Фазирование лени

      – Я очень надеюсь на то, что ты подумал над своим поведением, – сказал Мэдока, одним неуловимым движением взял голову Изуку в захват и начал пребольно тереть ее костяшками. – Мелкий. Ты. Дурашка. Кажется, кто-то перешел дорогу какому-то богу удачи, раз теперь ты раз за разом влипаешь во всякую ерунду, а, Изу?       – Мэдока, прекрати! – заскулил Изуку, тщетно вцепившись одной рукой в предплечье Мэдоки, а второй пытаясь отодвинуть кисть, которая с силой трепала его за волосы. – Я не виноват, оно само!       – Я ни винавать, ано само, – писклявым голосом передразнил его Мэдока, а после неожиданно закинул Изуку к себе на плечи так, что голова и ноги свисали по разные стороны, и зайцем поскакал по дорожке, стараясь подпрыгивать как можно выше, чтобы брата мотало из стороны в сторону наиболее сильно.       – Мэ-эдока-а-а-а, хвати-и-и-и-ит, – заныл Изуку, неестественно высоко подвывая на каждом скачке, из-за чего его голос звучал очень обрывисто. – Пе-е-е-е-ереста-а-а-а-ань!       – Когда ты перестанешь влипать в неприятности, я тоже перестану, – невозмутимо отозвался Мэдока, остановившись, и небрежно скинул Изуку на скамеечку, а после принялся безжалостно его щекотать. Изуку засмеялся и заскулил одновременно, пытаясь отбиваться всеми руками и ногами, но Мэдока, несмотря на внешнюю тщедушность, все еще был значительно сильнее его.       Когда у Изуку – раскрасневшегося, тяжело дышащего и крайне смущенного – закончились силы, Мэдока прекратил его щекотать и сел на скамейку рядом, давая брату возможность отдышаться. Изуку всхлипывал и что-то бормотал себе под нос, стараясь прийти в себя, оправить одежду и сделать более-менее приличный вид.       – Что у вас за поколение такое? – проворчал Мэдока. – Что ни месяц, то праздник травм, неприятностей и каких-то страданий. Без этого что, вообще никак не обойтись?       – Если это поможет людям, значит, не обойтись, – тихо, но очень серьезно отозвался Изуку, и Мэдока, повернувший голову в его сторону, обнаружил, как в изумрудной зелени взгляда блеснула сталь.       Мэдока тяжело вздохнул и притянул Изуку к себе, и тот послушно уткнулся лбом в его плечо, привычно обвивая руками за талию. Тактильным Мэдока не был никогда, но сейчас момент прямо-таки требовал таких незатейливых обнимашек, поэтому он пошел на некоторые уступки. Изуку снова что-то невнятно забормотал себе под нос, но Мэдока слушать его не стал – знал, что ничего полезного в этом бормотании не услышит.       – Значит, не обойтись, – согласился Мэдока. – Вы с Мирио – два сапога пара, все время лезете на рожон и искренне наслаждаетесь этим. Я рад, что вы помогаете людям ценой огромных усилий и действительно являетесь настоящими героями даже в столь раннем возрасте. Но Изу, даже так ты не должен забывать о том, что у тебя есть те люди, которые тебя любят.       Изуку сник и засопел, стыдливо пряча лицо на плече Мэдоки. Мэдоке было прекрасно известно, что братишка, перед которым стояла очевидная цель, всегда упускал то, что находилось за его спиной и порой вел себя как идиот, а не как разумный молодой человек с грамотными способностями к анализу. У Мэдоки было два таких придурка: его младший брат и его лучший друг, с которыми он провел большую часть своей сознательной жизни и прекрасно знал, с какой скоростью их шарики могло заносить за ролики, когда те видели поставленную перед собой задачу.       Пожалуй, это являлось одной из причин, по которой Мэдока пошел учиться на героя: в своем стремлении быть тем, кто защищает людей, Мирио иногда перегибал палку. Миссией же Мэдоки, которую он сам на себя торжественно возложил, являлось следить, чтобы Мирио не делал глупостей и не угробил себя раньше времени. С появлением причуды у Изуку эта миссия распространилась на него тоже – в своем непомерном энтузиазме он был крайне схож с Мирио, из-за чего они неплохо общались друг с другом.       – У тебя есть семья, Изу, друзья и товарищи. Люди, которым ты важен, которым ты дорог. Они всегда будут беспокоиться о тебе и никогда не перестанут думать о тебе, каким бы сильным, умелым, смелым ты ни был. Сражаясь со злодеями, ты обязан не только защищать людей, которые не могут защитить себя сами, но и помнить о том, что тебя ждут.       