Хранительница счастья

      Сулейман вернулся в свои покои, едва проводили Хафизе-султан и Малкочоглу. Усталость последних дней, бессонная ночь, необходимость принять решение по поводу наказания Махидевран и её служанки — всё это тяготило повелителя. Султан намеревался поговорить с матерью своего старшего наследника, мужчина хотел понять, как женщина, которую он когда-то так любил, стала совершать столь чудовищные поступки. Намереваясь позвать одного из слуг, чтобы тот привел Махидевран-султан, Повелитель направился к дверям своих покоев, но едва он успел ступить несколько шагов, как раздался громкий стук, тут же отворились двери и на пороге возник великий визирь. — Ибрагим, — султан смотрел на друга, в чьих глазах застыли непролитые слезы, непонимающим и удивленным взглядом — Что ещё стряслось? — Повелитель, — едва паша оказался с султаном наедине, лицо его потеряло каменный вид и приобрело выражения крайнего отчаяния — Я принес Вам дурные вести. — Говори же, — султан лихорадочно соображал, могли ли уже прийти дурные новости от Хафизе-султан, если кареты буквально полчаса назад выехали из Топкапы, но то, что он услышал в следующее мгновение, превзошло его худшие опасения своим ужасом. — Махидевран-султан отравила себя и шехзаде в своих покоях, — верный друг и первый наставник старшего наследника больше не сдерживал слез, что были столь редки для храброго воина — Хатидже-султан обнаружила их слишком поздно, лекари ничего не смогли сделать, повелитель, — паша плакал и совершенно не стеснялся своих слез. Пока он не имел своих детей, но безмерно любил старшего наследника султана. Он был наставником Мустафы, вместе с султаном он наблюдал и был рядом с малышом с раннего его детства, и сейчас для Ибрагима случилась трагедия едва ли меньшая, чем для остальной султанской семьи. — Как такое возможно, Ибрагим? — султан потерянно смотрел на друга — Как она посмела забрать у меня нашего сына? Как она посмела, Ибрагим?! — ярость султана быстро сменилась отчаянием и он схватившись за голову простонал — Мой Мустафа. — Повелитель, я не знаю, как она могла на такое решиться, почему она забрала жизнь невинного ребенка вместе со своей, — Ибрагим-паша подошёл к другу и похлопал его по плечу — Я так же как и Вы страдаю от потери шехзаде Мустафы, он был мне безмерно дорог. — Валиде, я должен увидеть Валиде-султан, — мужчина решительными шагами направился в сторону гарема.       Переполошенные случившимся наложницы испуганно молчали, казалось, что гарем не может оправиться от потрясений, случившихся этим субботним днем. Едва девушки поутихли, закончив сплетничать о том, что утром произошло в хаммаме с Гюльшах, едва они переварили жесткий разговор сестры султана с Махидевран, как пришла новая весть, шокировавшая всех до глубины души — мать старшего наследника, испугавшись наказания от султана за содеянное, покончила собой, отравившись ядом. И это событие не было бы столь жутким и душераздирающим, если бы султанша добровольно покинула мир одна, но она забрала вместе с собой и своего сына — старшего наследника Мустафу. — Валиде-султан, Вам надо успокоиться, — Гюльфем и Хатидже поддерживали мать султана, пытаясь оттащить её от бездыханного тела внука. Женщина продолжала лить слезы и причитать, никто не мог её успокоить, да и остальные женщины гарема были не в лучшем состоянии. Хюррем, пришедшая посмотреть на то, из-за чего все переполошились, едва не лишилась чувств, увидев бездыханное тело старшего сына султана. Рыжеволосая госпожа не могла унять слез, глядя на мертвого ребенка, из последних сил держались и Хатидже-султан с Гюльфем. Сестру султана била крупная дрожь, Хатидже старалась не смотреть на мертвого племянника, ей и так довелось обнаружить их первой. — Валиде, — полный боли и тоски голос султана разнесся по покоям — Мама, как такое могло случиться? — Сынок, — султанша с трудом поднялась и посмотрела на сына — Она убийца, да будет её душа вечно гореть в адском пламени, — с ненавистью проговорила Хафса-султан, бросив взгляд на прикрытый простыней труп черкесской наложницы — Она убила нашего