Фазирование лени

      – Как интересно! – восторженно заявил Окада, хромающий бок о бок с покалеченным Мэдокой. – Я думал, что ты управляешь своей причудой, но теперь я понимаю, что все совсем иначе!       – Иногда мне кажется, что это она управляет мной, – проворчал Мэдока и охнул, неудачно наступив на подвернутую ногу. Окада – зови-меня-Рюу! – крепче вцепился в его плечо, не давая свалиться на землю. Мэдока бросил короткий взгляд на напрягшегося Окаду – тому тоже не было особо легко тащить на себе дополнительную тяжесть, – внутренне поежился из-за пристального взгляда прозрачных серебристых глаз и буркнул: – Спасибо.       – Всегда пожалуйста, – тут же радостно отозвался Окада, подождал, пока Мэдока примет какое-никакое, но устойчивое положение, и тогда они снова, пошатываясь из стороны в сторону, пошли дальше. – Надеюсь, она не в обиде на меня за то, что я с ней так обошелся?       «Не в обиде? – не особо воодушевленно подумал Мэдока и сдержал в себе желание поморщиться из-за отборной ругани, производимой взбешенной Химэ по ментальной связи. – Да она в ярости».       – Главное, при ней это не упомяни, – сдержанно произнес Мэдока, – иначе она запросто отгрызет тебе голову. Я не смогу ее остановить.       – Приму к сведению, – серьезно ответил Окада и деловито кивнул в подтверждение своих слов.       Это могло бы вполне себе сойти за дружескую беседу, если бы не высокий градус удрученности их внешнего вида – рассеченная бровь, ожог на скуле, подпаленные волосы с правой стороны и куча ран на ногах у Окады и синяк на виске, царапины на щеках, прорехи на форме и сильно подвернутая ступня у Мэдоки. В общем и целом, они выглядели довольно потрепанными как испытаниями, так и жизнью. Еще недавно сражавшиеся с остервенением, теперь Мэдока и Окада шли бок о бок, подпирая друг друга плечами и не давая сопернику-товарищу завалиться на землю, обнажая свою слабость.       Вообще Мэдока считал, что ему чертовски повезло свести поединок вничью. Окада был чудовищно, просто невероятно силен – сейчас, анализируя их бой, Мэдока небезосновательно полагал, что, встреться он с ним на более открытой, но менее опасной и изученной территории, он проиграл бы всухую в первую же пару минут. Более того, Мэдоку терзали смутные сомнения, что на данном уровне Окада мог бы составить достойную конкуренцию героям, находившимся в топ-50. Чем их там вообще в этом Шикецу кормят, если уже на втором курсе они выпускают таких монстров?       На самом деле ничьей это можно было назвать с большой натяжкой – Мэдока попросту старался максимально избегать атак противника и заводить его в ловушки, заставляя того тратить драгоценные снаряды на защиту. Химэ скакала рядом, как бешеная белка, и отводила особенно опасные атаки своим зеленым пламенем – сгустков огня у нее тоже было ограниченное количество, а посему они особо тщательно береглись про запас.       Мэдока истратил на неуязвимого засранца все патроны – и парализующие, и усыпляющие, и галлюциногенные, и многие-многие другие, – но Окаде было абсолютно все равно: он отмахивался от выстрелов Мэдоки не глядя и продолжал свое немилосердное наступление, щедро швыряясь веерами своих карт как в последний раз.       Рассыпанные по всему полигону ловушки это чудовище не брали, в ближнем бою с ним не могла тягаться даже Химэ, бывшая, на минуточку, в их скромном дуэте бойцом-ближником, издалека он бил бесконечными волнами карт, – кажется, среди них Мэдока увидел даже карты UNO, – и, казалось, все время чего-то выжидал, затаившись, словно хищник, выслеживающий свою добычу.       Каждый раз, когда Мэдока пересекался взглядом с Окадой, его жутковатые прозрачные глаза вспыхивали такой радостью, что Мэдоке становилось дурно от подобного психологического давления. Окада ничего не говорил, лишь мягко улыбался, и, несмотря на то, что угрозы от него практически не исходило – это же надо так умело прятать жажду крови! – Мэдока всем нутром желал сбежать. Инстинкт самосохранения визжал на все лады: «Бежать! Далеко! Надолго!», но поддаться его воплям и окончательно потерять голову Мэдока не мог.       