Изуку проникновенно молчал и сопел Мэдоке в плечо. Стоило ему только вскинуть голову и открыть рот, чтобы привести какие-то свои аргументы, Мэдока тут же сказал, не давая вставить и слова:       – За тобой пришли.       На пороге парка, прилегавшего к больнице, где лечили непутевого Изуку, – который, дотаскивая Мирио и Эри до выхода, умудрился завалиться на спину и повредить позвоночник, – стояла стройная девушка со светло-розовыми волосами, переговариваясь с высоким парнем в квадратных очках и девушкой-лягушкой. Рядом, оперевшись на стену, смотрел на облака парень с разноцветными волосами, который Мэдоку почему-то невзлюбил с первого взгляда, и сидел на корточках парень с острыми зубами – стажер Жирножвача.       – Иди, Изу, – Мэдока бесцеремонно столкнул Изуку со скамейки и наткнулся на возмущенное выражение лица, из-за чего подопнул брата по внутренней стороне колена и цокнул языком. – Не заставляй своих друзей ждать.       – Я… ох, да, я… – тут же засуетился Изуку, столкнувшись взглядом с розововолосой девушкой, покраснел и обернулся к Мэдоке. – Спасибо, Мэдока. Я обязательно буду помнить.       – Ага, ага, иди уже, – Мэдока раздраженно помахал рукой и кривовато улыбнулся, глядя на то, как Изуку уходит. – И да, Изу, – брат обернулся, наивно вскинул брови, безмолвно спрашивая: «Ну, я слушаю». – Я горжусь тобой.       Изуку вспыхнул щеками, смешно округлил глаза, три раза быстро-быстро кивнул, попытался что-то сказать, но споткнулся о собственную ногу, прикусил язык и завалился назад. Мэдока закатил глаза и пролетел мимо него к выходу из парка, на ходу кинув ему что-то наподобие «я тебя не знаю» и кивнув друзьям Изуку.       Он вспорхнул по лестнице, к которой уже привык за последнюю неделю, проведенную в больнице, и уверенно пошел на четвертый этаж. На периферии слышалось негромкое пение Химэ, которое, на удивление, Мэдоке совершенно не мешало – наоборот, он настолько к этому привязался, что уже плохо представлял без этой мелочи свою обычную жизнь.       Химэ как причуда восстанавливалась значительно быстрее всех остальных участников рейда – для этого ей нужно было перерабатывать энергию Мэдоки и преобразовывать ее в свое тело. Несмотря на то, что ей досталось больше всего, на так называемую поправку она пошла быстрее, чем обычные люди. От Мэдоки только и требовалось, что есть, как не в себя, и много спать, потому что львиная доля его сил уходила к Химэ, которая активно регенерировала отсутствующую руку и повреждения тела.       Они заранее вдвоем определились, что в приоритете у Химэ будет защита про-героев, потому что, в отличие от нее, у них не было возможности восстановить утраченные части тела естественным образом или же пережить смертельные ранения. Это Химэ была големом, который не чувствовал боли и усталости, а Вьюн и Сэр Ночноглаз являлись людьми, для которых многие факторы могли стать решающими. Скрепя сердце, Мэдока сказал Химэ, что она должна ставить жизни других людей выше собственной, и Химэ ставила – она принимала на себя большинство особо опасных ударов и вытаскивала про-героев из наиболее острых ситуаций.       Как бы Мэдока ни противился одной лишь этой мысли, но, в отличие от обычных людей, Химэ могла воскреснуть. А люди – нет.       Так что здесь им, можно сказать, повезло: выжили все участники рейда на штаб якудза, и никто смертельных ранений не получил, чего о якудза сказать было определенно нельзя. Целее всех, как ни странно, оказался Мэдока, если не считать пару синяков и ссадин за серьезные травмы. Исцеляющая девочка, выдернутая со своего места в Юуэй, осмотрела его, улыбнувшись, дала конфетку, ускоряющую регенерацию, и отправила отдыхать в общежитие.       Мэдока не испытывал стыда из-за этого. Он не любил боль и все, что с ней было связано, как и любой нормальный человек, и отсутствие страданий его только радовало, поэтому он даже не задумывался о том, чтобы укорять себя из-за чего-то подобного.       Хадо отделалась легким испугом: трещинами в ребрах и целой куче синяков по всему телу, Амаджики повезло меньше – у него была смята практически половина лица и переломана куча костей, как и у Киришимы, на котором, несмотря на прочность, живое место практически отсутствовало. Локроку злодейка проткнула легкое. Органы полости живота у Жирножвача казались перемолотыми в кашу. Сэр Ночноглаз обзавелся прекрасной дырой в боку, а также раздробленным плечевым суставом и разорванными мышцами и связками на бедре. Айзаве сломали ребра и правую руку, а Вьюн разбил голову, разорвал мышцы левого плеча и сильно подвернул ногу. И это все, если не считать огромное количество синяков, ссадин, ушибов и порезов.       