Хранительница счастья

      Бали-паша поправлял темно-зеленый кафтан стоя перед большим зеркалом, когда на его плечи легли тонкие белые руки, а затылок стало щекотать легкое дыхание. Визирь довольно улыбнулся, повернувшись к супруге, и обнял её. Хафизе выглядела свежей и отдохнувшей, будто не было этих дней, что она провела сперва у постели брата, а затем у постели самого паши. — Ты выглядишь прекрасно, — златовласая султанша огладила темную ткань, облегавшую широкие плечи султанского зятя — Бали-паша, — Хафизе смотрела на мужа влюбленными глазами. Женщина была счастлива, она почти торжествовала, ибо недруги её будут наказаны, брат её здоров, а любимый мужчина жив. — Хафизе моя, — паша притянул к себе жену и поцеловал — Сегодня важный день, все — и друзья, и враги должны видеть, что я вполне здоров. — Ты не вполне здоров, — вздохнула златовласая госпожа — И была бы моя воля, я бы никуда тебя сегодня не пустила, — глядя на своего мужа в зеркальном отражении, сказала Хафизе. Малкочоглу лишь крепче прижал к себе женщину, заключенную в его объятия, и счастливо улыбался, любуясь их отражением в большом зеркале. — Повелитель пожелал, чтобы Амирхан и Таджия поехали с нами в Топкапы, — паша внимательно смотрел на супругу — Я тебя прошу, не пускай султаншу с собой в смотровую башню, ей ни к чему видеть казнь. — Будь спокоен, — Хафизе ободряюще улыбнулась мужу. В отличие от визиря она не питала иллюзий по поводу собственной дочери и за её психическое здоровье не беспокоилась, зная что совсем еще юная с виду султанша нисколько не пострадает от вида вершащегося правосудия. И черноволосая девочка, и еще совсем юный султанзаде Амирхан были сполна дети своей эпохи и той среды, в которой росли, они оба слишком хорошо и слишком рано поняли, что жизни неверных Династии должны быть и будут отняты. — Ты отдаешь султану свою служанку, — заметил паша, когда они шли за старшими детьми. — Я рада, что брату приглянулась Фатьма, — по взгляду супруги Малкочоглу понял, что эта девушка была зачем-то нужна его златовласой жене в числе султанских фавориток. — И кого же теперь возьмешь, она ведь была твоей правой рукой после того, как ты выдала замуж Фелису. — А никого не возьму, — усмехнулась Хафизе — Предложу Фелисе-хатун должность управляющей дворцом Буколеон с хорошим жалованием. Если Матракчи сильно протестовать не будет, то моя Фелиса вернется на свой пост моей правой руки. Лучше нее все равно никто не справится. — Ну как знаешь, — паша явно был не в восторге, уже предчувствуя недовольства друга, мечтавшего о домашней жене, а не о помощнице одной из влиятельнейших султанш империи вместо супруги. — Валиде, — султанзаде и маленькая племянница повелителя приветственно склонились перед родителями. — Вы уже готовы ехать? — поочередно целуя детей, спросила Хафизе. — Да, мама, я готов, — кивнул Амирхан и с усмешкой посмотрел на младшую сестру — А вот Хасна возится, все никак не выберет себе украшение. — Прекрати, — насупилась юная госпожа — Ты не понимаешь, это важно. Папа, скажи ему, — Таджия подняла на отца обиженный взгляд. — Конечно важно, моя звездочка, — паша улыбнулся дочери и шутливо строго посмотрел на сына — Амирхан просто не понимает. — Какое лучше? — зеленоглазая копия супруги вопросительно смотрела на второго визиря совета, попеременно прикладывая к черным кудряшкам то одно, то другое украшение. Стоявшая подле зеркала служанка еле сдерживала улыбку, глядя на маленькую госпожу. — Тебе все к лицу, Таджия, — с обожанием глядя на дочь, заверил паша — Но к твоему сегодняшнему кафтану лучше вот это с жемчужинами. — Да? — недоверчиво посмотрела на отца султанша, прикладывая к голове выбранное им украшение — Ну