Хранительница счастья

      Приступы ярости, в порыве которой Хатидже крушила все вокруг, сыпала проклятьями и била пытающихся успокоить её служанок, сменялись у овдовевшей султанши периодами апатии, когда она лежала в постели и ни на кого не обращала своего внимания, тихо проливая слезы, устремив взгляд в одну точку. Бейхан была в отчаянии, ибо достучаться до сестры и хоть как-то с ней поговорить не получалось вот уже несколько дней. Старшая дочь Хафсы-султан тонула в своем горе, забыв и о детях своих, и о сестрах. Страшнее всего для жены Капудана-паши было то, что она хорошо знала те чувства, что терзали душу старшей сестры, и мысль о том, что Хатидже, от природы обладавшая очень тонкой душевной организацией, не сможет с ними совладать, потонет в своем горе, возненавидит повелителя, как когда-то она сама. Но помимо этого русоволосая султанша очень беспокоилась о племянниках. Осман, почти полностью лишившийся и зрения, и слуха, слабый и болезный мальчик так нуждался в постоянном тепле и участии матери, теперь же был предоставлен лишь нянькам да сестре, не находившей в брате родственной души и видевшей в нем лишь немощного ребенка. — Дайе, он плохо ест, — вздохнула Бейхан, гладя по голове тихого мальчика, что спокойно сидел рядом с теткой в её покоях в Топкапы и, устремив незрячие глаза перед собой, перебирал аметистовые четки, подаренные отцом. — Госпожа, лекари осматривали султанзаде, — обеспокоенно глядя на сына Хатидже-султан, сказала хазнедар — Его состояние удовлетворительное, выписали ему настойку для укрепления сил. — Отведи его к сестре, — распорядилась управляющая гаремом — И вели готовить мне карету, я еду во дворец Хатидже-султан. — Слушаюсь, госпожа, — женщина поклонилась и вместе с сыном покойного визиря отправилась прочь из покоев. — Госпожа, — одна из служанок вошла и поклонилась — Шах Хубан-султан пожаловали. Просить? — Нет, — резко ответила Бейхан — Не желаю её видеть, — русоволосая дочь султана Селима огладила ткань своего темно-синего платья и посмотрела на свое отражение в большом зеркале. Из зазеркалья на нее смотрела статная женщина, красота её уже была не той что прежде, но жена Хызыр Реиса была все еще хороша собой, хотя вид у нее был уставший и злой. — Что это за новости, Бейхан-султан? — черноволосая султанша вошла в покои управляющей гаремом сестры с крайне возмущенным видом — Почему ты меня избегаешь? — молодая госпожа непонимающе смотрела на старшую сестру, смирившую её строгим взглядом. — Шах Хубан, — спокойный голос Бейхан-султан звучал удивительно твердо — Кто дал тебе право врываться в мои покои? Если ты не забыла, то гаремом повелителя управляю я, и ты как и все остальные, живущие в нем, должна уважать мои приказы. — Я не понимаю тебя, сестра, — жена Лютфи-паши сделала несколько шагов в сторону султанши и остановилась прямо напротив неё, заглядывая в глаза всегда столь тихой и смиренной госпожи — Ты будто злишься на меня. — Я не желаю говорить с тобой, Шах Хубан, — Бейхан прошла мимо сестры и села на диван, расправив подол платья и скрестив руки на коленях — Твое низкое поведение, недостойное султанши крови, недопустимо. — Ах, вот как, — Шах замерла на мгновение, затем вздернула подбородок и посмотрела на сестру насмешливо — То есть ты винишь в казни паши меня? — Я не виню в ней никого из своих сестер, — ответила султанша — Хотя тебе, как той, что всю жизнь мечтала о месте Хатидже, это и было выгодно более всех остальных, — несколько мгновений госпожи смотрели друг другу прямо в глаза — Ты решила направить гнев Хатидже на Хафизе, которая здесь вообще не при чем. — Да ты что? — Шах усмехнулась и наигранно удивленно вскинула черную бровь — Не при чем? Именно её муж попал в плен, и она желала найти виновного