Фазирование лени

      Изуку нервничал все время, пока они со Всемогущим шли до дома. Рука старшего брата, лежавшая на плече, не внушала никакого доверия и уж тем более – привычного чувства защищенности, которое окружало Изуку каждый раз, когда он находился рядом с Мэдокой.       Нет, Мэдока был хорошим братом, пусть и со своими тараканами в голове, и Изуку его неподдельно любил, пусть даже они не были родным. В конце концов, Мэдока его учил, защищал, когда требовалось, помогал решать проблемы и вообще вел себя так, словно заботился о нем с самого детства, а не какие-то жалкие три-четыре года с момента начала их общения. Обычно острый на язык и бескомпромиссный, закованный в броню из сарказма, с Изуку Мэдока становился мягче и податливей, открываясь для не знающих его людей с совершенно другой стороны.       Для него ничего не стоило объяснить Изуку непонятную тему, погрузиться в анализ героев, раскопать где-то крайне сомнительные факты и спорить на этот счет до хрипоты, поболтать о незначительной ерунде и поддержать в нужный момент словом или делом. С подачи Мэдоки Изуку пошел в спортивную секцию, где потихоньку учился отстаивать свои здоровье и жизнь, а также никогда не стеснялся спрашивать у Мэдоки то, чего он не понимал или до чего не мог додуматься самостоятельно.       Благодаря Мэдоке жизнь Изуку изменилась к лучшему. У него появилась любящая семья: помимо любящей матери в нее теперь также входили добрый отец, заботливая старшая сестра в лице Химэ и странноватый, но справедливый и умный старший брат в лице Мэдоки. Конечно, сначала пришлось привыкать и к капризному, слегка истеричному характеру Химэ, которая, конечно же, не являлась плохим человеком, и к своенравному, жестковатому Мэдоке, никогда не стеснявшегося выражать свое мнение в самой острой форме.       Правда, из всей семьи это распространялось только на Химэ и отца Мэдоки, Атаго-то-сана. Если с первой Мэдока препирался на постоянной основе, то со вторым это, скорее, была какая-то привычка, бравшая начало еще где-то в детстве; Мэдока будто заменял человека, который был на его месте когда-то давно. С мамой Мэдока был предельно ласков, даже нежен, и проявлял привязанность и заботу безо всякого стеснения, нисколько не чураясь подобного поведения.       Совсем другим Мэдока был в школе: инертный, жесткий, равнодушный, даже несколько надменный, он являлся страшным отражением себя самого и поначалу пугал Изуку долгое время. Мэдока плевать хотел на окружающих его людей, кроме, пожалуй, Тогаты-семпая, и вел себя так, будто безразличие по отношению к другим наполняло его до края. Он не отличался ни дружелюбием, ни стремлением помочь, словно за пределами дома в нем просыпалась совершенно другая сущность, презирающая всех вокруг.       Изуку старался не думать о том, что, возможно, друзей у него не было именно из-за подобного поведения брата. Зато у него была Руна-чан, и этого ему, пожалуй, хватало с головой.       Ситуация изменилась, когда Мэдока поступил на первый курс Юуэй. Для семьи Куроками все осталось по-прежнему, но Изуку знал, куда смотреть, и видел, как уходят беспринципность и жестокость Мэдоки, заменяясь куда более подходящими герою качествами.       Он не мог не гордиться братом: Изуку видел каждое его выступление, на Спортивном ли фестивале или на экзамене на получение временной лицензии, и своими глазами наблюдал за тем, как Мэдока рос и становился сильнее, ярче, человечнее, шаг за шагом продвигаясь к цели.       Изуку хотел быть таким, как Мэдока, – гением стратегического планирования, авторитетным лидером, мощным пользователем причуды, которую он знал, как свои пять пальцев, и при всем этом он еще продолжал расти.       