Хранительница счастья

      Хафизе-султан неспеша шла в сторону гарема, разговор с Малкочоглу, как в принципе любая возможность побыть с ним рядом или хотя бы его увидеть, придал ей сил и поднял настроение. Фелиса-хатун тихо шла рядом со своей госпожой, не решаясь нарушить её счастливой задумчивости. — Что ты хочешь спросить, Фелиса? — не оборачиваясь к девушке, поинтересовалась златовласая султанша. — Хафизе-султан, я хотела спросить, не поедете ли Вы в ближайшие дни в Буколеон? — Хафизе бросила на служанку вопросительный взгляд и удивилась тому, как девушка пристыженно опустила глаза и покраснела — Просто тогда нужно сообщить Матракчи Насуху-эффенди, чтобы он поехал с Вами в качестве сопровождения, если Бали-бей еще не совсем здоров. — Уж не влюблена ли ты в Насуха, Фелиса? — девушка смущенно молчала, Хафизе усмехнулась и продолжила идти в сторону гарема — Насух-эффенди был влюблен в венгерскую шпионку. — Я знаю, — тих прошептала темноволосая девушка — Только мне, наверное, грешно даже думать, что на рабыню вроде меня он обратит внимание. Ученый, воин, верный государственный муж и человек столь близкий к султану… — Когда-нибудь я выдам тебя замуж и брак твой будет счастливым, я обещаю, — Хафизе задумчиво смотрела вдаль, медленно бредя в сторону своих покоев — Но не сейчас, Фелиса, мне нужно, чтобы рядом был тот, кому я могу доверять. Тебе плохо у меня в услужении? — Нет, что Вы, госпожа, — горячо заверила её девушка — Вы же знаете, что я рада служить Вам и люблю Вас больше всего на свете. Только я… — Ты еще совсем молода, когда придет твое время, я сделаю всё, чтобы отблагодарить тебя за верную службу, — пообещала Хафизе. Она не успела выдать замуж Амину в благодарность за долгие годы службы, та умерла и не была награждена Хафизе за все добро, но Хафизе-султан пообещала себе, что едва она найдет еще верных людей и едва все будет идти без особых происшествий, она подберет для верной Фелисы такого мужа, чтобы держать её при себе как помощницу. И Насух-эффенди вполне себе сойдет для того, чтобы девушка оставалась подле султанши и после того, как перестанет быть рабыней. — Госпожа моя, — главный евнух гарема ждал султаншу у её покоев. Хафизе совсем забыла о том, что просила его зайти. — Сюмбюль-ага, заходи, — войдя в свои покои, султанша расположилась за рабочим столом и отослала Фелису и остальных служанок из комнаты — Всем ли ты доволен на своей службе, Сюмбюль? Нет ли у тебя жалоб? — Как можно, госпожа, — мужчина склонился, сложив руки на животе — Мне не на что жаловаться. — Ну хорошо, — Хафизе помолчала, задумчиво постукивая пальцами по красному дереву стола — Я хотела поблагодарить тебя за помощь в поездке в Бурсу. — Для меня честь быть полезным Вам, Хафизе-султан, — с улыбкой молвил евнух, в умных темных глазах Хафизе увидела то, что и хотела получить от аги. — Я ценю это и благодарна, — Хафизе подвинула евнуха шкатулку и открыла её — Это мой тебе маленький подарок за твою верную службу мне, Сюмбюль-ага, — во властном взгляде зеленых глаз евнух четко увидел, что выбора у него нет и возражений быть не может, он все понял верно. — Госпожа, не стоило, — скорее ради приличия, чем по своему желанию, сказал мужчина с улыбкой. — У меня будет к тебе, Сюмбюль, еще одна просьба, — Хафизе поощрительно улыбнулась тому, как мужчина ловко взял свиток из шкатулки и спрятал в рукав — Как ты знаешь, я скоро выхожу замуж. В гареме еще никто не знает, должно быть, но повелителю было угодно перенести свадьбу на середину мая, а значит, надо поторопиться с обстановкой дворца Буколеон. Я бы хотела, чтобы ты подобрал для меня список торговцев, к которым можно было бы обратиться за лучшим товаром, а также отобрал мне нескольких девушек из гарема в