Хранительница счастья

      Хафизе-султан горевала о случившимся с супругом, и ни брат, ни сестры не могли утешить её. После первого её порыва найти виновных в произошедшем, женщина будто сникла. Уже после отъезда повелителя и прибывших вслед за ним Бейхан-султан и Хатидже-султан, златовласая госпожа удалилась в свои покои. Верная Фелиса-хатун не покидала Буколеона в этот день и ни на секунду не оставляла сестру повелителя одну. — Госпожа, может быть попросить Нуру-хатун принести успокоительную настойку, — Фелиса обеспокоенно смотрела на госпожу, что была бледна и подавлена. — Нет, оставь это, — Хафизе присела на край тахты — Фидан-хатун, принеси мне молока с медом, чтобы я уснула. — Слушаюсь, госпожа, — темноволосая служанка удалилась. — Скажи мне Фелиса-хатун, за что мне все эти испытания? — султанша удрученно вздохнула. — Госпожа, Вам нужно успокоиться и думать о ребенке, — покачала головой жена Матракчи — А еще о том, кто мог сообщить Габсбургам информацию о времени и пути следования посланников султана. — О Аллах, как он там вдали от меня, в плену среди наших врагов, — Хафизе, казалось, не слышала слов своей помощницы, она смотрела в одну точку и задумчиво крутила кулон, висящий на её шее. — Хафизе-султан, — Фидан поднесла женщине напиток, златовласая госпожа покорно его выпила и легла на кровать, поджав ноги. — Госпожа моя, Вам бы поспать, — Фелиса заботливо укутала женщину — Завтра будет новый день, вот увидите, повелитель найдет выход из этой ситуации. ***       Султан вернулся в Топкапы ближе к ночи и велел созвать к себе Ибрагима-пашу и Барбароссу. Зятья его прибыли быстро, и мужчины, собравшиеся в главных покоях, повели разговор об инциденте, потрясшим всех, кто знал о нем. Нападения на посланников, тайно отправившихся в Париж для переговоров означало лишь одно — Карл Габсбург узнал о том, что группа под предводительством Бали-паши отправится из Стамбула именно в это время и именно по этому маршруту, иначе ему никогда бы не поймать Малкочоглу и сопровождавших его пашей и беев. А если император об этом знал, значит ему об этом донесли, и, вероятнее всего, предатель был среди них, среди тех, кто готовил эту поездку в условиях строжайшей секретности. — Кто-то хочет высказаться о сложившейся ситуации? — султан переводил тяжелый взгляд с одного паши на другого, но оба мужчины молчали. Хызыр Реис молчал от того, что не мог до сих пор прийти в себя после полученной им новости, а Ибрагим-паша настороженно молчал и наблюдал за султаном исподлобья, опасаясь, что Хафизе-султан, о которой он так неосмотрительно пытался сообщить правду повелителю и Малкочоглу, уже успела обвинить великого визиря во всех смертных грехах, включая пленение супруга, поехавшего во Францию с целью заключить союз, против которого Ибрагим-паша публично высказывался на совете. — Повелитель, с Вашего позволения я немедленно начну расследование обстоятельств случившегося и… — Нет, Ибрагим-паша, — султан жестом остановил зятя — Я уже вызвал в столицу Лютфи-пашу, он вместе с моей сестрой Шах-султан приедет в Стамбул в ближайшие дни, паша займется расследованием всего случившегося, мы же будем ожидать, какие условия выдвинет для нас Карл Габсбург. — Как пожелаете, — досада и растерянность слышались в голосе грека, который подтвердил свои худшие опасения приказом султана. — Нужно узнать крепость, в которой они удерживают Бали-пашу и Махмуда-пашу, — муж Бейхан-султан смотрел угрюмо — Если это морской форт или прибрежная крепость, то мои корсары смогут вытащить их из заключения. — И развязать войну османов с императором Священной Римской империи, — мрачно добавил Ибрагим-паша — Это будет двойной провал, ибо мы не только не достигнем альянса с французами, но и ввяжемся в конфликт с Мадридом. — Будем ждать переговорщика, они рано или поздно пришлют свои требования, — султан хмуро смотрел на разложенную перед ним карту — Свободны на сегодня, — паши удалились, оставляя его наедине со своими мыслями. И мысли Сулеймана были невеселыми, Хафизе лишь озвучила то, что он и сам прекрасно понимал — этой блестяще спланированной