impure

Если вы не согласны с тем, что женщинам в современном мире по-прежнему не дают равных с мужчинами привилегий, то вот вам правда моей жизни — на собеседованиях меня окружали одни мужчины, и каждому из них нашлась должность, а я после окончания университета три года не знала, куда примкнуться. От меня даже никогда не скрывали, что не берут из-за моих гендерных характеристик, прямо утверждали: «Это сложная и физически затратная работа для такой хрупкой девушки. Поищите вакансии в лаборатории». И как мне стоило объяснять, что непосредственно ради экспедиций я и получала образование, когда никто даже не дослушивал до конца? Пришлось потратить немало сил и времени, чтобы найти компанию, в которую меня бы взяли и предложили достойную зарплату. До места назначения участников нашей экспедиции забрасывали вертолетом. Всех, кроме меня — по стечению обстоятельств пришлось прилететь в Марокко немного позже остальных. Маршрут включал в себя поездку на поезде, из Рабата в маленький поселок на границе между столицей страны и Марракешем. Оттуда я должна была преодолеть порядка ста километров до лагеря (половину на машине по грунтовой дороге, другую половину — пешком с рюкзаком за спиной). Распланированное путешествие занимало два дня. Плюсы таких поездок заключаются в отсутствии денежных затрат: как правило, компания оплачивает членам команды проезд до места и обратно. Месторождения рассматриваемой геологической структуры относились, главным образом, к золото-кварц-сульфидной формации и характеризовались высоким золоторудным потенциалом. Оруденение контролировалось глубинными разломами, совпадающими с простиранием складчатых поясов. По имеющимся данным золотоносные площади данного региона осваивались длительное время, однако весь этот период месторождения отрабатывались кустарно, преимущественно ручным трудом. Активный индустриальный этап начался с конца 1980-х годов, при этом наблюдался интенсивный прирост запасов и открытие новых месторождений. К настоящему времени часть месторождений уже осваивается, однако на большей части известных объектов работы пока не ведутся из-за отсутствия инвестиций. Успех сопутствует тем компаниям, которые грамотно подошли к выбору площадей, провели весь объем геолого-поисковых и геологоразведочных работ и придерживаются профессионально составленного бизнес-плана [1]. Изначально на месте столицы Королевства Марокко стояло поселение, часто завоевываемое карфагенцами, римлянами, берберами, пиратами. После прихода арабов здесь построили крепость и назвали город Рибат-эль-Фатх, что значило «крепость победы», а позже было переименовано в «Рабат». Он расположен на побережье Атлантического океана и одновременно лежит в устье реки Бу-Регрет, благодаря чему окрестности имеют очень живописный вид, а по набережной то и дело прогуливаются любопытные зеваки на верблюдах или лошадях. Несмотря на то, что сейчас Рабат превратился в современный деловой центр, в суматошной гонке он сумел сохранить марокканский колорит и восточную атмосферу. Благодаря обилию зеленых садов и парков этот удивительный город похож на огромный заповедник, по просторным и тенистым аллеям которого можно бродить целый день. Андалусские сады славятся своими великолепными апельсиновыми рощами, кипарисами и платанами, множеством экзотических деревьев и цветов, многочисленных статуй и фонтанов. Кварталы исторического района Медина словно остались в другой эпохе: лабиринт узких мощеных улочек и старинных домов, торговые лавочки, традиционные рынки, многочисленные антикварные магазинчики на улице Консулов, где поражает обилие серебряных украшений, традиционных шерстяных ковров, бубуши (расшитая марокканская обувь), керамики и стекла. Мастера деревни гончаров Эль-Улья изготавливают настоящие произведения искусства из глины. От нового города старый отделен Андалузской стеной, на территории которого проживают ремесленники и небогатые жители. Я увлеченно вертела головой по сторонам, стараясь впитать в себя каждую незнакомую деталь. Африканский континент всегда представлялся мне шумным, грязным, нищим, но Рабат не относился к типичной Африке: ухоженные улочки, приветливые торговцы, с удовольствием фотографирующиеся с туристами… …На центральных улицах. Стоило мне продвинуться вглубь города, туда, где мало людей в красивых одеждах и сияющих улыбках на лицах, в дорогих машинах и с охраной, вид заметно изменился. Бесконечные лабиринты улиц, в которых с лёгкостью можно