Хранительница счастья

      Едва въехав на территорию дворца своей тетки, Фахрие-султан поняла, что ей отнюдь не показалось, что мать от нее что-то скрывает и боится. Буколеон был окружен стражей, такого скопления воинов юная госпожа еще не видела. — Вы только посмотрите, госпожа моя, сколько охраны, — вздохнула Айше-хатун, ближайшая служанка и помощница Фахрие-султан, бывшая немногим старше своей госпожи. Дочь Ферхата-паши недовольно поморщилась, вглядываясь в освещенную пламенем факелов площадку перед дворцом, посреди высоких фигур низко склонившихся охранников виднелась фигурка ребенка, и Фахрие поняла, что Таджия-султан ждала её приезда. — Добро пожаловать, сестра, — совсем детский голос и внешность контрастировали с интонациями и горящим взглядом маленькой хозяйки дворца. — Таджия моя, — Фахрие ласково улыбнулась и обняла темноволосую девочку — Что у вас тут за столпотворение из охраны? — Я думала, что ты расскажешь мне хоть что-то, — нахмурила брови единственная дочь Бали-паши — Ты же была в Топкапы? — Да, но моя Валиде ничего мне не сказала, там всё как всегда, — пожала плечами Фахрие-султан — Только вот мне показалось, что она чем-то обеспокоена. — Неудивительно, если мама велела усилить охрану дворца, значит, что-то случилось, — Хасна-султан поправила выбившуюся из-под украшения черную прядь и внимательно посмотрела на старшую сестру — Ты ехала по городу, на улицах все спокойно? — Более чем, — кивнула русоволосая султанша — А где шехзаде и твои братья? — Фахрие-султан, — Амирхан вышел в коридор, по которому шли девочки, и коротко кивнул прибывшей кузине — Добро пожаловать, шехзаде и я здесь, младшие уже спят, их уложила Радан. — Шехзаде Баязид, — войдя в комнату, султанша поклонилась мальчику, сидевшему у окна и напряженно всматривающемуся в ночную тьму. — Здравствуй, Фахрие, — сын султана на мгновение повернулся к вошедшим и коротко кивнул старшей дочери своей тетки. — Кто-нибудь из вас понимает, что происходит? — Фахрие переводила взгляд с братьев на сестру и обратно, оружие, которое она заметила у каждого из них, заставила девочку напрячься. — Султанзаде, — в дверь раздался короткий стук и послышался голос Радан-хатун, старший сын Хафизе-султан отворил дверь перед няней. — Что случилось, Радан-хатун? — он старался быть рассудительным и спокойным как отец, хотя не меньше остальных был напуган неизвестностью. — Прибыл Матракчи Насух-эфенди, — поклонившись сыну хозяина дворца, сообщила девушка. — Ну наконец-то, — выдохнул мальчик и стремительно вышел из покоев, шехзаде и обе султанши последовали за ним.       В холле первого этажа, напряженно хмуря брови, стоял Матракчи Насух-эфенди. Мудрый ученый после свадьбы с каждым годом, казалось, выглядит всё моложе, на вид ему нельзя было дать и сорока лет. Завидев наследника в компании детей султанских сестер, верный воин султана поклонился в знак почтения. — Шехзаде Баязид, — мужчина одарил своего ученика улыбкой — Султанзаде, госпожи. Вы пожелали видеть меня. — Я посылал за тобой, Насух-эфенди, — кивнул Амирхан — Надеюсь, ты можешь хоть как-то объяснить нам, что происходит. Почему мама и папа покинули дворец, усилили охрану и не возвращаются, несмотря на поздний час? Что случилось, Матракчи? — Не знаю, Амирхан, наверняка, ничего серьезного, иначе бы мне сообщили, — друг Малкочоглу понимал, что очень маловероятно, что все происходящее не имеет никакой серьезной причины, но пугать детей не хотел. — Насух-эфенди, — Баязид, до этого момента молчавший и не проявлявший интереса к происходящему, посмотрел на ученого серьезным взглядом — Ты можешь для