***
От убийства живого человека, от его последнего вздоха, долетевшего до обострившегося слуха, руки тряслись куда хуже, чем от получения ударов кожаной плетью. Лишить кого-то жизни, пусть и совершенно незнакомого, казалось врачу по-настоящему Адским деянием — словно прямо за спиной врача стоял бес с когтистыми лапами, удерживая в человеческих руках мушкет и шепча на ухо разнообразного рода лестности, мол правильно поступаешь ради своей же шкуры. Юнхо собрал всю волю, что имел, в кулак и, судорожно выдохнув, схватился за собственную шпагу, вынимая её из ножен и не отрывая взгляда от остывающего перед ним тела с разорванной грудью. Кровь расползалась по комнате столь стремительно, что на секунду у Чона помутился рассудок, наталкивая на одни лишь мысли о страшных снах, коим являлась бы эта реальность. Отнюдь, это не было творением ужасающей фантазии. Руки продолжали нестерпимо трястись, а поток мыслей в черепной коробке только и подкидывал картинок черной смерти. Шпага, выставленная вперёд, все также дрожала, но стоять и дальше на одном месте было бы идеей глупца. Юнхо не полез в окно, не стал убегать к пристани — все это кануло в забытье. Волновало лишь происходящее, Хонджун, что должно быть внизу борется за свою жизнь, а каков шанс, что вовсе также дрожит в ледяных объятиях самой смерти? Что в таком случае случится с Юнхо, кто будет беречь его, кому он станет нужным? Парень, успокаивая себе всем, чем только мог, оказался в подозрительно пустом коридоре. Еле передвигая ватными ногами, он храбрился, вспоминая слова старшего о строгой судьбе и беспощадной смерти. Если стоило принять её так — в молодом теле с ещё детскими, добрыми идеями, не успевшими прогнить в этом мире, с блестящими глазами и тысячью вещей, так и оставшимися чем-то неизведанным, — значит нужно было хотя бы притвориться храбрым. Юнхо, стараясь быть бесшумной кошкой, крался к лестнице, дабы заглянуть вниз и с облегчением выдохнуть, не увидев там окровавленной бархатной кофты. Парень был слишком плох в понимании подобных засад и ему следовало выпрыгнуть в окно и со всей только мочи бежать к кораблю. Только он добрался до перилл, как со спины его схватил высокий мужчина, выскочивший из предпоследней комнаты, больно зажав врачу рот грубой тяжёлой ладонью. Парень выронил шпагу, хватаясь за чужие руки, но тут же замер. Юнхо попрощался с жизнью, крепко зажмурившись и приготовившись к боли, ощущая мигом разбежавшуюся по телу слабость с невозможностью устоять на собственных ногах. К горлу, не жалея пирата, прислонили до того острое лезвие, что даже без особого напора, оно оставило неглубокий болезненный порез. Мужчина сзади дёрнул врача назад, и Юнхо ничего, кроме как попятиться за своим потенциальным убийцей не оставалось. Оказавшись в комнате, незнакомец толкнул младшего в спину, и Чон, потеряв равновесие, приземлился на коленки, собирая ладонями пыль с досок старой комнаты борделя, которая совсем давно не видела гостей. Врач мигом обернулся и второй раз за день попытался увидеть в чертах чужого лица нечто знакомое. Мужчина стоял в длинном плотном плаще, а на его глаза падала тень от капюшона, пока он не стянул его с себя, пройдя вперёд к парню. Незнакомец выпрямился и хорошенько изучив младшего, тихо заговорил не скрывая в голосе ноток гнева и тотального отвращения ко всему происходящему: — Я думал, вы погибли, черт побрал это отродье… Юнхо часто дышал, не в силах собрать что-либо в ответ, и, не понимая человека перед собой, готовился лишь отбиваться в случае нужды. Мужчина тем временем зачесал светлые волосы назад и устало выдохнул, перехватывая лезвие поудобнее. Его тяжёлый взгляд остановился на напуганном юноше, и сам мужчина резко опустился перед ним на корточки, хватаясь за ворот его рубахи. — Что вы так смотрите на меня? Мистер Чон, уж будьте добры узнать брата того, кого так подло погубил, — с гнетущей яростью шипел мужчина, изучая каждый сантиметр чужого лица, напоследок сквозь зубы выговаривая: — какой-то бесчестный… Ублюдок! Юнхо свалился на спину, когда старший бесцеремонно оттолкнул его от себя, заметив на чужом запястье браслет из жемчужин с пиратским знаком, вырезанным на деревянной бусине. — Чон Юнхо… Это же вы? Вы врач? — проговорил мужчина, словно не поверил собственным глазам. Неуверенный кивок только сильнее разозлил его, по всей видимости окончательно разочаровывая в младшем. — Измена, — чётко выдал