потеряться, вскружили голову. Резкий запах местных дешёвых лавок замаячил перед глазами и проник в ноздри. Специи. Специи. Пыльные мешки. Откуда столько специй? Я потеряла равновесие от резко ударившей в глаза кислоты, голова закружилась от едкого аромата, отчётливая картинка поплыла, её заволокла тёмная пелена. Незнакомцы, пытающиеся украсть у меня чемоданы, не ожидали, что я стану сопротивляться, ведь раньше, похоже, подобное случалось в этих местах редко. Теперь же они пришли в ярость от моей самообороны, когда я ударила одного по коленям, заставив утратить выигрышное положение тела. Мужчина посмотрел на меня и ядовито усмехнулся, делая шаг вперёд, чтобы ухватить меня за волосы. И ведь никому не пожалуешься, потому что никто из прохожих мимо не придаёт нужного значения таким вещам. Опасаясь ещё одного удара, который совершенно точно доведет меня до отключки ввиду недюжинной силы оппонента, я попятилась назад, руками рыская вокруг себя в поисках вспомогательных предметов. Следя за моими метаниями, один из парней спокойно ухмылялся, будто понимал, что физически мне с ними не справиться. Вариантов было немного, мне пришлось побежать за ними, следуя по пятам, чтобы догнать и забрать рюкзак с вещами и документами. Замкнутый лабиринт рынка распалял ненависть и отвращение, отбрасывая попадающиеся под руки предметы уличных торговцев, я бежала за мужчинами, сколько было духа в теле, но неожиданно свалилась на твердый асфальт — моя голень оказалась схваченной длинными пальцами. Местный продавец ковров накинулся на меня, протянул моё тело юзом, вынуждая громко вскрикнуть, ощущая каждую ступеньку своей лавки лицом, грудью и животом. За меня некому постоять, но у меня по-прежнему есть я. Я только спустя десятки секунд поняла, что наглого торговца оттащило двое незнакомых парней, приподнялась и села, прислонившись к перегородке лестницы. Пока первый что-то спокойно и уверенно говорил собравшейся толпе, кинув на меня один лишь серьезный взгляд, второй наклонился, подавая руку. Помог встать, придерживая за запястье и локоть, с сочувствуем оглядывая моё лицо, будто пропуская неприятные ощущения каждой полученной ссадины сквозь себя. Впрочем, ему вряд ли картина кажется страшной, он участвовал и в куда более жестоких побоищах, о чем свидетельствуют шрамы на плечах и ключицах. Заговорил со мной на арабском, на что я только отрицательно мотнула головой: — Не понимаю, простите. Брови молодого человека удивленно изогнулись, карий взгляд проехался по моему лицу, всматриваясь в черты. — Как ты забрела сюда? — с акцентом произнес он, прикладывая много сил, чтобы выговорить отдельные слова на английском. — Меня больше волнует, кто украл мои документы и как мне можно оформить новые, — всполошено оглядываюсь по сторонам. Разумеется, жуликов и след простыл. Я решительно хотела взвыть на всю улицу от распирающих мою грудь эмоций. Ненависть, скапливаемая долгие минуты внутри, искала выхода. Растерянность сменилась безнадежностью, все вокруг расплывалось от слез перед моими глазами. Боль, отзывающаяся в каждом уголке тела, не имела никакого влияния на мой мозг, я словно выключила или забыла о ней. Сейчас я не могла думать ни о чем, кроме как что мне делать дальше? Как без телефона и связи добраться до лагеря? Как дать сигнал и рассказать о приключившихся со мной проблемах? Куда обратиться и где искать помощи? Посторонние голоса, раздающиеся мне в затылок от прохожих мимо людей пролетали мимо, было абсолютно наплевать, что некоторые тыкали в меня пальцами и предосудительно мотали головами. — Идем, тебе лучше не оставаться здесь с наступлением сумерек, — советует парень, поддевая мой локоть, на что я резво отпихиваю его, держась в стороне. — Слушай, я понимаю, что тебе страшно, но мы — единственные, на кого ты можешь сейчас положиться. — С чего бы это? Может, вы специально «защитили» меня, чтобы изнасиловать где-нибудь в подворотне, — хмурюсь, переводя взгляд с одного молодого человека на другого, сглатывая вязкий ком в горле. Хранивший до этого времени молчание мужчина взглянул на меня исподлобья, сводя челюсти. Мне стало страшно от его разъяренного лица. Они точно не благодетели — шрамы на теле не могут принадлежать спокойным, покорным мальчикам, с утра до вечера читающим книги. Эти двое выглядели, как местные жители: оба в льняных рубашках, оба с завязанными на затылке пучками, оба с восточными чертами лица и темными волосами. — У тебя нет документов, правильно