меня поехать во дворец и узнать у Бали-паши, что происходит? До коле нам сидеть здесь в неведении? Мы все обеспокоены, если не сказать, что напуганы происходящим. — Как пожелаете, шехзаде, я немедленно отправлюсь в Топкапы, — муж Фелисы-хатун и сам желал бы знать, почему в Буколеоне столько охраны, словно они готовятся к нападению. — Подождите немного, Насух-эфенди, я напишу записку для мамы, — попросила Таджия — Радан, подай чернила и бумагу. ***       Бейхан-султан стояла у кровати брата, глаза её были устремлены к спокойному лицу мужчины, находившемуся без сознания. В покоях тихо потрескивал огонь свечей, Яхья-эфенди что-то тихо шептал двум дворцовым лекарям, Ибрагим-паша и Бали-паша словно два цепных пса молча стояли по другую сторону от кровати, на которой лежал повелитель, а русоволосая султанша всё не могла заставить себя отвести взгляд от лица старшего брата. Султану шёл тридцать восьмой год, он был крепким мужчиной, никогда не имевшим проблем со здоровьем, оттого его внезапная болезнь напугала всех его приближенных так сильно. Пока Ибрагим-паша искал яд и другие причины, по которым султан мог потерять сознание и не приходить в себя, две младшие султанские сестры — Бейхан и Хафизе думали лишь о двух вещах — во-первых, о том, как привести брата в чувства и чем его исцелить, а во-вторых, как не допустить того, чтобы во время его внезапной болезни что-то случилось с его сыном, потерявшем мать совсем недавно. «Не смей покидать нас сейчас, Сулейман, не смей… Ты не можешь оставить нас с сестрами сейчас, когда мы только потеряли Валиде, ты не можешь оставить нас одних, чтобы мы видели как будет литься кровь твоих детей, Сулейман. Очнись, брат мой, я умоляю тебя, найди в себе силы вернуться к нам, ради своих детей, ради нас, ради Династии. Не позволь этим черным дням, что забрали нашу Валиде, нашу малютку Дильшах, Гюльфем-султан, не позволь этим дня продлиться, останови этот ужас, Сулейман, мы сполна уже выстрадали, нам не справиться с еще одной потерей. Я простила тебя, брат мой, простила, не оставляй же меня сейчас одну, когда ты так нужен мне и остальным сестрам. Как я ненавидела тебя, как я желала тебе смерти, когда ты отнял жизнь моего любимого мужа, когда ты казнил Ферхата-пашу. О, если бы ты только знал, сколько проклятий я послала в твой адрес, сколько боли и ненависти было во мне, как я желала тебе страданий за все мои слезы, за всю горечь моей потери. Но боль утихла, Сулейман, мое сердце, которое казалось навсегда умершим, исцелилось, я вновь полюбила, я стала счастливой с Хызыром Реисом, и я простила, я простила тебя, брат мой, хотя и по сей день считаю твой поступок жестоким, неоправданно жестоким поступком брата по отношению к сестре, хоть и смирилась давно с тем, что ты поступил как должно было поступить правителю, заботящемуся об империи. Я как и прежде твоя сестра, Сулейман, и я не могу потерять тебя, мое сердце будет изранено вновь, если я потеряю тебя. Ты не можешь покинуть нас, ты не можешь позволить, чтобы твои дети погибли, чтобы пролилась кровь совсем юных шехзаде. Очнись, Сулейман, твое время еще не пришло, вернись к нам, брат, тебе нельзя покидать этот мир, только не сейчас…» ***       Карета затормозила у большого дома, и Хафизе переглянулась с Сюмбюлем, прежде, чем сошла на землю. Ночь была морозной и тихой, высоко в небе ярко сияли звезды, в окнах дома на втором этаже горел слабый свет. — Иди, Касым-ага, — голос Хафизе звучал словно сталь — Докажи мне, что ты все еще мне верен, — ага коротко кивнул и пошёл в сторону дома, сама султанша с евнухом и служанкой остались за оградой. Из-под ткани капюшона златовласая госпожа зорко наблюдала за тем, как темноволосый мужчина дошёл до двери, постучал в неё и через несколько мгновений после того, как ему открыли, скрылся в доме. — Сюмбюль-ага, — главный евнух гарема не мог видеть лица госпожи, но по голосу её понимал, что она очень злится — Как только он закончит, ты помнишь, что должен сделать? — Госпожа, Вам не стоит беспокоится, — уверенно произнес Сюмбюль, поклонившись жене Бали-паши.       