он, выставив вперёд клинок, на котором играли отражения свечей из коридора, и намеренно задел концом запястье врача, приподнимая браслет. — Вы дезертир, пособничество пиратам карается смертной казнью. — Что? — Наконец ожил парень, быстро уводя чужое лезвие в сторону от себя, и поднялся на ноги, стараясь выглядеть приличнее и сильнее, чем хотелось сейчас его дрожащей душе. Секундная радость, показавшаяся Юнхо спасением — его могут забрать домой! Сменилась на злость и сильнейшую обиду, покоившуюся у врача прямо в сердце. Он отошел назад от человека, которого все же смог узнать — знакомые черты в нем мелькали не просто так. Мужчина был похож на своего кровного брата, капитана с которым Юнхо приходилось плыть домой, угодив в смертельный капкан. Это был сам капитан Марлоу, выказывая всем своим видом гадкое отвращение и желание поскорее расправиться с «бесчестными ублюдками». Юнхо же не считал себя виноватым — в чем он мог быть повинен? Может быть в том, что над ним издевались, били, смеялись или заставляли работать, лечить противных ему пиратов? — Я не предавал сво… — Нет. Умереть должен был, а не служить этим псам! — отрезал Марлоу, подходя ближе к младшему, и больно ткнул его в плечо указательным пальцем. — Иметь при себе хоть немного чести!.. Как ты одет, видел себя? Что это? Капитан грубо схватил парня за щеки и повернул чужую голову в сторону, с презрением хватаясь пальцами за тонкую косичку. Юнхо терпеть этого не стал, грубо отпихнув от себя мужчину, и, быстро пригнулся, ринувшись к двери. Это вовсе не было спасением — Хонджун говорил ему. В глазах солдат теперь он лишь пират. Быть может ром и танцы у костра с кристальным озером в глуши лесов. И книги, дневники, постель, браслеты…Счесть можно было за измену.
Душа так сильно заметалась в страхе перед будущим — неужели дома его и правда повесят? Такого быть не может, а плыть с Хонджуном дальше — что значило это? Смерть в обоих вариантах отливала ярким блеском, заставляя парня, пытавшегося действовать наперёд мыслей, впасть в отчаяние. Мужчина догнал его быстро, дернув за плечо назад и повалив на пол. Он нахмурился, сжав челюсти и со всей силы пнул врача чуть ниже рёбер. Чон непроизвольно задержал дыхание, переворачиваясь на бок от пронзившей чуть ли не все тело боли, и сжался на грязных досках, попытавшись перевести дыхание. — Ваша мать так просила наказать виновных, мистер Чон, а вы… Капитан Марлоу, озлобленный за несправедливые смерти, готов был разорвать любого. Пираты безнаказанно создавали хаос там, где появлялись и несли лишь горе простым людям. Мужчина с трудом верил, что парень оказался по их сторону. Юнхо должен был погибнуть, а не спасать этих омерзительных тварей под чёрным флагом. Мужчина тяжело вздохнул, вновь зачесывая мешающие пряди назад — важнее было отыскать их офицеров и придать справедливому суду. Возможно и сам Юнхо, мог бы помочь им в этом деле. — Всё можно решить, — начал капитан, вновь опускаясь ближе к врачу. — Я хочу лишь понять, где их корабль… Эти подлые крысы снимают флаги и бегают по переулкам, Юнхо, и убивают… Всех. Врач приоткрыл глаза, мельком оглядев мужчину. Неужели прямо сейчас ему предлагают сдать пиратов? Все вовсе перемешалось, превратилось в густую кашу, цвета стали грязными и, казалось, нужно помочь и отправиться в такой долгожданный дом матери. Своими ли руками в таком случае он убьёт Хонджуна, приговорит его к последнему свиданию с палачом? И заботливого к родным Сонхва, молчаливого Есана, Минги, что так любит звезды, Чонхо… Сана? Совсем невинного мальчишку. Кого способны пощадить эти люди, желающие лишь кровавой мести? Чем они отличаются от пиратов? Пират — понятие весьма, весьма расплывчатое. Жизнь до отвращения жестока, но на то она и жизнь. Возможно, Юнхо выбрал самую беспощадную, самую жестокую линию судьбы из всех его возможных, но остаться с пиратами хоть на несколько лет было определённо верным решением, нежели гнить в столице, без всякой возможности быть свободным и телом и душой, быть с тем, кто тебе мил. И если Хонджун прямо сейчас был мертв, то время поиграть в отважного пирата наступило как никогда. — Нужно действовать учтиво, просто скажи, сколько орудий у этих тварей, не знающих чест… Юнхо привёл дыхание в порядок, но не успел вотворить в жизнь блестящий, как ему показалось, план по выхвату чужого мушкета из-под пояса и второго убийства за день, как за спиной Марлоу прозвучал