я понимаю? Осторожно киваю, завороженно смотря ему в глаза, как жертва гипноза. Сейчас — это все, что мне остаётся. Удивительные глаза в обрамлении густых ресниц пристально следят за переменой эмоций на моем лице. Сердце измучено булькнуло. — Больше нет. — Знакомые? Друзья? Родственники? — Никого, я одна. Он вдруг раздраженно цокнул языком, манерно закатив глаза. — Где были твои мозги, когда ты сунулась сюда совершенно одна? Возмутительный остолоп! Мое лицо начало гореть так сильно, словно до него дотронулось пламя огня. — С какой стати вы… ты говоришь со мной в таком тоне? — С того, что если я сейчас уйду, о тебе не вспомнят уже через три минуты. И тот торговец — первый, кто захочет закончить начатое. В лучшем случае без докуметов, денег и вещей ты окажешься в борделе на соседней улице. Я съежилась. О худшем исходе событий даже слышать боялась. Смерть? Я отказывалась принимать факт, что со мной могли сделать буквально что угодно и никто бы за это не поплатился. Что за законы? Что за правила? Человеческая жизнь совсем ничего не стоит здесь? — И чего ты ждёшь? Незнакомец блеснул потемневшими зрачками. — В отличие от тебя, я в полной мере осознаю, что с тобой может произойти. И не хочу допускать этого. Выбор невелик — либо едешь с нами, либо остаешься тут. — «С вами» — это куда? — Теряем время, — он скрипнул зубами. Меня будоражило, что он даже не старался прикрыть свое преимущество, а безапеляционно давил на меня своими лидерскими замашками. Даже на расстоянии чувствовалось, что он тот, кто всегда держит все под контролем и заблаговременно беспокоится обо всех нюансах. Сдержанность и холодный расчёт входили в набор качеств, присущие этому мужчине, имени и положения которого я не знала. Кем он работает? Какой имеет достаток? Какая национальность преобладает в крови? Можно ли мне идти с ним или все станет хуже, чем есть? Глупо и наивно, но меня обнадеживал английский язык, которым он владел на хорошем уровне и, что немало важно, понимал меня. Был ли у меня выбор? Вероятно. Но я его не видела — чего уж там, я даже не знала, как до посольства добраться, чтобы рассказать о пропаже паспорта и денег. Мои глаза метнулись к лавке, от которой уже начали расходиться люди, но несколько парочек продолжали стоять и буравить острыми наконечниками-взглядами мой наряд и обнаженные щиколотки. — Я не специально забрела сюда, это вышло случайно, — мне хотелось объясниться перед ним. Оставалось лишь умолять не трогать меня и в действительности помочь, а не навредить. — Если вы хотите сделать что-то плохое, пожалуйста, лучше оставьте меня здесь, а для своих развлечений найдите кого-то другого. Пожалуйста. Нервозность моя была вызвана тем, что меня безумно отторгало от него на физиологическом уровне. Руки тряслись, липкая кровь впиталась в шершавую кожу ладоней и прочерчивала линии на пальцах. Пульсирующие вены грохотали в такт ударам сердца — больно и стремительно. Мне показалось, в его глубоких глазах проскочило понимание или, быть может, сочувствие. Я надеялась на это, во всяком случае. Уже собиралась согласиться, как он сунул мне в руку складной ножик: — На случай, если мы попытаемся изнасиловать тебя в подворотне. Теперь мы можем идти? Я моргнула, снова проиграв ему. Опасливо кивнула, почти не дыша. Что мне оставалось? — Аббис, — уже не обращается — командует тем, кто помогал мне встать. — Да, господин, — эхом отзывается парень, становясь за моей спиной. Что? Мне нужно идти за ним? А этот молодой человек будет идти за нами? Но зачем? Быстро ориентируюсь, не задавая лишних вопросов, потому что слышу неодобрительные возгласы тех, кто застрял в проходе из-за нашей стычки. Опускаю голову вниз, стараясь не привлекать к себе больше внимания, только и хватает сил в теле, что следовать за незнакомым мне человеком, а куда — я даже понятия не имею. Не хочу думать, к чему может привести меня это слепое следование. Не хочу думать, что случится со мной сегодня или завтра. Не хочу концентрироваться ни на чем, лишь выбраться из замкнутого круга рынка и вдохнуть наконец свежий воздух — глаза до сих пор щиплют и слезятся от специй. Черт, ну как можно было так неосторожно попасться? Если бы только знать… Страшно сказать, сколько раз на меня обращали внимание, пока мы окончательно не выбрались на тротуар, где стояла легковая машина. Я сжимала ладонью нож, всячески закрывала себе рот и прикусывала язык, когда мне хотелось пожаловаться на сложность нормально