услужение. И евнухов несколько. — Для такого большого дворца потребуется немало слуг, госпожа моя, — заметил ага. — Я не хочу брать много слуг из Топкапы, мне нужны лишь те, кто обучит невольников, которых я собираюсь купить для своего дома, — евнух понял и закивал в такт каждому слову султанши — И я надеюсь, что ты не откажешься поехать со мной на невольничий рынок. Говорят, что тебе нет равных в выборе хороших рабов. — Для меня будет радостью помочь Вам, Хафизе-султан, — сладко улыбался Сюмбюль — Может у Вас будут пожелания относительно девушек из гарема? — Нет, не будет, — Хафизе откинулась на спинку стула и задумчиво посмотрела на сияющее в свете ламп кольцо — Хотя… Та девчушка, что сегодня, что пожелала мне долгих лет. Вот её отбери для штата слуг дворца Буколеон. Она давно в гареме? — Ааа, Кевсер-хатун, недавно, может быть полгода, — евнух удивился пожеланию госпожи, но вида не подал — Прилежная, работящая, но не более того. Обучена еще не всему, что может пригодиться в качестве служанки во дворце. — Ну так обучи, Сюмбюль-ага, — улыбнулась женщина — Для меня хорошенько её обучи. — Разумеется, госпожа, — растягивая гласные, улыбался мужчина — Всё для Вас исполню в лучшем виде. ***       Бейхан молча сидела в своих покоях и смотрела на огонь, потрескивающий в камине. Ужин с Валиде ожидаемо не принес ничего кроме боли и огорчения. Сестра султана сокрушалась, что поддалась уговорам сестры и приехала в Топкапы. Госпожа всё еще носила траур по убитому мужу, хотя давно уже миновали и девять, и сорок дней. В душе султанши была живая кровоточащая рана, она тяготилась своей болью, которая в стенах дворца, где казнили Ферхата-пашу, была еще острее. — Госпожа, Ваша постель готова, — верная служанка обеспокоено смотрела на расстроенную женщину. — Приготовь на завтра накидку, Хафизе хотела пообедать в саду, — Бейхан тяжело поднялась с дивана и медленно пошла к постели — Там еще прохладно быть в одних платьях.       Сны, полные боли и страха, что последнее время были вечными спутниками младшей сестры султана, в эту ночь её не беспокоили. Едва Бейхан легла в свою постель и закрыла глаза, как провалилась в глубокий сон. Ей снилось море, посреди спокойного моря, освещенного ярким солнцем, она стояла на палубе корабля и вдыхала соленый морской воздух. Ей было спокойно, удивительно спокойно и впервые за долгое время не больно, она знала, что счастлива. Утром, когда госпожа открыла глаза, она долго смотрела на ткань балдахина над своей кроватью и пыталась понять смысл этого сна и хотя бы на мгновение еще сохранить то чувство покоя, что было в нем. Но солнечные лучи, проникающие в окна покоев, неумолимо рушили остатки ночного видения, возвращая привычную тупую боль и необоснованный страх от нахождения в стенах Топкапы. ***       Утро в покоях Хюррем-султан могло бы быть добрым, вполне добрым, если бы их хозяйке не сообщили, что после того, как она покинула покои султана и тот распрощался с сестрой, он отправился в гарем, но не в покои матери своего шехзаде, а в покои Гюльфем-хатун. — Змея, — Хюррем нахмурившись сидела за столом, не прикасаясь к еде и зло повторяла, что Гюльфем-хатун портит ей жизнь — Она просто змея, Гюльнихаль, — подруга рыжеволосой султанши, знавшая по собственному горькому опыту, что Хюррем делает с теми, кто претендует на внимание султана, обеспокоенно поглядывала на госпожу, кормя маленького Мехмета — Невинной овечкой прикидывалась, такая услужливая, всем султаншам Династии подругой была, теперь она с султаном. Где правила гарема, которыми мне постоянно тыкали?! Почему они не работают в отношении Гюльфем, а? О Аллах, только от одной избавились, как тут же нарисовалась вторая, — Хюррем пыталась не заплакать и гладила сына