операции могло помещать только предательство, и теперь нужно было решить сразу две проблемы — попытаться спасти Бали-пашу и Махмуда-пашу, единственных, кого испанцам удалось взять в плен живыми, и вычислить того, кто предал его, султана Сулеймана, всю их Династию и империю. С этой целью султан и вызвал из провинции сестру и её супруга, который не был бы связан ни с кем в совете и высших кругах Стамбула, а значит, мог быть беспристрастным в расследовании случившегося. ***       Таджия проснулась среди ночи в своих покоях и резко села посреди кровати, приставленная к ней служанка мирно посапывала в соседней комнате, а маленькая султанша испуганно озиралась. Она проснулась от кошмара, но сон забыла, едва глаза её открылись. Пытаясь унять бьющую её дрожь, султанша поднялась с кровати и тихо выскользнула из своих покоев. В коридорах пылали светильники, дворец был тих, казалось, что безмолвие окутало его в тот момент, когда пришла страшная весть о том, что Бали-паша, её любимый отец и хозяин Буколеона, попал в плен. Тихо ступая по плитке, украшавшей пол, девочка дошла до спальни родителей и решительно толкнула дверь. Таджия не была излишне сентиментальной, никогда не питала слабость к близости матери, но этой ночью, когда липкий кошмар еще казалось был рядом, не отпуская её сознание, маленькая госпожа решила, что одну ночь может поспать как маленькая девочка рядом со своей Валиде, чувствуя покой рядом с матерью. — Валиде, — Хасна подошла к кровати и тихо позвала женщину, что лежала посреди кровати с плотно сомкнутыми глазами — Валиде, мне кошмар приснился, можно я с Вами лягу, — девочка потрясла маму за руку, но султанша не открыла глаз. Хасна медленно опустила глаза на кровать и протерла глаза руками, былые простыни казались ей черными, и лишь когда луна вышла из-за тучи и вновь лучи её упали на кровать, где спала Хафизе, её дочь поняла, что это кровь, и истошный детский крик разнесся по дворцу. ***       Хюррем-султан была натурой от природы мстительной и обид прощать не любила, потому за нанесенный ей ущерб пожелала отомстить Хафизе-султан не только через великого визиря, на которого особых надежд не возлагала, зная, что даже если обвинения паши будут успешными, ситуации это особо не изменит. Рыжеволосая мать старших наследников султана как никто другой понимала, что вражда её с султанской сестрой — это не вражда за нынешнего султана, это вражда за султана будущего, и златовласая госпожа Династии ясно дала понять славянке, кого именно из своих племянников она желает видеть приемником брата, а значит, именно шехзаде Баязид был тем самым уязвимым местом, нанеся удар по которому, Хюррем планировала отомстить любимой дочери Селима Явуза за все обиды.       Решив, что больнее всего Хафизе-султана будет, если племяннику её отплатят той же монетой, Хюррем-султан достала яд и интереснейшую книгу о соколиной охоте, которая отправилась в столицу к одному из торговцев, которого юный сын Гюльфем-султан посещал в поиске интересных фолиантов. — Ты все исполнила, Назлы? — Хюррем вопросительно вскинула бровь, глядя на вернувшуюся в её покои служанку. — Да, госпожа, будем ждать от Джамаля-эфенди новостей, — с поклоном ответила девушка. — Отлично, — полупрозрачная ткань, скрывавшая глубокие шрамы на лице госпожи, скрыла и её демоническую улыбку. Мучительная гибель шехзаде, рожденного албанской княжной, решит сразу две её проблемы — устранит конкурента её сыновей и нанесет глубокую рану любимой султанской сестре, так дорожащей этим мальчишкой. ***       Хафизе с трудом открыла глаза и какое-то время смотрела перед собой, пытаясь совладать с болью, которая, казалось, исходит из каждой части её тела. В комнате пахло лекарственными травами и благовониями, откуда-то слышался низкий женский голос, читающий молитвы. — Хафизе моя, — голос брата заставил златовласую госпожу сфокусировать взгляд и отыскать глазами султана. Мужчина, смотрящий на неё обеспокоенными глазами, полными испуга и нежности, опустился на кровать рядом с ней и заглянул ей в глаза — Хафизе, как ты себя чувствуешь? — Что со мной? — голос плохо