее трех посудин. Единственные, кто прибыл и еще не отчалил за последнюю неделю были они сами и один парусник, причаливший для кренгования и устроивший стоянку на восточном побережье ещё шесть дней тому назад. Пак тяжело вздохнул. Ловить черную кошку в черном ящике невероятно тяжко, особенно если кошки там и в помине нет. Нужно было наведаться к капитану, побеседовать с ним и разослать людей по берегу, в надежде на то, что хоть что-то прояснится.***
Солнце мелькало среди темных низких облаков, когда Пак, прибывающий в бешенстве, залезал по веревочной лестнице на свой корабль. Он ловко поднялся на руках, переваливаясь через фальшборт и почти сразу жалея об этом — надоевшая боль в боку снова заставила поморщиться. Квартирмейстер двинулся вверх по лестнице, не дожидаясь своих попутчиков и не постучав, прошел внутрь, осторожно и тихо прикрывая за собой дверь. Хонджун с синяками под глазами привычно не выглядел. Он словно вовсе не спал, как Сан, но тот хотя бы был занят делом. Сонхва даже подрастерял своей уверенности, но был готов к крикам и истерике от всего произошедшего, пока не увидел в чужих руках тонкую трубку. Ким приветливо улыбнулся другу, медленно поднимаясь с постели. — Утро доброе, — прошептал капитан, наблюдая за старшим. Пак церемониться не стал, молча подходя к столу, на котором стояла загадочная чашка чая и небольшой заварочный чайничек. Пират поднял в руки футляр, что капитану подарил Хосок, и хорошенько рассмотрел содержимое. Помимо пространства под курительную трубку, с боку было два небольших пакетика. Сонхва вытащил один из них с маленькой этикеткой и криво начирканным на ней «чаи'». В пакетике лежали сушёные коробочки мака и его же семена. Пак, не выпуская из рук первый, принялся развязывать второй мешочек, в котором мелко-мелко была намолота трава совершенно неизвестного происхождения. Пак принюхался— в мешочке был ну точно не табак. — Хочешь чаю? — Хонджун опустился на свое кресло, делая короткую затяжку и вновь улыбнулся офицеру. Сонхва бросил на него совершенно безразличный взгляд, быстро кидая сушенные маки в чашку и подбирая ее со стола вместе с чайником. — Что ты делаешь? — Ким выпрямился, опуская трубку и развернулся за старшим, который стремительно двинулся к окнам за спиной капитана. — Сонхва, что ты делаешь?! Оконные рамы проскрипели, когда Пак со злостью оттолкнул их от себя и выбросил с судна довольно дорогой чайник и чашку из того же сервиза. Приборы громко булькнули, пропадая в темноте глубины, а Пак продолжительно выдохнув, постарался взять себя в руки. — Я не буду разговаривать с тобой, — квартирмейстер развернулся к капитану, заставая его недовольное лицо. — Пока не избавишься от этой дряни, — Пак, проходя мимо капитана, с излишней экспрессией взмахивает руками от накопившегося напряжения и презренно рассматривает трубку в ладонях капитана. — Сан тебе расскажет и даже не подходи ко мне, пока не придешь в себя, — проговаривает напоследок Пак и выходит, не оглянувшись. Пират спускается в свою каюту, игнорируя неразборчивый шепот, что остался за дверью.***
Есан воспринимал новую информацию очень легко, и Сонхва, возложив на него ответственность за все происходящее на берегу, совсем недолго передохнул, дожидаясь прибытия Томаса с купленными вчера вещами. Пак искренне посочувствовал Сану, после громких криков с верхней каюты, однако капитан так и не спустился, видимо осознав всю глупость и виновность собственных деяний. А признание своих ошибок Хонджуну давалось с большим трудом. Старпом с людьми отправился на берег, следить за пристанью и постараться узнать как можно больше о воровстве ценной карты. Пак приказал делать вид, словно они ничего не знают о пропаже, а всего лишь закупаются на предстоящее плаванье и отдыхают перед ним на твердой земле. А сам же Сонхва постарался проснуться и сосредоточиться на настоящем. Он не любил заниматься медициной, потому что мало в ней смыслил, но особого выбора обычно и не представлялось. Томас принес несколько мешков, в одном из которых Сонхва нашел новую добротную рубаху и фруктов. В груди неприятно заскреблась вина — нужно было придумать что-то вчера и уберечь врача от столь несправедливой участи. О состоянии парня квартирмейстеру доложили сразу же, как он спросил, и, взяв с собой все необходимое, Пак отправился испытывать себя в каютке у носа.***