и наказать. — В том-то и дело, что виновного, — Бейхан поморщилась и отвела взгляд от лица сестры — Она знала, что паша не виноват в этом, и потому не стремилась отомстить за то ему. Ты знала об их сложных отношениях с Хатидже, потому ты гнев сестры решила с себя на Хафизе перевести. Это трусость и подлость по отношению к ним обеим, Шах, — Бейхан поднялась и подошла к сестре, посмотрев осуждающе — Ты собственную семью стравливаешь ради своей выгоды, чтобы закрепиться в столице, чтобы получить все то, что столько лет не давало тебе покоя — роскошь дворцов Стамбула, власть, влияние, близость к повелителю — всё, что было у Хатидже и у Хафизе, и чего ты так страстно желала все эти годы. — Ты всегда её защищала, — Шах Хубан-султан отступила на шаг от сестры и покачала головой — Всегда вы все носились с ней как с чем-то невероятно ценным, отец, брат, даже Валиде и ты, самое обидное, что ты тоже всегда была ближе к ней, чем ко мне, Бейхан-султан, — Шах смотрела на сестру мрачно — А ведь это я твоя единоутробная сестра, а не Хафизе, но ей внимания и любви всегда ото всех было больше. Мне же лишь крохи внимания Валиде-султан, столь обожавшей свою старшую Хатидже и дочку этой сербки. — Тебя тоже все любили, ты росла в достатке и уважении, — возразила Бейхан, ужасаясь тому, какая зависть и обида сейчас виделись ей в глазах младшей сестры. — Не сравнивай то, что доставалось вам с Хатидже, то, что Валиде-султан давала неродной ей султанше, и то что осталось нам с Фатьмой, — горькая усмешка исказила тонкие губы — Мы всегда были в тени, Фатьма в твоей тени, кроткой и учтивой, спокойной и мудрой, идеальной госпожи по мнению матери нашей, а я всю жизнь в тени своей красавицы-сестры Хатидже. Ей лучшие наряды, ей лучшие мужья, всё всегда ей. — Шах, остановись, — Бейхан смотрела на впервые на её памяти потерявшую самообладание сестру с неприязнью — Замолчи немедленно, каждое слово твое омерзительно. — А знаешь, — Шах выдохнула и улыбнулась — Есть в этом некая справедливость, мы были в вашей тени, младшие дочери, никому не интересные принцессы, чьи браки даже не несли политической выгоды брату, а вы, все вы, Бейхан, для отца нашего и для брата были и остаетесь в её тени, в тени Хафизе-султан, ведущей себя с детских лет так, словно она правит не только дворцом, провинцией или империей нашей, а всем миром. — Уходи, — голос Бейхан в покоях, наполнившихся тишиной после того, как черноволосая дочь Хафсы-султан закончила свою пламенную речь, прозвучал глухо — Немедленно убирайся из моих покоев, Шах Хубан-султан, и не показывайся мне на глаза после всех этих слов. — Ты не в праве мне приказывать, Бейхан, — Шах усмехнулась — Я как и ты султанша Династии, да и муж мой теперь твоему начальник, я жена великого визиря Османской империи, второго человека в государстве, ты должна меня уважать, — младшая сестра нагло улыбнулась и неспеша покинула покои русоволосой султанши. — Надолго ли это, — тихо сказала Бейхан в пустой комнате — Это мы скоро узнаем… ***       Корабли османского флота вошли в гавань теплым августовским днем 1532 года. Барабаросса, нагнавший корабль повелителя у берегов Греции, был крайне доволен собой, проведенной операцией и своим племянником, заслужившим в глазах султана похвалы за мужество и успешную эвакуацию Малкочаглу Бали-паши и его помощника Махмуда-паши. — Повелитель, — Хафизе-султан поднялась на палубу, где падишах стоял вместе с мужьями своих сестер и о чем-то с ними беседовал. — Хафизе, — обернувшись к сестре, мужчина улыбнулся, раскрывая навстречу измученной морским путешествием женщине свои объятия — Мы уже почти прибыли. Как ты себя чувствуешь? — Уже лучше, мой повелитель, — заверила брата златовласая госпожа — Я хотела спросить Вас, не