её слушался, а пересохшие губы отказывались шевелиться. — Нура-хатун, воды дай, — обеспокоенная лекарша тут же поднесла султану кубок. Хафизе жадно пила воду, словно в этом было спасение от пронзающей её боли. — Госпожа, ночью у Вас началось кровотечение, — лекарша взяла назад серебряный стакан — Вы потеряли очень много крови, мы едва спасли Вас. Если бы Таджия-султан обнаружила Вас чуть позже, все могло бы закончиться гораздо хуже. — А наш малыш? — спросила султанша, хотя по печальному взгляду брата и верной лекарши уже понимала, что ребенка нет. — Сожалею, Хафизе-султан, — покачала головой темноволосая хатун — У меня не было возможности сохранить ребенка. — Оставьте меня все, — голос только что очнувшейся женщины, которая едва не умерла этой ночью, прозвучал необычайно жестко и твердо — Я хочу побыть одна, — Хафизе повернула голову, чтобы не видеть ни повелителя, ни брата, и уперлась взглядом в точно такие же как у неё зеленые глаза дочери, испуганно замершей подле её постели с другой стороны и, очевидно, остававшейся все это время в покоях, несмотря на уговоры стоящей подле неё Фелисы-калфы и нянь. — Хафизе, мне очень жаль, — султан сочувствующе вздохнул и погладил сестру по холодному влажному лбу — Тебе нужно отдыхать, слышишь меня? — женщина лежала молча, не поворачивая лица к брату. Султан удрученно вздохнул, поднялся с постели, склонился, поцеловав сестру в висок, и вышел из покоев. — Госпожа, может… — Я сказала все меня оставьте, Фелиса, — Хафизе редко повышала голос на верную помощницу, но сейчас её раздражали эти люди, толпящиеся в её покоях. — Хорошо, госпожа, — тихо ответила жена Матракчи, и слуги потихоньку стали выходить из спальни. Хафизе-султан этого не видела, она лежала на спине, зажмурив глаза и глотая рвущиеся наружу рыдания, слезы катились по её вискам, скатываясь на золотые кудри, разметавшиеся по подушке. Теплая маленькая рука коснулась её лица, и Хафизе широко распахнула глаза. На кровати рядом с ней поджав ноги сидела Таджия, в ночном платье и с растрепанными кудряшками, девочка ничего не говорила, лишь обняла мать, прижимая её голову к себе и гладя её по лицу и волосам.       И Хафизе дала волю рыданиям, рвущимся у нее из груди, впервые позволяя себе быть перед дочерью не властной и стойкой султаншей Династии, а женщиной. Она плакала навзрыд, прижимаясь к худощавой девочке, которая плакала вместе с ней утешающе гладила по голове и шептала слова успокоения.       Таджия-султан смотрела на мать, которую чудом удалось спасти от смерти, и плакала, видя её боль из-за потери сына, а вместе с тем она плакала и об отце, жизнь которого была теперь под угрозой. Сердце маленькой девочки, с ранних лет окруженной любовью и вниманием, в эту ночь наполнилось ненавистью и жаждой отомстить всем тем, кто принес боль её семье, всем, кто принесет еще вред и несчастья тем, кого она так любит. И в рассветный час, когда две султанши с изумрудными глазами плакали в объятиях другу друга, Хасна-султан поняла окончательно и бесповоротно, что жизнь её и душа её есть отражение матери, Хафизе Ханым-султан, и дочь плененного испанцами визиря поклялась до самого конца не оставлять свою Валиде в борьбе за их право быть счастливыми и просто жить в кругу любимых ими членов семьи. ***       Так случилось, что приезд Шах Хубан-султан и её супруга в столицу практически совпал с появлением вестей из Мадрида о том, что Карл Габсбург благородно соглашается вести переговоры о судьбе двух пленников, и для того в Стамбул двинулось испанское посольство во главе с будущим супругом внебрачной дочери императора герцогом Алессандро Медичи. И пока султан приветствовал прибывшую в столицу чету, Бейхан, оставив гарем на попечении Дайе-хатун прибыла во дворец Буколеон. — Объективно, рассказать врагам об этом с нашей стороны могли только Барбаросса, но он этого не делал, — управляющая гаремом Топкапы султанша расхаживала по кабинету перед сестрой, сидящей в кресле у письменного стола — И Ибрагим-паша, очевидно, что повелитель не доверил ему расследование по причине того, что тоже его подозревает. — Ибрагим-паша, конечно, терпеть