Хранительница счастья

      Фахрие едва начала приходить в себя, когда узнала о приезде Хюррем-султан в столицу. Хасиб Реис, делами гарема и Топкапы не сильно увлеченный, однако знавший новостей гораздо более, чем его пережившая похищение невеста, рассказал всё, что знал сразу, как Бейхан-султан сменила свое недоброжелательное отношение к нему на милость за спасение членов Династии и пустила молодого корсара во дворец для встречи с Фахрие-султан. — Значит, теперь она во дворце, — Фахрие, сидевшая в тени большого шатра, задумчиво перебирала цветы в подаренном Хасибом букете, и совершенно не желала есть, чем сильно огорчала и свою кормилицу, много лет бывшую для нее няней и ближайшей помощницей, и своего жениха, который был обеспокоен её состоянием не меньше, чем его дядя и Бейхан-султан. — Фахрие-султан, я Вас прошу, не забивайте свою голову мыслями о ком бы то ни было из них, — Хасиб смотрел на девушку, казавшуюся ему столь хрупкой и нуждающейся в защите, с нежностью и тревогой — Единственное, что Вы сейчас должны делать, так это заботиться о своем здоровье, — молодой человек оглянулся на стоявшую в нескольких шагах кормилицу своей невесты, затем встал со своего места и присел подле ног юной султанши, заглядывая ей в глаза — Фахрие, ради моего спокойствия, ради нашего будущего, я прошу Вас поберечь себя. — Хасиб, — юная госпожа, хорошо знавшая, что ни служанки, ни няня матери её не выдадут, спокойно могла позволить себе проявить чуть больше нежности к жениху — Я более всего на этом свете пекусь о нашем будущем, о нашем счастье, — девушка сжала руку корсара, взявшего её ладонь и чуть склонилась к его лицу — Только, если шехзаде Баязид проиграет в гонке наследников, то и твое, и мое будущее, и будущее всей моей семьи будет под большой угрозой. Хюррем-султан истребит нас всех, если один из ее сыновей станет султаном, — Хасиб обреченно вздохнул и поднялся, возвращаясь на свое место. — Что Вы намерены предпринимать, госпожа? — все надежды на то, что невеста его побережет себя и не станет ввязываться в интриги Династии, таяли прямо на глазах у Хасиба Реиса. — Ты сказал, что Махмуд-паша будет наставником Мехмета в его санжаке, — девушка серьезно посмотрела на молодого человека, недовольно поморщившегося при упоминании того, кому изначально Бейхан-султан желала отдать свою единственную дочь в жены — Устрой мне с ним тайную встречу. — Что? — Хасиб смотрел на девушку так, будто не верил в то, что услышал мгновение назад — Фахрие-султан, это совершенно немыслимо. Я не стану этого делать, даже Ваша многоуважаемая Валиде меня в этом бы поддержала. — Подожди, — Фахрие обезоруживающе улыбнулась и коснулась руки корсара — Посуди сам, Хафизе-султан и Бейхан-султан сейчас не до того, чтобы выяснять степень верности паши шехзаде Баязиду, а ведь свой человек подле конкурента нашего шехзаде это очень и очень ценно, — в серьезных глазах русоволосой принцессы загорелись искорки — Я лишь немного с ним поговорю, чтобы понять, не станет ли он врагом для Баязида, сможет ли играть на нашей стороне до конца. — Мне не нравится эта идея, — насупившись молвил племянник Барбароссы — Я не хочу, чтобы Вы это делали, госпожа. — Хасиб Реис, — в голосе отстранившейся от него девушки вдруг отчетливо прозвучали интонации, общие для всех её теток, таким тоном они обычно заводили разговор о своей принадлежности к Династии и исключительной важности всех своих решений. — Первый и последний раз, госпожа моя, — и по упрямству в глазах молодого человека Фахрие поняла, что сколь бы не были нежны его чувства к ней, Хасиб все же будет гораздо менее компромиссным человеком в отношении своей жены, нежели его дядя в отношении её матери — И я буду находиться рядом, чтобы если что… — Хорошо, — кивнула Фахрие и ласково улыбнулась — Устрой все для меня, Хасиб, это все ради нашего будущего, — корсар еще какое-то время был хмур, но едва султанша