When the clouds cover the sky

Спустя неделю я почти вошла в колею своей новой работы. В сравнении с должностью старшего целителя в Святом Мунго, здесь я словно отдыхала в санатории: дежурства только по списку, никаких буйных пациентов, никаких бесконечных страданий, самая большая ответственность не на мне, делай, что тебе говорят, и иногда рассуждай, если спросили. Я успела написать по огромному письму и матери, и Даллис, даже подумывала о новой диссертации, и не знала куда девать свободное время. Мадам Помфри не могла на меня нарадоваться, хоть и поворчала тогда за опоздание в первый же день. В целом же она была очень приятной женщиной и чем-то напоминала мне маму. Она не позволила расспрашивать меня другим медсестрам (кроме меня там было ещё пятеро: полная чернокожая Нелла, уже немолодая Фелина Уайнскотт, смешливая светловолосая Клэр, проработавшая там всего несколько лет, миссис МакГи, вдова, у которой в Хогвартсе училось двое сыновей, и самая юная и любопытная, Хизер), но через несколько дней я рассказала сама, чтобы разбить ледяное молчание в моём присутствии. С вымученной улыбкой я выслушала тонны жалости и утешения, обрушившихся на меня. Женщины наперебой извинялись, восхищались и волновались, но в конце концов это сработало: интерес ко мне стих, я перестала быть таинственной мрачной особой и стала вполне своей. В годы учёбы мне доводилось, конечно, попадать в больничное крыло несколько раз, но никаких серьёзных поводов не было. Тогда я не успела оценить царившую там атмосферу тепла и покоя, но теперь с удивлением заметила, что там куда тише и приятнее, чем в остальной части замка. Конечно, главным образом меня радовало наличие отдельной комнаты. Крошечной, в ней помещались только моя кровать, маленький шкаф для одежды, тумбочка и стул, в качестве стола я использовала широкий подоконник. Кого-то такой аскетизм ввёл бы в уныние, но меня никогда не прельщали огромные пространства школы. Мы неплохо нашли общий язык с Клэр, той самой девушкой, которая видела меня с Грюмом в день моего пребывания. Она была моложе меня на шесть лет, обладала лёгким характером и пообещала не сообщать мадам Помфри о моей привычке иногда прикладываться к фляжке с огневиски в рабочее время. — Пфф, да брось, — фыркнула она. — Здесь это никого не волнует. Зря переживаешь. Поппи тебя обожает, и не выгонит, даже если ты пьяная перепутаешь перцовую настойку с успокоительным зельем для первокурсника. — Мне бы не хотелось, чтобы она знала. Не из-за того, что может выгнать. Просто будет переживать, ну знаешь, как все… "ах, что случилось? Ах, зачем же ты так себя не бережешь, ах-кудах…" — Ладно, — пожала она плечами. — Не проблема. Я вообще не люблю стучать. — Я заметила. — Это без сарказма, я надеюсь? — звонко рассмеялась девушка, и я присоединилась к её смеху. — А вообще, — посерьезнев, добавила она. — Год ожидается трудный. — Из-за Турнира? — Именно. Хорошо бы, чтоб никого серьёзно не покалечили, а то с них станется… — Будем надеяться, что всё пройдёт в установленном порядке. — Ага, надеяться на лучшее и готовиться к худшему, — Клэр лукаво подмигнула. — Да ты, я смотрю, любительница чёрного юмора! — А что делать, если не шутить, со скуки помрешь. Сидим тут, как маггловские монашки. Из молодых профессоров один Снейп, и тот смотрит как на драный носок. — тема личной жизни для моей напарницы являлась едва ли не самой животрепещущей. Я прыснула от смеха. — В позапрошлом году Локхарт был, уж такой красавчик! Но нет, дурачком в конце года сделался и был таков. — Как это, дурачком сделался? — Памяти лишился, палочку коротнуло. В прошлом Люпин был, конечно, не принц, но сойдёт. Так ты представляешь, оказалось, он оборотень! Надеялась на Турнир в этом году, так приехали одни мальчишки и полтора профессора! Через