Правда, уж очень давно Изуку не видел гнева Мэдоки. За все время их общения старший брат едва ли демонстрировал при нем что-то подобное два или три раза, но всегда, когда ленивый, равнодушный Мэдока приходил в неприкрытое бешенство, Изуку становилось до одури страшно.       И сейчас, к огромнейшему сожалению Изуку, был один из таких моментов.       С того момента, как Изуку встретил Всемогущего и стал его преемником, прошло около месяца, и все это время ему удавалось скрывать их общую тайну. Изуку прекрасно видел обеспокоенные взгляды Атаго-то-сана, матери, Химэ и Мэдоки, но молчал ради сохранения секрета, который ему доверили. Иногда ему становилось стыдно за самого себя: он нагло врал в лицо семье, а они делали вид, что верят ему. Пару раз Изуку сорвался на Мэдоке, но тот даже в лице не изменился, лишь в глазах появился угрожающий, подозрительный изумрудный отблеск.       А потом Мэдока пришел на пляж, где они обычно тренировались со Всемогущим, и вид его был очень, очень далек от благодушного. Изуку захотелось провалиться под землю и больше никогда оттуда не вылезать, лишь бы спастись из-под источающего холод и ярость лезвия изумрудных глаз Мэдоки.       Мэдока совладал даже со Всемогущим: просто произнес пару фраз с крайне опасной улыбкой на губах, и вуаля – под конвоем в лице Химэ и Мэдоки Изуку и Всемогущий шли к ним домой. Изуку колотило то ли от страха, то ли от осознания, что он подвел не только Всемогущего, но и семью, и Мэдоку в частности. Всемогущий, по всей видимости, находился в замешательстве: наверное, подумал Изуку, с ним так никто раньше не разговаривал.       Вообще-то Мэдока плевать хотел на авторитеты и тем более на мнение Героя Номер один, к которому он относился в лучшем случае… никак. Единственным, кого Мэдока неподдельно уважал и превозносил, был Каэрта, его наставник, а всех остальных, пусть и признавая их заслуги, навыки и действия, Мэдока равнял под одну гребенку.       Пару раз Изуку пытался что-то сказать, но неизменно натыкался на острый, опасный взгляд изумрудных глаз и давился словами, вжимая голову в плечи.       Мэдока был жутким, когда злился. Изуку стало жаль злодеев, которым предстояло с ним сражаться.       – Проходите, – вежливо произнес Мэдока, но на лице его не отразилось ни одной положительной эмоции.       – Ох, я думаю, мне пора уже идти, долг… – начал было встрепенувшийся Всемогущий, только что вынырнувший из прострации.       – Инко-ка-сан, мы дома, у нас гости! – громко позвал Мэдока, неотрывно глядя Всемогущему в глаза, и тот сдался, признавая поражение, а после послушно прошел в дом. Когда дверь закрылась на защелку и ключ, Изуку, зашедшему следом, показалось, что за его спиной захлопнулась дверца клетки.       – Ох, мальчики, что же вы не предупредили, что приведете своего… друга? – выпорхнувшая из кухни мама замешкалась, подняв брови, но тут же приветливо улыбнулась, расшаркиваясь со скованным, неуютно себя ощущающим Всемогущим, в котором сейчас кто-то вряд ли мог узнать Героя Номер один.       – Инко-ка-сан, папа дома? – спросил Мэдока.       – Да, Атаго у себя в кабинете, – улыбнулась ему мама и ласково чмокнула его в подставленную щеку, а после растрепала волосы.       – Отлично, передай ему, пожалуйста, через пять минут сбор на кухне, – произнес Мэдока, снимая ботинки; даже так Изуку чувствовал исходящую от него давящую ауру.       – Что-то случилось? – встревоженно спросила мама.       – Можно и так сказать, – Мэдока кинул острый взгляд сначала на Изуку, потом на Всемогущего, и оба синхронно втянули голову в плечи. Когда мама ушла, Изуку боязливо вскинулся и без какой-либо надежды на лучшее сказал:       – Мэдока, ты все не так понял, правда!       – Да неужели, – неприятно удивился Мэдока, резко развернувшись к нему лицом, и сощурился так, что Изуку, ойкнув, отступил на шаг, упираясь спиной в стену. – И как же я должен был понять увиденное? То, что ты тренируешься с господином Всемогущим, который – вау! – умеет изменять размеры своего тела, а также заставлять выполнять маленьких мальчиков задания, которые их тело физически не может вынести?       – Говори тише, – тут же зашипел на него Изуку, нахмурившись и сжав кулаки. – Никто не должен об этом знать!       – Никто не знал бы об этом, если бы ты с твоим тренером обсудили заранее, как бы тебе следовало подать информацию о ваших занятиях твоей семье, – отрезал Мэдока, а после замер и призвал к молчанию, подняв указательный палец и демонстративно прислушавшись. Изуку почувствовал, как у него упало сердце, когда до слуха вразнобой донеслись звуки шагов двух людей. – О, а теперь уже поздно. На кухню, – скомандовал Мэдока и, стоило только Изуку вновь открыть рот, припечатал металлическим голосом: – Живо.       Изуку похолодел и кинул на Всемогущего панический взгляд. Тот тяжело вздохнул, потер глаза ладонью и посмотрел в ответ, слабо улыбаясь.       – Всемогущий, я… – залепетал Изуку, семеня рядом с ним. – Я так виноват перед Вами, я не должен был!..       – Все нормально, юный Куроками, – заверил Всемогущий. – Это все моя вина. Теперь же настала пора исправлять ошибки.       – Здесь нет Вашей вины! – возмутился Изуку и машинально кинул взгляд на идущего позади Мэдоку. – И потом, я постараюсь все объяснить родителям, и нам не придется…       – Юный Куроками, – покачал головой Всемогущий, – это, конечно, очень трогательно, но поверь мне, я в состоянии сам себя защитить. И, предвосхищая твои вопросы, я скажу тебе вот что: я не собираюсь отказываться от своего преемника. От тебя, юный Куроками.       – Всемогущий… – пораженно пролепетал Изуку. Он тоже должен был собраться с духом и с честью вынести предстоящий очень нелегкий разговор.       На кухню они заходили молча, спустя некоторое время подошли и мама с Атаго-то-саном. Изуку с легкой обреченностью пронаблюдал за тем, как обмениваются рукопожатиями оба мужчины, и уставился в стол, вновь вжимая голову в плечи, – ему было неуютно. Однако он тут же вспомнил, что собирался вести себя как уверенный человек, и постарался выпрямиться и приподнять подбородок.       – Итак, эм, Мэдока, так о чем вы хотели поговорить, да еще и в таком составе? – спросил Атаго-то-сан, поправляя очки и переводя взгляд поочередно с Мэдоки на Изуку и Всемогущего.       Мэдока откинулся на стуле, чувствуя себя хозяином положения, и качнулся вперед-назад, мягко улыбаясь отцу.       – А об этом вам расскажут вот эти хорошие господа, – произнес он, некультурно поставив локти на стол, и, подперев подбородок ладонями, с преувеличенным вниманием принялся разглядывать сидящих рядом Изуку и Всемогущего. За его плечом материализовалась Химэ и, критичным взглядом окинув происходящее, приземлилась на свое место по правую руку от Мэдоки.       Всемогущий вздохнул, собираясь с духом, и Изуку тут же уставился на него, чувствуя, как трепещет сердце от волнения, заглушая все посторонние звуки. Мэдока сверлил в Изуку дырку, и он, на секунду встретившись взглядом с изумрудными глазами, тут же почувствовал себя ничтожным и жалким.       – Что ж, не буду ходить вокруг да около, – произнес Всемогущий. – Меня зовут Яги Тошинори, я тот, кто ежедневно тренирует вашего сына, Изуку Куроками.       – Ох, так Вы тренер? Из его секции? – спросила мама.       – Не совсем, – вздохнул Всемогущий. – Я про-герой. И я хочу сделать вашего сына первоклассным героем, потому что я знаю, что он способен на это.       – Способен-то способен, – осторожно произнес Атаго-то-сан, и за стеклами его очков мелькнул цепкий взгляд темных глаз; Изуку начинал понимать, в кого Мэдока научился так зыркать на людей. – Тошинори-сан, Вы в курсе, что Изуку… немного не такой, как все?       – Да, я знаю о... неординарности юного Куроками, – кивнул Всемогущий, – и я могу сказать, что это не проблема.       – Не проблема? – прищурился Мэдока, подаваясь вперед. – Изуку не имеет причуды, а спасать людей могут не только про-герои, ведь есть пожарные, полиция, психологи; для того, чтобы быть героем, не обязательно идти в самое пекло, чтобы там потом сдохнуть!       – Мэдока, – громыхнул голос Атаго-то-сана, и Изуку подпрыгнул, удивленный тем, что обычно спокойный и тихий мужчина может говорить на столь повышенных тонах. – Следи за языком.       – А я что, неправ? – возмутился Мэдока, его руки, вцепившиеся в край стола, подрагивали. – Какой-то незнакомый мужик тренирует Изуку, он приходит домой полумертвый, постоянно отмалчивается и неумело отшучивается, нарушая правило «никаких секретов в этом доме», а тут мы выясняем, что он должен стать героем! Ну разве не смешно?       – Это не какой-то незнакомый мужик, Мэдока! – подскочил Изуку, сжимая кулаки и сердито глядя на брата. Он почувствовал резкий прилив гнева не то из-за того, что Всемогущего оскорбили, не то из-за отношения Мэдоки к событию, которое могло изменить его жизнь раз и навсегда. – Ты сам прекрасно знаешь, что это Все…       – Юный Куроками готовится к передаче причуды, – смиренно и спокойно ответил Всемогущий, и Изуку упал обратно на стул как подкошенный. – Для того, чтобы его тело смогло справиться с мощью причуды, он должен быть очень сильным физически, иначе он не выдержит.       Мама ахнула, закрывая рот руками, Атаго-то-сан нахмурился, подпирая руками подбородок. Мэдока цыкнул и откинулся на стул, скрещивая руки на груди, Химэ, сама того не понимая, подсознательно дублировала его позу; Изуку в очередной раз отстраненно подумал, что они очень похожи друг на друга.       – Договаривайте, раз уж начали, – процедил сквозь зубы Мэдока. В его глазах все еще светилось потустороннее изумрудное пламя, а по скулам ходили желваки; он по-прежнему был в бешенстве, и Изуку, признаться честно, не знал, что должно случиться, чтобы брат, по своей натуре являвшийся достаточно конфликтным человеком, когда что-то его касалось напрямую, успокоился.       – Я увидел в юном Куроками ту решительность и смелость, которой не хватает нынешнему поколению. Готовность пожертвовать собой и отдать свою жизнь в обмен на чужую. Умение идти на риск. Упорство, даже упрямство в достижении поставленной цели. Искреннее желание помогать тем, кто не может помочь себе сам. Вот почему я предложил ему стать моим преемником и принять мою силу.       – Тошинори-сан, но почему Вы хотите передать эту силу кому-то? И разве существуют причуды, которые можно передать не своему ребенку, а совершенно постороннему? – задал закономерный вопрос Атаго-то-сан. Мама, сидящая от него справа, закрыла рот правой рукой, вскидывая на Изуку несчастный взгляд, полный слез. Изуку почувствовал, как у него защемило сердце: сколько же боли он принес своим родным, как же он заставил их страдать!       – К сожалению, я очень серьезно болен, – ответил Всемогущий. – Мое время на исходе и моя мощь уже не та, что прежде. И, более того, я не могу иметь детей, так что единственный вариант – передать эту причуду тому, кто этого достоин.       