смотреть, указать на раненую ногу при падении, напомнить про расшибленное лицо, до сих пор утопающее в крови. Я ненавидела себя за беспечность и одновременно утешала, потому что больше было некому — один мой спутник молчаливо уселся за руль, второй помог мне забраться в салон на заднее сиденье, пристегнул ремнем безопасности, и примостился поблизости. — Что ты им сказал? — интересуюсь, когда трогаемся с места. Оказавшись в мягком кресле и закрытых окнах, что отделяли от шумного города и придирчивых взглядов, признаюсь честно, мне немножко полегчало и зубы перестали стучать друг о друга. — Что ты его невеста, — отвечает вместо водителя Аббис, не смотря в мою сторону. — Потрясающе, — тон голоса не смог скрыть ярость и волнение, томящееся в моей груди. — Выдумать чего-нибудь поубедительнее не м…? Окончание фразы исчезает, как туман над водной гладью, оборванное свирепым: — Заткнись. Я понятия не имею, что мне теперь с тобой делать. — Тебе? Тебе что делать? — поддаюсь вперёд, обхватив ладонями спинку водительского сидения, чтобы убедиться, что расслышала слова правильно. Он нарочно издевается? — А что мне прикажешь делать в чужой стране без единого шанса на спасение? — Ты сидишь в моей машине и направляешься в мой дом, где тебя переоденут в подобающую этой стране одежду, накормят и обеспечат крышей над головой. Ты правда думаешь, что тебе сейчас есть, на что жаловаться? Столкнувшись с колючими глазами в зеркале заднего вида, я вжалась спиной в кресло, отшатнувшись назад, как будто этот взгляд сумел меня осадить. Он был прав. Однако хамское поведение не может ничего оправдать: ни ситуация, в которой мы оказались, ни моё плачевное положение. Родители обязаны учить своих детей быть вежливыми в первую очередь, пусть человек тебе неприятен, пусть находиться друг с другом вам не нравится, пусть между вами десяток чёрных кошек пробегает. Будь вежлив и скромен. Всегда. — Спасибо. Но я об этом не просила. Ты можешь выставить меня на обочине. — Конечно, я могу. И сделаю это, если ты не закроешь свой рот. Аббис сверкнул глазами сначала на своего «хозяина», потом на меня. Его лицо приобрело задумчивый вид, словно он пытался анализировать, на что у меня сейчас не было никаких душевных сил. Мне бы обработать раны, принять душ, а лучше — отмокнуть в ванной, хорошенько поесть и лечь спать. А утром проснуться и начать разгребать этот кромешный ужас, с которым мне вынуждено пришлось столкнуться. Обратиться в полицию, потом в посольство, отправить запрос в мою компанию и получить подтверждение, что я приехала в экспедицию, а не просто так, время терять. Переоформить документы, уладить вопросы с законом, и если не вернуться в лагерь, то хотя бы улететь из страны и оказаться на безопасной территории, где тебе не обжигают специями слизистую! — Я могу сделать вид, что ничего не слышал. — В толпе был мой брат. Одному черту известно, почему его занесло в этот квартал. Уверен, уже через полчаса дядя будет планировать мою свадьбу и составлять список гостей. А когда узнает, что у моей невесты ни приданого, ни документов, отрубит мне голову. Блядство! Я вздрогнула от звука, с которым мужчина ударил по рулю. Облизнула губы, медленно переваривая услышанное вскользь. Какая свадьба? Какое приданое? Какие гости? О чем они вообще толкуют? И почему со мной эта тема никак не обсуждается? Я же не мебель, у меня есть право голоса и мозги, я в состоянии решить сама, чего хочу и что мне нужно. — Я не собираюсь вых… — Тебя никто не спрашивает, если ты все ещё не заметила, — уже по привычке заткнул меня мужчина. — Будешь разговаривать так со своей женой, а я ею, слава всему святому, не являюсь, если ты не заметил, — огрызаюсь на одном дыхании и, честно, очень сдерживаю свои руки, чтобы не влепить несколько хороших подзатыльников. — Это не может быть единственным выходом из ситуации. — Женщинам нельзя ходить по улицам без сопровождения мужчин, — мягко объясняет Аббис, обращаясь ко мне. — Или других женщин, на худой конец. — Как ты могла приехать в страну и не знать обычаи? — вновь выливает на меня свой гнев Шумахер. — Я приехала работать, а не на курорт отдыхать! Мне нужно было с одной точки добраться в другую, и на этом всё. Откуда мне было ведомо, что по улицам здесь ходить — значит подвергать себя каждодневной опасности? И, раз уж на то пошло, мне следует обратиться к врачу, потому что, похоже, эти ненормальные лишили меня зрения. Оба моих оппонента притихли, недоверчиво косясь в