до боли знакомый голос, дающий надежду на спасение. — Чести? — прохрипел пират, замерев в дверном проёме. Хонджун выглядел пугающе, словно вышел из самых страшных снов врача. Половина волос мужчины была окрашена в красный, разбитая губа не прекращала кровоточить, а все руки, дорогая кофта погрязли в чужой, вязкой крови, изредка капающей с выставленного вперёд клинка. Ким усмехнулся, втягивая щеки, после чего сплевывая в сторону металлический привкус своей, а то и чужой крови, медленно сползающей по щекам и носу. — Никто не виноват, мисье, что ваших солдат не учили держать свои тупые шпаги в ножнах. — Ким не сводил глаз с английского капитана и делал до того тяжёлые, разъярённые вздохи, будто готов был броситься вперёд сию же секунду. Юнхо было не по себе от обоих старших, в животе все скрутилось и к горлу поступила совершенно неуместная тошнота. Марлоу в свою очередь лишь изучал вошедшего, пытаясь наконец понять, кто перед ним. Пираты столь хорошо маскировались, что окончательно решить, кто же из них являлся капитаном оказалось далеко не простой задачей. Во времена слежки, все эти мучительные дни, англичане считали капитаном Пака, после самого Есана, мужчину четвёртого десятка из команды, и наконец светловолосого Хонджуна. Пиратского капитана нужно было доставить в Лондон и повесить на главной площади– вот в чем заключалась главная задача. Но если мы будем честны — убить его самому услада для души в сто раз слаще, чем смотреть как он дрыгает ногами, медленно задыхаясь. А повесить? Повесить можно кого угодно. Воспользовавшись небольшим замешательством, Юнхо сумел не привлекая к себе особого внимания отползли чуть подальше, в тень к старой деревянной постели и тут же вскочить на ноги. Когда именно мужчины набросились на друг друга Юнхо не мог сказать. За Хонджуна рвало душу на части и в страхе его смерти, врач пытался отыскать хоть что-то в комнате, что могло бы помочь пирату одержать вверх. Марлоу был старше Хонджуна если не на два десятка, то на один уж точно, а это значило и то, что опыта в бою у чужака больше. В какой-то момент, звона клинков, Ким попал в ловушку. Верной короне солдат оказался за спиной, чудом вывернувшись, и со всей силы давил на чужой клинок, пытаясь достать до шеи. У Юнхо по спине пробежала леденящая душу дрожь, когда пират впился зубами в чужую ладонь, спасая тем самым себе жизнь. Марлоу тут же толкнул его вперёд, промычав от боли, а Ким пригнулся, замахнувшись на мужчину, но не успел достать его. Англичанин упал, не сумев предотвратить следующую атаку со стороны пирата, и Ким навис над чужим капитаном, давя своим лезвием на его. Марлоу держался изо всех сил, скалясь в ответ пирату и все же сумел отбросить его от себя, вновь поменявшись местами. Из уставших рук Хонджуна была выбита шпага, Чон видел, как его капитан, не желая погибать, схватился за чужое лезвие и сжал зубы до боли в деснах, не сдаваясь до последнего. Юнхо запаниковал, все происходило так стремительно, что казалось думать было некогда. Парень пошарил руками по вещам в тёмной комнате и схватил старую то ли глинную, то ли фарфоровую вазу с прикроватного комода. В пару шагов он добрался до капитанов, со всей силы ударив англичанина по голове. С осколков посыпалась пыль, а Марлоу, чего не ожидал врач, не потерял сознания — лишь развернулся, придавливая коленом грудь пирата к полу и отвёл свой клинок, сильно задевая плечо вскрикнувшего от боли парня. По рубахе врача сразу же расползлось красное пятно, Юнхо отшатнулся назад, хватаясь за грудь и непроизвольно зажмурился, ощутив невероятную дрожь в ногах. Подобный маневр своего стоил — Марлоу не успел даже обернуться обратно к Киму. Пират не теряя решающих секунд, вытащил тонкий клинок из-под своего пояса и резко вонзил его чуть ниже чужих рёбер, крутанув в сторону, желая причинить, как можно больше боли твари, которая смела следить за ним, натравливать на него своих людей. И ранить самую дорогую ему душу. Сбросив с себя чужое тело, Хонджун вскочил на ноги, пошатнувшись. Англичанин продолжал дышать, больше противно хрипеть, никак не расставаясь с жизнью, но Кима больше всего волновал Юнхо. Врач хорошо держался на ногах и просто прижимал ладонь к ране, потеряно разглядывая ужасающую картину перед ним. Настолько обеспокоенного Хонджуна врачу не удавалось видеть, пожалуй, с того самого дня, когда Сонхва пришлось терпеть муки на столе в своей же