по руке — Ничего, Мехмет, ничего, сыночек мой, теперь ты главный наследник, ты будешь султаном, они все пожалеют о том, что обижали твою маму. — Никогда не знаешь, который из шехзаде будет султаном, — голос Хафизе-султан заставил испуганно вздрогнуть женщин, не заметивших, как она вошла в покои. — Госпожа, — Хюррем лихорадочно соображала, как много из сказанного ей могла услышать сестра султана — Я не хотела сказать чего-то такого, просто теперь мой сын старший шехзаде. — У моего отца, — Хафизе подошла ближе к замершим женщинам и взяла на руки Мехмета — Султана Селима Явуза было много сыновей, среди которых шехзаде Сулейман не был старшим, но стал султаном. Нам неисповедимы пути, предначертанные Аллахом. Принеси мне Михримах, я хочу увидеть племянницу, — приказала султанша Гюльнихаль и осуждающе посмотрела на Хюррем. Рыжеволосая наложница потупившись молчала. — Михримах, моя милая девочка, — передав шехзаде матери, златовласая госпожа взяла на руки племянницу — Как быстро она растет, да? — с улыбкой обратилась она к женщинам — Она будет настоящей красавицей, Хюррем, я это вижу уже сейчас. Да пошлет Аллах ей счастливую жизнь. — Аминь, — смиренно кивнула рыжеволосая наложница — Если она будет обладать хоть десятой частью Вашей красоты, то уже будет настоящей жемчужиной, — Хафизе сделала вид, что благосклонна приняла неприкрытую лесть фаворитки, и продолжила возиться с младенцем. ***       Утро уже давно вступило в свои права, солнце настойчиво пробивалось сквозь ткань, занавешивающую окна в покои Гюльфем-хатун, но ни их хозяйке, ни султану, что спал рядом с ней, казалось не было дело до того, что ночь давно покинула столицу и наступил новый день.       Сулейман недовольно поморщился и открыл глаза, озорной солнечный луч светил ему прямо в лицо. Переведя взгляд на мирно посапывавшую у него под боком Гюльфем, султан осторожно повернулся на бок, притянув женщину ближе к себе, так, чтобы солнечные лучи не нарушили её сна.       Глядя на спокойное лицо албанской княжны, мужчина размышлял над природой своих чувств к ней. Гюльфем его вечная пленница, подаренная отцом больше десяти лет назад. Никогда Сулейман до конца не мог ответить себе на вопрос, почему он продолжает любить её, когда рядом с ним, в его постели и в его жизни появляются гораздо более красивые и молодые женщины, рожают ему детей, отдают ему всю себя. Так почему же по прошествии стольких лет и даже после потери сына он продолжает любить Гюльфем-хатун такой ровной, неискореняемой и непоколебимой любовью? Кажется сейчас он был близок к ответу, глядя на то, как она мирно спит в его объятиях.       Никогда Гюльфем ничего от него не требовала, не показывала ревности, ни ввязывалась в склоки, была ему и другом, и советником. Но любил он её не за это, единственной причиной, по которой её места в его жизни и его сердце не смогли занять ни Махидевран, ни Фюлане, ни Хюррем, ни все наложницы гарема было то, что она любила его просто потому, что это был он. Не потому что он был султан, не потому что он был её повелителем и чтобы выжить в гареме ей нужно было быть его любимой женщиной, желательно любимейшей из всех, но потому что он был человеком, которого она понимала, принимала и любила таким, какой он есть. Она одна могла дарить ему и покой, и счастье. Не взрывное и пылающее счастье любви, которое он испытывал с Хюррем, не счастье всеобъемлющей и безраздельной любви, которое он когда-то испытывал с Махидевран, но абсолютно спокойное, ровное, не зависящее ни от каких факторов счастье, покой и любовь — ровные и тихие как гладь лесного озера в безветренную погоду. Как гладь того озера, где они впервые встретились много лет назад, еще до того, как он узнал, что она подарок албанского князя наследнику.       