мою сторону. Я буквально кожей чувствовала, как изменились волны вибраций между нами: от презрения к настороженности, оттуда к пониманию и, возможно, сочувствию. Я убеждала себя, что звучала уверено и они обязаны мне поверить, потому что прозрачные струйки до сих пор выкатывались из моих глаз и это отнюдь не слезы. Как только я озвучила вслух, вопрос о возможной слепоте затарабанил в горле и к нему подкатил самый настоящий панический шар, выпуская наружу всю мою обеспокоенность. Что, если в самом деле перестану видеть после этого? Я уже жалела, что не осталась дома и вообще прилетела сюда. Не зря был знак, не зря возникли проблемы и я не приехала со всеми — это было предупреждение. Я ослушалась и вот, что получила в итоге. Боже, как же мне теперь работать, когда я…? — Мы вызовем доктора на дом. Разумеется, если ты будешь молчать обо всем, что случилось на рынке. — Я не знаю арабского языка, разумеется, — ядовито подчеркиваю, складывая руки на груди и откидывая голову назад. Виски трещали нещадно, мне было плохо и тошно, вот-вот грозилась плеснуть рвота от запаха, заполонившего лёгкие ещё там, возле лавки старого торговца. Гребаный извращенец. Или союзник? Неужели он в сговоре с этими мошенниками и они работают сообща? Они не были похожи на профессиональных грабителей, скорее на уличную шпану, которая таким образом и развлекается, и зарабатывает себе на жизнь. Мужчина, сидящий за рулём, потянулся к бардачку, выудил изнутри влажные салфетки. Бросил мне через плечо упаковку, не отвлекаясь от дороги. Беспринципный хам. Никогда не стремилась поддерживать с такими общение. Максимально неприятный тип. Я осторожно достала одну салфетку и провела влажной мягкостью по израненой ладони, тщательно оттирая кровь и грязь, едва не раздрыдавшись от вида забитых песком ран. За что такая бесчеловечная жестокость? Кто знает, наверное, я чересчур изнеженная для этой местности, но это уже слишком, перебор, баста. Я ничего плохого не сделала, никого не провоцировала, чтобы получать в свой адрес такое. Медленно смывая с костяшек алые пятна, я усердно внушала себе держаться и не вешать нос раньше времени. У меня ещё были силы бороться и если кто-то посмеет поднять на меня руку, я буду драться до последнего. Закончив с руками, перешла к лицу. С этим оказалось сложнее — я не могла видеть, какие увечия ему нанесли по нескольким причинам. Во-первых, у меня не было зеркальца. Во-вторых, зеркало заднего вида висело слишком далеко, чтобы я сумела на таком расстоянии хоть что-то рассмотреть. В-третьих, глаза горели огнем, я бы все равно ничего не разглядела. И все же, аккуратно приподнялась, держась одной рукой за седушку, высунувшись в проем между креслами. Прижала сверток салфетки к кровоточащей брови, устало вздохнув. Пучок повернул ко мне голову и, несоразмерив координацию, едва не вписался мне в щеку носом. Машину качнуло на повороте, ладони Аббиса схватили меня за талию, предотвращая падение. — Без рук, — бросаю на него предупреждающий взгляд, пальцами свободной руки до боли в костях сжимая нож. Уж лучше навзничь рухнуть. Кулаком стучу по плечу тормознутого водителя, который — по бледному лицу видно — сам неслабо перепугался. — Ты что, мешок картошки в багажнике везешь? Можно хоть немного бережнее? — По технике безопасности ты должна сидеть сзади, а не лезть к моему лицу с этой дрянью! От тебя дурно пахнет. Ты что, мылась в прошлом столетии? — Простите великодушно, что мешаю своей грязью, — бью кулаком уже его кресло, рассвирепев от бестактной наглости. Видимо, уважительного обращения от него не дождаться. — Меня всего лишь чуть не прикончили бездомные полчаса назад. Злобно врезаюсь спиной в сидение, отвернувшись к окну. Не хочу больше говорить с ним — одно разочарование. Его воспитывали звери в лесу, других причин вести себя так агрессивно я просто не вижу. В соседнем окне отражался профиль молодого человека, правда, его возраст я определить так и не смогла. Ровный нос, широкие скулы сужались к твердому подбородку, пухлые красные губы не давали рецензии на то, кем является этот мужчина и чего мне ждать от него — помощи или новых проблем. Волосы цвета тёмного мёда подобраны в аккуратный пучок, на шее виднеется две серебряные цепочки, на пальцах поблескивают массивные кольца. Его голос был огрубевшим, низким и хриплым, взгляд — максимально некомфортным и пронизывающим до костей. Вытатуированный крестик между большим и указательным пальцев на левой ладони выглядел