Хранительница счастья

      В покоях матери султана было напряженно, Валиде была отнюдь не в восторге от заявления дочери, что та собирается ехать в Бурсу вместе с женихом, еще большее недовольство у матери султана и у её старшей дочери вызвал тот факт, что падишах это позволил. И если Валиде-султан, прекрасно понимавшая, что Хафизе всё равно все сделает так, как решила, а Сулейман поддержит сестру, лишь бы как-то облегчить её страдания, не демонстрировала своего недовольства открыто, то по лицу Хатидже-султан было видно, что она сестру осуждает.       Едва Хатидже-султан вместе с Гюльфем покинули покои Валиде, которая вместе со златовласой султаншей отправилась в её покои, дабы отдать необходимые распоряжения гаремным слугам по поводу отъезда госпожи, жена великого визиря поспешила выразить свое отношение к сложившейся ситуации. — Не понимаю, как наш повелитель и Валиде-султан позволили ей это, — в голосе Хатидже слышалось возмущение и обида на семью за то, что Хафизе-султан позволяют слишком много — Какой позор, они даже не женаты, а она едет вместе с Бали-беем в Бурсу. И Валиде-султан промолчала. — Малкочоглу при смерти, госпожа, — мягко попыталась поумерить пыл султанши Гюльфем — Падишах опасается, что он не выживет, для Хафизе-султан это будет трагедией. В чем же тогда позор, если они помолвлены, а он умирает, и Хафизе-султан хочет облегчить страдания человека, с которым должна была быть связана её судьба? — Позор в том, что султанша османской Династии едет вслед за человеком, который ей даже не муж и… — Я не узнаю Вас, Хатидже-султан, — Гюльфем нахмурилась и удивленно смотрела на подругу — Вы осуждаете сестру и считаете её поступок позором, хотя они с Малкочоглу помолвлены, любят друг друга. Вспомните, что было совсем недавно. Разве можете Вы осуждать свою сестру, если Вы сами недавно были в еще худшем положении, когда Ибрагим-паша… — Не смей сравнивать мои отношения с пашей и Хафизе-султан, — Хатидже остановилась и недовольно посмотрела на подругу — Тебе никогда не понять, о чем я негодую, ты не часть Династии, — зло бросила Хатидже и стремительно удалилась, оставив расстроенную Гюльфем одну. ***       Яхья-эффенди отдавал последние распоряжения по поводу отъезда в Бурсу, аги и дворцовые лекари сновали туда-сюда, вынося все необходимое. Матракчи Насух-эффенди стоял у окна в покоях Малкочоглу и взволнованно поглядывал на друга. Теперь, когда повсюду разлетелась весть, что хранитель покоев отравлен, нет угрозы чумы, ученый мог спокойно находиться рядом с другом. — Яхья, — в покои вошёл повелитель и обратился к своему молочному брату — Внизу вас ждут янычары, Матракчи возьмет на себя командование ими, — Насух-эфенди кивнул — С вами поедут несколько гонцов, пиши мне ежедневно о состоянии Бали-бея и если что-то случится, немедленно сообщай. — Повелитель, я буду держать Вас в курсе, — заверил молочного брата врач. — Каковы его шансы, Яхья? — уже тише спросил султан, обеспокоенно глядя на хранителя своих покоев — Он сможет поправиться? — Я не могу давать никаких прогнозов, он молод и силен, но яд, которым его отравили, не имеет противоядия, — покачал головой Яхья-эффенди — Остается лишь надеяться, что целебные источники помогут облегчить его состояние и он сможет справиться с отравлением. Но, повелитель, — врач на мгновение замолчал и вздохнул — Я думаю, что нам надо готовиться к худшему. — Яхья, он справится и выживет, — твердый голос Хафизе-султан разнесся по покоям. Мужчины повернулись ко входу в комнату — там стояли Валиде-султан и Хафизе-султан в дорожном платье. — Хафизе, мы все неустанно будем молиться о том, чтобы Малкочоглу выздоровел, — султан обнял сестру и поцеловал её в лоб. — Он не может умереть, — упрямо заявила султанша — Он поклялся, что будет защищать мою жизнь, он не может меня оставить, — зеленые глаза султанши смотрели в сторону жениха — Он должен жить… — Инш Аллах, Хафизе моя, все наладится, — султан, поймав на себе недовольный взгляд матери, вместе с Валиде вышел в коридор, оставив сестру обсуждать с Яхьей-эффенди план действий. — Сынок, зря ты позволил ей ехать, — Валиде покачала головой, осуждающе глядя на сына — Они не женаты, что подумают люди? — Я так решил, матушка, — как