полчаса её бесконечных сетований, которые меня, впрочем, не раздражали, я обратила внимание на часы, нужно было спускаться в Большой зал. Я сняла сестринский передник, но коричневую форму оставила, и мы поспешили вниз, на цокольный этаж. Весь обед я притворялась, что крайне увлечена поглощением пищи, и поэтому начавшая было опять делиться со мной своими мыслями о мужской половине присутствующих Клэр быстро умолкла. Я снова, в который раз, ловила на себе странные взгляды Грюма, и вот это, в отличии от болтовни Клэр, уже порядком начало выводить меня из себя. Я не была дурнушкой, но всегда была занята работой, к тому же что-то во мне видимо указывало на то, что мое сердце никогда не было свободным, так что за эти годы нашлось всего несколько смельчаков, решившихся за мной ухаживать, но их энтузиазма хватило ненадолго. Меня саму никто так и не заинтересовал. Все проигрывали в сравнении с Барти из моих воспоминаний. И вот теперь, спустя столько времени, я опять стала объектом внимания, да ещё и чьего? Безумного мракоборца? Внешность у него тоже была специфичная, даже жуткая. Конечно, меня, целительницу, насмотревшуюся на всякое, такое бы не оттолкнуло, а вот его дикое поведение и совершенно внезапный интерес пугали. Вдобавок он явно был старше на пятнадцать-двадцать лет. Я оторвала взгляд от тарелки и с подчеркнутым возмущением посмотрела в его сторону. — Что, — хихикающая Клэр толкнула меня в бок острым локотком. — Поняла, насколько тут все плохо с мужчинами и решила откликнуться? — Я не могу это больше терпеть, — гневно шепнула ей я. — Выловлю его после обеда и всё ему выскажу. Ещё и ухмыляется! Нет, ты посмотри! — Страшный, как моя жизнь, — уныло подтвердила девушка. — Но тут и такой пригодится. — Ты кроме замужества о чем-нибудь думать можешь?! Теперь уже и она начала действовать мне на нервы. Мне так не хватало моей ангельской понятливой Даллис или хотя бы надменной Афины, которая наслала бы пару сглазов на наглеца. Соседка надулась и замолчала. Остаток трапезы я провела в относительной тишине, а закончила её чуть раньше, чтобы быть наготове. Как только обед завершился и волшебники стали покидать зал, я аккуратно пристроилась в общий поток и пошла вслед за группкой подростков, которые обсуждали предстоящий им урок защиты от тёмных искусств. Мне удалось выхватить Грюма на подходе к его кабинету. — Можно вас на пару слов, профессор? — я вцепилась в его плечо и увела в нишу, которой заканчивался коридор. — Я вас слушаю, мисс, — пророкотал он, пристально рассматривая меня. Мне хотелось тотчас всё бросить и убежать в свою комнатушку, но вместо этого я сурово, как мне казалось, посмотрела на него. — Что происходит? — спросила я. — О чём вы? — он очевидно прекрасно меня понял, но, кажется, решил выслушать мою версию происходящего. — Почему вы постоянно на меня смотрите? С первого моего дня здесь! — Это что, запрещено? — он усмехнулся, а я едва не задохнулась от гнева. — Вот так таращиться? Да, запрещено! — Кем же, ревнивым женихом? — Мной! — меня начало потряхивать. — Что вам от меня нужно? — Мельком слышал о вас, — он приподнял бровь над уцелевшим глазом. — В связи с делом одного Пожирателя. — Я была допрошена тринадцать лет назад и против меня не было найдено никаких улик! — отрезала я. — Так это дело прошлое? — Какая вам разница? Я чиста перед законом! Сердце бешено стучало, лицо словно загорелось изнутри. Никто не смел вытаскивать наружу мою боль, ковырять своими мерзкими пальцами дыру в моей груди. — Если я ещё раз увижу, как вы пялитесь на меня, скажу директору, что вы меня домогались. — произнесла я, чеканя каждое слово, и поспешила к себе, сразу же отвернувшись, чтобы этот кошмарный человек не увидел, как моим щекам текут слёзы. Я будто опять ощутила то смертельное, душащее отчаяние, как