When the clouds cover the sky

Смерть отца, не самого близкого для меня человека, коренным образом повлияла на мою жизнь. В Хогвартсе довольно скоро все узнали, что он поддерживал Пожирателей. Гриффиндорцы, почти все хаффлпаффцы и многие с моего факультета демонстративно меня игнорировали — им некогда было разбираться, причастна ли я к грехам родителя, проще было бойкотировать меня, вроде как на всякий случай. Слизеринцы, во главе с Афиной, напротив всячески выказывали мне своё расположение. Наш брак с Барти откладывался на неопределённый срок. Его отец был нетерпим к любым, даже косвенным связям с тёмным волшебством, и не хотел, чтобы его семья порочила себя союзом с дочерью убитого при задержании Пожирателей Смерти. Естественно, само по себе это не могло стать помехой для такого человека, как мой Барти, но у его отца было слишком много возможностей напрямую участвовать в следствии, и он твёрдо дал понять, что если мы не согласимся с его требованиями, то у меня тоже будут шансы оказаться в Азкабане. Я всё также намеревалась стать целительницей. Хотя и бывали моменты слабости, когда я думала, что у меня ничего не получится, но Барти не позволял мне даже думать о том, чтобы отступить. — Об этом не может быть и речи, — заявил он, когда мы встретились в Хогсмиде на выходных, перед самой аттестацией. — Что если из-за репутации отца я не смогу строить карьеру? Если меня не возьмут никуда? — А ты думаешь, что в другой профессии тебе будет легче? Целители ценятся везде. Тем более, у Повелителя много поддерживающих. Даже в Святом Мунго. Видимо моё удивление было очень заметно, Барти это явно позабавило. Он взял меня пальцами за подбородок и приподнял мою голову так, что я взглянула прямо ему в лицо. — Делай то, что тебе говорю я, и тебе не придётся ни о чём беспокоиться. Я смотрела в его карие глаза и не могла возразить, даже если бы хотела. — Я люблю тебя, — внезапно вырвалось у меня. — Замечательно, — он прижал меня к себе. — Что меня любит такая потрясающая девушка. Чего-то такого я и ожидала в качестве ответа. Учебный год заканчивался и я могла, наконец, попрощаться с Хогвартсом. Пусть он не стал мне домом, как у многих других учеников, но он дал мне Барти. За одно это я была готова стерпеть и полумрак бесконечных коридоров, и огромные пространства аудиторий, в которых легко было потеряться и ощутить себя маленькой и незначительной, и отсутствие возможности побыть наедине с собой, и разлуку с мамой. Майкл, который практически не разговаривал со мной весь период после допроса у мракоборцев, подошёл ко мне на платформе, у всех на виду, и заключил в неловкие объятья. — Прости меня, Бреслин. Мне плевать, что про тебя говорят. Я знаю, что ты хороший человек. Откуда-то сбоку, от группки в гриффиндорских галстуках раздалось глумливое улюлюканье. — Будешь потом разбираться с Краучем?! — Эй, Аббот, не трогай её, вдруг спесь чистокровок заразна! — Что, думаешь, тебе что-то перепадёт? Я сказала Майклу, что прощаю его, он старомодно пожал мне руку, и пошёл в вагон для старост. Я же поехала в Лондон в купе с Гринграсс и её компанией, после случившегося с моим отцом, она как бы взяла надо мной опеку. ЖАБА были сданы мной блестяще, и я поступила на курсы целителей при Святом Мунго. Это было куда проще, чем я ожидала. Скорее всего, Барти был прав: я себя недооценивала. Пока я училась на курсе и периодически практиковалась в госпитале, у меня появились новые знакомые, но мои мысли по-прежнему занимал Барти. Я ловила себя на мысли, что почти все, что я делала, делалось для того, чтобы быть ему полезной, чтобы получить одобрительный кивок его головы. Однако, несмотря