заговорила о намеченной на сентябрь церемонии помолвки, тут же повеселел и стал счастливо улыбаться, ибо при всей своей суровости, Хасиб Реис был безнадежно влюбленным мужчиной, предвкушающем тот день, когда наконец сможет стать мужем русоволосой султанши. ***       Шах Хубан-султан наслаждалась тем, что теперь живет во дворце у Ипподрома и имеет все то, что было у Хатидже, недолго. Не прошло и нескольких дней после переезда, как спокойствие младшей дочери Хафсы-султан нарушили новости о выходках её супруга, которого она не зря все эти годы считала недалеким и странным. Великий визирь, так яро начавший борьбу против публичных домов и распутных женщин в столице, по заверениям Мерджана-аги, в эту минуту обеспокоенно взиравшего на свою разгневанную хозяйку, позволил себе абсолютно недопустимую выходку. — Да как он вообще до этого додумался? — в сердцах молвила черноволосая султанша, расхаживая по гостиной, украшенной искусной росписью по приказу покойного Ибрагима-паши — О Аллах, пошли мне сил, — младшую сестру повелителя беспокоила не столько та наглость, что была совершена Лютфи-пашой, сколько последствия, которые непременно наступят, едва новость дойдет до султана, пока еще слишком обеспокоенного переживаниями своей драгоценное Хафизе о её дочери. — Госпожа моя, — ага смотрел на женщину бесконечно преданным взглядом — Я сделаю всё, что Вы прикажете, — и по глазам верного Мерджана Шах без труда угадала, о каком приказе говорит слуга, столько лет беззаветно любивший её и ненавидевший её мужа всем сердцем. — Нет, Мерджан, я… — и Шах замолкла, переведя взгляд черных как ночь очей на дверь, у которой возник находившийся в благостном расположении духа Лютфи-паша. — Госпожа, — великий визирь слегка поклонился, недовольно зыркнув на раздражавшего его евнуха, что следовал за его женой безмолвной тенью почти всегда. — Потрудитесь объясниться, Лютфи-паша, — Шах сложила руки и величественно вздернула подбородок, продолжая смотреть на мужа черными, будто не отражавшими света, очами. — Шах-султан, о чем Вы? — мужчина недоумевающе вскинул бровь, устремляя взгляд на супругу — В чем я, великий визирь Османской империи, доверенное лицо султана и второй человек государства должен объясняться перед своей женой? — с тех пор, как на голову паши, почти всю жизнь прозябавшего вдали от столицы на разных не сильно значимых должностях, свалилась радость стать великим визирем, он стал все чаще пытаться напомнить своей холодной и надменной супруге, что она хоть и дочь Династии, а все же его жена, и обязанности жены должны быть исполнены так, как того требуют традиции османов. — Вот как, Лютфи-паша? — Шах недовольно повела плечами — Запомни, всё — от воды, что ты пьешь, и воздуха, коим ты дышишь, до должности, которую ты занимаешь, дала тебе я. Без меня ты никто, жалкий раб, — гордая османская султанша смотрела на мужа с отвращением — Кем ты себя возомнил, паша? Что ты сделал с этой несчастной женщиной? Как посмел свершить этот срам? — Я — великий визирь, — Лютфи-паша, очень довольный тем, как наказал блудницу, посмевшую высказать, что он борется с развратом в столице из-за своего мужского бессилия, быстро взбесился, когда Шах-султан в привычной ей манере завела разговор о его никчемности без нее — И негоже мне обсуждать свои решения с Вами, — чтобы не наговорить лишнего, мужчина отвернулся, от изумленно смотревшей на него жены и двинулся к выходу. — Развожусь, — как ударенный громом Лютфи-паша остановился и обернулся, не веря в то, что слышит — Развожусь, — ярость застила глаза визирю, и он, словно не понимая, что делает шагнул к супруге — Разво… — звонкая пощечина сбила Шах-султан с ног, и в это же мгновение в покои, где ссорились супруги, вошел повелитель. ***       Хафизе-султан принимала Сюмбюля-агу не по обыкновению в кабинете, а в садовой галерее, выстроенной специально для её дочери. Таджия-султан, чудом