Хранительница счастья

Январь 1525 года, Стамбул, дворец Буколеон       Хафизе укачивала сына на руках, но обычно спокойный младенец вот уже несколько часов истошно вопил, и никто не мог его успокоить. Хафизе, перепуганная до смерти недавней гибелью ребенка Хатидже-султан, с ужасом смотрела на султанзаде. — Госпожа, может всё же зубки режутся? — Фелиса обеспокоенно смотрела на султаншу, укачивающую сына. — О Аллах, Фелиса, ну причём здесь зубы, — Хафизе посмотрела на сына и замерла — Всевышний, сохрани нас. — Что такое, госпожа? — калфа недоумевала перемене, произошедшей в лице султанши. — Фелиса, — Хафизе сглотнула — Быстро Нуру сюда и пошли кого-то из стражников к Яхье-эфенди.       Девушка скрылась за дверями детской. Хафизе осторожно опустила сына на кровать и развернула пеленки. Сыпь, едва заметная, уже стала проступать не только на щеке мальчика, но на всём остальном теле. Хафизе, знавшая медицину, понимала, что эта сыпь признак гораздо более серьезного заболевания, и сердце её сжималось при мысли, что это может быть корь. Нура вошла в покои стремительно и тут же склонилась над султанзаде рядом с султаншей. — Это корь? — султанша старалась сохранять спокойствие, но голос звучал испуганно. Нура внимательно осмотрела мальчика и сама облегченно выдохнула, бросив взгляд на беременную султаншу. — Нет, слава Аллаху, это не корь, — Хафизе тоже казалось успокоилась — Ветряная оспа, госпожа. — Надо сбить жар, — подала голос Фелиса — Я приготовлю отвар. — Госпожа, надо сообщить во дворец, — сказала лекарша — Возможно, оспу привезли из Крыма. У нас же была около двух недель назад в гостях Айбиге-хатун. — Да, немедленно пошлю во дворец весть, — кивнула Хафизе — О Аллах, там же трое шехзаде и Михримах. Всевышний, сохрани нам детей. — Госпожа, Вам нельзя нервничать, — напомнила хозяйке дворца лекарша — Мы с этим справимся, нужно только принять все необходимые меры, — Хафизе взяла сына на руки и прижала к своей груди. — Мой маленький львёнок, — султанша погладила мальчика по голове — Сохрани тебя Аллах. ***       О том, что в столице оспа, Хафизе в принципе могла во дворец и не сообщать. Сюмбюль-ага с раннего утра выполнял поручения Яхья—эфенди и лекарей дворца, которые организовывали карантин, дабы не допустить распространения эпидемии. Айбиге-хатун стала первой заболевшей обитательницей гарема, Хафса-султан тут же распорядилась, чтобы Гюльфем-султан и Хюррем-султан изолировались со детьми в своих покоях. Когда мать повелителя получила извести о болезни внука из дворца Хафизе, ей стало плохо. Дае-хатун дежурила подле госпожи, отлеживающейся в своих покоях, и пыталась успокоить Хафсу-султан. — О Аллах, сохрани моих внуков, — вздыхала женщина — Не позволь мне познать еще одну утрату, убереги дочерей моих и сына моего от потери детей. Мы только приняли удар, смерть моего милого султанзаде Мехмета, не позволь нам снова погрузиться в скорбь. — Госпожа, нужно надеяться на лучшее, — Дае с беспокойством смотрела на мать повелителя — Лекари делают все возможное. — Моя милая Хафизе, о Всевышний, она беременна, она может за болеть, ухаживая за сыном, — женщина прижала руку к глазам — Несчастья вновь одно за другим летят на мою семью, Дае. О Аллах, защити нас. — Госпожа, — в покои вошёл расстроенный главный евнух и поклонился матери повелителя. — Сюмбюль, если ты принес мне еще одну дурную весть, то лучше даже не открывай рта, — поморщилась Валиде — Что там ещё, говори давай. — Из дворца Бейхан-султан пришли новости, — Валиде нахмурилась — Султанзаде Ахмед тоже болен ветряной оспой. Он очень плох. — Дае, ну вот, — Хафса-султан всплеснула руками и прижала их к вискам — Всё опять стало ужасно, как только эта змея