хотите ли Вы, чтобы я поехала с Вами в Топкапы, — Хафизе вглядывалась в голубые глаза мужчины, внешне спокойного и, казалось, совершенно не тревожащегося о том, как пройдет его разговор с овдовевшей сестрой, и видела на самом дне их тень тревоги и тягостных раздумий. — Не к чему, возвращайся с мужем к детям, — султан быстро улыбнулся, и Хафизе поняла, что поддержки её он не ждет, предпочитая самостоятельно решить вопрос с Хатидже — Они наверняка уже заждались вас, а я навещу тебя вместе с шехзаде моими завтра. — Хорошо, — Хафизе улыбнулась, но глаза остались напряженными — Мы будем ждать Вас к ужину, — султан потрепал сестру по щеке и поцеловал в лоб. Мужчины вернулись к тихому обсуждению своих дел, а Хафизе-султан спустилась на нижнюю палубу, где её ждала Фидан-хатун. — Госпожа, — служанка низко поклонилась — Мы скоро сойдем на берег? — лицо у девушки было таким же бледным, как и у её хозяйки. Дни, проведенные в море, постоянные штормы и нервное напряжение вкупе с морской болезнью словно выпили все силы. — Скоро, Фидан, — кивнула Хафизе, оглядываясь на стоящего подле брата супруга — Совсем скоро, — лицо женщины было печальным. Радость от освобождения Бали-паши и встречи с ним была омрачена тем, что ему пришлось сообщить и о смерти их среднего сына, и о том, что она потеряла их нерожденное дитя. Паша был мрачен, дети, которых он обожал и которыми дорожил едва ли не больше, чем их мать, были для него высшей ценностью в их семье, и каждая потеря надолго делала пашу грустным и печальным. И хотя Малкочоглу, вернувшийся из плена и узнавший печальные веси, сделал все, чтобы разделить это горе с женой и облегчить их страдания, поддерживая её и утешая, златовласая султанша все одно чувствовала свою вину в произошедшем, корила себя за то, что не уберегла их детей, не смогла защитить, не смогла предвидеть. И Хафизе, проводя ночи подле мирно спящего мужа, не могла сомкнуть глаз, думая о том, что не смогла сберечь их семью. Чувства её и мысли, которые во время пленения паши были будто заморожены, оттаяли, и боль, приглушенная и загнанная в самую глубину души её под предлогом необходимости держаться, дабы помочь освобождению паши, теперь терзала сердце Хафизе, которая хоть и была султаншей, увлеченной политикой и династийными играми, а все же оставалась прежде всего женой и матерью, матерью, потерявшей любимого сына и не сумевшей сохранить еще нерожденное дитя. — Госпожа моя, — голос мужа заставил Хафизе очнуться от невеселых раздумий — Мы прибыли, — карие глаза смотрели на неё обеспокоенно и сосредоточено. — Да, я не заметила, — слегка улыбнувшись, чтобы успокоить мужчину, ответила султанская сестра, оглядываясь по сторонам. Корабль, на котором они плыли, пристал к берегу и султан уже сходил на него вместе с Хайреддином-пашей. ***       Радость детей, окруживших Малкочоглу как только он вернулся во дворец, передавалась и Хафизе. Измученная морским путешествием госпожа приходила в себя и даже улыбалась, наслаждаясь семейным счастьем, без которого она так слабла день ото дня. Таджия, намертво вцепившаяся в отца и не отпускающая его от себя ни на шаг, весь день хвостиком ходила за вернувшимся хозяином дворца и не оставляла его даже наедине со старшим сыном, с которым они о чем-то долго и тихо беседовали. — Фелиса, — Хафизе вышла из детской, где Бали-паша еще укладывал младшего сына, установившего личный рекорд по стойкости и отказывающегося засыпать даже после того, как старший брат и сестра уже мирно дремали в своих кроватях. — Слушаю, госпожа, — верная помощница, остававшаяся во дворце в период отъезда златовласой госпожи, смотрела на Хафизе с тревогой, тщательно спрятанной за учтивостью и улыбкой. — Расскажи мне, что случилось, — Хафизе взяла женщину