Тем временем Нигяр-хатун хоть и была удивлена позднему визиту, но пустила своего спасителя в дом и захлопотала, подавая на стол нехитрые сладости и чай. Касым-ага сидел в небольшой просторной комнате на диване и исподлобья следил за суетящейся женщиной. -Эфенди, — Нигяр была искренне рада видеть мужчину, когда-то пожалевшему её, сохранившему жизнь, давшему ей кров и деньги, дабы они с дочерью ни в чем не нуждались — Что же Вы не предупредили, что придете? Я бы приготовила для Вас ужин, Касым-ага, — бывшая любовница Ибрагима-паши была красивой женщиной, материнство сделало её казалось краше, чем прежде. И слуга Хафизе-султан с горечью подумал о том, что его мечтам не суждено сбыться, что он не сможет жениться на этой женщине, которую полюбил, что даже покинув службу, ему не быть счастливым подле той, чей взгляд навсегда зачаровал его сердце. — Я надеялся, что ты просто будешь мирно жить с дочерью в столице, а я буду вас навещать, — с горечью проговорил Касым-ага, глядя на побледневшую женщину — Зачем ты это сделала, Нигяр-хатун? Зачем ты погубила всё? — Эфенди, — темноволосая женщина испуганно смотрела на него — Касым-ага, ты убить нас при… — В полутьме комнаты острый клинок лишь единожды блеснул в свете ламп, прежде чем рассечь шею женщине, которая не успела даже вскрикнуть. Она медленно завалилась на бок, а затем упала на пол, в глазах той, что лишь мечтала быть с любимым мужчиной, что лишь хотела быть по-женски счастливой с Ибрагимом, застыл ужас. — Мама, — заспанная Эсманур потирала глаза, стоя у входа в комнату. Касым-ага вздрогнул, не решаясь повернуться к девочке — Мама, — настойчивее повторил детский голос. — Эсманур, — Касым обернулся к ребенку, пряча за спиной орудие убийства. Глаза дочери великого визиря вмиг расширились от ужаса, когда она заметила на полу тело матери в лужи крови. Отчаянно вскрикнув, она бросилась прочь из дома, преследуемая убийцей Нигяр-хатун. Как только ребенок выбежал на улицу, её схватила Фатьма-хатун, и заживая рот, затолкала в карету. Выбежавший вслед за девочкой Касым-ага остановился на лужайке перед домом, озираясь в поисках сбежавшей девчонки, и получил точный удар прямо в сердце, нож пронзил грудь воина насквозь. Касым-ага медленно осел на жухлую траву, отчаянно пытаясь вздохнуть. — Предавший единожды, предаст снова, — голос злотовласой госпожи был последим, что ага услышал перед тем, как покинуть этот мир. — Девчонка тоже всё, — Хафизе обернулась к подоспевшей Фатьме и кивнула. — Свяжите их, уберите в доме кровь, если он наследил, — златовласая госпожа кивнула в сторону лежавшего на земле мужчины — И на дно Босфора всех троих, так, чтобы не всплыли, — Сюмбюль и Фатьма синхронно кивнули — Как закончите, возвращайтесь в Топкапы, я буду подле нашего повелителя, — Хафизе бросила последний взгляд на мертвого агу, ей было его чуточку жаль, он нравился ей как слуга, и если бы не ослушался ее приказа и не поставил под угрозу благополучие дорогих ей людей, был бы подле неё еще долго.       