миновавшая тяжелые последствия удара по голове, начинала приходить в себя, и Яхья-эфенди впервые позволил госпоже, чьи раны уже почти затянулись, подняться с постели, чем черноволосая султанша и наслаждалась, прогуливаясь среди цветов в сопровождении обоих братьев и под чутким надзором Радан-хатун и своей златовласой матери, беседовавшей с главным евнухом Топкапы, но не спускавшей обеспокоенного взгляда с детей. — Помимо всего прочего, она встречалась с Махмудом-пашей, — продолжал свой доклад о Хюррем-султан ага — В Мраморном павильоне, о чем беседовали не знаю, но судя по всему она хочет быть уверенна в том, что паша будет верен ей и её сыну, а не сторонникам шехзаде Баязида. — Да, Бали-паша уже должен был решить этот вопрос, — задумчиво крутя в руках сапфировое кольцо, молвила госпожа — Они должны были поссориться при свидетелях, — евнух закивал, подтверждая, что об этом знает весь дворец — Меня беспокоит Шах-султан, — Хафизе вздохнула и посмотрела на верного агу — Никак не могу поверить, что она сблизилась с Хюррем-султан едва та переступила порог Топкапы. — Госпожа, Вам так же следует знать, что Шах-султан несколько раз тайно покидала Топкапы и встречалась с кем-то в городе, — Сюмбюль недовольно поморщился — Я бы выяснил с кем, если бы не этот пакостник Мерджан, он словно тень следует за султаншей и обойти его совершенно невозможно. — Ничего, Сюмбюль-ага, — женщина ласково улыбнулась и коснулась плеча евнуха — Я и без того очень довольна тобой, — мужчина расплылся в улыбке и просиял — Я упустила из виду все, что происходит в Топкапы пока моя девочка была больна, — Хафизе тревожно посмотрела на кучерявую голову дочери, едва видневшуюся из-за высоких кустов цветущих роз — Как поживает Фатьма-хатун? Зейнеп тщательно за ней следит? — Со дня на день ожидаем появление ребенка, госпожа, — ответил Сюмбюль-ага — Она под постоянным наблюдением, — мужчина многозначительно посмотрел на султаншу и добавил — И для родов все уже подготовленно. — Хорошо, — удовлетворенно кивнула жена Бали-паши — Наш повелитель уже решил, что старший наследник отправится в Манису, Хюррем, должно быть, несказанно этому рада. — Госпожа, — Сюмбюль расплылся в улыбке — Хюррем-султан ведь может и не доехать до санжака сына. — Исключено, — поморщилась Хафизе-султан — Слишком явно, да и Шах-султан не стоит сбрасывать со счетов, если она пошла на дружбу с этой змеей, значит, что-то затевает, и Хюррем-султан ей нужна живой, — вдруг на лице султанши на краткий миг мелькнула дьявольская улыбка, и оно вновь стало спокойным — Впрочем, пусть пока забавляется, этим мы займемся позже, Сюмбюль-ага, сначала просто удалим Хюррем из столицы. ***       Хюррем-султан, неожиданно для себя обнаружившая в столице союзницу в лице младшей сестры повелителя, была впервые за долгое время в хорошем расположении духа, и с нетерпением ждала церемонии посвящения своего старшего сына. Шехзаде Мехмет, проживавший в столице без матери, был необычайно самостоятельным для своего возраста мальчиком, умным, добрым и честным, слишком честным и правильным для потенциального претендента на престол, к которому помимо него стремился еще и сын Гюльфем-султан, обладающий колоссальной поддержкой. Рыжеволосая госпожа огорчалась, что её первенец, при всех своих успехах в учении, военном деле и подготовке к тому, чтобы быть достойным правителем, был излишне добрым, благородным и честным, и хотя Хюррем понимала, что для правителя эти качества есть благо, её все же обуревали беспокойства — чтобы взойти на трон даже будучи старшим наследником, Мехмету жизненно необходимо быть более хитрым, изворотливым и менее благородным, всеми этими качествами сполна обладал рыжеволосый Селим, копия своей матери. Второй сын Хюррем-султан был менее успешен в учении, менее ловок и силен, нежели старший брат, однако он был приспособлен к выживанию на пути к трону, и сердце рыжеволосой