на все мои старания, мы виделись всё реже и реже, и всё чаще он стал крайне резко отзываться о других Пожирателях. — Жалкие лживые трусы, способные только подобострастно кланяться! — его лицо искажалось от злости, под глазами от усталости залегли тёмные круги. — Когда доходит до дела, эти твари прячутся по своим норам! Повелителю должны служить достойнейшие, а в его распоряжении только бесполезные слизняки! Со мной он немного успокаивался, хотя теперь он порой в раздражении говорил, что я бы могла тоже принести Лорду пользу, если бы осмелилась. — В тёмной магии ты бы тоже была неплоха. — Мне кажется, у меня бы не… — Тебе про всё так кажется. Будь твоя воля, ты бы засела дома с кулинарными заклинаниями. — отрезал он. — Удивительно, что имея такие мощные способности, ты получила характер клуши. — Барти, я стараюсь, ты же знаешь… я делаю, что могу. — Ты всегда можешь больше, чем делаешь. — его пальцы сомкнулись на моей шее и он грубо впился в мои губы. Я глухо застонала, отвечая на поцелуй, его рука скользнула под мою мантию, а через несколько секунд он оторвался от меня, ухмыльнулся и аппарировал. Я осталась стоять и потирать следы от его руки на своей шее. Он менялся, менялся на моих глазах, и я видела, в кого он превращается. Знала, чем это может обернуться, но не могла знать, что это произойдёт так скоро. В конце октября восемьдесят первого года произошло событие, которое повлияло на весь магический мир, а жизнь некоторых волшебников изменило навсегда. Лорд Волдеморт исчез при нападении на семейство Поттеров, убив и Джеймса Поттера, и Лили Поттер, но не сумев избавиться от их маленького сына, Гарри. Я узнала об этом в тот же день и в ужасе ждала появления Барти. Я могла только представлять, в какой ярости и отчаянии он пребывал, и на что был способен в таком состоянии. Я лелеяла крошечную надежду, что после потери лидера он постепенно отойдет от тёмных дел (он не ненавидел магглов и магглорожденных самих по себе, просто делал всё в угоду Тёмному Лорду), но давала себе отчёт, что едва ли это возможно. Он появился через несколько дней и словно постарел разом на несколько лет. От мантии пахло пóтом и кровью, сам он будто посерел, красные отблески в глазах больше не исчезали. — Он жив. Они не верят, жалкие мрази, но он не мог, не мог умереть. Они торжествуют, но он вернётся, — он бормотал себе под нос что-то как сумасшедший, сидя на кровати в моей комнате. — Давно ты спал? — спросила я. — Спал… что? Не помню. — Барти, если ты не возьмёшь себя в руки, то скоро… скоро могут понять, что ты причастен к Пожирателям Смерти. — я опустилась на колени у его ног и взяла его руки в свои. Он смотрел на меня пустым взглядом и выглядел бесконечно страдающим. — Ты не сможешь помочь Тёмному Лорду, если тебя схватят и запрут в Азкабан! — умоляюще всхлипнула я. При упоминании Азкабана он вздрогнул и оттолкнул меня. Каким бы сильным и умным он ни был, он боялся, он был потрясён, его нервы окончательно сдавали. Бесконечное напряжение такой силы и вечное хождение по лезвию ножа не могли не сказаться даже на самом крепком рассудке. Однако, я все же смогла подобрать правильные слова. При упоминании Тёмного Лорда в лице Барти мелькнула тень чего-то прежнего. — Меди, — хрипло прошептал он и по его лицу растеклась хищная улыбка. — Ты права. Я не могу раскиснуть, как слизняк. В кои-то веки от тебя есть польза. Он отправился в душ, я почистила заклинанием его одежду, потом он лёг в кровать и тут же провалился сон. Судя по всему, он не спал с момента смерти Волдеморта. В феврале восемьдесят второго года я стояла в аудитории целительских курсов и собирала со столов