Его отец Селим тогда еще сам был шехзаде и они жили в санжаке, Сулейман был на охоте и ускакал далеко от слуг. У лесного озера близ дворца он заметил юную девушку, которая сидела у самой кромки воды и была так печальна, что наследник не смог пройти мимо и не узнать, не обидел ли её кто. И когда она с первых мгновений поняла кто перед ней, она тихо сказала ему, что её не обидели, но навсегда разлучили с семьей и теперь она будет жить в его гареме, а не во дворце своего отца с сестрами. Будущий султан не увидел в её глазах ни слез, ни укора, ни ненависти, лишь осторожный интерес и понимание, что и он не счастлив, хоть и не разлучен пока с семьей. Наверное, в том, что она понимала то, чего не могли понять о нем остальные, тоже была причина его любви, которая не гасла все эти годы, пылая ровным огнем.       Рядом с Гюльфем великий правитель чувствовал себя спокойно и счастливо, с ней он мог переживать любые горести и они казались ему не такими тяжелыми. Кроме Гюльфем в жизни Сулеймана был всего лишь один человек, так же понимающий его, знающий его пороки, но любящий его беззаветно — младшая сестра Хафизе. И как любовь его к Хафизе-султан была крепкой, ровной и неизменной несмотря ни на что, так и любовь к Гюльфем его была как ровное пламя свечи, мерно горящее вот уже долгие годы и не собиравшееся гаснуть. Гюльфем дарила повелителю покой, любовь и счастье, а Хафизе бережно хранила это счастье родного брата от всех потрясений, всегда приходя на помощь в нужную минуту. — Доброго Вам утра, мой повелитель, — Гюльфем улыбнулась, открыла глаза и повернула голову, целуя Сулеймана долгим и сладким поцелуем. — Уже время к обеду, — с улыбкой промолвил султан, когда они разомкнули уста — Я обещал Хафизе прийти на обед в саду, там будет Бейхан. — Нужно время, чтобы в ней утихла обида и ярость, — в серых глазах Сулейман прочитал, что его женщина все понимает — И терпение твое, Сулейман, она слабая женщина, хотя и госпожа Династии, ты мужчина, наш повелитель, будь терпим к слабостям, которые мы не в силах побороть. — Я меньше всего хотел, чтобы боль и обида были нанесены ей мной, но я не мог иначе. — Я знаю, Сулейман, — Гюльфем ласково коснулась его щеки и заставила посмотреть себе в глаза — И она это знает, и простит. ***       В шатре, разбитом на одной из лужаек сада, уже сидели Хафизе и Бейхан. Попивая щербет, сестры беседовали в ожидании повелителя и Хатидже-султан. Бейхан обеспокоенно поглядывала на сестру, что выглядела слегка нервной этим солнечным днем. — Тебя так тревожит принятое султаном решение о переносе свадьбы? — Бейхан отставила кубок и внимательно посмотрела на сестру. — Меня тревожит то, что стоит за этим решением, Бейхан, — Хафизе тоже поставила свой напиток и тяжело вздохнула — Поход, война, притом скоро. Вот это меня тревожит, ведь именно в этом причина, я знаю. — Не занимай свою голову этими мыслями сейчас, Хафизе, — Бейхан ободряюще улыбнулась сестре — Ищи в этой ситуации плюсы, совсем скоро ты станешь женой Малкочоглу. Разве не будешь ты счастлива? — Буду, очень счастлива буду, Бейхан, — Хафизе тоже улыбнулась, но в улыбке угадывалась тревога — Только боязно мне за то, что нас ждет впереди. Завтра Ибрагим-паша отбывает в Египет, Хатидже только узнала о беременности и вот теперь вынуждена расстаться с мужем, если он вернется из Египта живым, ему придется уйти в поход, она всю беременность и возможно даже роды проведет без своего мужа. Для неё это будет испытанием. — Ты будешь рядом, поддержи её, — Бейхан накрыла руку сестры своей — Я горжусь тобой, ты не стала продолжать с ней склок. Ты же знаешь нашу Хатидже, вечное капризное дитя, гордыня и заносчивость у неё явно с Шах общие, хоть и разница в возрасте