Фазирование лени

      Стоявший у доски переведенный ученик мялся, краснел и бормотал что-то невразумительное. Мэдока смерил его скептическим взглядом и, страдальчески вздохнув, вновь устроил голову на парте поудобнее. Неподъемная, ошеломительная по своим размерам лень постоянно клонила его в горизонтальное положение, из-за чего Мэдока постоянно предпочитал лежать или сидеть, а не стоять или, тем более, бегать, прыгать и заниматься какой-то физической активностью. Правда, с таким лучшим другом, как Мирио, ничего не делать было противопоказано – до омерзения энергичный Мирио постоянно куда-то его тянул, заставлял что-то выполнять и над чем-то работать, и плевать он хотел на то, что причуда Мэдоки накладывала на него огромные ограничения в плане подвижности; признаться честно, он догадывался, что подобным образом Мирио старался его расшевелить и не дать окончательно пасть в пучины депрессии.       Не сказать, что без его помощи Мэдока скатился бы в рефлексию, полнейший негатив и апатию; нет, он уже сумел пережить смерть матери – не без помощи вездесущего Мирио и вредной Химэ, которые разделяли его потерю, – а вот отец… Отцу было плохо. Несмотря на все шутливые перепалки между ним и мамой, он действительно любил ее, и ее гибель очень сильно его подкосила. Дом, когда-то бывший уютным и светлым, превратился в запустелое логово человека, опустившего руки и сдавшегося насовсем. У Мэдоки уже был план, как вытащить отца из той бездны беспросветного отчаяния, в которой он оказался, но он требовал времени… и определенных усилий.       – А ты не хочешь поближе посмотреть на переведенного ученика? Он милашка, – хихикнула Химэ в голове у Мэдоки, но он лишь вздохнул, перевернул свой тяжелый котелок на другое ухо и страдальчески закрыл глаза. – Да ладно тебе, Мэдока! Посмотри, какой он симпатяжка! Так бы и съела!       – Не путай свои интересы с моими, – вяло огрызнулся Мэдока. – Ничего в нем нет примечательного. Но уши прикольные, это да.       – О-о-о, так ты все же заметил! – восхитилась Химэ и издала умиленный писк. – Он так смущается, какая прелесть!       Мэдока вздохнул и постарался приглушить ментальный канал связи между ним и его причудой. Получалось плохо – пока что сила способности росла, а контролировал он ее отнюдь не идеально, и управлять Химэ больше, чем она управляла собой, пока что не выходило, так как своенравная причуда отдавать бразды правления не хотела, предпочитая решать свои – и чужие – проблемы своими силами, а не базируясь на желании хозяина. С одной стороны, это было интересно, потому что, по сути, Мэдока получал еще одну, отнюдь не самую глупую – это он мог признать с легкостью, – голову на плечах, но с другой – на любое его слово Химэ пулеметной очередью выдавала аж десять слов на невероятной громкости, имела тенденцию к рукоприкладству, а также ввязываться во всякие неприглядные истории, сплетничать и высказывать свое мнение, когда надо и не надо. А еще – восторгаться мальчиками, которые ей нравились хотя бы чуть-чуть.       Сказать, что это не нравилось Мэдоке – ничего не сказать. Благо, что удалось договориться с нахалкой по поводу того, чтобы она не появлялась во время учебного процесса, потому что изначально ее было не переубедить – Химэ имела воистину баранье упрямство там, где его не должно было быть, а посему вырывать право на посещение школы без вечного сопровождения собственной причуды пришлось с боем.       Мэдока с неделю щеголял чудесными царапинами на щеке и тремя болючими укусами на предплечье, зато обменял свою относительную свободу на три фруктовых льда после школы каждый день, при этом Химэ выторговала возможность появляться на переменах и беспрепятственно болтать у него в голове.       