хорошо, давайте это, — Бали-паша переглянулся с усмехающейся супругой и тоже улыбнулся. — Нам пора ехать, не стоит заставлять повелителя ждать, — семейство покинуло Буколеон и отправилось в Топкапы, где паша намеревался посетить совет дивана, а его златовласая супруга планировала насладиться своим триумфом. ***       В Топкапы, простившись с мужем и братом, шепнувшим ей, что она может взять любую из рабынь взамен Фатьмы, что отныне будет жить в Топкапы, Хафизе-султан с осознанием собственного величия и триумфа, неспешно вошла в гарем. Встретившая её у входа Дайе-хатун почтительно склонилась. — Дайе, Бейхан-султан у себя? — хазнедар гарема едва поспевала за стремительно идущей в сторону большой гаремной комнаты султаншей. — Да, госпожа моя, — кивнула верная служанка Хафсы-султан — Султанша вместе с Хатидже-султан завтракают в её покоях. — Отлично, — улыбнулась женщина — Сюмбюль-ага, отдай необходимые указания и размести Фатьму-хатун на этаже фавориток, — Хафизе произнесла эту фразу, остановившись у дверей комнаты, где завтракали девушки — И построй мне рабынь, я хочу выбрать себе новую служанку. — Простите, госпожа, я правильно Вас услышала, — темноволосая женщина выглядела озадаченной — Фатьму-хатун поселить на этаж фавориток? — Именно так, Дайе-хатун, именно так, — улыбнулась хазнедару жена Бали-паши. — Госпожа, — сияющая Фатьма поклонилась хозяйке Буколеона и с готовностью поцеловала протянутую руку — Я так благодарна Вам, — в темных глазах Хафизе и правда видела благодарность, ей даже было немного жаль столько лет верно служившую ей девушку, но она гнала от себя прочь эти мысли. — Я навещу Бейхан-султан и Хатидже-султан, — обернувшись к детям, сказала Хафизе — Вы навестите тетушек? — Если позволите, то позже, Валиде, — переглянувшись с сестрой, ответил султанзаде — Мы бы хотели повидать шехзаде Баязида. — Хорошо, — Хафизе потрепала дочь по щеке, улыбнулась Амирхану и величественной походкой направилась в покои Бейхан-султан, ощущая, что к ней прикованы взгляды всех обитателей гарема, наслышанных о происшествии в зале совета дивана. Едва госпожа покинула большую комнату гарема, как она наполнилась тихим гулом девичьих голосов. — Валиде снова выиграла, — заметила старшему брату Таджия-султан по дороге в покои сына Гюльфем. — Это было слишком рискованно, сестра, — покачал головой старший сын златовласой госпожи — Отец был обеспокоен поступком матушки, да и то, что султан не разозлился на неё, это чуду. — Вот глупый, — фыркнула единственная дочь Хафизе-султан — Разве ты еще не понял? Мама — та султанша Династии, которой повелитель простит все, потому что она его любимая сестра, — зеленые глаза девочки восторженно сияли. — То-то я смотрю, что тебе лавры Валиде покоя не дают, — усмехнулся Амирхан — Ну не обижайся, — заметив, что сестра недовольно сдвинула брови, примирительно поднял руки первенец Бали-паши — В твоей бескорыстной любви к Баязиду я и не думал сомневаться, — юный султанзаде и сам понял, что заступил на запретную для него территорию. Почти маниакальная любовь младшей сестры к шехзаде Баязиду удивляла Амирхана и вызывала даже не ревность, а непонимание. *** — Госпожа, Вам нужно пойти со мной, — терпеливо продолжал повторять Сюмбюль-ага, за спиной которого маячило несколько евнухов, наглядно демонстрировавших рыжеволосой госпоже, что главный евнух не намерен реагировать на её негодования и все равно исполнит приказ — У меня приказ, Вам нужно пойти со мной. — Скажи мне, куда ты хочешь, чтобы я пошла, ага? — Хюррем недовольно морщилась, глядя на смуглого мужчину. Она уже знала, что её ждет ссылка, устроенная не без участия верного прихвостня султанш Династии, и потому злилась на