вернулась во дворец, — султанша склонилась — Ладно, позови ко мне Яхью-эфенди, я хочу знать всё о ситуации. ***       Хатидже прибывала в глубокой печали вот уже много дней. Смерть долгожданного сына подкосила османскую принцессу, винившую себя в том, что это султанзаде Мехмет предстал перед Аллахом. Её безмерное горе проливалось слезами, которые были ее спутниками с того самого дня. Ибрагим-паша, переживавший смерть ребенка не менее тяжело, чем его супруга, с головой ушёл в государственные дела, предпочитая как можно реже оставаться наедине с Хатидже. Вот и сейчас паша вернулся во дворец поздней ночью в надежде, что султанша уже спит, однако сестра повелителя не спала. Подперев голову рукой, она сидела в гостиной и ждала мужа. Великий визирь тихо ступал по ковру, остановившись в нескольких шагах от супруги, он склонился. — Добрый вечер, госпожа, — паша насторожился, что-то в лице супруги его озадачило — Почему Вы не спите? — Ты разлюбил меня, Ибрагим? — голос Хатидже звучал спокойно, но в поднятых на него глазах он увидел такую боль и страдания, что сердце паши против его воли заныло — Скажи мне правду. Ты полюбил другую или я просто тебе постыла, ответь мне, Ибрагим. — Госпожа, как можно, — начал было паша, но запнулся. Эти глаза смотрели на него так же, как и тогда, когда их отношения только начинались, ещё задолго до ссоры, которая, казалось, уничтожила в паше всю любовь к этой женщине — Я никогда бы не посмел полюбить другую женщину. — Госпожа, — Хатидже горько усмехнулась, стараясь сдержать слезы — Ты больше не видишь во мне любимую, ты видишь во мне лишь султаншу, да, паша? — османская принцесса поднялась и гордо посмотрела в глаза супругу — Ты отдалился от меня, Ибрагим, даже рождение сына не сделало нас вновь близкими. И малыш это чувствовал, болел потому, ушёл от нас, мы недостаточно любили друг друга, а дети не могут расти в нелюбви, они всё чувствуют. Я перестала быть тобой любима, я потеряла сына. К чему всё это тогда, паша? Ответь мне, умоляю, — отчаяние, с которым госпожа смотрела на мужа, словно вернуло великого визиря откуда-то из бездны, в которую он сам себя загонял последнее время. — Хатидже, — зять султана старался скрыть в голосе своем растерянность, он не понимал, что с ним происходит, что он чувствует и что он делал все это время. Хатидже, его законная жена, любившая его как и прежде, стояла перед ним сейчас, и боль, переполнявшая её, была и его, Ибрагима, болью. Она чувствовала, не могла не чувствовать, что их отношения изменились, и её это уничтожало, ведь она не находила утешения и плотских радостей ни в ком другом, кроме как в муже. А великий визирь забыл, забыл, что любил и любит её больше жизни свой, забыл, что любимых всегда прощают, просто потому, что любят их. — Ибрагим, что нам делать? — пролившиеся наконец слезы обжигали Хатидже лицо. Паша коснулся бледной щеки, стирая с неё соленые капли и решительно смотрел в глаза супруги. — Хатидже, я люблю Вас, — паша смотрел в темные глаза султанши и с каждым своим словом всё сильнее убеждался, что не лжёт — Я люблю Вас как никого и никогда не любил и любить уже не буду. — Не оставляй меня, паша, — Хатидже чуть повернула голову и поцеловала руку мужа — Не оставляй меня, Ибрагим, мне без тебя не жить, — паша пораженно смотрел на султаншу, её слова, её глаза, полные любви, боли и страданий, казалось смотрели мужчине прямо в душу. Ибрагим осторожно обнял жену и коснулся её губ, иссушая все её слезы и забирая себе часть боли, терзавшей её столько времени. ***       Хафизе встретилась с сестрой только после того, как болезнь отступила и их с Малкочоглу сын полностью выздоровел. Бейхан выглядела абсолютно раздавленной, болезнь, унесшая