султанши разрывалось при мысли, что её Селим однажды тоже может возжелать власть настолько сильно, что вырвет её не только из рук младших братьев, но и из рук старшего, столь обожаемого Мехмета — её первенца, живое свидетельство того, что и она когда-то была счастлива подле султана. — Вы чем-то опечалены, Валиде? — голос Михримах, с которой Хюррем и прогуливалась по саду Топкапы, вывел женщину из раздумий. — Мать наследников всегда чем-то опечалена, моя Михримах, — султанша потрепала дочь по щеке и невесело улыбнулась — Скоро, очень скоро мне будет нужна твоя помощь, дабы уберечь твоих братьев от беды, заслонить от врагов, а пока не забивай свою прекрасную головку тяжелыми мыслями. Наслаждайся жизнью, ведь ты так хотела вернуться в столицу. — Валиде, — Михримах на мгновение задумалась, стоит ли говорить, но все же спросила — А Вы отправитесь в санжак вместе с Мехметом? — Конечно, — славянка бросила на дочь удивленный взгляд — А ты что же — не желаешь ехать с братом? — Что Вы, Валиде? — поспешила возмутиться единственная дочь повелителя — Просто я подумала о том, как это будет выглядеть. Получается, что мы бросаем Селима и Джихангира, уезжая вслед за Мехметом. Разве Вы можете отдавать предпочтение одному из сыновей, выделяя его среди других? — хитрая госпожа знала, что у матери её есть слабые места, и умело этим пользовалась — Конечно, это решать повелителю, а не нам, но все же, мне кажется, что это несправедливо по отношению к моим младшим братьям. — И все же это справедливее, чем ссылка в Эдирне, — недовольно передернула плечами Хюррем — Там я вообще нахожусь вдали от всех своих сыновей, — Михримах промолчала, лишь повздыхав, но осталась довольна, ибо знала, что теперь мать не успокоится, будет думать об этом день и ночь, а значит что-то придумает, чтобы юная госпожа могла больше не покидать роскошный Топкапы и жить так, как и подобает единственной дочери правящего султана — в богатстве, веселье и подле отца.       Настроение Хюррем-султан, и без того подпорченное её дочерью, испортилось окончательно, когда на одной из соседних дорожек показалась беременная Фатьма-хатун. Рабыня, когда-то чуть не сжегшая её заживо, не просто осталась жива, но благодаря златовласой султанской сестре еще и вернулась из старого дворца, смогла стать фавориткой, теперь носила под сердцем ребенка султана. И ярость вскипала в душе рыжеволосой госпожи при виде довольного лица и округлившегося живота этой наглой девчонки. Она давно оставила надежды вновь вернуть расположение повелителя, Хюррем вырвала из сердца своего любовь к Сулейману, и место её заняла ненависть — к отцу её детей, предавшему их любовь, и ко всем его женщинам и другим детям, потому что они были угрозой её сыновьям, угрозой их будущему, а вместе с тем и её будущему, возможности стать Валиде-султан и наконец насладиться сполна и власть, и почтением, и богатством, которых рыжеволосая госпожа по своему собственному убеждению недополучила незаслуженно. — Госпожи, — завидев дочь падишаха и её мать, Фатьма вежливо улыбнулась и поклонилась, насколько ей позволял выпирающий из-под складок легкого плаща, накинутого поверх платья, живот — Доброго вам дня, — Хюррем ничего не ответила, лишь с ненавистью посмотрела на девушку и демонстративно повернулась к ней спиной, удаляясь во дворец, но Михримах этот взгляд матери заметила и решила действовать на свое усмотрение. — И тебе, Фатьма-хатун, — Михримах улыбнулась почти приветливо, глядя на беременную фаворитку отца — Инш Аллах, ребенок Династии, которого ты носишь под сердцем, хорошо себя чувствует. — Благодарю, Михримах-султан, — не ожидавшая хоть какого-то ответа Фатьма обрадовалась — Все хорошо. — Аккуратнее, — посоветовала Михримах, оглядывая женщину с головы до ног — Сегодня прохладно, не простудись, — и султанша солнца и луны поспешила нагнать свою мать, уже довольно далеко отошедшую от места встречи