Химэ успела обзавестись кучей подружек во всех классах. Теперь Мэдока был в курсе всех самых свежих новостей и последних сплетен, чему радоваться не мог и не хотел. Хотя он не мог не признать, что некоторые вещи о происшествиях и взаимоотношениях между людьми, о которых трещала наглая Химэ без его разрешения, были весьма кстати – запасливый Мэдока тщательно фильтровал речь своей причуды и усваивал только самое необходимое, то, что гипотетически могло понадобиться в обозримом будущем.       Конечно, из-за лени, огромнейшего минуса Госпожи Болотных огоньков, Мэдока оказался сильно урезан в собственных перемещениях и интересах – лень пригибала его к земле и мешала нормально функционировать, из-за чего мальчик страшно злился. Будучи чрезмерно активным и любознательным до пяти лет, прививший себе множество привычек и создавший кучу устоявшихся за определенное время занятий, он до сих пор не мог свыкнуться с тем, что вся его жизнь была ограничена появлением какой-то нахалки, которая вечно лезла в его жизнь. Иногда Мэдока думал, что лучше бы он был беспричудным, так ему было бы гораздо легче; вреда от Химэ было в три раза больше, чем пользы – своенравная причуда была той еще занозой в заднице, отделаться от которой было невозможно, потому что они двое теперь были повязаны на всю оставшуюся жизнь.       Зазвенел звонок, но Мэдока даже не встрепенулся; вокруг гремели стулья и парты, одноклассники о чем-то нудели. Материализовавшаяся Химэ отвесила своему хозяину звучный щелбан и ускакала куда-то за пределы кабинета – за несколько лет их совместного развития расстояние, на которое она могла отойти от носителя, увеличилось аж до ста метров, что значительно облегчало Мэдоке жизнь, поскольку причуда капала ему на мозг своей болтовней в десятки раз меньше. Иногда его удивляло, как у ультрасоциализированной Химэ не отсыхал язык от такого количества общения.       – Мэдо-о-ока, – позвали его знакомым голосом, и Мэдока, который уже успел задремать, лишь недовольно поморщился. Тогда его тыкнули в щеку, и Мэдока фыркнул, постаравшись подуть на наглый палец – не то, чтобы это помогло, но он хотя бы попытался. – Открой глаза, Мэдока-кун. Откро-о-ой. Ну же, открывай скорее!       – Да что тебе от меня нужно? – заворчал он, лениво зажмурился, а после через силу продрал веки, уставился на нечто желтое…       …чтобы через секунду с бешеной скоростью отшатнуться от парты, коротко и громко вскрикнув, и свалиться на пол с чудовищным грохотом. Мэдока больно ударился плечом и головой об пол, но это его ни разу не смутило – он отполз от злополучного места как можно дальше и с размаху врезался спиной в ножку соседнего стола, сердито сверкая зелеными глазами.       – Убери это, – просипел он, с ненавистью зыркая на Мирио, заливающегося хохотом. – Убери, я сказал, это ни разу не смешно, Мирио! Тебе мерзавка по имени Химэ рассказала, да? Как обычно, ничего удивительного, а ты тут же пошел проверять, придурок!       – Я не ожидал, что ты так бурно отреагируешь, – сквозь смех провыл Мирио, согнувшийся в три погибели и силящийся удержаться от падения. – Это же э-э-э-эксперименты, Мэдока-кун. Ты сам меня учил, что лучше всего все проверить собственными руками и не доверять чужому мнению и опыту, разве я не прав?       – Кого я сотворил, – прохрипел Мэдока, все еще угрожающе глядя на Мирио исподлобья. – Убери это, или я натравлю на тебя Химэ.       – Это кто еще кого натравит, – уже отсмеявшись, чуть булькающим голосом ответил Мирио.       – Резонно, – кисло заметил Мэдока, но тут же нашел новый аргумент: – Убери, я сказал, иначе я обижусь и не буду разговаривать с тобой целый день.       – Уговорил, – серьезно кивнул Мирио и поднял с парты Мэдоки… обыкновенный банан. – Так что убрать, вот этот прекрасный… желтый… плод? – Мэдока взвыл дурниной и забился глубже под парту, шипя, как потревоженный кот, которому наступили на хвост, и Мирио внезапно вздохнул. – Боже, я не думал, что все так серьезно, – покачал он головой и спрятал возмутитель спокойствия обратно в свою сумку. – Вылезай, Мэдока-кун. Как тебя вообще угораздило обрести, эм, боязнь бананов?       – Она сама обрелась, – раздосадованно пробормотал Мэдока, который, ощутив, что опасность миновала, резко растерял все свое желание обороняться от внезапного вторженца в лице – ему было противно даже думать об этом – банана. Заполошно бившееся сердце постепенно успокаивало свой бег, и Мэдока сердито вздохнул, распластавшись. Неожиданно появившийся дебильнейший страх его раздражал и напрягал одновременно – впору было предполагать всемирный заговор, по которому Химэ сговорилась с чертовым плодом и теперь они чморили его вдвоем.       – Не делай так больше, пожалуйста, – тихо попросил Мэдока, закрывая глаза, чтобы скрыться от взгляда Мирио; он терпеть не мог демонстрировать свою слабость, а со смертью мамы это стремление и вовсе вылезло в разы, а теперь тот факт, что лучший друг видел его таким… убогим и беспомощным, злил и разочаровывал.       Все-то в Мэдоке Куроками было не так.       – Не буду, – вздохнул Мирио и полез под парты к насупившемуся Мэдоке – вытаскивать его ленивую тушу из-под укрытия. – Прости меня, я не думал, что все так серьезно, – покаялся он и протянул руку Мэдоке; тот раздраженно фыркнул, покосился на Мирио зеленым глазом и медленно вложил свою ладонь в ладонь друга. Вместе они шатко-валко вылезли на свет; гиперактивный Мирио тут же куда-то потащил его на буксире, и Мэдока замученно вздохнул, провожая взглядом неловко съежившегося на стуле переведенного ученика.       Чем-то этот маленький черноволосый эльфенок напоминал ему самого себя еще в детском саду – такой же отрешенный, как будто бы отгороженный от других прозрачным барьером. Изгой. Одиночка.       – Мне кажется, что тот новичок, – приглушенно сказал Мэдока, когда они оказались на вступительной церемонии и уселись поудобнее на своих стульях, – он говорил что-то про героев.       – Про героев? – тут же встрепенулся Мирио, и в глазах его мелькнула искра понимания. – О-о-о, неужели я смогу найти собеседника, который будет любить героев так же сильно, как и я? Потому что, сколько бы я ни старался привить тебе эту любовь, у меня не получилось, – надулся он и демонстративно пихнул товарища в бок.       – У нас разные взгляды на любовь к героям, – возразил Мэдока, морщась от силы тычка под ребра. – Возможно, в его лице ты найдешь куда более способного собеседника по этой части.       – Вполне возможно, ведь ты же не хочешь постараться ради меня, – показал ему язык Мирио и затих, когда вступительная церемония началась.       Ты же герой, Мирио, вот и помоги тому, кто нуждается в твоей помощи.       Ты такой чуткий и заботливый, Мэдока.       Эльфенок сидел за своей партой, ссутулившись и сгорбившись, и его унылый, обреченный взгляд показывал всю степень его разочарования в самом себе. Мирио, сияющий, как ясное солнышко, в два больших прыжка достиг его парты, улыбнулся широко-широко, как умел только он, показал поднявшему голову однокласснику большой палец и воодушевленно спросил:       – Эй, Амаджики! Ты ведь тогда, у доски, пытался сказать, что тебе нравятся герои, верно? Какой у тебя самый любимый?       Глядя на то, как слово за слово загорается осторожным счастьем пухлощекое лицо ушастого мальчишки, Мэдока испытал неожиданное облегчение.       Словно он только что кого-то спас. Это, что ли, и делало людей героями?       Пусть даже действуя не своими руками из тени за спиной Мирио, всегда перетягивавшего на себя все внимание, Мэдока, скорее, играл роль таинственного серого кардинала при полной поддержке лучшего друга.       И их обоих это устраивало.