Разум дочери Селима Явуза был спокоен, она не утруждала себя лишними моральными терзаниями в те моменты, когда на кону стояли жизни и счастье дорогих ей людей. Сестра её Хатидже будет и дальше жить в счастливом неведении, что муж её посмел однажды пренебречь султаншей Династии ради бывшей наложницы их отца, а Ибрагим-паша не лишиться брака с сестрой султана и должности великого визиря, столь нужной Хафизе для безопасности до безумия обожаемого Баязида. ***       Хафизе вот уже несколько часов находилась рядом с братом, но тот не приходил в себя, и султанша, испуганная всем происходящим, ни в чем не находила успокоения. Яхья-эфенди, мрачный и озабоченный, то и дело склонялся над повелителем, подносил нюхательные соли, проверял дыхание зеркалом, но все молчал и ничего не говорил ни султанше, ни пашам, лишь опускал глаза и нервно позвякивал склянками со снадобьями. — Немедленно пустите меня, — Хафизе и визири обернулись на дверь, из-за которой доносились истеричные вопли рыжеволосой султанши — Я приказываю вам пустить меня немедленно, я — Хюррем-султан, мать старшего шехзаде, откройте же двери, — златовласая сестра повелителя поднялась с колен, аккуратно опустила руку брата, вздохнула, невесело глянув сначала на мужа, а потом на зятя, намеревавшегося было выйти к шумевшей женщине, и жестом приказала Ибрагиму-паше остаться в покоях. — Не шуми, — едва славянка увидела в дверях главных покоев жену Бали-паши, она тут же прекратила кричать, лицо её стало серьезным, а глаза недоверчиво сощурились. — Хафизе-султан, почему Вы скрыли от меня, что повелитель болен? — рыжеволосая женщина смотрела на султанскую сестру сверху вниз и всё равно чувствовала себя неуютно рядом с этой госпожой — Я мать наследников, я имею право знать, что за дела у меня за … — Довольно, Хюррем, — Хафизе предостерегающе подняла руку — Мы все и так знаем, что ты жаждешь лишь власти, ожидая любого удобного момента, дабы стать Валиде-султан, — Хюррем, собиравшаяся было продолжать, сконфуженно замолкла, натолкнувшись на спокойный, подозрительно спокойный взгляд зеленых глаз. — Госпожа, я просто очень беспокоюсь о повелителе, — попыталась защищаться рыжеволосая султанша. — Хюррем, веди себя достойно матери наследников, — Хафизе отчаянно хотела влепить пощечину этой женщине, но сдерживалась, понимая, что сейчас не время идти на открытый конфликт с той, что может представлять угрозу им всем — Возвращайся в свои покои и утешь моих племянников, повелитель, инш Аллах, скоро поправится, а пока ему нужен покой, потому ты и не войдешь в главные покои, Хюррем-султан. — Госпожа, — мать Мехмета помолчала несколько мгновений, прежде чем криво усмехнулась и сделала шаг в сторону султанши — Я мать троих наследников и султанши крови, я хочу видеть повелителя, и Вы не можете… — А я султанша Династии и сестра повелителя, — голос Хатидже заставил обеих женщин повернуться, в нескольких шагах от них стояла жена великого визиря, облаченная в дорожную накидку поверх бархатного темно-зеленого платья — И я приказываю тебе, Хюррем, вернуть в гарем, к остальным рабыням, — по лицу рыжеволосой женщины прокатилась волна ярости, которую она с трудом сдержала. Хафизе понимала, что ситуация развивается по сценарию, наиболее нежелательному в это непростое время, оттого быстро смягчила свою улыбку, доверительно положила руку на предплечье Хюррем и успокаивающе посмотрела на женщину. — Ступай к детям, Хюррем, я обещаю тебе, что если что-то изменится, и брату станет лучше, я немедленно пошлю тебе весть, — рыжеволосая султанша нашла в себе силы благодарно улыбнуться, поклониться обеим сестрам султана и стремительно покинуть коридор. — Сестра моя, — Хафизе устало вздохнула и открыла объятия для