него. — Хюррем-султан, — шедшая из хаммама Фатьма, облаченная в нарядное платье из числа подарков султана, остановилась в нескольких шагах от матери старших наследников и поклонилась, на алых губах наложницы играла насмешливая улыбка. — Что она тут делает? — непонимающе посмотрела на Дайе-хатун Хюррем, проводив служанку Хафизе-султан долгим взглядом. — Фатьма-хатун отныне фаворитка повелителя, госпожа, — чуть склонив голову, сообщила хазнедар. — Фаворитка? — на лице рыжеволосой госпожи отразилось множество эмоций от непонимания до обиды. — Госпожа, у меня приказ повелителя, — вздохнул Сюмбюль-ага — Вам нужно пойти со мной, — на этот раз Хюррем подчинилась.       Не обращая внимания на то, куда её ведут, женщина отчаянно пыталась понять происходящее. Нет, она ожидала многого, но чтобы та, что покушалась на её жизнь, что чуть не сожгла её заживо, стала наложницей-фавориткой повелителя — это стало для Хюррем серьезным ударом, который на некоторое время ввел её в состояние апатии, впрочем, быстро завершившейся, едва перед ней отворились высокие резные двери и Сюмбюль чуть ли не силой впихнул её в небольшую комнату с широким решетчатым окном, у которого спиной к ней стояла невысокая фигура, облаченная в ярко-голубое атласное платье, расшитое золотом и украшенное пышными воротником. — Госпожа, — Хюррем не сразу узнала златовласую сестру султана, а когда поняла, кто перед ней, склонилась — Зачем я здесь? — Хюррем, ты здесь по приказу повелителя, — чуть повернув в сторону рабыни голову, молвила жена Бали-паши — Наш султан пожелал, чтобы ты смотрела на то, какая участь ждет предателей, какая участь ждала бы тебя, если бы брат так не дорожил своими детьми. — Вы недовольны, должно быть, — поджав губы, произнесла Хюррем, подойдя к решетке и встав рядом с сестрой повелителя — Меня вновь ссылают, а Вам бы хотелось, чтобы казнили, — в голосе славянской рабыни было столько яда, что Хафизе усмехнулась, бросив на женщину надменный взгляд. — Нет, Хюррем, ты ошибаешься, — Хафизе вновь смотрела в сад, где с минуты на минуту должен был быть казнен паша, посмевший поднять руку на её мужа, предать её брата и всю Династию — Я хочу, чтобы ты жила. — Вот как, — удивленно посмотрела на сестру повелителя женщина — С чего бы это? — А с того, что смерть для тебя слишком большая милость, — Хафизе улыбнулась Хюррем и посмотрела на неё так, что смелая и много раз шедшая против Династии женщина поежилась, едва удержавшись от того, чтобы отступить на несколько шагов, лишь бы не видеть так близко эти холодные страшные глаза — Я хочу, чтобы каждый твой день был полон страданий, каждый твой вздох был полон боли, чтобы ты каждую минуту молила Всевышнего о смерти как о прекращении своих мучений, а он не слышал твои молитвы. — За что, госпожа? — тихо спросила Хюррем — За что же Вы желаете мне столько страданий. — Ты правда не знаешь? — усмехнулась Хафизе — Хюррем, что еще я могу желать той, по чьей вине я потеряла племянницу, подругу, Валиде. — Госпожа, Вы обвиняете меня в эпидемии, — начала было мать Мехмета. — Ах, оставь эти оправдания, — поморщилась Хафизе, вскину ладонь — Мы все прекрасно знаем, что те зараженные ткани в гарем доставил подкупленный тобой торговец. — А хотите я скажу Вам почему Вы на самом деле не любите меня так, госпожа? — Хафизе даже с некоторым интересом посмотрела на рыжеволосую султаншу — Потому что я была любимой женщиной повелителя, потому что была подле него. За это меня ненавидела покойная Валиде-султан, с первого дня моего за то меня невзлюбила. — Ты так наивна и так самоуверенна, Хюррем, — Хафизе звонко рассмеялась, чем привела бывшую любимицу султана в непонимание. Мать четверых детей султана смотрела