её сына, пощадила других детей Династии, но Ахмет навсегда покинул этот мир, оставив свою мать скорбеть о нём. — Бейхан моя, — Хафизе обняла сестру, которая разрыдалась, едва увидела златовласую госпожу — Тише, сестра, тише. — Хафизе, — женщина всхлипнула на плече у сестры — Как мне жить? Мой сын, мой маленький мальчик… — У тебя осталась Фахрие, ты должна жить ради неё, — Хафизе посмотрела в заплаканные глаза сестры — Она так нуждается в твоей любви и внимании, Бейхан. И Хызыр Реис, он так тебя любит и тоже страдает из-за смерти нашего мальчика. Ты нужна им, без тебя они не справятся. -Не надо было её привозить, — маленькая Фахрие насупившись смотрел на мать и тетку. — Кого не надо было привозить, жемчужина моя? — Хафизе непонимающе смотрела на девочку. — Она вбила себе в голову, что всё случилось из-за Айбиге-хутун, потому что болезни начались после её приезда. — Я не вбила себе в голову, Валиде, — семилетняя султанша уже вполне чувствовала себя госпожой и характер свой проявляла, хоть и не часто — Как эта Айбиге-хатун приехала, так опять несчастья. Пусть назад уезжает. — Фахрие, — Хафизе хоть и тоже чувствовала неприязнь к крымской принцессе, которая слишком уж активно обращала внимание на её мужа во время ужина, когда они с Гюльфем гостили в Буколеоне, постаралась успокоить племянницу — Она не может уехать назад, в Крыму идет война, её могут убить. — Мне всё равно, — девочка сложила руки на груди и подняла на тетку не по-детски серьёзные глаза — Она мне не нравится, из-за неё умер брат, — Хафизе вздохнула и прижала девочку к себе. Если бы вопрос нахождения Айбиге в столице был исключительно семейным, Хафизе бы не задумываясь сделала все, чтобы выслать её, но тут была замешана политика, от того с решениями торопиться султанша не хотела. ***       Ибрагим-паша прибыл в дом Нигяр исключительно за тем, что сообщить ей о разрыве их отношений. Визирь был твердо уверен в том, что это не составит ему никакого труда, однако едва увидев лицо любовницы, мужчина понял, что явно что-то стряслось. — Паша, — женщина поклонилась и посмотрела на гостя с нежностью — Я так ждала Вас, паша. У меня для Вас есть новость, — женщина подошла к зятю султана и взяла его за руку — Вы как-то сказали мне, что хотели бы от меня дочку, помните? — в глазах Ибрагима на мгновение отразился ужас, охвативший его в тот момент, когда он понял, к чему клонит женщина — У меня, у нас, паша, будет ребенок, — женщина ожидала другой реакции. Великий визирь отшатнулся от нее, отошёл к окну и пару минут молчал. — Какой срок? — Уже почти четыре месяца, паша, — Нигяр сложила руки на слегка выступающем животе. — Ребенок, — Ибрагим наконец дал волю своей ярости — Ты с ума сошла, Нигяр?! О каком ребенке может идти речь, я зять султана, чем ты думала?! — Паша, — женщина испуганно смотрела на возлюбленного — Вы же сами хотели дочку, паша, — Нигяр расплакалась — Умоляю Вас, пощадите, сделайте что-нибудь. Матракчи сказал, что разводится со мной, ему уже дал добро Кадий. Я останусь одна, паша, не надо, пожалуйста, оставьте мне хотя бы ребенка, — паша замер, глядя на женщину. Великий визирь, несколько недель готовившийся к этому разговору, как-то упустил из виду своего ученого друга, который видимо давно понял, что Нигяр в положении, и не захотел покрывать позора неверной жены. На миг паша задумался, затем повернулся к женщине. — Я отправлю тебя к моим родственникам, там ты родишь ребенка и будешь жить ни в чем не нуждаясь, — паша поднял рыдающую женщину за плечи — Вот что, собирай вещи, завтра же я пришлю к тебе людей, которые переправят тебя к моей семье. Нико позаботится о тебе и ребенке. Я буду навещать вас, когда получится. — Паша, как