не может меня и моего мужа, но он не идиот, — поморщилась златовласая госпожа. Хафизе уже физически пришла в себя после потери ребенка и даже вставала с постели, апатия и тоска, накрывшие её сразу после полученного известия о пленении любимого супруга, сменились злостью и жаждой бурной деятельности — Он прекрасно понимает, что учитывая наши милые взаимоотношения, я обвиню его в этом первой, и у султана будут законные основания его подозревать. Именно потому, что этот вариант наиболее очевиден, Ибрагим-паша и не виновен скорее всего во всем этом, — султанша откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, кто бы не был виновный в пленении её супруга, она вычислит его и добьется самой страшной расправы, но это все будет заботить её после, сейчас её более всего заботила одна единственная мысль о спасении Бали-паши из плена. Это было трудно реализовать, но Маргарите же как-то удалось спасти брата Франциска из заточения в Мадриде, значит, и у Хафизе-султан есть шанс вернуть супруга живым. — Ты меня вообще слушаешь, Хафизе? — Бейхан остановилась и внимательно посмотрела на младшую сестру. — Да, я слушаю, — кивнула хозяйка дворца, переводя задумчивый взгляд с одного предмета её рабочего стола на другой. — Шах-султан навестит тебя не сегодня так завтра, — Бейхан подошла к сестре, минуту поколебалась и все же положила ей руки на плечи — Мы все за тебя ужасно волнуемся, Хафизе, но Хатидже боится приехать, боится ссоры из-за того, что ты обвинишь Ибрагима-пашу во всем. — А ты значит не побоялась, что я обвиню во всем Хайреддина-пашу и приехала? — ухмыльнулась Хафизе старшей сестре. — Я просто знала, что тебе нужна поддержка, сестра моя, — Бейхан смотрела не неё извиняющимся взглядом, охладевшие в последние месяцы отношения двух сестер беспокоили русоволосую султаншу, она давно уже искала повода примириться с сестрой после того разговора в Топкапы. — Я рада, что ты со мной, — Хафизе-султан накрыла руку сестры своей и вымученно улыбнулась — Возвращайся в Топкапы, я навещу Вас в ближайшие дни. ***       Султанзаде Гези заболел абсолютно неожиданно для всех, и лучшие лекари Буколеона и Топкапы не могли понять причины его недуга. Мальчика мучила головная боль, тошнота и рвота, возникшие так неожиданно, что Нура предположила, что это какая-то заразная болезнь, и тут же попыталась выдворить из комнаты султанзаде его мать, сестру и приехавшую навестить Хафизе Шах-султан. — О Аллах, что же за несчастья сыплются на нашу Династию, — покачала головой младшая сестра Хафизе-султан — Пойдем, дорогая моя, лекари сообщат нам, если что-то станет известно, нет смысла тебе в твоем состоянии стоять у дверей, — жена Лютфи-паши попыталась увести сестру, но женщина настойчиво отказалась уходить от покоев сына. — Нура, скажи мне, что с моим сыном? — спросила златовласая госпожа у вышедшей из покоев лекарши. — Госпожа, это похоже на…— женщина помедлила — Похоже на отравление. Я пока не знаю каким образом, но султанзаде отравлен мышьяком. — Что? — Хафизе непонимающе смотрела на лекаршу — Как такое возможно? Кому понадобилось травить моего сына?! — султанша вдруг замерла и горько усмехнулась — Хюррем… Отомстить мне решила, да будут дни твои черными. — Хафизе, тебе нужно успокоиться, — уговаривала сестру Шах-султан — Лекари сделают все возможное.       Пока мать и тетка оставались у дверей покоев, Таджия-султан, прибежавшая вслед за матерью, довольно быстро сообразила, что брат её мог быть отравлен лишь одним путем — через книгу, подаренную ему шехзаде Баяздом, ибо это был единственный новый предмет в окружении султанзаде, ели они все вместе, значит, причина в нем. Единственная дочь Бали-паши неплохо для своих лет разбиралась в медицине, а яды для маленькой султанши были особой сферой интересов. Оказавшись в покоях брата, она глазами отыскала книгу и решительно подошла к столу, на которой она лежала. Так и есть, закладка была примерно на двадцатой странице, а дурную привычку брата слюнявить палец при перелистывании страниц Таджия знала давно. Кинув в сторону кровати озабоченный взгляд, маленькая