каюте. Сердце грела забота от капитана, а возможно не только она — кровь тоже была горячей, пусть Юнхо и пытался её остановить. Ким осторожно убрал дрожащие руки парня от раны и, отодвинув край рубахи, с облегчением выдохнул. Всего лишь порез, пусть и глубокий, но не смертельный. Хонджун соображал намного лучше в подобных ситуациях, и Юнхо даже не вспомнит, как его наскоро перебинтовали какой-то тканью чужой ли рубахи. — Нужно уходить… Тихий голос пирата отпечатался в воспоминаниях, как и отвратительная картина, представшая перед Юнхо внизу заведения. Чужие тела валялись на полу, неестественно сидели за столами, лежали на них или вовсе ещё дышали, прощаясь с еле стучащим в груди сердцем. Врач чувствовал, как его тянут за ладонь вперёд, но глаз не мог оторвать от чужих тел. Дрожь пробила с пяток до затылка, новая рана загорелась огнём и парень споткнулся о чужую руку. За столом полусидели тела тех самых дамочек, а прямо у их ног неподвижно лежал Чанель. Его безжизненные глаза были обращены к потолку, а вся бежеватая когда-то рубаха вдоль и поперек покрыта тёмной кровью. Наверное, Юнхо следовало бы обрадоваться, но в груди почему-то вместо чувства восторжествовавшей справедливости расцвела скорбь, отвращение и всепоглощающий страх, ужас, от которого волосы вставали дыбом. Будто послышался низкий голос пирата, рассказывающий очередную байку или пытающийся кому-то что-то доказать. Чон отвернулся от чужого тела. Он совсем не помнил, как выбрался оттуда. Его вели вперёд, довольно грубо держа уже под локоть, а он лишь потеряно вглядывался в мёртвые лица, молясь не найти среди них Сонхва, Сана и бедного мальчишку.***
Уен, не находя себе сна из-за странного волнения в груди, так и продолжал разглядывать лицо спящего пирата без возможности развернуться в крепких объятьях. Мальчишка считал воздушных овец, прыгающих через воображаемые забор и честное слово пытался заснуть. Когда же снизу раздался крик, Чон побоялся сразу разбудить Чхве — подумаешь, может пираты всего лишь подрались? А полноценный сон для Сана играл важную роль. К сожалению, потасовка внизу по всей видимости не прекратилась и как только мальчишка услышал выстрел, пробежавший словно по второму этажу, вздрогнул в чужих руках. Сан пришёл в себя почти моментально, он тут же оделся, схватив со стола мушкет и саблю, и внимательно прислушался, пытаясь понять происходящее. С миниатюрного балкона внизу было нечего разглядывать — темно и лишь жёлтый свет от свечей, ложащийся на землю. И если бы Чхве был один, он бы без сомнений спустился вниз. Но пират был не один. Происходящее внизу не являлось глупой потасовкой, а если и так, то зайти обратно не составит труда, ведь взвесив все за и против, Чхве решил спуститься вниз через балкон, позже помочь Уену и отправить его к судну от греха подальше. Со всей осторожностью Сан ближе к тёмной стороне, перевалился за затрещавшие от его веса перилл балкона, дабы заглянуть вниз. Увиденное не оставило мужчине никаких сомнений — долгожданная засада. Капитан отчаянно отбивался от чужих людей и в груди Чхве расцвела такая страшная злость, что не теряя времени, он шепотом подозвал к себе мальчишку, меняя планы. Уен не без страха спустился вниз, но не потому что боялся высоты, не потому что страшился грозы и скользких грязных дорог — страх рождали люди внизу и возможная потеря. Чхве за ребёнком не спустился. Он ловко запрыгнул обратно на балкон, приказав Уену бежать к кораблю и доложить об этом квартирмейстеру, и, даже не взглянув на него, скрылся в темноте комнаты. Мальчишка еле сдержал слезы — почему всё всегда так выходит? Он с ужасом вспоминал смерть отца, лицо квартирмейстера, исказившееся в злости, боль от чужих рук и всепоглощающий детское сердце страх. Если все погибнут, что же будет делать он? Проходить все это по новой? Чон ползком двинулся вперёд по мокрым кустам и как только оказался в темноте, ринулся к пристани, о которую продолжали биться небольшие волны. Сан быстро добрался до лестницы, не привлекая к себе лишнего внимания и уже на ступенях его ждали враги. Первому клинок пришёлся ровно в горло, заставляя противника захлебнуться в собственной крови. Чхве пригнулся, играя со смертью и пнул второго мужчину, поднимающегося к нему, ногой в грудь. Тот прокатился вниз и это без внимания остаться уже не могло. Чужих людей было не больше половины заведения, а, увидев Чхве, Хонджун воспрянул духом, с