темноокой дочери Хаффсы-султан — Ну зачем, зачем в очередной раз… — Каждый должен знать свое место, Хафизе, она не ровня нам, роди она хоть десяток шехзаде, все равно она была и останется навеки рабыней, безродной пленницей, — жена Бали-паши еле сдержалась, чтобы не закатить глаза, осознав, что Хатидже снова перешла к своим любимым рассуждениям о том, кто и что может себе позволять. — Хорошо, что ты приехала, Хатидже, — златовласая султанша печально посмотрела на старшую сестру — Брату не лучше, и похоже, что даже Яхья-эфенди не знает, что делать, — султанши вошли в главные покои, мужчины поклонились им, обе женщины проследовали к постели повелителя и остановились у его изголовья. — Я не в силах буду пережить еще и Вашу смерть, мой повелитель, — Хатидже осторожно поцеловала руку мужчины, лежавшего без сознания — Не оставляйте нас, я не вынесу этого, — одинокая слезинка сбежала по щеке госпожи. — Хафизе-султан, — Бали-паша подошёл к жене и коснулся её плеча, супруги отошли в сторону, не мешая Хатидже беседовать с братом — Приезжал Матракчи, его послал Амирхан, дети волнуются, они перепуганы выставленной и дворца охраной. — Что я могла сделать, паша? — Хафизе посмотрела на мужа — Ты сам понимаешь, что я ужасно беспокоюсь, там же Баяизид, мало ли на что способна Хюррем, особенно теперь, когда она все знает. Интересно еще узнать, кто ей донес, — мрачно заключила султанша. — Таджия передала тебе записку, — паша протянул свернутую в трубочку бумагу — Насух-эфенди ждет в комнате хранителя покоев, мы с Ибрагимом-пашой посовещались, и пришли к выводу, что ему стоит сказать о случившимся, пусть остается рядом с шехзаде, если что, он сможет его защитить, — великий визирь, возникший в паре шагов за спиной Малкочоглу согласно закивал. — Никаких «если что», — Хафизе сбросила руку мужа с плеча, сделала шаг назад и зло посмотрела на визирей — Слышите меня? Даже мыслить о том не смейте, повелитель придет в себя, он очнется. — Конечно, госпожа, мы в этом не сомневаемся, все мы, — грек выразительно посмотрел на всех присутствовавших в комнате, молочный брат султана предпочел промолчать и отвести глаза — Но пока султан болен, наши враги могут воспользоваться ситуацией и навредить шехзаде Баязиду, потому наша задача защитить его, чтобы нам не пришлось потом сообщать повелителю дурную весть. — Когда Хызыр Реис должен вернуться в столицу? — златовласая принцесса взяла себя в руки и о чем-то задумалась. — Завтра или после завтра, письмо от него было получено почти неделю назад, мы ждем его со дня на день, — переглянувшись с Бали-пашой, ответил Ибрагим. — Вот что, Бали-паша, поезжай вместе с Матракчи в Буколеон, успокой детей, распорядись на счет охраны и проследи, чтобы проверили лодки. Если к тому моменту, как Капудан-паша войдет в столицу, повелитель не придет в себя, то шехзаде вместе с Насухом-эфенеде нужно будет отправить на корабль Барбароссы, там он будет в наибольшей безопасности, я надеюсь. — Хафизе, — паша внимательно смотрел на жену — Может быть Вы вернетесь в Буколеон со мной? — Бали-паша, я напишу записку нашей дочери, но Топкапы я не покину до тех пор, пока моему брату не станет лучше и он не придет в себя, — по глазам супруги Малкочоглу понял, что ни спорить, ни уговаривать её не стоит, все одно бесполезно, потому подождал, пока она быстро напишет записку для Хасны-султан и, поцеловав её руку, вышел из главных покоев. — Поехала бы отдохнуть, — взглянув на сестру, вставшую рядом с ней, тихо сказала Хатидже — Я бы побыла пока с братом. — Я не оставлю его, чтобы не случилось, я буду рядом, — так же тихо отвечала любимая дочь султана Селима, обеспокоенно глядя на плотно сомкнутые веки брата — Мое место подле повелителя, — Хатидже промолчала, не став перечить сестре.       