Мустафу, она убила нашего львёнка, — султан обнял мать, позволяя той лить слезы на его плече. Глядя на бездыханное тело сына, что сейчас лежало на тахте, султан становился все более мрачным. — Велите вынести её труп отсюда, — распорядился султан — Мой Мустафа, — Сулейман опустился на колени рядом с мертвым сыном — Сыночек мой любимый, — мужчина прижал к себе бездыханное тело мальчика и тихо заплакал. — Хатидже, госпожа моя, — Гюльфем едва успела поймать упавшую в обморок султаншу и не дать той удариться головой о край столика. — Дочка, Хатидже, — Валиде бросилась к девушке и попыталась привести её в чувства — Дае, лекарей, быстро. Надо отнести её ко мне в покои. — Хатидже, — султан поднялся и подошел к сестре, окруженной женщинами его семьи — О Аллах, что за напасти летят на наши головы, — мужчина подхватил девушку на руки и вместе с ней отправился в покои матери. ***       Глубокой ночью кареты в сопровождении стражников подъехали к пещерам, что находились высоко в горах. Именно здесь били известные с давних пор целебные источники. Хафизе-султан выбралась из кареты и осмотрелась. Глубокая ночь преображала горный пейзаж, делая его мрачным и таинственным. Вдалеке был заметен силуэт особняка, в котором часто останавливались те, кто сопровождал приехавших оздоровиться в эти края. — Госпожа, чем мне помочь Вам? — Фелиса возникла рядом с Хафизе-султан, что наблюдала, как Матракчи вместе с несколькими воинами вынесли Бали-бея из кареты и направились в сторону пищер. — Принеси несколько подушек и что-нибудь тепое, — Хафизе направилась вслед за мужчинами. Высокие своды пещеры освещало пламя факелов, которые тут же бросился разжигать Сюмбюль-ага вместе с несколькими янычарами. Рядом с одним из бассейнов, наполняемых целебными водами, расположился Яхья-эффенди. Врач тщательно осматривал Малкочоглу и становился все мрачнее и мрачнее. — Положите его вот сюда, — распорядился молочный брат султана, указывая на один из бассейнов. — Что не так, Яхья? — Хафизе напряженно посмотрела на ученого — Почему ты так помрачнел? — Вы просили меня быть с Вами откровенным и не тешить ложными надеждами, госпожа, — Яхья недовольно поморщился — Так вот, я скажу Вам, что мы его теряем, у него жар, учащенный пульс, хриплое дыхание. Едва ли он долго протянет. — Ты отказываешься его лечить? — голос султанши прозвучал так, что молодой врач отступил на шаг и суть не споткнулся о собственную сумку со снадобьями. — Я сказал лишь, что шансов мало, — Яхья-эффенди за те годы, что султанша была в последнем браке, отвык от её тона и властных интонаций. Едва ли сейчас было время, чтобы вспомнить, какой страшной в гневе может быть любимая дочь султана Селима, поэтому мужчина попытался смягчить ситуацию — Но я сделаю все возможное, чтобы помочь Малкочоглу.       Факелы полыхали, отражая на стенах причудливые тени. У входа в пещеру дежурила стража. Яхья-эффенди дал Малкочоглу какого-то целебного снадобья и собирался дежурить рядом с ним, чтобы каждые полчаса давать ему раствор для ослабления яда, но Хафизе-султан пожелала остаться подле жениха сама, никто не осмелился возразить. Женщина сидела на подушке у бассейна, где лежал бей, голова его покоилась на коленях госпожи. Матракчи видел лишь спину и опущенную голову султанши, мужчина в эту минуту искренне был счастлив за друга, который был любим той женщиной, что была любима им. После случая с Викторией Насух-эфенди тосковал, он был уже немолод, ему хотелось и любви, и уюта, но первая же девушка, которую он полюбил, глубоко ранила его сердце. — Эффенди, — мужчина отвлекся от своих грустных размышлений и повернулся в сторону невысокой темноглазой служанки Хафизе-султан. Девушка скромно улыбалась и опуская глаза протягивала ему поднос, на котором дымилась кружка — Холодно. Хотите чай, горячий. — Спасибо, — мужчина взял в руки кружку и отпил — Ты отнесла бы госпоже тоже теплого, а то простудится, упаси Аллах. — Госпожа приказала не беспокоить её, — и по голосу девушки Матракчи понял, что ни ему, ни служанке лучше сейчас не нарушать приказа Хафизе-султан. — Строгая у тебя госпожа, — усмехнулся