за руку и вместе с ней вошла в свой кабинет — Ты чем-то обеспокоена? — Меня беспокоит Хатидже-султан, госпожа моя, — жена Матракчи смотрела на замершую у стола к ней спиной султаншу. — Она была здесь? — голос предательски дрогнул, хотя Хафизе знала, её самообладание и стойкость сейчас нужны ей как никогда. — Да, госпожа, она приезжала в день Вашего отъезда, — калфа поправила на своей руке подаренный супругом браслет и, помолчав, сказала — Она сыпала проклятия в Ваш адрес и называла убийцей. Султанзаде Амирхан и Таджия-султан вышли на её крики и были свидетелями её истерики. — О Аллах, — пробормотала Хафизе-султан, опираясь на стол — Она винит во всем меня… А ведь моей вины в том нет, Фелиса, и не было, ничего я не знала о решении повелителя, но в её глазах виновата я. — Мне известно, что Ваша сестра Бейхан-султан из-за чего-то в ссоре с Шах Хубан-султан, — осторожно начала темноволосая женщина — Говорят, что управляющая гаремом даже не желает принимать её в своих покоях. — Фелиса-калфа, — Хафизе резко обернулась и с улыбкой подошла к помощнице — Поздно уже, возвращайся домой, тебя наверняка заждались Насух-эфенди с детьми, — жена Матракчи ответила султанше улыбкой, кивнула и вышла, а хозяйка дворца устало потерла виски руками — Фидан, — в кабинет вошла темноглазая служанка. — Слушаю Вас, Хафизе-султан, — занявшая место своей подруги, ставшей султанской фавориткой, девушка казалась абсолютно счастливой, ибо могла иметь более высокий доход и подарки от султанши, а так же не печалиться о своем будущем, памятуя, что служанок своих златовласая госпожа за службу хорошо устраивает в жизни. — Паша еще в детской? — Нет, госпожа, — отвечала хатун — Паша уже вышел из спальни султанзаде Зуфара и направился в хаммам. — Хорошо, ты можешь идти отдыхать, — Хафизе вышла из своего кабинета вместе со служанкой. — Помочь Вам подготовиться ко сну? — услужливо сказала Фидан-хутун. — Нет, я сама, — султанша жестом отослала прислугу и направилась в хаммам. ***       Фелиса-калфа собиралась уже покинуть Буколеон, когда в коридоре её окликнула и догнала Арзу-хатун, служившая у маленькой госпожи личной помощницей. Совсем еще юная девушка настороженно оглядывалась и быстро шла к остановившейся управляющей дворцом. — Фелиса-калфа, — запыхавшаяся служанка остановилась в нескольких шагах от жены Матракчи. — Что у тебя, Арзу-хатун? — что-то во взгляде, распаленных щеках и настороженных движениях служанки Таджии-султан насторожило помощницу её матери. — Фелиса-калфа, я не знаю кому сказать и к кому пойти, — девушка выглядела испуганной — Я такое видела и слышала, Фелиса-калфа, помогите мне. — Да что случилось-то? Успокойся, — строго сказала Фелиса — Выдохни, а теперь рассказывай, четко и неспеша. — Дауд-ага, — вымолвила девушка. — Он обидел тебя? Он к тебе приставал? — нахмурилась калфа, вглядываясь в испуганное личико служанки. — Нет, что Вы, Фелиса-калфа, — покачала головой девушка — Я возвращалась из сада моей госпожи, она забыла там книгу и мне пришлось идти за ней, а по дороге во дворец я в одном из коридоров услышала голоса и остановилась… — И что ты услышала? — карие глаза помощницы Хафизе-султан смотрели на девушку напряженно. — Он разговаривал с каким-то агой, — наклонившись к калфе тихо и быстро шептала девушка — Он говорил, чтобы тот передал какому-то эфенди Хазретлери, что Малкочоглу вернулся жив и здоров, и что теперь Хафизе-султан будет искать виновника настоящего, спрашивал, что делать. — Тебя видели они? — мрачное лицо Фелисы-хатун выражало крайнюю озабоченность. — Нет, не видели, я точно Вам говорю, я спряталась, — заверила калфу служанка дочери Малкочоглу. — Вот что, Арзу-хатун, — поразмыслив над словами девушки, сказала жена Матракчи — Сейчас возвращайся