Больше всего досталось Мирио. Перечислять его травмы являлось гиблым делом, можно было переосмыслить свою жизнь и впасть в глубокую депрессию. Сила его воли поражала – Мэдока сомневался, что мог бы сражаться с такими же ранами на протяжение всего того времени, что Мирио противостоял Восстановителю, умудряясь при этом защищать еще и Эри.       Эри, кстати, находившаяся под постоянным стрессом, недосыпавшая и недоедавшая, теперь лежала в больнице и работала с детским психологом, который постепенно вытаскивал из нее все то, что она держала внутри себя. Мэдока встречался с ней пару раз, но Эри смотрела на него испуганно и настороженно, поэтому более близкое общение он решил отложить на будущее.       Дверь палаты под номером 454 встретила его рисунком кривоватого, но веселого солнышка – подарка Эри, которая сама решила наклеить на дверь Мирио свое творение, искренне веря, что ему это поможет. Мирио тогда чуть не расплакался, пожимая тонкую ручку в знак благодарности; по крайней мере, глаза у него точно были на мокром месте.       Мэдока постучал приличия ради и вошел, не дожидаясь ответа. Сидевший на кровати Мирио, который с интересом смотрел куда-то в окно, тут же обернулся и расплылся в широкой улыбке. Его глаза светились изнутри мерным голубым светом.       – Привет, Мэдока! – радостно отозвался он и качнулся вперед-назад, наблюдая за тем, как Мэдока подтаскивал поближе посетительский стул и усаживается на нем поудобнее. – Надеюсь, ты принес мне яблоки?       – Не-а, – лениво зевнул Мэдока, игнорируя возмущенные восклицания Мирио. – Я съел их по дороге. Химэ очень сильно хотела кушать, я ничего не мог с собой поделать.       – Так нечестно, – возмутился Мирио.       – Нечестно было, когда ты ускакал далеко вперед и оставил нас всех позади, – сердито отбрил Мэдока. – Я все прекрасно понимаю, ты стремился задержать Восстановителя и спасти Эри, но…       Мэдока насупился и затих, переводя взгляд в окно. Мирио тоже молчал, наверное, размышляя о чем-то своем. Просто признаться, что он очень сильно волновался, Мэдока не мог – это было не в его стиле, зато он любил компостировать разозлившим или раздражавшим его людям мозги, что умел делать в совершенстве. Вот и сейчас он занимался тем же самым. Чисто из вредности.       – Спасти Эри являлось первостепенной моей задачей, Мэдока, – тихо, но проникновенно возразил Мирио. – Я сделал бы это в любом случае, чего бы мне это ни стоило.       – Я не сомневался в тебе, Мирио, – вздохнул Мэдока и устало потер виски. – Но… ты просто не видел себя со стороны. Не видел того, что видел я. Не испытывал того же. Весь избитый, израненный, чуть ли не слепой от боли, действующий на одних инстинктах, говорящих защищать и оберегать. Я чуть с ума от беспокойства не сошел, понимаешь? Я знаю, какой ты сильный, как хорошо обращаешься с причудой и как умеешь мыслить в бою, и ты отлично поработал, но… Ах, черт подери, это слишком сложно для меня!       Мэдока снова замолчал, озадаченно рассматривая свои пальцы, лежащие на краю кровати. Мирио медленно, стараясь не спугнуть его, подполз поближе и осторожно переплел их пальцы. Мэдока тяжело вздохнул и поднес замок из их рук к лицу, уткнулся лбом в тыльную сторону ладони Мирио и бездумно потерся о нее. Мирио вздохнул.       – Не вздыхай, – проворчал Мэдока. – Только я в этой палате имею право так тяжело вздыхать.       – Ладно, – послушно согласился Мирио и, помолчав, произнес: – Ты прав, приоритетом для меня было спасение Эри, а все остальное – дело техники и все такое. Сам знаешь, моя причуда позволяет мне успешно драться даже против большого количества противников, но это совсем иначе ощущается, когда тебе надо защищать кого-то за своей спиной. Чисаки попытался поступить совсем подло и лишить меня причуды, но не сумел.       