большей уверенностью продолжая отбиваться. Бой длился не больше десяти минут, посеяв такой хаос в заведении, что ступить хоть куда-то и не вляпаться в яркую кровь было невозможно. Хонджун понимал — это не конец. Чужие люди сильны и вступать с ними в бой не полной командой, ещё и на суше было далеко не идеей ответственного офицера. Всю голову забивали мысли о враче, и как только капитан убедился в относительном конце, приказал всем своим оставшимся людям уходить к кораблю держась восточной стороны порта, а Сану подождать на одной улице у знакомого им борделя, пока сюда не набежало ещё людей. Хонджун скрылся на втором этаже, убедиться в том, что врач ушёл или же все ещё сидит на постели, ожидая какого-то чуда. Сан же как и было приказано, вышел из таверны и оглядываясь каждую секунду, ушёл к нужному им месту, постоянно убирая с лица промокшие волосы. На одной четвёртой пути улицы стали подозрительно тихими, в глазах все поехало в сторону, и Чхве пошатнулся, облокотившись на очередную каменную стену в довольно узком переулке. Ноги задрожали, и Чхве наконец в полной мере ощутил, как по всему животу расползается жгучая боль. Рубаха и без того поменяла свой цвет на красно-бордовый, впитав чужую кровь, а свою видно не было и подавно. Пират не осмелился убедиться в том, что чувствовал, лишь прислонив ладонь к торсу. Силы начавшие стремительно покидать его тело, заставили спуститься вниз по стене и тяжело выдохнуть. Под ногами разъезжалась мягкая, зловонная грязь, а на голову не щадя лил дождь, изредка озаряя небо яркими вспышками молний. Сан никогда не думал, что умрет именно так — в каком-то забытом грязном и холодном переулке, пока все тело будет гореть и до дрожи ныть. Все шло именно к этому, ладони окрасились кровью, и, как бы Чхве не хотел остановить её, у него не получалось. Пират прикрыл глаза, судорожно вдыхая свежий воздух с примесью отвратительной вони улицы, где смешалось все от тухлой рыбы до разлагающихся котов, и пожалел лишь о том, что никого не попросил отдать все свои монеты бедному мальчишке, непроизвольно вспоминая между тем солнечные дни, проведённые на райских островах.***
Хонджун шагал вперёд более чем уверенно, таща за собой парня. Обогнув несколько углов, капитан заметил чужих людей, толпой направляющихся к месту расправы. Спрятавшись в тени, пираты пропустили их вперёд, замерев словно каменные статуи, и было хотели тихо двинуться дальше, как в плечо капитана впились чьи-то тонкие пальцы. Капитан вздрогнул, тут же развернувшись, и приставил к горлу чужака кинжал, пытаясь спрятать Юнхо за свое спиной. Английские солдаты зашумели, развернувшись обратно к подозрительным звукам, и врач ужасно запаниковал, подойдя к пирату вплотную. — Следуй за мной, капитан, коль жизнь дорога, — прохрипел незнакомый то ли мужской, то ли женский голос, и Ким не долго думая, лишь взглянув на приближающихся солдат, затащил Юнхо за старую деревянную дверь в такой же дряхлый переулок. Незнакомец стащил с мокрых деревяшек, уложенных у стены, фонарь и резво двинулся вперёд, заставляя свой плащ развеваться позади. Врач смахнул с лица капли и осторожно взял капитана, позвавшего его, за перевязанную ладонь. Плащ впереди неожиданно остановился, развернувшись к пиратам, подняв свой фонарь. Дождь стучал по крышам, а солдаты словно бегали вокруг этих улиц, рыская словно гончие псы. Юнхо задержал дыхание, опустив глаза к сапогам, тонущим в грязи, и еле выдохнул. Незнакомец оказался молодым низким парнем, а половину его лица уродовал глубокий шрам, забирающий левый, словно белый глаз. Хонджун замер, каждой частью тела ожидая западни. Человек перед ним словно почуял это, поднимая вторую руку, в которой лежал небольшой талисман, что Ким отдал чужому беловолосому квартирмейстеру. — Господин просил передать вам, что в порту не больше девяти десятков солдат, но если задержитесь здесь, их станет больше. Они ищут Вас, он не мог говорить за столом. Мы отплываем ночью и отомстим. Они погубили не только ваших людей, капитан… Поступите также. Юнхо с замиранием сердца выслушал незнакомца, все тело на такие потрясения реагировало бурно, и в ногах снова появилась слабость, не говоря про ноющую рану, требовавшую к себе внимания. Хонджун же уставился куда-то вперёд, сквозь парня, чувствуя лишь как капли воды вместе с чужой кровью сползают по щекам, лбу, шее и груди. — Идите прямо, через дверь налево дважды и