Фазирование лени

      Изуку вел себя странно.       Нужно было быть слепым, чтобы это не заметить. В сравнении с его обычным состоянием, когда энергия била из него, как из ключа, сейчас он был вялым и вымотанным, словно пахал целыми днями, не покладая рук. Впрочем, Изуку возвращался после школы, быстро обедал, переодевался в спортивный костюм и ускользал за пределы дома, оправдываясь тем, что у него тренировки.       Тренировки были у него и до этого – он ходил в секцию айкидо, – но такой откровенной усталости на лице Изуку Мэдока никогда не замечал, хотя, казалось бы, должен был видеть своего младшего брата во всех амплуа. Мысль напрашивалась сама – Изуку о чем-то отчаянно умалчивал и не хотел, чтобы кто-то об этом знал. И если папа и мама тщательно старались маскировать крайний скепсис по отношению к поведению Изуку, а Химэ делала вид, что ее это не беспокоит, то Мэдока даже не пытался скрывать свое неодобрение – его раздражало то, что незадачливый младший брат решил выйти из-под контроля и при этом не рассказывал никому из членов семьи о том, что именно он делает.       Мэдока мог понять родителей – они не хотели лезть в личную жизнь своего чада и старались не показывать волнения за опасное дело, в которое ввязался их ребенок. То, что дело было опасным, не вызывало никаких сомнений: Изуку приходил ближе к ночи в синяках и ссадинах, с выражением крайнего утомления на лице и, сходив в душ и сделав уроки, ужинал и заваливался спать без задних ног, исключая из распорядка дня привычное ритуальное вечернее общение с Мэдокой.       Иногда на теле Изуку появлялись бинты или фиксаторы – такие, которые использовались при растяжениях или разрывах связок и мышц, и двигался он в таких случаях скованно и неуклюже. Иногда Изуку вырубался прямо за своим рабочим столом, и Мэдоке приходилось его перетаскивать в кровать, и тот даже не просыпался, когда его тревожили. Иногда Изуку застывал взглядом в одной точке и не шевелился, словно его организму требовалась срочная перезагрузка, а под его глазами залегали тени.       Родители были встревожены и напуганы, но Изуку этого не видел, криво улыбаясь в ответ на все их расспросы и преувеличенно радостно рассказывая о том, что тренируется самостоятельно, потому что вычитал в интернете какой-то интересный метод. Мэдока прошерстил последние закрытые вкладки в браузере: если Изуку не вычищал какие-то страницы специально, то ничего из ряда вон выходящего не гуглил, кроме геройских новостей и сводок нынешних топов.       Изуку перестал тренироваться с Мэдокой и Химэ: если раньше они находили на неделе время на то, чтобы вместе пойти в парк, где Мэдока передавал брату некоторые боевые знания, полученные в Юуэй, то теперь Изуку вяло отказывался от любых предложений и говорил, что пока слишком занят для того, но позже – обязательно обратится.       Позже не случалось. Мэдока бесился все сильнее.       Не было больше братских посиделок, обсуждения героев, их стратегий, случившихся боев и прочих аналитических штучек. Не было больше теплой и уютной атмосферы в доме, не было совместных семейных ужинов. Не было ощущения того, что после Академии Мэдока возвращался домой, а не в безликую квартиру, где не было ничего, что ее бы выделяло.       Мэдока был очень сложным и отнюдь не самым приятным в общении человеком, но при этом он любил свою семью больше, чем кто бы то ни было мог себе представить. Даже если он не показывал этого, Мэдока считал, что самое ценное, что у него было – это его мама, папа и младший брат, которые в иерархии важных для него людей стояли на самой высокой планке. Многие, кто был знакомы с Мэдокой, считали, что для него вообще нет ничего святого, но это было неправдой. Семья – тот островок уюта, который Мэдока готов был защищать ценой своей жизни.       