и всегда, когда его решения вызывали недовольство его Валиде, султан занимал единственно верную позицию — напоминал, что он султан и его решения не подлежат обсуждению. — Нельзя отпускать её одну, надо было хотя бы Гюльфем с ней отправить. — Я буду не одна там, Валиде, — Хафизе вышла из покоев и подошла к матери и брату — Я уже отправила письмо Бейхан-султан в Кютахью, через пару дней она приедет в Бурсу, я надеюсь. — Бейхан, — Валиде помолчала — Хорошо, это уже лучше, чем ехать одной. — Я хочу попрощаться с Гюльфем, — распорядилась одной из калф гарема Хафизе-султан, когда из покоев на носилках вынесли Бали-бея. Султан о чем-то беседовал с только что пришедшим Ибрагимом-пашей, а Матракчи отдавал указания одному из янычар — Валиде, я знаю, что Вы не очень довольны тем, что я еду, но поверьте, лучше мне сейчас быть рядом с Малкочоглу, чем в стенах этого дворца, — султанша немного помолчала, собираясь с мыслями — Если бы я осталась и меня настигло известие о смерти Бали-бея, я бы собственными руками убила виновных. — Мне уже сообщили, как ты обошлась с Гюльшах, — горько усмехнулась женщина — Девочка моя, я как и ты желаю наказать Махидевран за содеянное, но Мустафа… — Мой милый племянник единственно, что остановило меня от того, чтобы собственноручно придушить его мать, не дожидаясь решения повелителя о её судьбе, — с мрачной уверенностью сообщила султанша — Я никогда не прощу ей её дерзости. — Не думай сейчас об этом, дитя мое, — Валиде заключила дочь в объятия и тихо молвила — Умоляю, напиши мне о том, как моя Бейхан. Она не отвечает на мои письма с момента отъезда из Стамбула. — Я буду держать Вас в курсе событий, Валиде, — Хафизе поцеловала руку матери и они вместе отправились в сад, где уже все было готово к отъезду. ***       Хюррем-султан завтракала с Мехметом, когда в покои постучали и вошла Нигер-калфа, вид у гаремной служительницы был взволнованный. Хюррем удивленно посмотрела на замершую в нескольких шагах от неё Нигер-калфу и кивнула Гюльнихаль. Служанка поднялась и вместе с шехзаде вышла в соседнюю комнату. — Что случилось, Нигер-калфа? — Хюррем поднялась и напряженно замерла — Новые заболевшие чумой? — Нет-нет, Хюррем, нет чумы во дворце, — рыжеволосая наложница облегченно вздохнула, и калфа продолжила делится новостями — Малкочоглу отравили. — Что? — славянская рабыня удивленно вскинула бровь — Кто посмел бы так поступить? — Гюльшах-хатун отравила его по приказу Махидевран-султан, — калфа села вместе с хозяйкой покоев на диванчик. — О Аллах, — выдохнула мать младшего шехзаде — Ей это зачем? — Она хотела отомстить Хафизе-султан, — Нигер от нетерпения ерзала, ей очень хотелось рассказать наложнице султана о том, что было в бане — Утром мы все пошли в хаммам после осмотра лекарями, мылись спокойно, тут открывается дверь и врывается Хафизе-султан и требует немедленно сказать, где Гюльшах. Что было дальше — даже вспомнить страшно, — девушка выдохнула и прижала ладонь к груди — Султанша потребовала от Гюльшах признаний, та стала отпираться, тут госпожа её ударила и еще раз, но Гюльшах не признавалась. Гюльфем-хатун и Фелиса-хатун попытались успокоить госпожу, но она велела им не лезть, схватила Гюльшах за волосы и начала топить, требуя ответить зачем она отравила Малкочоглу. — Хафизе-султан топила Гюльшах? — Хюррем была мягко говоря шокирована такими новостями, причем поведение златовласой сестры султана вызвало удивление гораздо большее, чем новость об отравлении хранителей султанских покоев — Хафизе-султан мне казалась такой хрупкой физически, я и представить не могла, что она способна кого-то избить или начать топить… — Это не все, Гюльшах отрицала все, но в какой-то момент так испугалась, что госпожа её убьет прямо там, что во всем призналась и сдала Махидевран, тут и началось все самое интересное. — Ну же, Нигер-калфа, не тяни, за что Махидевран хотела отомстить Хафизе-султан отравлением Бали-бея, — нетерпеливо прикрикнула рыжеволосая. — Гюльшах сказала, что за срыв её плана по поводу старого дворца, — темноглазая калфа заметила, что Хюррем напряглась. Славянка не была глупа и мысли её потекли в нужном направлении — Я не застала сцены в гареме, но о ней только все и