окажитесь в пустом доме. Переждите несколько часов, сейчас они ждут вас прямо на пристани. Мой Господин отвлечет их, и мы все уйдем без потерь. Ваши офицеры всё знают, не творите глупостей. Хонджун не доверился, обманчиво кивнув парню, и подошёл к нему ближе, прошептав что-то на ухо. Пират медленно поднёс к чужой шее нож, дабы гость проводил их раз дело складывалось так, но парнишка не испугался, лишь улыбнулся, аккуратным движением рук обвел капитанские, убеждая Кима в безопасности. Юнхо этот жест показался жутким, холодящим душу, пусть он пытался не глазеть на чужое лицо с пустым взглядом на левую сторону. — Мне с вами нельзя, такого уговора нет, — прошептал незнакомец на ухо растерявшегося Кима. — Идите капитан… Парень прервался, отойдя от пирата и впился взглядом в его глаза, поднимая фонарь повыше. Юнхо опешил, заметив в глазах незнакомца танцующий огонёк свечи, словно он не отражался от фонаря, а медленно горел внутри, завораживая собой. Чон тут же попятился назад, как только дело дошло до него, на что, как казалось, молодой парень раздосадовано замотал головой, схватив капитана за плечо и дернув на себя. — Господин сказал, что вы неплохой человек, да только сердце моё не позволит утаить… Тот, кто любит вас сильнее жизни, тот и погубит, я вижу это, — совсем тихо проговорил незнакомец на ухо замершему пирату. — Останьтесь там, где солнце будет купаться в море, капитан. Хонджун на такой бред нахмурился и грубо оттолкнул от себя тихо захохотавшего парня, что еле устоял на ногах. Пират сделал глубокий вдох, обернувшись на врача, прежде чем с одного из балконов не раздался знакомый голос: — Прекратите же и спрячьтесь, господа! Юнхо задрал голову к старым балкона, но сумел уловить лишь белоснежные волосы, мигом скрывшиеся за шторами. Хонджун отвлёкся, приняв боевую стойку, но только оба опустили глаза, парнишки перед ними уже не оказалось. Фонарь одиноко стоял посреди улицы на обычной разрубленной дощечке и лёгкий туман пролазил сквозь кирпичные стены переулка. Пираты молча переглянулись, не слыша даже игры дождя по крышам, и, забыв про фонарь, ринулись вперёд. Судьба ли вела Хонджуна именно по той улочке, где Сан, приклонив голову к земле, почти бездыханно сидел, промокнув под дождём до самых костей. Или же Чхве упал по воле судьбы именно на той самой улочке, по которой должны были красться вперёд пираты. Юнхо перепугался, капитан же, хорошенько приглядевшись, понял, что бояться полуживого человека не следует. Старший опустился перед казалось ещё одним незнакомцем с целью забрать полезное оружие и с замиранием сердца узнал в нем Сана. Ким потянулся ладонью к чужой шее, находя лишь слабый пульс. — Это что Сан? — прошептал врач, опускаясь за пиратом и в неподдельным страхе забегал взглядом по округе, надеясь не найти полуживого или что пострашнее мальчишки рядом. Хонджун тяжело вздохнул, оглядываясь по сторонам и попросил Юнхо помочь. Резанная рана шла от правой стороны тела до левой, начиная с груди и спускаясь к животу. Нечто похожее врачу приходилось зашивать уже несколько раз. Чхве срочно должен был попасть на судно, но ускользнуть вдвоём от солдат с тяжёлым грузом в виде раненого пирата казалось задачей из самых фантастических. Капитан оставил парня с Чхве всего на несколько минут, проверив обещанный пустой дом. Открытая дверь в страшном, тёмном переулке без фонарей проскрипела и Ким не обнаружил в одиноком помещении совершенно ничего, даже стульев или кроватей — всего лишь стены, сено в углу, какие-то листы разбросанные по сторонам и маленькую свечку с танцующим огоньком. Общими усилиями, пираты перетащили под крышу Чхве, чудом избегая встречи с солдатами. Вступать в бой сегодня было не самой лучшей идеей, но и отсиживаться в порту также не хотелось. Хонджун сидел, облокотившись на холодную стену и прижав к себе одно колено. Сквозь доски пролазили капли и рос мягкий мох, покрывая все щели, а дождь становился лишь сильнее, размывая все следы грязи, оставшиеся от пиратов за порогом. Ким смотрел на врача, нависающего над раненым, и, честно признаться, прощался с Саном. Им не унести тело, не дотащить его до шлюпки, не доплыть с ним до корабля лишь вдвоём. Такие мысли ужасали первый час молчания, а после Хонджун смог смириться с ними, выглядывая в маленькое окошко и пытаясь разглядеть хоть что-то. Юнхо не находил себе места, остановил кровь и перевязал пирата, но все было не то. Он