Насух-эффенди. — Нет, что Вы, — девушка так удивленно на него посмотрела, будто он сказал несусветную глупость — Хафизе-султан очень добра и справедлива. Просто она сейчас очень переживает за жизнь Малкочоглу Бали-бея. — Кто же за него не переживает, — нахмурился ученый — И как только так вышло. У входа в пещеру произошло оживление, стражники почтительно склонились, внутрь вошла молодая высокая женщина в черном траурном одеянии. Матракчи и Фелиса-хатун склонились в знак почтения, Бейхан-султан коротко кивнула и пошла к сестре, которая даже не пошевелилась, продолжила сидеть низко склонив голову и ничего не замечая. — Хафизе, — старшая из сестер тихо позвала младшую — Хафизе моя, — в глазах Бейхан-султан была живая печаль за златовласую сестру. — Бейхан, — султанша подняла на сестру глаза, только сейчас все заметили, что султанша плачет. Женщина осторожно переложила голову Бали-бея на подушки и поднялась — Спасибо тебе, спасибо, что приехала, сестра, — девушки крепко обнялись — Ты была права, о Всевышний, как же ты была права, когда сказала, что полюбив, я захочу бежать из Топкапы. Не пришлось мне даже выйти замуж за любимого, как в этом дворце с ним случилось несчастье. — Все пройдет, Хафизе, все пройдет, — Бейхан заглянула сестре в глаза — Я буду молиться о выздоровлении Малкочоглу, я буду рядом с тобой. — Никогда, я прошу тебя, никогда больше не разлучайся со мной, Бейхан, — Хафизе с мольбой смотрела на сестру — Мне нельзя одной, мне некому даже излить свою душу. Не оставляй меня, прошу… ***       Валиде, еще не пришедшая в себя после всего увиденного ей в покоях Махидевран, сейчас испуганно смотрела на бледное лицо дочери. Рядом с матерью также обеспокоенно взирал на сестру султан. — Что с моей дочерью? — Валиде нетерпеливо прикрикнула на лекаршу, что осматривала госпожу. Хатидже пришла в себя и растерянно взирала по сторонам. — Нет причины для беспокойства, Валиде-султан, — лекарь закончила осмотр и повернулась к султану и его матери — Госпожа беременна. — О Аллах, — на измученном трагедией лице султанской сестры отразилась робкая, но счастливая улыбка. — Доченька, это счастливая новость для нас в этот черный день, — Хафса-султан обняла дочь. Султан вымученно улыбнулся и ласково потрепал сестру по щеке, после чего вышел из покоев, оставив женщин одних. ***       Фелиса-хатун несла свое дежурство подле госпожи уже давно. Едва успела она проводить Бейхан-султан в гостевой дом, как тут же вернулась в пещеры и заняла свой пост. Вот уже много часов девушка наблюдала за тем, как её госпожа неподвижно сидит рядом с Малкочоглу и льет слезы. Сердце верной служанки разрывалось от этой картины, но она не смела подойти к султанше, которая, казалось, никого и ничего кроме Бали-бея не видела. — Я тебя очень прошу, — голос Хафизе-султан был едва слышен, она не сводила глаз с лица бея, руки её покоились на его висках — Бали-бей, не умирай, ради меня не умирай. Ты же обещал, что не покинешь меня, ты обещал быть со мной рядом, — горячая слезинка упала на лицо бея — Я тебя люблю, Бали-бей, не оставляй меня одну. — Никогда, — Хафизе встрепенулась и не веря своим ушам посмотрела на Малкочоглу, глаза его были попрежнему закрыты, но под густыми усами была еле заметна насмешливая улыбка — Я никогда не оставлю Вас, Хафизе-султан. — О Всевышний, — девушка едва могла совладать со своими эмоциями, слезы и улыбка одновременно появились на её лице — Яхья-эффенди, — властный голос разнесся по пещере, отражаясь от её стен — Бали-бей, как я рада, что ты жив, — Хафизе провела рукой по щеке мужчины, тот повернул голову и нежно коснулся её руки. Не надо было лишних слов им двоим, чтобы понять все то, что они друг к другу чуствовали. — Госпожа, — Яхья-эффенди и Насух-эффенди возникли рядом с ними. Лекарь тут же принялся осматривать Малкочоглу, в это время Матракчи подошёл к султанше и протянул ей письмо. — Из дворца пришло послание от Гюльфем-хатун, госпожа, — Хафизе взяла письмо в руки и удивленно на него посмотрела. — Я думала, что отвечать на письма Яхьи-эффенди будет повелитель, — развернув письмо, Хафизе-султан