поскорее в покои своей госпожи и оставайся подле нее, никому ничего не говори, завтра я сама все разузнаю и сообщу госпоже. — Фелиса-калфа, — жалобно молвила служанка — Что же нам делать теперь? Он же командует охраной? Как мне ночь спать, зная, что может что-то случится? — Ничего не случиться, все будет нормально, Арзу-хатун, — попыталась успокоить начавшую паниковать девушку — Спокойно возвращайся в покои и ничего не бойся, — возвращение же самой Фелисы к мужу и детям временно откладывалось. ***       В хаммаме было тепло и влажно, клубы пара витали над мозаичной плиткой, негромко журчала вода в фонтанчиках, располагавшихся по всему помещению. Бали-паша сидел на невысокой скамейке, устало опустив плечи, и наслаждался минутами тишины и комфорта, ставшими столь редкими в эти месяцы, потому не услышал воин повелителя, как тихо к нему подошла Хафизе-султан. Стоя позади супруга, женщина с горечью и внутренним содроганием смотрела на огромный розовый шрам, пересекавший всю спину мужчины уродливой полосой. — Хафизе-султан, — паша заметил её и обернулся — Я не слышал как ты вошла, — заметив её странный взгляд, паша понял, что она смотрит на изувеченную при нападении на их посольство спину — Не бойтесь, госпожа моя, все уже прошло. — Я найду того, кто нас предал, — султанша, заправив за ухо вьющийся локон, наклонилась, взяла кесе и старательно натерла его мылом — Ибрагим-паша в нападении на вас не был виноват, — взбив пену, женщина осторожно намыливала закаменевшие плечи мужа, расслабляющегося от её прикосновений. — Султан давно видел множество его промахов, госпожа моя, — Малкочоглу довольно закрыл глаза, полностью отдаваясь ощущению спокойствия, даримого ему женой — Так совпало. — Я так тосковала о тебе, — взяв серебряную миску и наполнив её теплой водой, Хафизе задумчиво вылила её на плечи паши — Боялась, что никогда больше не увижу тебя живым, не смогу быть с тобой рядом, это было ужасно, Бали. — Я думал только о тебе и наших детях там, — осторожно взяв жену за руку, паша усадил её к себе на колени, заключая в объятия — Но я вернулся, не без твоей помощи я вернулся, и теперь все будет хорошо, Хафизе, — от чуть влажных золотых волос Хафизе пахло до боли знакомой смесью из её духов и запаха кофе, который впитался в них кажется уже настолько сильно, что не будет выведен ничем. — Прости меня, Бали-паша, — Хафизе коснулась колючей щеки и заглянула во внимательно смотрящие на нее карие глаза — Я не уберегла нашего сына и не смогла сохранить ребенка, что носила под сердцем, я ничего не смогла без тебя, — в зеленых глазах жены паша увидел океан тоски и боли, её терзавшей. — Не вини себя ни в чем, любимая, — Малкочоглу поцеловал руку жены и прижал её к своей щеке — Теперь я рядом, мы вместе все это переживем, справимся, — паша прислонился лбом ко лбу жены — Я не могу видеть как ты грустишь, мне от того еще тяжелее. Мы обязательно найдем и накажем всех виновных, отомстим всем, кто причастен к гибели Гези, я тебе обещаю. Только не печалься, Хафизе, ради меня и наших детей, так нуждающихся в твоей любви и заботе, не терзайся болью и печалью. — Я до конца дней своих буду благодарить Всевышнего за то, что он вернул тебя мне, Бали-паша, — Хафизе улыбнулась сквозь подступившие слезы, и губ её мягко коснулись теплые губы супруга, стирая с них соленые слезы, пролившиеся из столько видевших глаз. ***       В прекрасном расположении духа Бали-паша собирался направиться в Топкапы, оставив супругу сладко дремать в кровати и позавтракав со старим сыном, традиционно поднимавшимся достаточно рано в сравнении с младшими детьми, когда в дверь его кабинета раздался назойливый стук. — Войдите, — ответил паша, перебирая какие-то бумаги у себя на столе. — Бали-паша, — голос