пугающе. Вдруг он убийца? Или криминальный авторитет? Что, если крест означает, что он несёт с собой смерть? Я поежилась, сглатывая. Архитектурными особенностями дома, у которого остановилась машина, являлись многочисленные арочные проемы и вычурных форм колоннады, балконы, террасы. Я насчитала не меньше шести. Прилегающий к дому участок имитирует ландшафт субтропического климата южной страны — он окружен кактусами, кустами алоэ и каланхоэ, лианами и пальмами. Пешеходная часть двора покрыта тротуарной плиткой. В качестве строительных и отделочных материалов для этнического оформления фасада, использовали черепицу, камень, глину и металл. Пол внутреннего дворика выстлан плиткой, по всей площади расставлены керамические напольные вазы. Удобная мебель, открытый очаг и водоемы с фонтанами располагают к отдыху в патио. Мужчина, который оградил меня от приставучего торговца — совершенно ясно — богат. И вряд ли это легальный бизнес. Иначе зачем ему самостоятельно ходить по рынку, когда можно отправить прислугу? Или он сам заправляет бандой, обворовывающей туристов? Мои мысли путались. В гостиной, как я поняла по убранству, уживались традиционные стилевые особенности (мозаичные полы, стены, мраморные детали) и современная удобная мебель; ковры с самыми невероятными узорами украшают полы по всей территории дома. Феерия ярких насыщенных красок: бирюзовый, лиловый, пурпурный, красный… Желтый, золотистый, оранжевый, терракотовый, коричневый напоминают типичные цвета африканской пустыни и смотрятся крайне непривычно, однако, что поразительно, сочетаются очень гармонично. Помимо традиционного камня и керамической плитки для отделки стен выбраны разнообразные виды фактурной штукатурки с зернистой в коридорах и гладкой текстурой в комнатах. Повсюду присутствует мозаичная плитка, дерево и кованые элементы. Фигурные балюстрады ограждают балкон и винтовую лестницу внутри дома. Деревянная мебель с вычурными деталями без острых углов покрыта обивкой из мягкой ткани, в основном, бархат или атлас. В кухне много деревянных комодов, островки и буфет с эффектом брашировки. А в столовой дорогостоящая отделка гранитом, мебель из дорогих пород дерева эффектно контрастирует с грубым дощатым полом. Керамическая посуда, украшенная росписью, металлические подносы и кувшины, расписные шкатулки и сундуки, кованые люстры. Экзотическое панно из природного камня причудливой формы подчеркивает необычность интерьера. Аббис проследил, чтобы меня сразу направили в отдельную комнату, сделали промывание глаз и обработали спиртовой настойкой открытые раны во избежание попадания в кровь бактерий. Девушки, находящиеся под крышей чужого дома не отличались особенной нежностью. Я не понимала их языка, о чем они говорили между собой, но по взгляду стало явно — они видели во мне соперницу, так как трое из них являлись женами Пучка. Это невыносимо глупо с их стороны! Кто я такая, чтобы ревновать ко мне? Если я правильно сложила дважды два, они живут в этом доме уже долго, у них даже есть дети от этого мужчины, а тут внезапно появляюсь я и они с места в карьер демонстрируют, что я здесь никто и видеть меня они не особо-то рады. Чуть позже я, конечно же, поняла, в чем было дело — Аббис дал им указание подготовить для меня торжественную одежду и обувь, привести меня в порядок, накормить и одеть к завтрашнему событию. Вот, в чем крылась их неприязнь с самой первой секунды моего прибытия. Я приехала отбирать их мужа — так они для себя это представляли, а я даже не могла объяснить, в какой ситуации очутилась, потому как банально не могла и двух слов связать на их родном языке. Доктор, прибывший скорее, чем я успела стать причиной всеобщей паники, осмотрел мои глаза и выписал какие-то капли, названия которых я не могла прочесть на иврите. Он долго массировал мне лоб и виски, проверяя чувствительность, после перешёл на область под глазами, чтобы убедиться в сохранности импульсов и реакций. Чайным раствором тщательно промыл сначала один глаз, затем второй. Почти заставил открыть глаз и поморгать им, а также активно покрутить глазным яблоком. Аббис, все это время пристально следивший за действиями врача, кивал на все рекомендации, что тот давал, с важным видом поглядывая на меня. Напоследок лекарь посоветовал ему что-то, а тот засуетился вокруг меня. Я восприняла это как шанс разузнать больше о месте, в котором нахожусь, и как только мы остались одни, тихо поинтересовалась: — Это дом