на смеющуюся сестру повелителя и не могла понять, что так развеселило её в словах славянки. — Почему Вы смеетесь, Хафизе-султан? — А ты разве еще не поняла? — Хафизе прекратила хохотать и с улыбкой посмотрела на женщину — Подле султана всегда была, есть и будет только одна женщина, — Хюррем смотрела на неё во все глаза — И эта женщина — я, — самодовольно улыбнулась златовласая дочь султана Селима — Смотри, — Хафизе вдруг с силой дернула Хюррем за плечо, заставляя взглянуть в окно — Ахмет-паша платит за свое предательство своей кровью, — рыжеволосая госпожа старалась не смотреть на то, как меч сносит голову её бывшему союзнику и как она отлетает к ногам повелителя и стоящего подле него Бали-паши — А ты расплатишься кровью тех, кем дорожишь больше всего, — мать старших наследников вздрогнула, вырвалась из хватки султанши и отскочила к двери. Демоническая улыбка, игравшая на алых губах златовласой османской принцессы, вызывала у Хюррем леденящий ужас. — Не смейте, госпожа, — голос бывшей фаворитки подрагивал — Я за детей кого угодно. — Ты не пощадила моего сына, — в зеленых глазах на мгновение мелькнула боль, должно быть никогда не покидавшая их обладательницу — Ему не суждено было появиться на свет, и ты будешь платить мне за это до конца дней своих своими же страданиями, и не расплатишься всё равно, — Хафизе еще несколько мгновений смотрела на сжавшуюся в комок султаншу, причинившую столько вреда её семье, а затем громко произнесла — Стража, — Хюррем отшатнулась от открывшихся дверей, из-за которых появились те же аги, что сопровождали её сюда вместе с главным евнухом — Уведите её с глаз моих, — сестра султана повернулась к окну, наблюдая, как вслед за Ахметом-пашей казнят его помощников, и как на это смотрят двое её старших племянников, приведенные учителями на ту же лужайку — Надоела. ***       Ссылка была для Хюррем-султан не худшим из всех возможных вариантов наказания, и она это прекрасно понимала, но смириться с тем, что ей придется разлучиться со своими сыновьями и оставить их во дворце, без своего покровительства, без защиты, без надзора, она не могла, как бы не убеждала она себя в том, что это лучшее из возможных решений. — Мехмет, сынок, — рыжеволосая госпожа с горечью смотрел на бледного после увиденной им казни подростка — Я буду писать вам, отвечайте мне, умоляю. Для меня эта разлука подобна аду, но так нужно, мой храбрый шехзаде. — Я понимаю, Валиде, — Мехмет смотрел на мать без укора, он знал, что отсылают её лишь потому, что она пыталась уберечь их с братом, не позволить врагам отнять у него право на престол — Я клянусь Вам, настанет день, и Вы вернетесь в этот дворец как Валиде-султан правящего султана. — Тише, Мехмет, тише, — Хюррем прижала к себе сына и на глазах её выступили слезы — Не выказывай неуважения отцу и теткам, будь тих и покладист, прилежно учись, приглядывай за братьями, жди своего часа. Может, когда придет твое время отправится в санжак, мне позволят вновь быть подле тебя, — рыжеволосая султанша гладила сына по голове и по щекам её текли горячие слезы — Подле вас пока останется Эсма, доверяй только ей, она не придаст вас, — Хюррем поочередно простилась с тремя своими шехзаде, окинула покои, в которых она вновь надеялась обрести счастье, печальным взглядом и вышла из них вместе с дочерью.       