госпожа взяла первый попавшийся кусок ткани и осторожно завернула фолиант. Комнату она покинула так же быстро, как и вошла туда. — Амирхан, — привычка входить в его покои без стука всегда раздражала первенца Хафизе-султан в младшей сестре. — Таджия, сколько раз я просил стучаться, — темноволосый султанзаде недовольно нахмурил брови — Как Гези себя чувствует? Нура что-то делает, чтобы ему стало легче? — Плохо он себя чувствует, — Таджия уложила фолиант на стол — Ты как себя чувствуешь, брат мой? — Я в полном порядке, — султанзаде смотрел на сестру удивленно. — Головная боль, слабость, тошнота, рвота, жажда? — черноволосая султанша пристально смотрела на старшего брата, силясь увидеть в его лице признаки отравления. — Да нет же, почему ты спрашиваешь, Таджия? — Амирхан перевел взгляд на книгу, с которой спала ткань, а затем вновь посмотрел на сестру — Ты хочешь сказать… — Яд, — кивнула единственная дочь Хафизе-султан — Судя по выводам Нуры и тому, как себя чувствует Гези, мышьяк, соли мышьяка, если быть точной, — девочка села на тахту — Где вы вообще взяли эту книгу, Амирхан? — У Джамаля-эфенди, — Амирхан сел рядом с сестрой и оперся локтями о колени — Мы с шехзаде почти всегда покупаем у него книги, у него лучшие фолианты, самые редкие и самые ценные, многих из них нет в библиотеке родителей. — Ты вообще понимаешь, кому эта книга предназначалась? — Таджия прислонила голову к плечу брата и устало вздохнула — Понимаешь, кто должен был быть на месте Гези? — Это какое-то недоразумение, — султанзаде потер глаза — Ну не мог торговец, которого мы столько лет… — Амирхан, опомнись, — черноглазый юноша вздрогнул и удивленно посмотрел на сестру, в чьем голосе и интонациях сейчас так отчетливо видел их мать — Случайностей подобного рода во всем, что касается жизни шехзаде Баязида не бывает. — Что будем делать? — Амирхан подошел к столу, на котором лежала завернутая книга, и задумчиво на неё посмотрел. — Сейчас же бери Дауда-агу и поезжайте к этому Джамалю, — алые губы исказила ухмылка — Если еще успеешь найти его в столице живым, то привози его в Топкапы. — Что ты задумала? — султанзаде за плечо остановил сестру, взявшую книгу и намеревающуюся покинуть покои — Ты обещала Валиде, что не будешь ничего вытворять без её ведома, хватило твоей выходки с Фахрие. — Делай, что я говорю, Амирхан, — зеленые глаза недобро сверкнули — Валиде сейчас не до этого, а действовать нужно быстро. Разве ты не понял, что мы давно уже фигуры на шахматной доске, брат? — Валиде будет нами недовольна, — вздохнул Амирхан, доставая меч — Она очень огорчится, что мы самовольничаем. — И этот человек через пару лет станет главой отряда янычар, а еще через какое-то время санжакбеем, — фыркнула девочка, на что брат её отреагировал выразительным закатыванием глаз.       При всех своих взаимных подколах, иронии, иногда весьма злых шутках и насмешках, султанзаде Амирхан и Таджия Хасна-султан были необычайно дружны между собой и стояли друг за друга горой. Черноволосая султанша с раннего детства не оставляла старшего брата, следуя за ним словно хвост и влезая во все его игры с шехзаде Баязидом, ни в чем не желая уступать старшим обожаемым братьям, и потому на седьмом году жизни эта хрупка девочка, чей удел в её годы куклы да вышивания, неплохо владела оружием, хотя с братом Амирханом тягаться не могла. Хасна освоила владение кинжалом, выпросила у отца такой же, какой носила её мать, освоилась в верховой езде и увлеклась поистине женским видом оружия — ядами. В круглогодичном саду её росли самые разные травы и коренья, свойства которых юная госпожа старательно изучала. Валиде её увлечение медициной поощряла, не замечая или делая вид, что не замечает, что дочь её в большей мере интересует не лечение и помощь страдающим от болезней, а вполне себе отдельный раздел с ядовитыми веществами, для чего юная госпожа даже выпросила себе садовника, знавшего толк в лекарственных травах и в ядах — седовласый старичок с добрым лицом, ухаживавший за огромной оранжереей, совсем не походил на грозного изготовителя снадобий и ядов, однако именно