же я без Вас, — пролепетала женщина. — Береги себя и нашего ребенка, Нигяр, — паша обнял любовницу, которая быстро успокоилась в его руках. Ибрагим не мог даже представить, как теперь спрятать и Нигяр, и ребенка так, чтобы никто и ничего не заподозрил, ибо врагов у паши было много. ***       Хафизе сидела в своем кабинете и занималась документами. Маленький Амирхан возился с отцом в саду, рассматривая диковинных птиц, купленных Малкочоглу для сада, и изучая первые цветы, пробившие еще не прогревшуюся землю после долгой зимы. Стук в дверь отвлек султаншу, это был условный сигнал, так стучал только один её слуга — Касым. — Войди, — повелела женщина, отложив бумаги. В комнату, плотно затворив за собой дверь, вошёл ага и поклонился. — Госпожа, Вам нужно знать, — жестом султанша подозвала к себе агу и позволила ему тихо сообщит ей на ухо всё, что удалось выяснить. — Вот значит как, — Хафизе откинулась на спинку стула и скрестила руки на выступающем животе — Надо с этим покончить, раз и навсегда, Касым. — Окончательно, госпожа? — ага хотел удостоверится, что правильно понял султаншу. — Так, чтобы больше ничто не тревожило покой моей старшей сестры, — зеленые глаза страшно блеснули. Ага поклонился и скрылся из кабинета, что делать дальше, он знал.       Хафизе вышла в сад, где её муж возился с неуклюже стоящим на ногах сыном, и счастливо улыбнулась. Её семья, самые дорогие ей люди, Хафизе никогда и никому не позволит нарушить их счастье. Завидев мать, Амирхан радостно улыбнулся и ухватившись за широкую ладонь отца пошёл навстречу Хафизе. — Мама, — султанша подхватила сына на руки и поцеловала. Темноглазый мальчик, точная копия своего отца, даже смотрел на неё такими же глазами, как Бали-паша. — Госпожа, он уже тяжелый, не нужно Вам поднимать его на руки, — паша обеспокоенно посмотрел на жену, придерживая сына так, чтобы ей не было тяжело. — Он стал таким большим, — Хафизе с любовью и нежностью смотрела на своего мужа и их сына — Как же я счастлива, Бали-паша, — мужчина наклонился и с улыбкой поцеловал женщину. Амирхан весело захохотал, глядя на родителей. Так они и стояли, обнявшись, посреди огромного сада, разбитого у подножья их дворца. И глядя на жену, Малкочоглу понимал, что абсолютно счастлив. ***       Хюррем прогуливалась со своей новой приятельницей в саду. Когда Айбиге и остальные заболевшие поправились, им разрешили недолгие прогулки. Крымская принцесса была в это утро молчалива и мрачна. Рыжеволосая султанша, давно понявшая причину, по которой Айбиге грустит, поглядывала на неё с улыбкой. Эта девчонка была для матери старшего наследника настоящим подарком, ибо с её помощью она могла нанести Хафизе-султан такую рану, какую прежде никто не мог нанести. Златовласая султанская сестра была для Хюррем гораздо опаснее, чем Гюльфем-султан, Валиде и её родные дочери. Бесконечна преданная повелителю и его младшему сыну, Хафизе была для султанши злейшим врагом. Именно её славянская рабыня винила в том, что султан больше не зовет её, ведь всем было известно, что любимая дочь султана Селима имеет на правящего султана огромное влияние. — Айбиге, ты так грустна вот уже столько дней, — на лице Хюррем изобразила понимающую улыбку — Я знаю как помочь тебе, развеять твои печали. — Хюррем-султан, — девушка подняла на подругу несчастные глаза — Мои печали ничто не развеет. — За свою любовь нужно бороться, Айбиге. — Бороться с кем? — девушка усмехнулась — С Хафизе-султан, которая своего мужа оберегает как зеницу ока? С той, которую даже Валиде, мне так кажется, немного побаивается. — Малкочоглу ведь тоже на тебя смотрит особенным взглядом, — убеждала девушку в том, о чем она так грезила, Хюррем — Просто