Кровь стучала в её ушах, и Хюррем казалось, что каждый удар это день, проведенный ей в стенах этого дворца в те годы, когда она еще была счастлива и любима. Остановившись у большой гаремной комнаты всего на несколько мгновений, Хюррем вспомнила, как здесь впервые увидела султана, как здесь же получила подарки и статус фаворитки, как узнала о первой своей беременности и как смеялась над потерявшей любовь султана Махидевран. Теперь же она сама была на месте матери Мустафы, с той только разницей, что Хюррем потеряла и любовь султана, и детей, и осталась жива, чтобы каждый день заживо сгорать от тоски, обиды и разлуки со своими шехзаде. Окинув гарем печальным взглядом, Хюррем на несколько мгновений задержала взгляд на балконе, где стояли три султанши Династии, и поклялась себе, что вернется в Топкапы и отомстит им всем, особенно младшей Хафизе-султан. — Я не могу поверить, что её выслали, и теперь в гареме будет спокойно, — проводив рыжеволосую рабыню и свою племянницу задумчивым взглядом, сказала Хатидже — Ссылка, конечно, слишком мягкое для неё наказание, но она хотя бы покинет Стамбул и не будет своим присутствием в гареме осквернять память нашей покойной Валиде-султан. — Ты ошибаешься, Хатидже моя, ты ошибаешься, — с горькой усмешкой сказала Хафизе, возвращаясь в покои — Это начало, теперь это начало настоящей войны, до того все были детские забавы. — О чем ты, Хафизе? — Бейхан вопросительно смотрела на младшую сестру. — Хюррем словно загнанный зверь, она затаится, а потом, когда поймет, что ей нечего терять, покажет всю свою мощь, — Хафизе улыбалась сестрам устало — Нам предстоит долгое и кровопролитное противостояние, победителя в котором предугадать нельзя. Хюррем не отступится, она будет мстить, будет мстить всем нам, вот увидите. ***       Сулейман вошел в покои сына, когда тот уже готовился ко сну. Баязид, увидев отца, вылез из кровати и поклонился. Султан жестом отослал слуг и в нерешительности замер в нескольких шагах от шехзаде. Повелитель смотрел на мальчика, подаренного ему любимой женщиной, и видел в лице его черты покойной Гюльфем, хоть шехзаде и не был сильно похож на мать. — Добрый вечер, повелитель, — сын Гюльфем-султан, перебравшийся наконец в новые просторные покои, где ничто не напоминало ему о матери и сестре, так рано его оставивших, поприветствовал султана. — Здравствуй, Баязид, — султан молча смотрел какое-то время на мальчика, а затем подошел и крепко его обнял. Шехзаде на несколько мгновений замер, словно каменное изваяние, а затем прижался к отцу и тихо заплакал — Тише, Баязид, тише, сын мой. Ты не один, я с тобой, — Сулейман гладил мальчика по растрепанным темно-русым волосам, и в голубых глазах султана тоже блестели слезы. Им одним во всем мире было известно от чего эти слезы, по ком так скорбят их сердца и о ком они до конца дней своих будут тосковать до боли сжимая кулаки.       Шехзаде Баязид уснул лишь поздней ночью, вдоволь наплакавшись и наговорившись с отцом, а Сулейман еще долго не мог уснуть. Он все смотрел на спящего на соседней подушке сына и думал, а правильно ли он поступает, выделяя одного своего ребенка среди других. И хоть разум его говорил, что так нельзя и все его дети перед ним равны, с сердцем своим он ничего не мог поделать. Баязид был долгожданным и очень желанным ребенком, сыном единственной по-настоящему любимой им женщины, в честь которой он решил строить мечеть, и султан знал, что всегда будет любить его немногим больше остальных детей, ибо у них с Баязидом была одна на двоих разделенная боль потери, и кроме отца у осиротевшего шехзаде не было больше столь близкого и родного человека. К утру султан провалился в сон, утомленный тяжелыми раздумьями. Ему снилась Гюльфем и их дочь, она ласково улыбалась султану и стоящему рядом с ним сыну и уходила вместе с Дильшах в туманную искрящуюся даль, ласково улыбаясь и помахивая им рукой на прощание. На лице спящего султана блестели слезы. ***       Ибрагим-паша в сопровождении верной охраны подъехал к дому на окраине Стамбула. События последней недели