велика. Не потакай её истерикам и капризам, поддерживай её. Когда ты рядом, она успокаивается. — А когда рядом ты, успокаиваюсь я, — улыбнулась старшей сестре Хафизе — Оставайся до свадьбы. Пока нет Ибрагима-паши, погости у Хатидже, если тебе опостылил Топкапы. Но не уезжай, Бейхан, умоляю. Мне сейчас так нужно, чтобы ты была рядом, сестра. — Хафизе, — покачала головой султанша — Не начинай опять, меня ждут дети. — За детьми можно послать, их привезут в столицу, — Хатидже приблизилась к сестрам и поприветствовала их всех — Оставайся в Стамбуле, сестра, Ибрагим-паша покинет меня, мне будет тяжело во дворце одной. — И мне не обойтись без твоих советов, — улыбнулась Хафизе — Обустроить дворец в короткие сроки без вас, моих сестер, я не смогу. — А к чему вдруг такая спешка? — удивилась Хатидже-султан. — Повелитель пожелал, чтобы свадьба прошла в середине мая, — ответила за сестру Бейхан.       Послышался громкий голос аги, возвещавший о приближении султана Сулеймана. Султанши Династии синхронно поднялись со своих мест и склонились в знак приветствия перед повелителем. — Хатидже, сестра моя, как ты себя чувствуешь? — мужчина с улыбкой обнял девушку, поцеловавшую его руку и посмотрел на её румяное лицо. — Все хорошо, повелитель, благодарю Вас, — взгляд карих глаз был немного грустным, но Хатидже не стала заговаривать об отъезде Ибрагима, она прекрасно помнила, что Хафизе собрала их всех не для этого, главной целью было хоть как-то изменить к лучшему отношение Бейхан к брату. — Хафизе моя, — султан обнял сестру и поцеловал её в лоб. Остановившись рядом со средней из сестре, мужчина нерешительно замер — Бейхан-султан, как ты? — Благодарю, повелитель, все в порядке, — султанша упрямо не поднимала глаз на брата и Хафизе в этот момент с отчаянием посмотрела на Хатидже, в глазах сестры она прочитала, что та тоже понимает, что всё это зря и ничего у них не выйдет. Тяжело вздохнув, вслед за султаном его сестры опустились на свои места и приступили к обеду. ***       В покоях матери шехзаде тоже был обед. Хюррем-султан восседала на подушке в окружении тарелок с перепелами и самозабвенно уплетала плоды трудов Шикера-аги. Нигяр-калфа и Гюльнихаль удивленно переглядывались, наблюдая за тем, как наложница поедает уже третью тушку птички. — Хюррем-султан, ты не лопнешь столько есть? — Нигяр насмешливо улыбнулась госпоже. — Тебе жалко что ли? — удивилась Хюррем — Я не одна ем, Мехмет тоже ест вот, — Гюльнихаль и Нигяр фыркнули и засмеялись — Ну что? Я ничего не могу с собой поделать, мне хочется есть. — Может ты беременна, Хюррем-султан? — вскинув бровь, спросила калфа. На лице рыжеволосой султанши появилась задумчивость, она явно высчитывала дни, когда была с султаном и могла вновь понести. — Прикажи явиться лекарше, — отодвинув от себя тарелку с недоеденной перепелкой, Хюррем вытерла руку салфеткой и села на тахту. Едва в дверях появилась гаремная врачевательница, как султанша тут же вскочила на ноги. — Ну, Бениз-хатун, что ты нам скажешь? — Нигяр нетерпеливо посматривала на лекаршу, закончившую осмотр. — У меня радостные новости для госпожи, — улыбнулась пожилая женщина — Она ждет ребенка. — О Аллах, благодарю тебя, — Хюррем прижала руку к груди, сдерживая слезы счастья. Покои наполнились счастливыми возгласами служанок. Султанша наградила лекаршу золотом и выпроводила её из покоев. — Инш Аллах, я рожу султану еще одного шехзаде, — сложив руки на животе, мечтательно улыбнулась Хюррем. — Аминь, — хором ответили Гюльнихаль и Нигяр — Только ты в этот раз не хвались всем, что родишь сына, Хюррем, — грозно взглянула на госпожу калфа — На все воля Аллаха. — Поняла, Нигяр, не буду, — просто улыбнувшись, пообещала рыжеволосая, сияя счастливой улыбкой.