с ним черноволосая госпожа начала изучение столь интересной ей области. И как оказалось, увлеклась она этим не зря, знания её в разгорающейся войне могли очень пригодится её любимому брату шехзаде Баязиду. ***       Бали-паша едва стал приходить в себя после лихорадки, мучившей его на протяжении всего периода заживления тяжелой раны, помешавшей ему продолжить бой и ставшей причиной его пленения. В камере, где их с Махмудом-пашей, совсем еще молодым визирем, одним из самых молодых участников их группы, держали вот уже сколько дней было довольно светло и относительно сухо, однако соленый привкус воздуха позволял понять, что держат их где-то недалеко от моря. — Бали-паша, — сероглазый мужчина обеспокоенно смотрел на визиря, пришедшего в себя — Хотите воды? — Да, — паша через силу поднялся на скамейке, служившей кроватью, и привалился к стене, принимая из рук товарища по несчастью плошку с водой — Давно мы здесь? — Уже почти две недели, — сообщил паша, садясь напротив Малкочоглу — Вас тяжело ранили, я даже думал, что Вы умрете. Когда я настоял, чтобы начальник крепости доложил их правителю о Вашем состоянии, они все же прислали лекаря, и вот Вам стало лучше. — Лучше, — кивнул Бали-паша и провел рукой по лицу и шее. Не обнаружив на себе кулона, он обеспокоенно осмотрелся. — Они его забрали, — сообщил Махмуд — Вы в бреду повторяли имя супруги и хватались за кулон. Приходил молодой герцог Медичи, он отправляется в Стамбул, будет диктовать султану условия Карла, прихватил с собой Вашу вещицу, сказал, что пригодится, ведь как всем известно, повелитель очень любит сестру и если она поймет, что они добрались до Вас так близко, что отняли личные вещи, то упросит султана пойти на уступки. — Скорее прикончит их герцога за то, что он посмел коснуться этой вещицы, — буркнул паша, проводя по отрастающим волосам рукой — Они говорили с тобой? — Пытались, — неохотно ответил паша — Ведут себя как дикари, — потирая разбитую бровь, сказал мужчина — И эти люди еще нас называют дикарями и варварами. — Что ты им сказал? — зять султана внимательно смотрел на сокамерника. — Ничего, я молчал, — похоже, что паша не лгал — Только вот они все знают, абсолютно все, они мне сами рассказали зачем мы ехали во Францию, наш маршрут, когда мы выехали из столицы, сколько нас было. Откуда им все известно, паша? — Хотел бы я это знать, — задумчиво молвил муж Хафизе-султан — Ты выяснил, где мы? — Пытался, но охрана молчит, а сам я смог лишь понять, что мы в прибрежной крепости где-то в Средиземном море, судя по тому, сколько нас сюда везли. — Море это хорошо, — тихо сказал Бали-паша — Это очень даже хорошо, — насколько он знал свою жену, а знал он её неплохо, златокудрая султанша сделает все, чтобы вытащить его отсюда, и единственное, о чем молился Всевышнему Малкочоглу, так это о том, чтобы его зеленоглазый ангел не развязал войну османов со Священной Римской империей и всем католическим миром, потому как если договориться об их освобождении не удастся, Хафизе пойдет на крайние меры, и тогда, в этом он не сомневался, очень многие из тех, кто повинен в их пленении и кто в нем участвовал, лишаться жизней, что приведет к противостоянию с Карлом Габсбургом и войной, а войны империи Османов сейчас было не нужно, ради это Бали-паша все и затевал. ***       Если к периодическим поздним визитам её матери привратники султана уже привыкли, то к появлению маленькой султанши с ужасно серьезным видом у дверей главных покоев оба стражника отнеслись удивленно, но требованию султанши доложить повелителю о том, что ей нужно с ним поговорить, подчинились. — Госпожа, может все же не стоит беспокоит султана, — Арзу-хатун, служанка маленькой госпожи, самая еще совсем девочка, приходившаяся ровесницей Михримах-султан, пыталась остановить упрямую дочь Хафизе-султан. — Ожидай меня здесь, — даже не обернувшись на служанку, Таджия вошла в покои султана как только двери перед ней растворились — Повелитель, — сделав несколько шагов к центру комнаты, черноволосая принцесса османов склонилась в знак почтения — Шехзаде, — девочка поприветствовала всех