мужчины, который привез нас сюда? Он… опасен? — Гарольд строгий, но справедливый, — без злобы в голосе ответил парень, подпирая плечом стену. — Тебе нечего бояться, пока находишься под его защитой. В этом доме ты в безопасности. Ага, как же. — Его младшая сестра Айрис собирается поступать через два года в европейский университет, Гарри заставляет ее активно изучать английский язык. Она позаботится о тебе, пока не станет лучше. И объяснит, как ты должна вести себя завтра. Если бы я могла, я бы закатила глаза, но они сильно болят. Я захлопнула ресницы. — Я не буду мешать. Отдыхай. Легко сказать, да трудно сделать. Проматывая весь день от начала до конца, мне хотелось расплакаться, а не отдыхать или уж тем более, попытаться расслабиться. Как это возможно, когда ты неизвестно где, неизвестно с кем и неизвестно сколько еще пробудешь в этом месте? Меня нервировала эта неопределенность и еще сильнее то, что я даже никаким образом на ход событий не могла повлиять. Если я выйду на улицу, ко мне опять кто-то пристанет или попытается затащить в свою лачугу. Но ведь на центральных улицах все было по-другому. Стало быть, там мне можно находиться? Там ничего не произойдет и я смогу доверять толпе, а не шарахаться от нее? Дверь тихонько приоткрылась, послышались мелкие перебежки по ковру, видимо, чтобы не нарушать мой «покой». Я не стала проявлять свое дружелюбие, потому что, по правде говоря, я исчерпала запас. Твердый матрас слабо прогнулся рядом со мной, на прикроватную тумбочку с тупым стуком приземлилась керамическая миска. Плеск воды или какой-то жидкости вынудил меня оживиться и приоткрыть тяжелые веки. Прямо передо мной сидела совсем юная девушка, на вид лет тринадцать-пятнадцать, не больше. Густые черные волосы, обильная челка прикрывает лоб, раскосые глаза под ними любопытно глядят в мои, поверх волос повязана золотая цепочка, похожая на украшение здешних мест. Чёткие контуры овала лица, острые скулы, яркие глаза и улыбка делают её особенной. А темный цвет кожи — главное украшение. — Тебя зовут Айрис? Она быстро кивнула, набирая в пипетку белую жидкость; по запаху — козье молоко. Медленно коснулась моего лба, придерживая его пальцами, и поднесла округлый кончик к моему глазу, закапывая раствор. — Оно вытекает обратно, тем самым вымывая жгучее вещество, — объясняет, когда я пытаюсь стереть каплю со щеки. Мне приходится опустить руку, покорно запрокинув голову. — А меня Татин. Сильно они там переполошились? — Сама как думаешь? — Думаю, они встревожены, — неразборчиво мычу, несколько раз моргая, когда хочется подвигаться. Сейчас этого делать нельзя. — Они ничего о тебе не знают и, само собой, боятся, что ты — вестник неприятностей. Гарри привез тебя неожиданно, никто не был предупрежден заранее. — Я бы многое отдала, чтобы не находиться здесь сейчас. Вряд ли это поможет сблизиться со всеми этими девушками, но, поверь, я не стремлюсь разрушать привычный уклад вашей жизни. Она склонила голову набок, слабо прищурившись. В глазах постепенно пробуждался интерес, я видела, как ей хотелось расспросить обо всем, и как она сдерживала себя, вероятно, опасаясь гнева брата. Я приняла решение пойти ей навстречу и рассказать правду, чтобы взамен получить надежного союзника, пусть и единственного в этих стенах. Мне нужна опора или как минимум человек, который мог бы встать на мою сторону. — Сегодня на рынке на меня напали. Отобрали документы, деньги и чемодан с вещами. А твой брат вроде как помог мне. Только, похоже, теперь сам попал в неприятности из-за меня. Ты не слышала, что они обсуждали, пока я была с доктором? — Приехал дядя Мазхар, между ним и Гарри произошел серьезный разговор — это было понятно по их лицам, но услышать его не дали, они ушли к брату в кабинет, чтобы избежать постороннего вмешательства. Я только знаю, как дядя разозлился, что Гарри не предупредил его о таком важном событии, и что все теперь придется делать впопыхах. — А обо мне… Он говорил что-то обо мне? — хриплю от пересохшего горла. — Что ты сирота, поэтому твоих родственников на свадьбе не будет. — Разве мусульманам можно брать в жены тех, кто другого вероисповедания? — Канонически недозволенно. Но мы живём в 21 веке, многие правила деформируются. Исламское законодательство о браке разрешает брачные союзы между мусульманами и христианками или иудейками. Я поджала губы, переводя дыхание. Зачем ему вмешиваться в конфликт с родственниками ради меня? В этом нет никакого смысла. — Вы