И сейчас этот островок был близок к тому, чтобы пойти ко дну.       Осведомившись о позиции родителей на этот счет, Мэдока узнал, что они уже как-то раз наткнулись на резкий, чуть ли не агрессивный отпор со стороны Изуку и с тех пор больше лезть не решались. Для них достаточно было знать, что Изуку не угрожает внешняя опасность и его устраивает положение вещей, но Мэдока мириться с подобным не умел и учиться не собирался.       Мэдока честно старался уважать личное пространство своих домочадцев, это было одним из постулатов, которым он следовал, но любое правило могло быть нарушено, когда дело касалось атмосферы и отношений внутри семьи.       Он попытался продавить Изуку морально, но встретил неожиданно жесткий отпор. Ссора вышла ужасной, Мэдоке даже было стыдно, но извиняться первым все равно пришел Изуку – он всегда был более отходчивым. Помириться-то они помирились, да только ситуации, в общем и целом, это не изменило.       – Я не понимаю, что я должен сделать, – проворчал Мэдока, барабаня пальцами по краю тетради, и поднял несколько растерянный взгляд на Мирио, сидящего справа. – Если я начну допрос, Изу закроется и перестанет со мной разговаривать. Раскрутить его не получилось, я пробовал, он непробиваем в стремлении хранить свои секретики.       – Так может, пусть его секретики остаются секретиками? Это нормально для мальчишек его возраста, – предложила Хадо, подпиливающая ногти.       – Не вариант, – вздохнул Мэдока и задумчиво потыкал колпачком ручки себе в руку. – Представь себе, Хадо, что у тебя по дому ходит бомба замедленного действия, которая может рвануть в любую секунду, и предугадать, когда именно, не представляется возможным. Если она рванет, то обязательно заденет всех людей, находящихся дома, без исключения. При этом бомбу можно обезвредить, если разобраться в принципе ее действия, но принцип действия неизвестен, поэтому приходится ходить вокруг на цыпочках, чтобы случайно не рвануло.       – Звучит проблемно, – протянула Хадо, и в ее глазах загорелись искры сочувствия.       – Ты пробовал говорить с родителями? – словно неохотно спросил Амаджики. Мэдока перевел на него отстранённый взгляд и рассеянно кивнул, потерев пальцами висок.       – Они в таком же замешательстве, – ответила Химэ вместо Мэдоки, и тот снова кивнул, угрюмо подтверждая ее слова. – Обычно Изуку-кун делился всеми своими успехами и неудачами, а сейчас словно воды в рот набрал.       В какой именно момент к их компании в лице его самого, Химэ, Мирио и Амаджики присоединилась и Хадо, Мэдока понять не мог. Они достаточно часто общались, да и Химэ была в близком контакте с ней, а потом они неожиданно спелись еще теснее, и вуаля – в конце первого курса Хадо оказалась неофициально причислена к ним, а с момента получения временной лицензии и вовсе являлась обязательным элементом. Нет, с одной стороны, Химэ было, кому выносить мозги – Хадо была такой же сплетницей и болтушкой, – но с другой стороны, обрастание близкими связями не входило в планы Мэдоки на обучение в Юуэй.       Связи нашли его сами, поэтому, помимо Мирио и Химэ, с которой Мэдока был неразлучен, в тесный круг общения Мэдоки теперь входили еще Амаджики, потому что не общаться с человеком, который таскается за лучшим другом, было невозможно, и Хадо, потому что она была симпатична Химэ и сама проявляла какой-то интерес к их скромной компании. С их присутствием пришлось смириться: Амаджики лип к Мирио, как банный лист, Хадо прилагалась в компании с Химэ, идя с ней в качестве обязательного дополнения, в то время как Мирио был лучшим другом Мэдоки, а Химэ – его причудой.       