ингредиенты, оставшиеся после занятия, старшая целительница всегда доверяла мне это, зная, что я буду аккуратна. Я была погружена в свои размышления и не сразу расслышала стук в стекло. Наконец, я повернулась — это была почтовая сова, до сих пор помню, серая сипуха. Я подошла к подоконнику, открыла окно, впустила её в комнату и стала отвязывать письмо от её лапы. Отвязала, тщательно прочитала кому оно было адресовано, не хотелось вскрыть по ошибке чужое письмо. На коричневом министерском конверте значились мои имя и фамилия и приписка «лично в руки». Почерк показался мне смутно знакомым. Моё сердце заколотилось, я и так постоянно была в тревоге и она усиливалась от чего угодно. Крауч-младший был задержан прямо на заседании, Игорь Каркаров раскрыл его причастность к пыткам Лонгботтомов. Сожги эту записку, тебя будут допрашивать, но у них на тебя ничего нет. М. Кровь прилила к вискам, голова закружилась. В несколько шагов, шатаясь, словно пьяная, я дошла до камина, сунула письмо в огонь, а после всё потемнело в глазах, и я упала на пол, ударившись затылком. Я жила в вечном страхе, что это произойдёт, хотя в глубине души надеялась, что этого никогда не будет. Надеялась глупо, наивно и абсолютно безнадёжно. Я не была полной идиоткой и понимала, чем занимается Барти, чем живёт. Он был преступником, он был фанатиком, в конце концов, в нём оставалось всё меньше и меньше человеческого, и я признавала это, но цеплялась за него, как за единственный якорь, который удерживал меня в этой жизни. Я столько обвиняла мать, что она не могла уйти от отца, а сама не могла уйти от гораздо более опасного и жуткого мужчины. Более того, я всячески покрывала его и мечтала, что его вина навсегда останется скрытой от закона. Было ли мне жаль его жертв? Я не думала о них. Я думала только о себе. Иногда мне кажется, что моё молчание заслуживало такого же наказания, как преступления Пожирателей. Сколько невинных жизней я могла бы спасти, если бы не тряслась над своей больной любовью? Не знаю. И не узнаю никогда. Меня, лежащую без сознания, нашла Даллис Стоун, учившаяся вместе со мной. Я пропустила пару, и это было слишком на меня не похоже, так что она решила посмотреть, что могло меня задержать. Мы иногда общались, несколько раз ходили в кафе после учёбы и практики. Она закончила Хогвартс в один год с Барти, поэтому история смерти моего отца не была ей известна и в школьном бойкоте она не участвовала. Она применила пробуждающее зелье и левитировала меня в комнату отдыха на диванчик. Она спрашивала, что произошло, но когда я открывала рот, чтобы сказать ей, из него не вырывалось ни звука. Спустя какое-то время я наконец смогла прошептать, что мне нужно отлучиться по семейным обстоятельствам. Даллис тут же побледнела, спросила, что с моей матерью, но я покачала головой, давая понять, что мать здесь не причём. Она не позволила мне аппарировать одной, и отправилась вместе со мной. Затем я попросила её оставить меня одну, и она нехотя поддалась моим просьбам. Меня била крупная дрожь, пока я открывала дверцы кухонных шкафчиков. Наконец, я нашла то, что искала. Выпила полбутылки огневиски, почти залпом, меня стошнило прямо себе под ноги. Убрав всё магией, я швырнула бутыль с остатками горького пойла в стену. — Ненавижу! — задыхаясь, кричала я, корчась на полу в слезах и соплях. — Я ненавижу тебя! Как мне теперь жить, ублюдок?! Ненавижу тебя! Лучше бы я умерла! Лучше бы ты умер! Лучше бы мы все сдохли! Я орала проклятия, выла и рыдала, а когда силы оставили меня, я провалилась в полусон-полукошмар прямо на полу, не имея сил доползти до дивана, да и не видя в этом смысла.