закончили? — после короткого стука в проеме двери показалась макушка Пучка. Имя показалось мне необычным для этих мест. Гарольд? Гарри? Что он забыл в этой стране? Айрис забрала миску и поднялась, выключая торшер у кровати. Я была благодарна — он невыносимо ослеплял мои глаза. Прикрыв ресницы, я тихо вздохнула. На сон не похоже — слишком реальные ощущения. — Тебе лучше? Обеспокоенность в голосе ошеломила меня после грубости в машине и на рынке. Я думала, теперь меня ожидает расправа и ещё бóльшая злость, в виду того, что ему пришлось взвалить на свои плечи очередной груз, но ничего из этого я не отыскала в мужском лице, посмотрев на него. Только изнемождение и усталость. Он приземлился на край кровати, не глядя в мою сторону — создавалось впечатление, будто боялся это сделать, боялся увидеть моё осуждение, презрение или ненависть. Я испытывала их по дороге сюда, но сейчас в этом не было ни малейшей нужды. Аффект прошёл, мозги оттаяли и включились. Я понимаю, какому риску он подвергает себя и свою семью, оставляя меня в стенах своего дома. И в любой момент имеет право выкинуть обратно на улицу. Смелость поубавилась и желание уйти тоже. Мне страшно, но за пределами этого дома страшнее. — Глазные яблоки побаливают, а так уже легче. Тебе сказали, что от меня необходимо избавиться, да? По коже поползли мурашки. Я сама не знала, почему. Пучок вдруг перевел нахмуренный взгляд на меня, словно не понимал, о чем я говорю. — Мне дали понять, что я нежеланный гость здесь. — Их мнение никого не волнует. Побудешь тут пока, а дальше видно будет. Я сглотнула от чрезвычайного напряжения, который нес собой его тяжёлый взгляд. Пара кристально чистых глаз цвета еловой измороси штудировала каждый сантиметр моего лица, будто за препарирование преподаватель пообещал пятёрку в семестре. Указательный и большой палец нервно прокручивали кольцо на среднем другой руки. Хотелось верить в его доброту. Я сошла с ума. — Прости, что твой день закончился именно так сегодня. Мне жаль. — Ты попала в нехорошее место, — Гарольд немного потерянно качнул подбородком. — Но здесь же тоже живут люди, — вмешалась в его рассуждения я. — По другим законам. Тебе нельзя здесь оставаться. Тихо дышу, боясь оспорить слова человека, который находится тут дольше меня. Я и сама понимаю, насколько не приспособлена к такой местности, традициям. Что же мне делать? Добраться до лагеря? Но как это можно провернуть, если я не знаю и не помню адрес? А приехав на место, как мне доказать, что это я, если паспорта нет? — Что ты им скажешь? — Оставь это мне, — равнодушно отзывается Гарольд, поднимаясь. — Спи. — Спасибо за доктора, — произношу раньше, чем он успевает уйти. — Я не поняла ни слова, но раствор, вроде как, помог. Жечь перестало. — Спи. Завтра будет тяжёлый день. Плечи зябнут. Сердце стучит быстро-быстро, и мне кажется, что вселенная открыта к нам сейчас, потому что ощущаю теплоту в груди и животе. За те часы, что я оказалась здесь, мне впервые сонно-туманно-спокойно. Странное состояние, но я действительно готова уснуть, если меня оставить одну сейчас. — Я не хочу выходить замуж. — Я не хочу жениться, — сухо откликается мужчина. — Это простая формальность. Она поможет тебе ускорить процесс возвращения домой. — Каким образом? — Мой дядя работает в суде. У него хорошие связи. Он может повлиять, чтобы документы начали оформляться уже сейчас. — Почему мы не можем рассказать ему правду, которая произошла со мной? — Ты до сих пор не поняла? — как-то грустно огрызается, хотя голос не повышает. — Тебе никто не поверит. Они решат, что ты все специально придумала, чтобы получить выгоду либо от меня, либо от продавца. Тебе повезёт, если тебя просто вышвырнут на улицу, но могут же и под суд отдать. С моего лица сошло любое выражение. Под суд? Меня? Да за что? Я же ничего не сделала противозаконного. — Я сказал, что тебя ограбили, когда мы выбирали платье к свадьбе. Они знают, что ты другой веры и не одобряют мой выбор, но этот вопрос я сам решу денежным путем. В данном случае ты — жертва, несмотря на то, что у части мужчин остаются вопросы о подлинности моих слов. Мы замылим им глаза подготовкой к свадьбе, они поверят в правдивость «чувств», а к тому времени, как паспорт будет на твоих руках, ты улетишь ближайшим рейсом. Никто не успеет нас расписать. — Подожди, а… — я открыла рот, чтобы неуверенно продолжить, но предприняла напрасную попытку — он уже захлопнул дверь. …А что будет с тобой за это?