никак не давали ему навестить Нигяр-хатун и их дочь, но теперь великий визирь смог вырваться из череды неотложных дел и под покровом ночи приехал к дому, где жила его бывшая любовница и их кроха Эсманур. Удивившись тому, что нигде в доме не было видно ни малейшего источника света, паша спрыгнул с лошади и прошел через небольшой палисадник к двери. Никто не появился ни через пять минут, ни через десять, сколько бы паша не стучал. — Ломай дверь, — коротко распорядился великий визирь своему помощнику. Тот довольно быстро управился, и мужчины оказались внутри окутанного мраком дома. Медленно ступая по темному коридору, Ибрагим вошел в небольшую уютную гостиную, где не так давно состоялся их разговор с Нигяр-хатун и огляделся. В комнате чего-то не хватало, и паша лишь через некоторое время понял, что на полу не достает ковра. Страшная догадка мелькнула в его голове, после чего он все понял, все сложилось в единую картину. Разговор с Хафизе-султан не мог пройти без последствий, и паша невольно содрогнулся от того, что признался себе — он с самого начала знал, что все так разрешится, что златовласая султанша не станет рисковать покоем старшей сестры, он знал и тайно на это надеялся, вот почему не навестил их в эти дни, потому что ждал, когда все свершится чужими руками, потому что боялся, что застанет в этом доме присланных палачей, потому так долго откладывал эту поездку. — Паша Хазретлери, — верный ага стоял в дверях комнаты — Мы проверили, в доме никого нет, и вещей тоже нет. — Должно быть, они уехали, — неуверенно попытался улыбнуться паша, но по лицам помощников он увидел, что и они прекрасно понимают, какая участь на сей раз все же постигла любовницу паши и их дочь — Возвращаемся во дворец, только дверь надо приладить, — Ибрагим не шел, он словно бежал из этого дома, потом так же гнал лошадь до самого своего дворца, потом словно взлетел по лестнице на второй этаж в покои, быстрее, в постель к Хатидже-султан, чтобы в её объятиях, вдыхая её аромат забыть это все как страшный сон, забыть свою ошибку, забыть свою трусость, забыть предательство и то, что по его вине погиб его же ребенок. — Ибрагим, — сонно улыбнулась Хатидже, обвивая шею мужа руками — Как поздно Вы сегодня вернулись, паша. — Государственные дела отнимают много времени, Хатидже-султан, — ответил привычной фразой великий визирь — Но сейчас я здесь, с Вами, моя госпожа, — паша жадно прильнул к теплым губам супруги, силясь отогнать от себя наваждение, забыть о пережитом им ужасе, и у него это получилось, к утру он мирно спал в своей постели, прижимая к себе султанскую сестру и совершенно не думая о несчастной калфе, когда-то имевшей неосторожность полюбить великого визиря. *** Хафизе сидела в кресле, перебирая полученные ей письма, и, казалось, что она абсолютно спокойна, но это было лишь видимое спокойствие. Полученные ей из переписки сведения говорили лишь об одном — французский король готовился к масштабным завоеваниям не только в Европе, но и смотрел в сторону владений османов, планируя предпринять поход на Тунис под знаменем Папы Римского, и это были весьма тревожные сведения. — Хафизе, — Бали-паша без стука вошел в кабинет жены и остановился в нескольких шагах от стола супруги — Я прождал тебя уже целый час. Госпожа моя, может быть на сегодня хватит дел, и пора отправляться спать? — по обеспокоенным глаза златовласой госпожи Малкочоглу понял, что она чем-то опечалена — Хафизе, что случилось? — Франциск, — устало откинувшись на спинку стула, произнесла султанша — Он затевает новый крестовый поход под знаменами Римской церкви. — И что же у него за цель? — нахмурился паша, не по наслышке знавший, что ровесник султана Сулеймана, много