жены его лучшего друга заставил Малкочоглу оторвать взгляд от бумаг и удивленно посмотреть на женщину, никогда ранее не приходившую в его кабинет без приглашения. — Фелиса-калфа. — паша вежливо улыбнулся — Что-то случилось? — Случилось, паша, — подтвердила его предположения женщина — Мне нужно очень серьезно с Вами поговорить. — Раз нужно, то говори, — зять султана отложил бумаги и, закинув руки за спину, внимательно посмотрел на женщину — Я тебя слушаю… ***       Тяжелого разговора с Хатидже-султан повелитель ждал и думал о нем весь их путь в столицу после освобождения Бали-паши и Махмуда-паши, но все же услышав от привратника, что пришла Хатидже-султан, Сулейман напрягся и лишь через несколько мгновений раздумий разрешил впустить сестру. Старшая дочь Хафсы-султан выглядела удручающе, заплаканные глаза, бледное лицо, растрепанные волосы, прикрытые черным платком и траурные одежды. — Хатидже, — Сулейман стоял посреди покоев, взирая на женщину с глубокой горечью и сочувствием. — Скажи мне что это неправда, — в голосе Хатидже было столько отчаяния, что султану показалось, будто бы не великий визирь, а она была казнена вместо него, обречена на вечные страдания — Он был твоим другом, твоим соратником, ты называл его братом. Ты не мог поступить с ним так, — крикнула несчастная женщина, с ненавистью глядя на брата — Ты говорил мне, что мы одна семья, — голос султанши звучал визгливо, слезы текли по её щекам — Как ты мог его убить, Сулейман? Как ты мог, ведь вместе с ним убили и меня? — султан молчал — Он мой мир, отец моих детей… — Хатидже, — султан коснулся ладонью щеки женщины, но та прикрыла глаза и горестно вздохнула. — Не трогай меня, — султан нахмурился и отдернул руку — Ты не мой брат, у моего брата была совесть, он был справедлив, а ты жесток. — Сестренка, — повелитель попытался обнять плачущую женщину, но она вырвалась и подняла на него пылающие злостью и ненавистью глаза. — Не прикасайся ко мне, не смей, — Хатидже отступила — Никакая я тебя больше не сестра. Твои глаза… — Хатидже чуть наклонила голову и усмехнулась — Они изменились. Знаешь кого я в них вижу? Нашего отца, жестокого деспота, плясавшего под дудку вашей обожаемой Хафизе. — Хатидже, я прошу тебя, — султан протянул к женщине руки, но госпожа лишь покачала головой, глаза её вновь становились безумными, губы подрагивали. — Ненавижу вас, будьте вы прокляты, — султанша Династии захохотала — Прокляты, убийцы, да обрушатся своды этого дворца на ваши головы, — пошатываясь, вдова великого визиря вышла из главных покоев. Султан возвел глаза к небу и глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя, боль его сестры была для него острее кинжала.       Хатидже словно в забытьи вышла в коридор, ведущий от покоев султана в гарем, и медленно побрела, не обращая ни на кого внимания. Провожавшая её в покои Шах Хубан-султан попыталась остановить сестру, чтобы утешить её, но старшая султанша никого не замечала — ни жену Лютфи-паши, ни подоспевшую управляющую гаремом Бейхан, которая поспешила к главным покоям, едва ей сообщили о приезде старшей сестры в Топкапы. — Хатидже, — Бейхан попыталась остановить бредущую словно в трансе госпожу — Хатидже, хорошо, что ты приехала. Хуриджихан и Осман по тебе соскучились, — жена Капудана-паши взяла сестру за руку и постаралась заглянуть ей в глаза — Пойдем к ним? Дети завтракают у меня в покоях, — но овдовевшей госпоже не было дела до детей, не было дела до Бейхан, пытавшейся ей помочь, она брела по коридорам к выходу из дворца и в сердце её и воспаленном сознании вновь поднималась волна ярости и злости. — Госпожа, — ага у кареты низко поклонился вдове визиря. — В Буколеон, — хрипло произнесла Хатидже-султан, садясь в карету. — О