Выбирать не приходилось, и со временем Мэдока осознал, что он стал несколько мягче по отношению к этим людям. Если Хадо раньше вызывала только легкое раздражение, а Амаджики – легкое презрение, то сейчас Мэдока был куда терпимее к ним – привык и принял, что ли. Конечно, по Мэдоке этого заметно не было, потому что он все еще оставался сварливым и язвительным, но его… друзья каким-то чудесным образом научились переносить его неприятный характер.       Поэтому иногда Мэдока мог дать себе послабление и поделиться с этими людьми своими проблемами, которые обычно предпочитал решать самостоятельно. Однако сейчас он зашел в тупик, и именно поэтому стоило спросить чьего-то стороннего мнения.       – Может, у него переходный возраст? – легкомысленно спросила Хадо. – Ну знаешь, вдруг очень хочет самовыразиться или показать, что он самостоятельный.       – О, нет, только не это, – злорадно прошелестел Амаджики, передергивая плечами. – Двух Мэдок этот мир не переживает.       – Ой, завали, – беззлобно проворчал Мэдока и, кинув ручку на тетрадь, а после лениво привалился щекой к плечу напрягшегося Мирио, устало вздыхая. – Изу – светлый ребенок, и таким же противным засранцем, как я, он точно не станет. Ну, если дурить не будет.       – А он будет? – хохотнул Мирио.       – Еще как будет, – мрачно фыркнул Мэдока и завозился, устраиваясь поудобнее. Над столом повисло молчание, и Мэдока, ощутивший себя неуютно, приоткрыл глаза и сердито спросил: – Ну что?       – Да ничего, – загадочно хмыкнула Хадо, склоняя голову к плечу. – Вы в курсе, что выглядите, как парочка?       – Парочка – это ты и Химэ, – огрызнулся Мэдока. – Погляди, как вы мило сидите.       Химэ уложила голову к Хадо на колени, и та время от времени поглаживала длинные светлые волосы, заплетенные в хвост.       – Ты хочешь так же, Мэдока? – наиграно удивленно протянул Мирио, но Мэдока, привыкший к его непонятным намекам-подколам, с места даже не сдвинулся.       – Очень смешно, Мирио, – закатил глаза Мэдока.       – Так я и не смеялся, – ответил Мирио, и внезапно Мэдока обнаружил, что головой лежит у Мирио на коленях.       – Ты издеваешься? – злобно спросил Мэдока, уставившись на Мирио снизу вверх.       – Ни капли, – ослепительно улыбнулся Мирио и продемонстрировал Мэдоке аж два больших пальца вверх, а после пронзительно завопил, когда Мэдока цепко ухватил его за палец и с силой выгнул его в обратную сторону. – Ой-ой-ой, больно же, Мэдока!       – Заслужил, – мстительно произнес Мэдока, но садиться обратно не стал, обнаружив, что лежится ему достаточно удобно. О том, что лень снова сцапает его в свои объятия, волноваться не приходилось – Мэдока прекрасно знал, что благодаря жесткому режиму и постоянному контролю причуды теперь он может целый час в день ничего не делать и при этом не испытывать проблем с адаптацией к лени, с которой он раньше боролся, стараясь полностью искоренить ее в себе.       – Так вот… – снова протянула Хадо под издевательское хихиканье Химэ и тяжелые вздохи Амаджики. – Ты пробовал следить за ним?       – Чего? Следить? – неверяще переспросил Мэдока, аж приподнявшись с коленей Мирио, чтобы сердито уставиться на невозмутимую Хадо. – Ты что, предлагаешь следить мне за собственным братом?       – Ну да, – легкомысленно кивнула головой Хадо. – А чего здесь такого? Ты же хочешь удостовериться в том, что с ним все в порядке, а он не хочет тебе ничего говорить, верно? Значит, ты можешь втихомолку разобраться с тем, что тебя тревожит, а потом уже принять решение, что делать дальше: вмешиваться или же нет.       – Резонно. В твоих словах действительно есть смысл. Я раньше о подобном даже не задумывался, потому что… соблюдал свой кодекс, что ли. А с твоих уст все звучит как-то совсем просто, Хадо, – вздохнул Мэдока и снова улегся обратно, с каким-то удовольствием ощутив, как пальцы Мирио осторожно вплелись в изрядно отросшие волосы.       – Рада помочь, – хмыкнула Хадо и снова принялась подпиливать ногти.       Мэдока реализовал придуманный на скорую руку план тем же вечером: сначала он послал следом за Изуку Химэ, которая могла исчезнуть и вернуться обратно к Мэдоке в том случае, если бы она оказалась замеченной, а сам последовал на значительном расстоянии. Изуку трусцой бежал к пляжу Дагоба, находившемуся на солидном расстоянии от их дома.       – Он с кем-то встречался перед входом? – спросил у Химэ Мэдока, скептически разглядывая мусорные завалы, которые были отличительной особенностью этого пляжа.       – Я никого не видела, – не менее скептически отозвалась Химэ. На ее симпатичном лице намертво отпечаталось выражение брезгливости, и в чем-то Мэдока мог ее понять.       – Ладно, пойдем, – кивнул Мэдока на узкий проход между каким-то ржавым мусором. – Будь готова перекинуться в боевую форму, если что.       – И без тебя знаю, – проворчала Химэ и бесшумно ступила следом за Мэдокой.       Мэдока прислушался – отдаленно звучали чьи-то голоса и какой-то скрежет, дьявольский грохот и шум бьющихся о берег волн. Мало-помалу продвигаясь дальше, Мэдока насторожился, уловив донельзя знакомый смех, – и ладно бы это был смех Изуку, но нет, так смеялся один-единственный человек, не знать которого было невозможно.       Мэдока осторожно выглянул из-за укрытия, Химэ пристроилась рядом, вставая на цыпочки, и они оба ошарашенно замерли на месте, удивленно таращась в одно и то же место.       – Скажи мне, что ты тоже это видишь, – мысленно пробормотала Химэ.       – К сожалению или к счастью, да, – процедил Мэдока, глядя на то, как его младший брат тянет за собой громадный холодильник, привязанный к нему ремнями. Вишенкой на торте – вершиной на холодильнике в данном случае – был великий, мать его, Всемогущий, восседавший всей тушей на верхней части кухонной техники.       Пульс застучал в ушах, кровь вскипела в жилах; Мэдока ощутил такую ярость, что связанная с ним Химэ аж дернулась в сторону, круглыми глазами смотря на него.       Вообще-то обычно Мэдока не матерился, считая подобное выражение эмоций выше собственного интеллекта, но сейчас с его губ рвалась сотня ругательств, за которые ему даже потом не было стыдно.       – Ах ты ж ебаный ты ж нахуй, – выходя из-за машины, за которой скрывался, процедил Мэдока, причем достаточно громко для того, чтобы и учитель, и ученик его услышали. Изуку, распознав знакомый голос, ахнул, поскользнулся и упал носом в песок, Всемогущий в панике закашлялся и неожиданно… сдулся, становясь тощим скелетоподобным мужчиной, изо рта которого текла кровь.       – Мэдока, – пискнул Изуку, расширенными глазами глядя на Мэдоку. – Ты все неправильно понял, я здесь… а это… ну, вообще-то как бы да, но нет, и ты не… а я!..       – Пиздец красноречиво, – в ярости сузил глаза Мэдока, и в тот же момент и Изуку, и Всемогущий шарахнулись назад, в ужасе глядя на его бешенство. – Изуку, домой.       – Но Мэдока!.. – попытался возмутиться Изуку, но Мэдока бросил на него такой взгляд, что он предпочел замолчать.       – Домой, я сказал, – процедил Мэдока, и Изуку, выпутавшись из веревок и прижав к голове метафорические уши, медленно пошел по направлению к брату. – И Вы тоже домой, господин Всемогущий.       – Куда? – глупо переспросил тот, ежась от мрачной ауры, которую Мэдока намеренно источал, не скрываясь.       – К нам домой, – сладко улыбнулся Мэдока и окинул долгим взглядом сначала сжавшегося Изуку, потом дернувшегося Всемогущего. – Я с радостью послушаю, что вы двое скажете в качестве оправдания нашим с Изуку родителям.