Огромный корабль взмыл в небеса, разрывая носом грозовые влажные облака. Все противно заскрипело и страшно завыло. Юнхо показалось, что судно зависло кверху килем и лишь на секунду он задумался о том, что нужно за что-то схватиться. Внизу только страшная беспроглядная синева, еле видимая через густые мрачные кучи. Юнхо всем телом дергается от страха, разглядывая перевёрнутую палубу и тянется к ней руками, но только скользит по шелковистым парусам и падает вниз, разглядывая черное судно, одиноко повисшее в небесах. Будто от удара о гладь воды, в спину вонзаются тысячи раскаленных иголок и картинка перед глазами едет, давая услышать совсем рядом чужое дыхание. — Не бойся. Все тело затекло. Юнхо хотел было перевернуться, но стоило повести плечами — боль разгорелась с новой силой. Он тихо проскулил, шею ломило от неудобного положения, в котором врач отключился, и голова из-за этого снова болела до желания приставить к виску мушкет. Врач медленно приоткрыл глаза, замечая рядом человека, чей силуэт по началу расплывался. — Все уже в порядке, — к лицу опустился Сонхва, тепло улыбаясь, и Юнхо почувствовал, как его осторожно треплют по голове. Чон с трудом выпустил воздух из легких, стараясь вдыхать медленно, дабы не тревожить спину. Показалось, что это все вновь всего лишь снится, но пират выглядел самым что ни на есть настоящим, а реальная боль резала тело. — Я уже все зашил… Ты давал мне что-то от боли, где мне взять это?.. Слышишь? — Пак, шепча, продолжал гладить младшего по голове и с сожалением смотрел на пару швов, шедших от плеч и ниже. Удивительно, что врач пришел в себя так поздно, и Сонхва посчастливилось поработать в тишине, изредка прерываемой судорожными вздохами парня и его же неосознанным дерганьем. — Зашили? — в горле першило и голос от того хрипел. Юнхо замер, боясь двинуться и будто в миг, после слов офицера, ощутил разодранную до костей спину вместе с возникшими в голове картинками. — Да. Я конечно с тобой не сравнюсь, но выглядеть должно вполне прилично. Пират выпрямился, еще раз глянув на чужую красную спину, и потянулся за чистыми тряпками, которыми планировал перевязать врача. — Вы мне верите? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил парень. — Ты не лжец и все офицеры об этом знают, но, — Пак протяжно выдохнул, проходясь языком под нижней губой и продолжил, — для команды будет иначе. Тебя наказали за то, что ослушался, а знать остальное всем не обязательно. — Вы смеетесь надо мной, Сонхва, — Юнхо мычит, приподнимаясь на логтях и ощущая на себе выражение «шкуру сдеру» в самом буквальном его значении. Но парень, превозмогая боль, поднимается и, тяжело дыша, смотрит на офицера. — Вовсе нет, — Пак даже не меняется в лице, продолжая удерживать в ладонях ткани. — Как ты думаешь, Юнхо. Лучше чтобы врач был козлом отпущения… Или капитан? Тебя смогут понять и забудут также быстро… Да и вообще, ситуация полна абсурда и мне правда жаль. Врач почти не различает слов, в голове снова порхают туманные бабочки, застилая своими крыльями способности видеть и слышать. Из ослабшего тела уходят последние силы, и Чона клонит вперёд. Сонхва видит это и осторожно ловит парня, позволяя облокотиться на себя. Юнхо вновь находится на грани сознания, чувствуя, как его трогают холодные ладони и ткани быстро облепляют весь торс, а после и плечи. — Ложись на живот, — шепчет пират, аккуратно придерживая парня и опуская его обратно на постель. Врач щурится, не сдаваясь перед тягой впасть в беспроглядные темные сны, и сам вцепляется в подушку на постели. — Прочитайте… мои записи, — выговаривает парень, прежде чем все-таки сдаться, и вкладывает большие надежды на то, что Сонхва и правда разберётся с тем, как и что такое врачевать и сам он не умрет так глупо и так несправедливо.***