Поэтому продолжал петлять посреди объятого огнем полигона, иногда забегая в зоны, где стараниями экзаменаторов были нейтральные территории, очищенные от угарного газа то ли чьей-то причудой, то ли техникой, отчаянно, чуть ли не интуитивно уворачиваясь от снующих всюду карт, так и норовящих исполосовать его на мелкие кусочки.       Кто-то говорил о том, что они оба в итоге оказались ранены примерно в равной степени? Мэдока не мог согласиться с этим утверждением – Окада от души потоптался не только по его телу, но и по его непомерной гордости тоже, чуть ли не в прямом смысле этого слова проехавшись асфальтоукладчиком и по тому, и по другому. Даже если сейчас, хромая бок о бок с самым неудобным противником в его жизни, Мэдока выглядел слегка усталым и покоцанным после боя, внутри он изнывал от желания совершенно по-женски выцарапать прозрачные глаза, но при этом знал, что мечта его так и останется мечтой.       В какой-то момент Мэдока просто перестал следить за временем – все его естество сосредоточилось на том, чтобы просто выжить. Сказать, что это было сложно – ничего не сказать, потому что Мэдока жилы рвал, чтобы только уйти из-под атак Окады, совсем не выглядящего усталым, наоборот – казалось, словно он тогда только начал разогреваться, из-за чего страшная улыбочка на его лице стала только шире. Зацепить Окаду вообще удалось по чистой случайности – неуязвимый противник слегка отвлекся на ловушке, и его удалось подорвать на изумрудном огне Химэ, лишив части карт и уменьшив подвижность из-за раненой ноги.       Это, разумеется, вернулось им сторицей – поток карт отсек правую ногу Химэ, из-за чего она была вынуждена удерживать изменившийся баланс с помощью удлинившихся волос, потеряв значительную часть мобильности, а Мэдока не сумел до конца уклониться от атаки, вследствие чего ему пришлось пожертвовать правой рукой и одним из пистолетов. Теперь конечность безвольно повисла плетью вдоль тела, а драгоценное оружие осталось лежать где-то на покрытом пламенем полигоне.       Патроны закончились, из-за чего пистолет стал бесполезен, подходил к концу и запас Болотных огней у Химэ, но вместе с этим заканчивались и казавшиеся бесконечными колоды карт Окады, однако он все еще по-прежнему оставался чертовски сильным засранцем. Защищавшая своего носителя Химэ лишилась части волос, левой кисти и получила полосу раны длиной во всю спину, поэтому Мэдока волевым усилием отозвал ее, заставляя с крайне возмущенным выражением лица испариться в клубах изумрудного дыма, а после развернулся лицом к Окаде, от которого все это время убегал, и решительно потянул за зеленую ленту Связи под ребрами.       Раскосые прозрачные глаза Окады слегка расширились, когда израненные кисти Мэдоки стали покрываться матово-черным покровом точно такой же брони, как и у его причуды, а после Мэдока отбил очередную волну карт предплечьями и рванул в сторону противника, укрепляя ступни.       В ближнем бою Окада все еще превосходил его на голову, но крыть Мэдоке больше было нечем – он и так оказался в ловушке, откуда был только один выход: через чертового Окаду, больше не расслаблявшегося после своего единственного промаха ни на секунду. По сути, тот путь, который он избрал, был самоубийственным актом отчаяния, но Мэдоке больше нечего было терять. Улыбка Окады превратилась в оскал, когда он заблокировал усиленную атаку картами, а после контратаковал, но времени и сил бояться этого чудовища у Мэдоки больше не было – он работал на пределе своих возможностей, стараясь вырвать себе право жить.       И в тот самый момент, когда Мэдоке удалось подловить Окаду и почти достать кулаком до его правой скулы, прозвучал громкий гудок, означавший окончание испытания. Удар Мэдоки был скорректирован им в последний момент, а посему пронесся мимо лица изумленного Окады вместе со своим владельцем – Мэдока просто завалился вперед, почувствовав огромное облегчение, волной прокатившееся по телу и будучи не в силах больше стоять на ногах, но…       Чертов Окада его поймал, не дав свалиться на землю мешком картошки, закинул левую руку к себе на плечо и куда-то деловито потащил.       – Да хрен ли тебе надо от меня? – тут же возмутился подобному обращению Мэдока, сдавленно рыча от боли. Каждая клеточка тела протестовала против таких плясок сразу после напряженного финала, но Окаду, кажется, такая ерунда вообще не волновала: не переставая улыбаться, он, слегка прихрамывая на правую ногу, молчал и куда-то целенаправленно шел. Не успел Мэдока возмутиться повторно, как над полигоном зазвучал громкий голос экзаменатора, возвещавший о начале нового этапа сразу после отборочного тура.       На словах все звучало просто: со всех полигонов сняли ограничительные барьеры, теперь нужно найти себе напарника и проследовать с ним в пункт отправления на следующее испытание. Пока что Мэдока не мог понять, повезло ему или нет – с одной стороны, Окада был чудовищно силен и мог потягаться с большинством соперников, так что в качестве напарника он был крайне предпочтителен. С другой стороны, ему что-то было нужно от Мэдоки, и Мэдоку крайне напрягал тот факт, что он не мог понять, что именно.       Пока они совместно ковыляли до пункта отправления, Мэдока развел оказавшегося достаточно словоохотливым Окаду на разговор и выяснил, что у него были прикидки на этот счет еще до начала первого этапа; что у него есть некоторые связи, позволившие ему сделать подобные выкладки; что теперь они напарники до конца экзамена, потому что их значки, оказавшись после объявления начала второго испытания, теперь сделали их командой на веки вечные; что он специально оставил Мэдоку напоследок и не стал добивать, ибо знал, чем все это может обернуться.       Последний факт одновременно расстраивал и радовал, – оказывается, это не Мэдока был таким умелым, это у Окады были на него свои планы. Что ж, в расчеты Мэдоки входило в первую очередь продержаться отведенные ему полчаса и отсечь максимальное количество противников за минимальное количество времени – он продержался, а вот каким образом – это уже был совершенно другой вопрос.       Сейчас он, насквозь потный, пропахший едким запахом дыма, со слезящимися глазами, обессиленный и израненный отчаянно изображал, что он идет практически самостоятельно, а не висит мертвым грузом на Окаде – последний профессионально делал вид, что это не он несет Мэдоку, а Мэдока поддерживает его. И на том спасибо – ярость Химэ все еще чувствовалась по Связи как нечто чуть ли не физически ощутимое, принадлежащее самому Мэдоке, и любая попытка подколоть ее вылилась бы в неконтролируемое желание подправить противнику лицо. И плевать хотел он на то, что лицо в таком случае, скорее всего, подправили бы ему.       – И зачем я с тобой вообще связался, – проворчал Мэдока в очередной раз, когда его ноги подкосились, а Окада, полный сил и энергии, снова поставил его в устойчивое положение и был таков. – Лежал бы себе на огненной земле и горя бы не знал…       – И задохнулся бы от угарного газа раньше, чем за тобой бы кто-то пришел, – невозмутимо продолжил Окада, а Мэдока только раздраженно закатил глаза и снова начал упрямо перебирать ногами. – Знаешь ли, есть в тебе что-то такое… особенное, выделяющее тебя изо всех остальных.       – Придурь? – фыркнул Мэдока из последних сил, отчаянно щурясь в попытке разглядеть чертов пункт отправления, к которому они шли.       – Возможно, – хмыкнул Окада. – Ты мне еще в общем зале понравился. Я подумал: как было бы здорово, если бы я оказался с этим прикольным парнем в одной группе! И представляешь, действительно ведь оказался! Вот это везение, правда?       – Ты стебешься что ли? – непонимающе воззрился на него Мэдока и тут же скривился, как будто сожрал килограмм лимонов в одно лицо. – Шутки твои дурные. Я бы все на свете отдал, лишь бы оказаться как можно дальше от тебя и вообще с тобой не пересекаться.       – Какая искренность.       – Не люблю строить из себя того, кем не являюсь.       В молчании они преодолели остаток пути, следуя за огромным голографическим указателем пункта отправления. В голове Мэдоки крутились странные мысли – что-то про тупые шутки, бананы, огонь, воздух, ярость, слабость и прочую непонятную ерунду, никак не связанную по теме с другими раздумьями.       Первым, кого увидел Мэдока на подходе к следующему этапу, был Мирио.       Чертовски злой Мирио.