говорят. Хафизе-султан дала Махидевран пощечину и сказала, что когда Падишах узнает о том, что мать его шехзаде пыталась отравить Вас во время ссылки, а теперь отравила его верного воина, он будет очень расстроен. — Махидевран, — выдохнула Хюррем и потерла виски — Значит, Бали-бей пострадал из-за того, что его невеста Хафизе-султан… — Помешала отравить тебя пока ты была в ссылке, — закончила за девушку калфа — Теперь султан все узнал, Махидевран не спастись. Если бы ты её в подобном обвинила, Хюррем, всё бы замяли, но Хафизе-султан… — Госпожа в порошок её сотрет, — медленно произнесла наложница султана — И ни Валиде-султан, ни Хатидже-султан… — Ни даже сам султан не спасут Махидевран, если Хафизе-султан потеряет любимого жениха, — уверенно заявила калфа. — Вот так новости, — тихо выдохнула Гюльнихаль, что несколько минут уже стояла подле женщин. — И еще, Хатидже-султан очень злится из-за того, что наш повелитель позволил ехать Хафизе-султан вместе с Бали-беем. — Куда они едут? — удивленно вскинула глаза Хюррем — Бали-бей же при смерти, как я слышала. — Яд, которым Гюльшах его отравила, не имеет противоядия. Молочный брат повелителя Яхья-эффенди предложил в качестве единственного варианта целебные источники в Бурсе, Хафизе-султан позволили ехать вместе с женихом, её будут сопровождать Насух-эфенди, Сюмбюль-ага и охрана. — Хатидже-султан и Валиде-султан чем недовольны? — непонимающе посмотрела на калфу Гюльнихаль. — Ну как же, — удивилась Нигер-калфа — Хатидже-султан назвала это позором, потому что Малкочоглу и Хафизе-султан не женаты, а лишь обручены. Я даже слышала в коридоре, как Хатидже-султан поссорилась с Гюльфем, которая защищала Хафизе-султан. — Гюльфем, — настроение рыжеволосой моментально испортилось.       Эта сероглазая подруга любимой султанской сестры спутала матери младшего шехзаде все карты. Вот уже много ночей после своего возвращения Хюррем пытается попасть в покои султана, но либо султан не принимает потому, что у него дела государства, либо потому, что у него гарем. Когда во дворце выяснилось, что Гюльфем-хатун ходит на хальветы к повелителю, то в шоке были обе матери наследников, в шоке не были только рядовые обитательницы гарема, которые с приездом златовласой османской принцессы почувствовали, что к султану приблизится та, кто будет ей подругой. Подругой ей стала Гюльфем, девушка не была по меркам гарема молодой, не имела права быть с повелителем, так как была отлучена от него Валиде, но именно она вошла в покои Падишаха и осталась там на множество ночей, пока матери его шехзаде вели неустанную войну друг с другом. — Хюррем, будь благоразумна, — предостерегающе взглянула на девушку Нигер-калфа — Если Хафизе-султан Махидевран чуть не убила за своего жениха, то уж тебя за свою единственную подругу в гареме она не пощадит. К тому же, бездетная Гюльфем-хатун тебе неопасна. — Мне опасно все, что отнимает у меня любовь повелителя, — мрачно изрекла рыжеволосая госпожа — Когда уезжает Хафизе-султан? — Насколько я знаю, — Нигер выглянула в окно — Вот те кареты готовят к её отъезду. — Я хочу выразить ей свое сочувствие и поблагодарить за спасение моей жизни. Гюльнихаль, подай накидку, — женщина встала и тоже взглянула в сад — Я пойду попрощаться. ***       Пока все были заняты отъездом Хафизе-султан, Хатидже, рассерженная решением брата по поводу отъезда златовласой султанши в Бурсу, огорченная промахом Махидевран-султан и тем, что некогда близкая Гюльфем-хатун оправдывает Хафизе, а не поддерживает праведного гнева жены великого визиря, брела по коридорам дворца. Сама не заметив того, девушка оказалась у покоев провинившейся матери старшего шехзаде. Во всей этой ситуации никак нельзя было поддерживать черкешенку, которую брат скорее всего казнит, если на том будет настаивать Хафизе-султан, а зная сестру, Хатидже могла сказать, что та будет настаивать, ибо оскорбления, нанесенные ей лично, златовласая султанша никогда и никому не спускала с рук, но Хатидже хотела увидеть племянника и выразить Махидевран свое сожаление о том, что она так неразумно загубила свою жизнь. — Сообщите, что я пришла, — приказала султанша девушкам, что стояли у покоев в качестве стражниц. Служанка скрылась за