подошла ближе к факелам, чтобы лучше видеть текст послания. Едва она прочитала строки, тубус, в котором было доставлено послание, выпал из её рук и с грохотом ударился о пол пещеры, укатившись куда-то в сторону стоящих рядом с Малкочоглу мужчин. — Госпожа, что случилось? — едва Малкочоглу смог подняться на ноги, он тут же обеспокоенно посмотрел на мертвенно бледное лицо султанши. — Во дворце несчастье, — голос златовласой госпожи звучал глухо — Яхья-эффенди, какого состояние Бали-бея? — Ему уже гораздо лучше, — врач, казалось, сам не верил в то, что его пациент исцелился — Он еще немного слаб, но практически здоров. — Ему требуется еще какое-то время провести здесь? — девушка подошла к Матракчи и протянула ему письмо. Мужчина удивленно посмотрел на султаншу, но взял послание и принялся читать. — Возможно пару дней отдыха здесь не стали бы… — Если Вы собираетесь немедля вернуться в столицу, я еду с Вами, — настойчиво перебил врача бей, заворачиваясь в шерстяное одеяло поверх сырой рубашки и штанов. — Ты уверен? — Хафизе обеспокоенно посмотрела на жениха, но возражать не стала. — Да, я в состоянии ехать, — заверил султаншу хранитель покоев — А что произошло? — Матракчи расскажет Вам, я должна сообщить Бейхан-султан, — Хафизе перевела взгляд на непонимающие глаза Фелисы и все же решилась это произнести — Махидевран отравила себя и Мустафу, они оба мертвы. Нам нужно возвращаться во дворец, я должна быть рядом с нашим Повелителем. Матракчи, подготовь все для поездки в Стамбул, — распорядилась Хафизе и направилась к выходу, оставив всех мужчин в шоковом состоянии от полученных новостей. ***       Гюльфем-хатун вернулась в свои покои уже в полдень, всю ночь после похорон она провела в покоях повелителя, который был безутешен. Она впервые после смерти шехзаде Мурада видела слезы султана, и сердце её наполнялось болью не только от потери невинного Мустафы, но и от страданий любимого мужчины. Ничто не могло утешить падишаха, он сыпал проклятия на голову Махидевран, злился на себя и на Валиде за то, что сразу после инцидента в гареме Мустафу тут же не забрали у матери, но более всего султан злился, конечно же, на себя. Гююльфем-хатун запомнились его слова «Я видел, в какое чудовище она превратилась, но не забрал у нее нашего сына. Я не мог и помыслить, что она способна причинить вред собственному ребенку».       Для Гюльфем все произошедшее тоже было ужасным, мрачным недоразумением, мозг девушки отказывался принимать информацию, что мать убила свое дитя вместе с собой. На памяти Гюльфем-хатун такого ни разу не было в гаремах Сулеймана и его отца. Поступок Махидевран поразил всех.       Написав обо всем произошедшем письмо для Хафизе-султна, Гюльфем-хатун теперь мучилась, зная, что благородная госпожа будет винить и себя в произошедшем, ведь именно после ссоры с ней Махидевран так повела себя. Такие обвинения уже прозвучали в стенах Топкапы из уст Хатидже-султан, правда, прозвучали они за закрытыми дверьми покоев матери султана, и та быстро поставила дочь на место, заметив, что подобные слова как кинжал ранили повелителя.       Сероглазая наложница утешалась тем, что никто кроме Хатидже-султан, что после той ссоры в покоях повелителя так и не стала относиться к сестре как прежде, так не думал. Сам повелитель был весьма огорчен таким поведением жены великого визиря, этим он поделился с Гюльфем. Что могла женщина ответить ему? Хатидже рьяно защищала своего мужа и не могла смириться с тем, что Хафизе позволено почти все. Хафизе-султан не желала делать вид, что Ибрагим-паша нравится ей в качестве мужа сестры и друга повелителя, султанша не могла забыть ему и смерти Амины-калфы. Валиде-султан одна металась между дочерьми, не имея возможности примерить их. И теперь, когда в гареме не будет войн матерей шехзаде, стены Топкапы может сотрясти война сестер. — Госпожа, — служанка Валиде-султан тихо подошла к женщине — Валиде желает видеть Вас у себя. — Иду, — Гюльфем устало потерла виски, поднялась с тахты и отправилась к матери султана. Отдохнуть сегодня возможности ей видимо не представится.