лет уже сидевший на французском троне, склонен к эксцентричным выходкам. — Судя по всему Тунис, — Хафизе протянула мужу одно из посланий. — И давно у тебя в шпионах сестра императора Священной Римской империи, — усмехнулся паша, читая письмо бывшей королевы Венгрии Марии Австрийской. — С тех самых пор, как она стала значимой женщиной рода Габсбургов, — Хафизе поднялась с кресла и подошла к окну — Папа Римский не упустит возможности насолить османам, под знамя их веры встанут не только французы, ты же понимаешь, чем это может нам грозить. — Завтра же нужно будет обсудить это с повелителем, — паша положил письмо к остальным посланиям в раскрытом большом ларце и подошел к жене — А на сегодня хватит политики и государственных дел, Хафизе, — паша прижал к себе стоящую спиной к нему женщину и поцеловал в макушку. — Я приказала казнить Касыма-агу, — вдруг абсолютно спокойно произнесла златовласая госпожа не оборачиваясь к мужу. — Значит, у тебя на то были причины, — заметил паша, и тут уже Хафизе удивленно повернулась, вглядываясь в лицо супруга. — Ты даже не спросишь, что сделал начальник твоей охраны, что я отдала такой приказ? — недоверчиво сказала хозяйка дворца. — Наверняка он совершил что-то абсолютно ужасное, — паша поцеловал жену в висок, но Хафизе отстранила мужа, увернувшись. — Он не исполнил моего приказа много лет назад, — Хафизе чувствовала, что ей необходимо было рассказать о случившемся кому-то, ей было тяжело — У Ибрагима-паши была связь с Нигяр-калфой, поэтому он даже женил на ней Матракчи, чтобы скрыть позор. Я узнала об этом, Хатидже уже тоже начала догадываться, Хюррем что-то пронюхала тогда. Ибрагим хотел увезти Нигяр, но не успел, я не могла так рисковать спокойствием Хатидже-султан, — Хафизе отстранилась, не в силах вынести внимательного взгляда темных глаз, и отвернулась к окну — Я отдала приказ Касыму-аге избавиться от Нигяр. Он сказал, что так и поступил, а теперь, спустя столько лет Нигяр вновь появилась в Стамбуле, да еще и с ребенком, рожденным от паши. И Хюррем об этом прознала, Касым предал меня, за это он и понес наказание. — Можно я не буду спрашивать, что стало с ним, с любовницей паши и их ребенком, — спокойно произнес Малкочоглу, обнимая супругу — А ты забудешь об этом, как о страшном сне. Теперь семейное счастье Хатидже-султан в безопасности, я надеюсь. — Ты не злишься на меня? — Хафизе удивленно смотрела на мужа — И ты не считаешь, что я поступила ужасно, что я чудовище? — Хафизе, — паша повернул к себе жену, взял её ладонь и поцеловал — Ты самая прекрасная женщина на земле, — теплые губы коснулись второй ладони — Ты моя любимая жена, ты мать моих детей, ты любимая сестра повелителя и султанша Династии. Всё, что на благо твоей семьи, Аллах простит тебе. — Бали, — Хафизе притянула к себе голову мужа, касаясь его лба своим — Господи, какое счастье, что я тебя встретила, что ты мой муж, что ты меня любишь. — Там была немного другая последовательность, — усмехнулся паша, подхватывая жену на руки и вынося её из кабинета — Я тебя встретил, я тебя спас, я тебя полюбил, я тебя еще раз спас, еще раз спас и только потом стал твоим мужем, — опустив женщину на широкую кровать, паша навис над ней, любуясь молочно-белой кожей в ярком свете луны. — Ну, а как ты хотел? — усмехнулась Хафизе, касаясь его щеки и затягивающейся раны над бровью — Чтобы получить прекрасную принцессу в жены нужно было пройти испытания, — темные словно ночное небо глаза смотрели на неё как и прежде с нежностью и обожанием — И ты их все прошел, — теплые губы его стирали из памяти все тяжелые моменты угасшего дня, оставляя лишь острое чувство абсолютного счастья и вечной всепоглощающей любви.