он зять султана, он не может тебе этого показать. — А я разве могу? — Айбиге с надеждой смотрела на султаншу, о хитрости которой было известно далеко за пределами Стамбула. — У меня есть одна идея, если ты не побоишься рискнуть, — мило улыбалась рыжеволосая госпожа. — Не побоюсь, — храбро заявила крымская принцесса. ***       Ибрагим-паша удивленно замер, когда в его кабинет без стука вошла младшая сестра его жены. Султанша оправила платок и обвела комнату неспешным взглядом колдовских глаз. Великий визирь невольно поежился, хоть они и были по одну сторону баррикад с этой женщиной, поддерживая шехзаде Баязида, паша всё же слегка побаивался госпожу, имевшую такое колоссальное влияние на падишаха. — Хафизе-султан, — великий визирь поклонился — Чем обязан? — Ибрагим-паша, — улыбка султанши была как сладкий ледяной сироп, вылитый паше за шиворот. Грек невольно напрягся, глядя на жену Малкочоглу — Да так, зашла навестить тебя. Знаешь, разные слухи ходить стали вокруг твоей персоны, не приведи Аллах, до Хатидже их добрая мать старшего наследника доведет, не миновать беды. — О чём Вы, госпожа? — великий визирь старался сохранять спокойствие, но выходило не очень. — О Нигяр, паша, об этой мерзавке, — зеленые глаза недобро блеснули — Я пришла Вам напомнить, паша, что великий визирь и зять султана не должен себя так компрометировать. Я уж не говорю о том, что Вы нанесли жестокое оскорбление моей сестре и всей Династии. — Госпожа… — Молчи! — Хафизе зло посмотрела на зятя — Никогда больше не забывай, что тебе не должно вести себя так, паша, чтобы мне снова не пришлось исправлять твои ошибки, — Ибрагим ошарашено смотрел на султаншу, медленно осев в кресло, Ибрагим до боли сжал кулаки — Никогда больше не делай ошибок, они могут стоить другим жизни, паша, — женщина вышла из кабинета великого визиря, оставив его наедине с полученной новостью, и направилась в сторону главных покоев, собираясь навестить брата. ***       Хафизе молча лежала в постели, и горячие слезы градом катились из потухших зеленых глаз. Эта сцена в коридоре, ведущем в покои повелителя, стояла у неё перед глазами. Её муж, человек, которому она безоговорочно верила, человек, которого она любила больше своей жизни, тот, которому она подарила сына, предал её. Удар, нанесенный ей любимым мужчиной был для неё слишком тяжелым, Хафизе не нашла в себе в тот момент сил даже на то, чтобы что-то сказать застывшей с испуганным выражением лица крымской принцессе и мужу, в глазах которого султанша успела лишь прочитать испуг. Бали-паша попытался было остановить жену, но султанша, не позволив ему даже приблизиться, немедленно ушла прочь. Она бежала, позорно бежала с места, где было совершенно убийство, с места, где Малкочоглу, за которого она была готова умереть, растоптал, уничтожил её любовь, её чувства, всё, что было для неё смыслом жизни.       Дверь в покои тихо скрипнула, покачиваясь, паша точно в бреду дошёл до кровати, на противоположном краю которой сжавшись в комок лежала его жена. Бали прекрасно понимал, что никакими уговорами сейчас не сможет вымолить у Хафизе хотя бы право объясниться. Его жена, женщина, которую он любил больше всего на свете, сейчас страдала из-за того, что увидела во дворце Топкапы. Медленно опустившись в кровать, не откинув одеяла и не раздевшись, паша лег и не смог сомкнуть глаз. Через несколько минут в тишине покоев послышался шорох тканей, султанша встала с кровати и молча вышла, дверь за ней громко захлопнулась и Малкочоглу понял, что это конец. Он хорошо её знал, слишком любил он эту женщину, чтобы не понимать, что ничто не поможет ему оправдаться перед ней и ничто не залечит раны, оставленные в её душе и сердце.