Сердце Мэдоки захолонуло, а сам он похолодел: за всеми своими переживаниями он совсем забыл, что у якудза были пули на основе крови Эри, которые позволяли им лишать людей причуд. И одна только мысль о том, что Мирио мог в одночасье лишиться всего…       – Приспешник Чисаки попытался выстрелить в Эри, зная, что я обязательно брошусь ее спасать, но просчитался. Мне удалось подхватить Эри на руки и пропустить пулю сквозь себя, а потом вырубить приспешника и раздавить весь коробок с антипричудными штуками, – сказал Мирио практически беспечно и тут же добавил: – Правда, другой приспешник, причуда которого вызывала ощущения как при алкогольном опьянении, применил ее на мне, и тогда, стоило только немного отвлечься, Чисаки швырнул меня в стену, о которую я сильно приложился затылком. Остальное я практически не помню, только то, что старался всеми правдами и неправдами защитить Эри и не дать Чисаки добраться до нее.       – Ты получил тяжелейшее сотрясение, Мирио, – вздохнул Мэдока, – и под конец практически ничего не соображал и не видел. Я вообще искренне удивлен и поражен твоей огромной силе воли и стремлением к победе. Надеюсь, ты доволен результатами операции?       – Более, чем доволен, – возмутился Мирио. – Как будто ты сам не знаешь, Мэдока.       – Знаю, – согласно проскрипел Мэдока. – Даже лучше, чем ты сам. Впрочем, то, что ты доволен, это самое главное. Мне было важно в этом удостовериться.       – Удостоверился? – с улыбкой спросил Мирио. Мэдока поднял глаза и посмотрел на него исподлобья.       – Ага, – бросил он и, отпустив руку Мирио, принялся что-то деловито искать у себя в карманах толстовки. Мирио наблюдал за ним с нескрываемым интересом и изумленно поднял брови, когда Мэдока вынул из кофты два дешевых пластиковых колечка: синее и желтое. – Тебе какой цвет больше нравится, синий или желтый?       – Желтый, – непонимающе ответил Мирио и вспыхнул румянцем, когда Мэдока снова схватил его за правую руку и принялся поочередно надевать кольцо на все пальцы. Налезло только на мизинец, и Мэдока, зловеще хохотнув, протянул Мирио синее кольцо. – Это еще зачем, Мэдока?       – Затем, – проворчал Мэдока и насильно впихнул ему пластиковую игрушку. – Чтоб ты знал, что я тебя в случае чего из-под земли достану. Ну знаешь, всякая ерунда из разряда «пока смерть не разлучит вас» и все такое? Так вот, если нужно будет, я даже займусь некромантией, чтобы воскресить тебя, надавать тебе люлей, убить, а потом снова воскресить.       – Не надо мне такого счастья, – ужаснулся все еще краснеющий Мирио, максимально осторожно примеряя синее кольцо на каждый палец поочередно. – Я лучше поберегу себя, чтобы тебе не пришлось заниматься всякими незаконными делами.       – Я учту, – надменно отозвался Мэдока и оскалился, когда кольцо налезло, как ни странно, тоже на мизинец. – Ну, а теперь двигайся.       – Куда? – наивно спросил Мирио.       – Вбок, – лаконично ответил Мэдока и, поднявшись на ноги, поставил одно колено на край кровати, демонстрируя всю серьезность своих намерений.       – Резонно, – серьезно произнес Мирио и сдвинулся ближе к краю, давая Мэдоке возможность упасть на матрас. Мэдока завалился на подушку, перевернулся на спину и уставился на Мирио – тот смотрел на него чуточку смущенно, но прямо и уверенно, словно все шло именно по тому пути, по которому и должно было идти.       – Ну-ка, иди сюда, – проворчал Мэдока и утянул ойкнувшего Мирио вниз, бесцеремонно подмял его под себя и уселся сверху. Мирио смотрел ошарашенно и невинно, но его руки уверенно лежали на бедрах Мэдоки, поэтому никаких сомнений ни в чем и быть не могло.       Мирио являлся самым близким, самым лучшим человеком в жизни Мэдоки – это была константа, непреложный факт, аксиома, возведенная в абсолют. Порой Мэдока задумывался, что же он сделал такого, чтобы заслужить его, но ответа никогда не находил. Мирио просто был – близко ли, далеко, но Мэдока всегда знал, что у него есть, к кому обратиться, на чье плечо опереться, с кем ощутить мягкое, обволакивающее тепло и в чьих объятиях утонуть.       Ясные синие глаза Мирио спокойно и ласково смотрели на него, тонкие губы нежно и кротко улыбались, и весь его вид источал такую любовь, такую преданность, что Мэдока почувствовал, как на короткий миг его сердце дрогнуло и с силой забилось вновь.       – Я люблю тебя, Мэдока, – тихо шепнул Мирио и улыбнулся чуть шире, озаряя этот мир ярким, сказочным лучом солнца, разгоняющем на небе даже самые тяжелые тучи.       – Ага, – ответил Мэдока, чувствуя, как начинают алеть его уши, в едином порыве чувств склонился над лицом Мирио, наощупь переплелся с ним пальцами и, уперевшись в подушку локтем, упоенно припал к тонким, теплым губам.       «Я тебя тоже».