четырех наследников, ужинавших вместе с султаном. — Таджия, — султан удивленно смотрел на племянницу — Здравствуй, что случилось, звезда души моей? — Случилось, — Таджия знала, что теперь ей нужно в равной мере говорить взвешенно и аргументированно и выглядеть при этом расстроенным и страдающим созданием — Ах, повелитель, если бы Вы знали, какое горе вновь обрушилось на меня и мою многострадальную Валиде. — Что произошло, Таджия? — Баязид обеспокоенно смотрел на младшую сестру и хмурил брови. — Шехзаде, я так рада, что с Вами все в порядке, — продолжала девочка под взглядами ничего не понимающих наследников и повелителя — Амирхан тоже, к счастью, не пострадал. Повелитель, — черноволосая султанша подняла полные слез глаза на дядю — Султанзаде Гези отравлен мышьяком, это ужасное отравление, ему так плохо. — Что? — султан нахмурился — Таджия, как такое возможно? Кто посмел отравить моего племянника? — Правильнее было бы спросить, кто хотел отравить Вашего сына, повелитель, — Таджия положила на пол книгу и откинула ткань, в которую та была завернута — Эту книгу специально для шехзаде Баязида достал некий Джамаль-эфенди, торговец книгами, у которого были сегодня мои братья Амирхан и шехзаде Баязид, но наш Гези так любит читать про охоту, что упросил шехзаде Баязида дать ему первым прочитать эту книгу, и это спасло Вашего наследника от тех мучений, что принял на себя мой младший брат, — Таджия всхлипнула — Валиде моя и Шах-султан сейчас подле него, он так плох, — слезинки катились по пухлым розовым щекам госпожи — Амирхан вместе с несколькими воинами отца поехал в город, чтобы попытаться поймать этого мерзавца, но я думаю, повелитель, что те, кто желает смерти шехзаде Баязиду, уже убрали ненужного свидетеля их преступлений. — Ибрагима-пашу ко мне живо, — распорядился султан, отворив двери, и голос его прозвучал грозно. — Тише, не плачь, не надо, Таджия, — Баязид пытался успокоить рыдающую девочку, он не выносил её слез, она редко плакала, даже когда в играх падала и больно ударялась, то всегда терпела, потому и он, и Амирхан так терялись при виде её слез — Гези обязательно помогут, он оправится, вот увидишь. — Они хотели убить тебя, братик, — тихо шептала маленькая султанша — Они хотели убить тебя. — Повелитель, — Амирхан вошел в покои султана вместе с Ибрагимом-пашей и поклонился — Повелитель, когда мы с Даудом-агой прибыли в дом торговца, то никого не нашли, он успел бежать. — Повелитель, с Вашего позволения я начну искать этого негодяя, — повелитель позволительно кивнул, и тут паша наткнулся на холодный взгляд страшных зеленых глаз маленькой дочери Бали-паши. — Только Вы уж хорошенько его ищите, Ибрагим-паша, — великий визирь даже поежился от того, насколько леденящим душу был взгляд этого ребенка и с какой противной интонацией она к нему обращалась — Этот негодяй не успел наверняка далеко уйти. — Седлайте лошадей, я еду в Буколеон, — распорядился повелитель — Отправляйтесь к себе, — кивнул он сыновьям — Баязид, останься. — Повелитель, что же дальше будет? — всхлипнула дочка Хафизе-султан — Сначала отец, потом беда с матушкой, теперь вот брата Баязида пытались убить, а отравили в итоге Гези… — Не терзай мое сердце своими слезами, дитя, — султан погладил девочку по голове — Все наладится, я тебе обещаю, что мы накажем всех виновных.       Этой же ночью Хафизе-султан постигло ужасное горе, пророчество старой ведьмы сбывалось, она потеряла сына, павшего в битве за трон, которая уже разгоралась, хоть юные шехзаде даже не разъехались еще по санжакам. Султанзаде Гези, первое дитя, рожденное ей после потери сына, умер от сильнейшего отравления мышьяком, получив яд, предназначенный шехзаде Баязиду, и в эту же ночь Таджия-султан, стоя подле старшей сестры Фахрие-султан, дала себе клятву, что Хюррем-султан, покушавшаяся на жизнь одного её брата и отнявшая жизнь у другого, ни в чем не повинного ребенка, будет умирать в страшных муках на коленях перед ней, чтобы она могла видеть агонию той, что посмела причинить боль её семье, что посмела поднять руку на святое — братьев султанши Османской Династии.