дверьми покоев и через мгновение оттуда раздался отчаянный вскрик. Хатидже быстро вошла в покои и на мгновение остолбенела — О Аллах, — Махидевран держала на руках сына, полулежа на диване, глаза обоих были плотно закрыты, перед женщиной на столике стоял кубок, а рядом валялась пустой стеклянный пузырек — Лекарей, — глухо сказала султанша продолжавшей испуганно пищать, зажимая рот, служанке — Быстро! — девушки метнулись из покоев, а Хатидже подошла к невестке и племяннику — Что же ты наделала, Махидевран… ***       Мерный стук колес сводил Хафизе-султан с ума. С момента отъезда из Топкапы девушка не находила себе места. Сидевшая напротив неё Фелиса-хатун нервно теребила край своего платка, в карете висело тяжелое испуганное молчание. — Мы уже выехали за пределы Стамбула? — нарушила тишину султанша. — Да, госпожа, мы уже за городом, — выглянув в окно, подтвердила девушка. — Прикажи остановить кареты, — распорядилась султанша.       Едва вся колонна остановилась, Хафизе-султан выбралась из своей кареты и прошла в сторону той, в которой везли Малкочоглу. Оставив Фелису-хатун, женщина поднялась в карету, где везли отравленного бея. — Я поеду с вами, — заявила султанша удивленно смотревшим на нее Яхье-эффенди и гаремному евнуху. — А Фелиса-хатун что же одна останется в повозке? — поинтересовался евнух. — Можешь пересесть к ней, Сюмбюль-ага, — Хафизе скинула капюшон и удобно расположилась у изголовья импровизированной кровати, на которой лежал Малкочоглу — Я смогу помочь Яхье-эффенди, если будет нужна моя помощь, — заверила его светловолосая султанша, не отводя глаз от лица любимого жениха. Мужчины молча переглянулись и гаремный евнух покинул повозку. Карета тронулась и дальше путь продолжался без остановок. — Хафизе-султан, зря вы пересели сюда, ему может стать дурно и Вы запачкаетесь, — предупредил девушку Яхья-эффенди. Султанша упрямо отмалчивалась, делая вид, что она очень увлечена сменой холодной повязки на голове отравленного — Я могу спросить? — Спрашивай, — Хафизе положила свою ладонь на темные волосы прибывающего в забытьи воина и печально вздохнула. — Что Вы сделаете, госпожа, если он не выживет? — кивнул на Малкочоглу молочный брат повелителя. — Я не знаю, Яхья, — султанша подняла на молодого лекаря печальные глаза — Что я сделаю тогда, мне не ведомо. Только жизнь мне станет не мила, если его не будет. Так что ты уж постарайся его спасти. — Стоит надеяться на лучшее, Хафизе-султан, — попытался разрядить обстановку врач — Он молод, его организм должен справиться. — Я слышала то, что ты сказал повелителю, — Хафизе поморщилась, она не терпела пустых утешений — Я буду постоянно находиться с ним, даже не думай меня отослать. — В пещерах холодно, я не могу рисковать Вашим здоровьем, — попытался возразить Яхья-эффенди. — Я взяла с собой теплые вещи, — по голосу султанши молодой ученый понял, что спорить с ней бесполезно — Прикажи им ехать быстрее, мы еле плетемся, — и хотя Хафизе говорила с Яхьей, взгляд её неотрывно блуждал по лицу Бали-бея. Впервые в жизни султанша чувствовала, что жизнь её будет пуста и постыла ей, если оборвется жизнь этого мужчины.       Хафизе-султан за свою жизнь видела немало смертей — в раннем детстве она потеряла мать во время эпидемии оспы, позже погибли её братья, она пережила смерть мужа, кончину отца, смерть еще одного супруга, гибель верной служанки и подруги Амине — ничто не трогало её сердца и особо сильно не ранило её души. Хафизе знала до недавних пор, что для неё непереносимым ударом была бы лишь смерть брата Сулеймана, может быть еще сестер Бейхан и Хатидже, но сейчас в мыслях её четко сформировалось осознание того, что смерть её жениха Малкочоглу Бали-бея оборвет её жизнь, разбив её душу вдребезги. От того, что султанша осознала это, печаль её лишь усилилась. Она всё ещё боялась привязываться к людям, зная, что их больно терять, а полюбив Бали-бея, она поняла, что если она потеряет его, то потеряет и себя — жизнь станет для неё нескончаемой болью, потому Хафизе в эти дни так отчаянно молила Всевышнего сохранить дорогого её сердцу человека. Госпожа была готова отдать что угодно, лишь бы сохранить жизнь любимому. Разве может быть цена его жизни слишком велика?