в день, когда узнала об аресте Барти. В комнате я долго плакала, наложив противоподслушивающие чары. Грюм то ли испугался, то ли поверил, что я ничего не знала о Пожирателях Смерти, но оставил меня в покое. Через несколько дней состоялся отбор чемпионов на Турнир и туда прибыл ещё один человек, всколыхнувший во мне волну ненависти из прошлого. Барти Крауч-старший. На удивление он вёл себя как ни в чем не бывало, когда увидел меня, и это показалось мне странным. Он ведь не мог меня забыть, я постоянно находилась рядом с его сыном, но почему-то выбрал вести себя так, словно никогда меня не знал. Я предположила, что вычеркнув из жизни сына, он решил вычеркнуть вместе с ним и меня. В такие минуты я еле держалась, чтобы не разнести всё вокруг, а боль в груди разрасталась до размеров космической чёрной дыры. После отбора, на котором случилось невероятное — был выбран четвёртый чемпион — весь Хогвартс гудел, как осиное гнездо. В больничном крыле тоже было шумно. — А я вам говорю, мальчишка сам бросил имя в кубок. Они в этом возрасте все хотят славы, просто этот умнее, вот и повезло больше. — Хизер, помолчите, ни разума, ни совести! Это же Гарри Поттер, у мальчика погибли родители, благодаря ему исчез Сами-Знаете-Кто, славы ему не занимать! — Мы не знаем, как это вообще у него вышло, Нелла! — Ох, никто не знает! Я постаралась как можно быстрее закончить свою монотонную работу по заполнению плана закупки ингредиентов и уединиться у себя, чтобы не слышать коллег. Пожелала им спокойной ночи и ушла в комнату. Мне, конечно, не спалось. Я лежала поверх одеяла, переодевшись в домашнюю пижаму, листала справочник по истории целительства и бесконечно, как жвачку Друбблс, гоняла в голове мысли о своём прошлом и чужом настоящем. В окно заглядывал месяц, и несмотря на выключенное освещение в спаленке было достаточно светло. Я задремала, и сквозь мутное болото сна мне послышался стук. Потребовалось несколько мгновений, чтобы я поняла, что стук мне не снится, и встала с кровати. Сначала подумала, что это неугомонной Клэр не спится или что-то случилось и мадам Помфри нужна моя помощь, поэтому без сомнений открыла дверь... Меня тут же втолкнули обратно, а дверь закрыли изнутри. В громоздкой высокой фигуре я тут же узнала Грюма, но была обезоружена стремительным Экспеллиармусом. Отшатнулась на кровать, схватила с тумбочки подсвечник, намереваясь кричать и обороняться до последнего. — Силенцио! — крик так и не вырвался из моего горла. Пальцы разжались, и от страха я выронила тяжёлый подсвечник. Грюм взмахнул палочкой и наложил оглушающее заклинание на стены, дверь и окно. Тогда я пошла на то, что было запрещено делать лицензированным целителям памяти: использовала невербальную легилименцию, в которой практиковалась годами. Ожидала лютого сопротивления памяти сумасшедшего мракоборца, но этого не было. Он безумно улыбался во весь рот, а с его телом происходило нечто странное. Зелёная трава на склоне к пруду. Мальчик и девочка против компании подростков. Целующиеся в укромном коридоре подростки. Усадьба Розье, Тёмный Лорд, метка. Сплетенные тела на простынях в моей спальне. Плачущая девушка в объятиях худого юноши с ожесточённым лицом. Министерство. Каркаров в клетке посреди зала открывает рот и называет имя. Серые стены, серые лица, страдания, бесконечные страдания. Лицо миссис Крауч, воздух свободы. Подвал в доме Краучей, испуганная домовичка. Дальше я не смотрела воспоминания, не было смысла. Передо мной стоял Барти Крауч-младший. Он был гораздо старше, чем я его запомнила. Скулы заострились, в глазах плескалось безумие, кожа была бледной, с зеленоватым оттенком. Я встала с кровати и сразу упала ему на руки, ноги меня не держали. Из моего рта не исходило ни звука, но я повторяла его имя. Барти. Мой Барти.