извозился в грязи, и шанс занести в собственную, как и в чужую раны любую заразу был выше среднего в те времена. Врач молчал, следуя примеру капитана, последний же опустился обратно к стене и нахмурился, уставившись в темноту противоположного угла комнаты. — Ты бы сказал ему? — тихо заговорил капитан, не открывая глаз от темноты, и аккуратно прошёлся языком по разбитой губе, надеясь хоть как-то унять болезненное раздражение. — Кому, сэр? Юнхо развернулся к мужчине и сложил руки на коленях, пытаясь не заострять внимания на все также жгучей боли в плече. — Если бы меня там не было, ты бы помог им найти мой корабль, Юнхо? Вопрос старшего заставил Чона встать в тупик — нет, он бы не помог солдатам. Но то, каким только тоном капитан предъявил ему это, задевало чувство верности и проклятой справедливости с недавних пор появившихся в груди. — Нет, — как можно убедительнее ответил врач, поднявшись с пола и направившись в сторону капитана. — Ты мог вернуться домой. — Не мог бы….Там у меня дома больше нет. — Юнхо грустно улыбнулся, чего капитан не смог заметить в темноте, и осторожно присел рядом с мужчиной. — Я… Я почему-то уверен, что теперь даже мой отец без всяких раздумий отдаст меня в руки правосудия, знаете. Хонджун молчал и все глазел в пустоту перед собой, краем плеча чувствуя чужое тепло. Парню хотелось поверить, но Ким так боялся обжечься, страшился предательства от столь близкого человека, что ощущалось бы больнее шпаги в сердце. — Вы поклялись мне верить, помнишь? — вздохнул Юнхо, в душе даже не давая жизни тому шансу, что капитан мог бы ему не поверить. С Хонджуном нужно было быть осторожным, не давая поводов сомневаться — этот урок парень выучил ценой шрамов на спине. Врачу хватило смелости развернуться к пирату, отыскав в темноте его ладонь. Он осторожно накрыл ее своей и, не боясь испачкаться в чужой крови, грязи и прилипшем к ней сене, сжал тонкие пальцы в своих, не желая оставлять старшего на одни лишь гадкие мысли, что лезли в его голову тёмной ночью. — Я верю, — отозвался капитан, перевернул свою ладонь и покрепче схватился за чужую. Чон медленно опустился к пирату, поцеловав его в щеку еле ощутимо, и все также смущённо улыбнулся, когда его потянули вниз и уложили на своих коленках. Капитан вытер ладонь о собственные штаны и начал гладить парня по мокрой голове, успокаивая его, а заодно и сам успокаивался, забывая все лица, которые сегодня стеклянными глазами смотрели на него. Незачем было помнить каждого павшего от собственного клинка и забывать их у пирата выходило вполне себе сносно. Юнхо же старался всеми силами не вспоминать первого убитого им человека. Он не знал его и никогда не сможет узнать получше, но отнять чужую жизнь было чувством отвратительным при любых второстепенных. Схожее с виной, разве что в сто раз похуже, ведь жизнь человека — самая дорогая цена, которую мог уплатить любой. Перед глазами врача мелькали чужие лица, и как бы он не хотел передохнуть, опустить веки не мог, пугаясь чужих призраков. Выдвигаться стоило до рассвета, это понимали оба, и Юнхо искренне переживал за Сана, недвижимой куклой лежащего на сене. Врач несколько раз спросил у капитана об этом, в душе зная исход. А старший отвечал размыто, в отличии от парня он мог признать безвыходность подобных ситуаций. Ночь с грозой окутывали дома холодом и промокшие, извалявшиеся в грязи пираты пытались согреться, наблюдая за единственным огоньком в комнате. Разжечь что-то посильнее они не осмеливался — это могло привлечь лишнее внимание. От того Хонджун прощался с Саном в темноте и под стук дождя, прося всех знакомых богов обойтись с его душой как можно милостивее, простить хотя бы половину бессердечных деяний. Наверное, Ким слишком быстро отпустил его в погоне за собственной жизнью и жизнью любимого, но и рассуждать иначе было трудно. На улице послышались чужие шаги, приближающиеся к дому, а после и разговоры, еле различимые из-за шума непогоды. Судя по звукам человек было не больше десяти, но справиться с ними в одиночку, защищая при этом врача, у Хонджуна вряд ли получится. Капитан осторожно поднял с себя парня, быстро поцеловав его чуть ниже кончика губ, промахнувшись в темноте, и встал, настороженно подкравшись к окну. В дверь постучали очень требовательно, и Юнхо сжался у стены, подобрав под себя ноги. Ким отошёл в угол комнаты и врач тихо поднялся, последовав его примеру. Хонджун обнажил