Мэдока резко отодвинул стул и, не говоря больше ни слова, стремительно вылетел из кухни. Изуку провожал его взглядом: ему казалось, что сейчас он развернется и скажет родителям, что Яги Тошинори – это Всемогущий, Герой Номер один. Мэдока всегда отличался излишней прямотой, иногда откровенно мешавшей ему жить, и Изуку думал: «Вот же, сейчас вернется и крикнет, не собираясь держать это в себе, вот прямо сейчас…»       Наверху хлопнула дверь. Изуку показалось, будто его по голове огрели чем-то увесистым.       – Что ж… – Атаго-то-сан задумчиво посмотрел на стул, на котором пару секунд назад сидел Мэдока, а после – на пожавшую плечами Химэ, которая так и не сдвинулась с места. – Заранее приношу прощения за свое любопытство, но Изуку – наш ребенок, поэтому нам будет интересно все, что с ним связано.       – Я понимаю, – выдохнул Всемогущий с облегчением и постарался улыбнуться. – Я попытаюсь ответить на все ваши вопросы.       Несколько часов Изуку сидел на месте, слушая, как взрослые обсуждают все подряд, связанное с ним: его диету, распорядок дня, уровень нагрузок, этапы, которые он должен преодолеть, и то, как нелегко ему придется в первое время. В определенный момент Изуку пришлось подключиться, чтобы до хрипоты отстаивать свою позицию: он не собирался отступать из-за того, что это могло быть более, чем просто тяжело, даже до сломанных костей и порванных мышц и связок.       Не сказать, что родители были в восторге. Конечно, с одной стороны они радовались за Изуку, потому что у него появился шанс исполнить свою мечту, получить причуду и стать героем, с другой – этот путь предстоял тяжелым и иногда очень опасным, а какие родители захотят подобной судьбы для своего чада?       К концу разговору Изуку был выжат, как лимон; он и подумать не мог, что Атаго-то-сана и маму могут интересовать столько важных и не очень вещей, связанных с его тренировками и процессом обучения. Химэ испарилась, как только оба родителя высказали согласие и словно невзначай пригрозили Всемогущему, вскользь упомянув о том, что они могут сделать с ним, если с Изуку что-то случится.       Уже провожая Всемогущего, Изуку спросил:       – Это, конечно, хорошо, но… Почему никто не спросил, какое Ваше геройское имя?       – Юный Куроками, тебе еще многому предстоит научиться, – с улыбкой покачал головой вымотанный Всемогущий, надевая куртку. – В вашей прекрасной семье роль защитника более, чем просто успешно играет Куроками-кун. Ты думаешь, что твои родители не поняли, что он знает больше, чем говорит?       – Я… даже не задумывался, – стыдливо протянул Изуку. – Он просто был мрачным… и так быстро ушел, и я…       – Твои родители не глупы, юный Куроками, и твой старший брат тоже. Куроками-кун не стал рассказывать мой секрет, потому что понял, как он важен для меня, а твои родители не стали настаивать, хотя поняли больше, чем показали, – Всемогущий застегнул молнию на куртке и, развернувшись, растрепал Изуку волосы на макушке. – У тебя чудесная семья, юный Куроками. Я был очень рад познакомиться с твоими родителями, пусть и в связи с такой… нестандартной ситуацией. И да, мой тебе совет, – заговорщически понизил он голос, и Изуку обратился в слух. – Поговори со своим братом. Он очень за тебя беспокоился.       Проводив Всемогущего, Изуку устало ткнулся лбом в стену. Нормально поговорить с Мэдокой или быть раздавленным одним лишь взглядом? Вот в чем вопрос.       Он преодолел кухню, где еще сидели родители, и вяло махнул им рукой, показывая, что пойдет наверх, в ответ получил понимающие кивки.       Лестница тянулась бесконечно: раз ступенька, два, три, десять… Ноги привели его к белой двери с черно-зеленой табличкой, на которой каллиграфическим почерком было выведено «Морфей». Только он занес кулак, чтобы постучаться, как дверь открылась сама.       Из полумрака комнаты Мэдоки на него пристально смотрели две пары изумрудно-зеленых глаз.