Темноволосая османская султанша периодически бросала взгляды на супруга, тихо беседующего о чем-то с лекарями, и всё корила себя за то, что могла поверить этому странному посланию, усомниться в верности паши, не раз доказывавшего ей свою любовь, едва не лишившегося жизни из-за их поначалу запретных чувств. Султанша под покровом ночи все же поехала по указанному адресу, вопреки своему решению дождаться Ибрагима и поговорить с ним, и каково же было её счастье, когда в доме она не обнаружила никого, он был пустым, абсолютно пустым, без единого признака того, что там могла жить какая-то женщина, да еще и с ребенком. Старшая из сестер султана была абсолютно счастлива этой ночью, несмотря на то, что из дворца сообщили ей страшную весть о неизвестном недуге повелителя. Хатидже была женщиной, любившей своего супруга до безумия, сама мысль о том, что он мог быть с другой женщиной, убивала её, от того она так рада была знать, что это письмо не более чем выдумка злопыхателей. ***       Бейхан недовольно смотрела на старшую сестру, с которой завтракала в своих покоях. Хафизе, отказавшаяся покидать покои повелителя даже для того, чтобы поесть, не присутствовала за трапезой, и Хатидже решилась поделиться с младшей сестрой своими ночными приключениями, однако управляющая гаремом сестра повелителя восторгов жены великого визиря по поводу того, что письма эти ложь, не разделила. — Ты сумасшедшая, Хатидже, — злилась Бейхан — Как ты могла так рисковать? Зачем ты поехала туда одна? А если бы там была ловушка и тебе бы убили? — Что ты такое говоришь? — нахмурилась старшая дочь Хафсы-султан — Какая ловушка, Бейхан? — О, Хатидже, как же ты неосмотрительна, — русоволосая султанша сжала виски руками — Да послушай же ты меня, ты что же не понимаешь всего, что происходит? Чума, унесшая жизни Валиде, Гюльфем и Дильшах, чудом не убившая тебя и твоих детей, внезапная болезнь повелителя, эта записка… Хатидже, если ты думаешь, что у Ибрагима-паши и у тебя мало врагов, ты ошибаешься. Хюррем избавляется от всех, кто стоит на её пути, если уж она решилась погубить Валиде, то и от тебя избавиться может захотеть в любую минуту, а ты, глупышка, без меня, без Хафизе, ночью в какой-то дом на окраине столицы поехала только из-за записки. — Но ты не понимаешь, — возразила жена великого визиря — Ты не понимаешь, Бейхан, какая это для меня мука, даже мысль, даже малейшее сомнение в том, что Ибрагим только мой, мене невыносимы. — Хатидже, — султанша вздохнула и посмотрела на старшую сестру как на неразумного ребенка — Обещай мне, пожалуйста, что впредь ты подобных неосторожных поступков совершать не будешь. Хорошо? — темноволосая султанша коротко кивнула, она даже не задумывалась о том, что это все могло быть лишь попыткой от неё избавиться, и лишь по счастливой случайности она не подверглась нападению. — Госпожи, — после короткого стука в дверь, в покои вошел Сюмбюль-ага и низко склонился перед султаншами — Бейхан-султан, Капудан-паша вернулся в столицу. — Слава Всевышнему, — Бейхан облегченно выдохнула, присутствие супруга, грозного адмирала и верного сторонника шехзаде Баяизида, придало управляющей гаремом уверенности в том, что с любимым племянником ничего не случится, даже если султан не придет в себя. — Сообщи Хафизе-султан, Сюмбюль, — распорядилась Хатидже — И узнай, как там повелитель, — главный евнух закивал и торопливо семеня направился исполнять приказ жены великого визиря.