клинок, загнав младшего себе за спину и уставился на дверь, попытавшись выглянуть в крохотное окошечко наверху. Стук словно принял ритм какой-то мелодии, и Хонджун, заставляя Юнхо порядком занервничать, ринулся к двери, самостоятельно впустив к себе врагов, как показалось врачу. Все тревоги расползлись по сторонам, когда Ким крепко обнял вошедшего человека и стянул с него плотный капюшон, хорошенько разглядев чужое лицо. За мужчиной в дом прошло ещё несколько человек с фонарями, заслепившими глаза и врач не сразу смог распознать в незнакомце своего же квартирмейстера. По лицу Пака стекали капли воды и сам он выглядел до дрожи разъярённым, схватив Хонджуна за лицо двумя руками и прижавшись своим лбом к чужому. Чон видел, как Сонхва крепко зажмурился, похлопав капитана по спине, а после отошёл, оглядев комнату. — Отплываем сейчас же, пока они тушат свою посудину, — воодушевлённо заявил Пак, заметив в углу ещё одного человека. — Тушат посудину? Ты отвёл корабль? — нахмурился Хонджун, не сводя взгляда со старшего. — Нет, они стоят у левой стороны, почти вплотную к берегу, твой белобрысый знакомый хорош, Есан помогает ему, но до рассвета мы отплывем, Джун. — Пак прошёл вперёд, сощурившись и выхватив у одного из матросов фонарь, наклонился к сену. — Без корабля им будет сложно нас нагнать, — проговорил знакомый низкий голос, и Юнхо с облегчением узнал Минги, вычеркивая его из посмертного списка, куда автоматически внеслись имена каждого матроса и офицера с судна. Пак же, разглядев лицо Чхве, живо выпрямился, приказав своим людям донести его до шлюпки и доставить живым до офицерской каюты. У Хонджуна с плеч упал тяжёлый груз прощальной встречи и не теряя более времени, команда выдвинулась на берег, не оставляя в порту после себя ничего, кроме мёртвых теней. Уже у берега раздался громкий взрыв, Юнхо подпрыгнул на месте от страха и пригнулся, застыв на месте, пока кто-то сзади не подтолкнул его вперёд к воде. Качаясь же по волнам в шлюпке, в направлении подготовлено к отплытию кораблю, Юнхо видел ясное пламя, пожирающее чужое судно поодаль от самой пристани. Даже непогода не могла потушить огонь так быстро, и солдаты наверняка бегали по своей посудине, пытаясь потушить ее, пока не прогремел ещё один взрыв, разнося корабль изнутри на бесполезные дощечки. Капитан с врачом пропустили весь бой, уберегая свои жизни в старом доме, пока абордажная команда поливала чужое судно спиртом и китовым жиром, расправившись с его охранной. После Есан, забравшись на один из мостков и вдыхая полной грудью, тянул на себя тетиву прочного лука, поднимая горящую стрелу к темному небу, пока по его щекам бежали капли воды. Сухой порох, хранящийся в бочках на борту делал свое дело и разлитый заведомо спирт с жиром прекрасно исполняли свой долг, побежав дорожкой и в трюм и даже в каюты. Корабль горел и, если гореть он мог не долго, то разлететься в дребезги его заставил чужой корабль с чёрным флагом и белоснежной бабочкой в костях. Юнхо мог видеть лишь силуэт незнакомого судна, у носа которого наверняка стоял тот самый белобрысый знакомый капитана, в высокомерном жесте поправляя свою шляпу и разделяя с Авророй огонь возмездия. Чон продолжал смотреть, как горит судно, на игру пламени у воды, слышал душераздирающие крики людей, а под шлюпкой была лишь волнующая её темень. Кромешная, поглощающая и казалось, бездонная. Голова кружилась, Хонджун с Сонхва уже обсуждали что-то, сидя рядом, а Сан едва дышал. Хонджун наверняка винил себя в том, что сидел неясно где, пока его люди рисковали жизнями, а Юнхо хотелось лишь уснуть и проспать так настолько долго, насколько это было возможным. В глазах все плыло, он склонился к краю шлюпки, опуская левую ладонь в холодную воду и прикрыл глаза, почти свыкшись с постоянной болю в плече. Получалось так, что и тот слепой мужчина с палочкой и странные джентльмены в ободранных одежках, да все они… Все не лучше пиратов следили и хотели перерезать горло при одном только удобном случае. Они ничем не выделялись среди разбойников, даже корабль их казался обычным, не сверкал чистыми парусами. Враги были сильны, и Юнхо искренне радовался одержанной над ними победе. Парень поболтал в воде ладонью, только вот не успел он умыться, как хотел — в глазах все потемнело, словно парень упал вниз, прямо в эту глубокую темноту под шлюпкой. Прямо в холодную неизвестность, казавшейся даже знакомой.***