Аллах, — пробормотал Сюмбюль-ага, наблюдавший за всем этим — Что будет… ***       Хафизе, проснувшись ближе к полудню, впервые за долгие недели улыбнулась своему отражению в зеркале и в благостном расположении духа направилась завтракать в шатер, раскинутый в саду. Амирхан, её любимый старший сын, проснувшись гораздо раньше матери, вмести с младшим султанзаде Зуфаром упражнялся в стрельбе из лука на широкой лужайке подле дворца. — Матушка, — завидев султаншу, мальчики оставили свое занятие и поспешили поклониться златовласой госпоже. — Доброе утро, мои хорошие, — Хафизе поочередно подала руку обоим сыновьям и потрепала младшего по щеке — А где Таджия? — Валиде, — послышался за спиной женщины голос её дочери — Доброго Вам утра, — девочка с готовностью поцеловала протянутую ей ладонь и радостно улыбнулась — А папа уже уехал? — Да, ты все проспала, — усмехнулся младшей сестре Амирхан. — Ничего, Таджия, он вернется сегодня раньше, перед ужином успеете еще наговориться, — покачав головой на усмешки сына в адрес младшей, ответила Хафизе — Раз ты только проснулась, позавтракаем вместе. Может и султанзаде к нам присоединятся, — хозяйка дворца перевела взгляды на сыновей, но те лишь поблагодарили и отказались.       Август был теплым и солнечным, сидя в саду две госпожи наслаждались хорошей погодой, благоуханием росших вокруг розовых кустов и вкусным завтраком. Весело рассказывая матери о подготовке Фахрие-султан к свадьбе, Таджия вдруг замерла, напряженно глядя куда-то за спину своей Валиде. — Что ты там увидела? — поинтересовалась у дочери Хафизе и обернулась — свернув с главной аллеи от кареты, остановившейся на подъезде ко дворцу, к ней шла высокая фигура в темном, и в этой бледной, растрепанной и заплаканной женщине златовласая госпожа с ужасом узнала старшую сестру — Хатидже, — одними губами прошептала жена Бали-паши, поднимаясь навстречу вдове Ибрагима-паши. — Что ты за чудовище такое? — остановившись в нескольких шагах от сестры, зло спросила Хатидже, чуть наклонив голову набок — Ты четверых братьев единокровных не пощадила, ты вытравила всех, кто мешал тебе, убила бедняжку Айбиге, посмевшую с тобой соперничать, а теперь и Ибрагима-пашу, мешавшему творить твою власть надо всем в этом государстве. — Хатидже, я сочувствую твоему горю, но в смерти Ибрагима-паши нет моей вины, — вздрогнув от справедливых отчасти аргументов, отвечала Хафизе-султан — Я знаю, что он не виноват в нападении на наших посланников, и если бы я знала в тот вечер, что султан получил письмо, доказывающее обратное, я бы постаралась его переубедить. Но я не знала, Хатидже, клянусь тебе, не знала, что брат собирается его казнить. — Не знала? — Хатидже безумно рассмеялась, запрокидывая голову назад — Ты все знаешь, ты словно паук плетешь огромную паутину вокруг нашего повелителя, уничтожаешь всех тебе неугодных, безжалостная убийца, — Хатидже-султан прекратила безумно хохотать и посмотрела на сестру прямо — Только вот расплата настигает всех, — овдовевшая госпожа сделала шаг в сторону сестры — Всевышний и тебя покарал, за грехи твои ты платишь жизнями своих детей, — султанша посмотрела за спину сестры на племянницу, а затем перевела на двух замерших на лужайке султанзаде — У тебя ведь их еще трое осталось, подумай об их жизнях, хоть к ним не будь чудовищем, — Хатидже резко развернулась и стремительно пошла к карете. К Хафизе-султан уже спешили слуги, Фелиса-калфа поддерживая подол платья спешила через всю лужайку к шатру, где завтракала её госпожа. — Мама, — тихо позвала султаншу Таджия, поднимая на неё зеленые глаза, но женщина молчала, смотря на то место, где несколько минут назад стояла ранившая её словами Хатидже, и по щеке любимой дочери султана Селима катилась одинокая слезинка.