с фавориткой султана. ***       Хафизе-султан прибыла в Топкапы как только получила новость о выходке великого визиря в отношении падшей женщины и сразу же отправилась в кабинет супруга, однако дорогу ей преградил выросший словно из ниоткуда Сюмбюль-ага. Раскланявшись в приветствиях, мужчина буквально сиял, взирая на златовласую госпожу с хитрой улыбкой. — Сюмбюль-ага, — Хафизе вопросительно вскинула бровь, глядя на евнуха заинтересованным взглядом — Ты принес мне добрые вести? — Инш Аллах, госпожа моя, этот день будет для нас светлым, — в темных глазах плясали искорки — Вы точно будете довольны, когда узнаете. — Говори, — кивнула султанша, жестом подзывая к себе главного евнуха. Сюмбюль мелкими шажками подошел и склонился к уху госпожи, что-то оживленно шепча — Ну надо же, — Хафизе усмехнулась, вид у нее был более чем довольный — Я, конечно, знала, что Лютф-паша на этой должности не задержится, но не думала, что он дискредитирует себя так быстро, — Сюмбюль согласно закивал, вид у него был радостный, будто теперь он станет великим визирем — И вмешиваться не потребовалось, — Хафизе поправила рукав алого платья и улыбнулась — Добрую весть ты принес мне, Сюмбюль-ага, — жена Бали-паши обернулась к стоявшей за ее спиной Фелисе и тихо сказала — Пусть девушек, что мы готовили для Лютфи-паши, привезут в Топкапы, — помощница кивнула, и Хафизе посмотрела на главного евнуха — Сюмбюль-ага пристроит их в гарем, пусть обживаются, пригодятся еще, коли Фатьма-хатун от рук отбиваться начнет, — верные слуги заверили Хафизе-султан, что все будет исполнено, и младшая сестра повелителя поспешила в кабинет супруга, однако в коридоре, ведущем в главные покои и соседствующий с ними кабинет хранителя покоев, натолкнулась на Матракчи, терпеливо ждавшего Малкочоглу у дверей его комнаты. — Госпожа, — немолодой ученый поклонился сестре султана. — Насух-эфенди, — Хафизе улыбнулась и кивнула супругу своей верной помощницы — Бали-паша куда-то вышел? — Паша у повелителя, — сообщил Матракчи — Султан только что вернулся из дворца Иб… — мужчина запнулся и тут же исправился — Из дворца у Ипподрома. Лютфи-паша лишен должности великого визиря, — посчитал нужным сказать ученый, хотя был почти уверен, что жена его друга уже в курсе событий. — Нисколько этим не удивлена, — негромко молвила госпожа — Не по нем эта должность, с самого начала не по нем, — муж Фелисы, смирно стоявшей за спиной своей госпожи, согласно кивнул. — Если пожелаете, то можете попытаться войти к повелителю, — предложил ученый — Думается мне, что Вам султан позволит войти, а я подожду пашу здесь. — Фелиса, — Хафизе обернулась к верной помощнице и чуть улыбнулась — Оставайся с Матракчи, я попробую повидаться и с братом, и с мужем, раз уж приехала, — и женщина поспешила к дверям, ведущим в главные покои, оставляя супругов, бывших их с Малкочоглу верными союзниками, в пустом коридоре.       Когда златовласой госпоже позволили войти в покои повелителя, перед глазами её предстала картина, которая могла бы случиться и несколькими месяцами ранее, не будь Шах-султан столь проворна — посреди комнаты напротив повелителя, выглядевшего спокойным и даже радостным, стоял её супруг, держа в руках печать, узнанную Хафизе издалека. Малкочоглу обернулся к супруге и почтительно склонился, по глазам его Хафизе не успела понять, рад ли он посту великого визиря. — Хафизе моя, — султан с улыбкой раскрыл перед сестрой объятия — Как хорошо, что ты приехала, я сам собирался с детьми ехать к вам сегодня, чтобы узнать о здоровье моей племянницы. — Повелитель, — Хафизе с готовностью обняла брата и, положив голову к нему на плечо, счастливо произнесла — Таджия уже почти оправилась, сегодня Яхья-эфенди позволил ей прогулку в саду. Мы всегда рады видеть Вас в Буколеоне. — Это прекрасная новость, — султан чуть отодвинул от себя сестру, держа за плечи и вглядываясь в зеленые глаза — Хафизе, я знаю, как ты этого не хотела, как опасалась, но все же пришло время, и больше ждать нет смысла, — султанша внимательно смотрела на брата — Я назначил Малкочоглу Бали-пашу на должность великого визиря Османской империи. Да поможет Аллах ему на этом нелегком посту. — Аминь, — на лице своем Хафизе умело изобразила и мимолетное удивление, и легкую печаль. Осторожно высвободившись из объятий падишаха, женщина повернулась к стоящему рядом паше и посмотрела ему в глаза — Поздравляю Вас, Бали-паша, это очень ответственный пост, я верю, что Вы будете исполнять свои обязанности достойно. — Благодарю Вас, Хафизе-султан, — с легкой улыбкой, едва заметной в густых черных усах, произнес Малкочоглу, склоняясь и целуя руку жены. И все же на мгновение в глазах Хафизе мелькнула настоящая печаль — она боялась, боялась, что и третий её супруг, став великим визирем, разделит участь первых двух, и кажется, паша и сам повелитель прекрасно понимали её страх. ***       Шах-султан в ярости металась по своей спальне, сетуя на то, что умственные способности её теперь уже гарантированно бывшего супруга вынуждают её идти на крайние меры. Шах Хубан-султан не желала терять власть, которую ей никак не удавалось долго держать в руках, и прекрасно осознавая, кто станет новым великим визирем и власть какой султанши в империи укрепится еще более, младшая дочь султана Селима решилась на отчаянный шаг. В эпоху брата своего она не сможет получить тот объем власти, который желает, который ей полагается и по праву рождения, и потому, что она более остальных сестриц это заслуживает — умная, хитрая, расчетливая, гордая своей принадлежностью к Династии — себя Шах и считала воплощением истинно достойной власти султанши крови. Шехзаде Мехмет уже достаточно был к ней привязан, и черноволосая госпожа в минуту отчаяния и крайней злости от упущенного шанса быть на законном своем месте без преступлений против семьи приняла решение, которое наверняка будет стоить ей жизни в случае провала. — Мерджан, — еле слышно позвала бывшая супруга Лютфи-паши, но в спальне тут же материализовался бледный долговязый ага, внимательно и обеспокоенно смотрящий на нее бесконечно преданным и влюбленным взглядом — Мы говорили с тобой о Хюррем, помнишь? — Шах прекрасно знала, что верный слуга помнит все, но хотела еще раз убедиться — Ей пора, реши этот вопрос в ближайшее же время, — Мерджан кивнул, давая понять, что исполнит все в лучшем виде — И еще, найди мне того человека и устрой встречу, только подальше от столицы, чтобы никто и ничего не увидел, — Шах судорожно вздохнула, только сейчас понимая на что она собралась пойти — Все пока, можешь идти, — черные глаза её, словно не отражавшие свет, непрерывно смотрели на огонь. Её знобило, и султанша грела тонкие белые руки у весело потрескивавшего пламени — если она проиграет, то конец её будет как у Ибрагима, которого она так желала и любила долгие годы, — шелковый шнурок и безымянная могила где-то у дороги, это пугало Шах-султан, но отступать она не желала, она была еще молода и желала получить все то, чем не обладала с юных лет, получить любой ценой, дабы восстановить справедливость. ***       Таджия с улыбкой смотрела на шехзаде, навестившего её посреди дня, когда во дворце не было родителей, и оставались только братья да прислуга. Баязид, обеспокоенный самочувствием девочки, проведший у её постели вместе с Амирханом несколько бессонных ночей, сидел сейчас подле неё на кровати и держал в руках большую шкатулку, на алой ткани которой переливались разноцветными камнями два небольших гребня. — Нравится? — Баязид осторожно подвинулся, поближе показывая младшей сестре подарок. — Очень нравится, братик, — Хасна-султан лишь мельком взглянула на украшения, переводя радостный взгляд с султанзаде Амирхана, о чем-то задумавшегося у окна, на шехзаде Баязида, что восседал на краю её широкой кровати. — Выздоравливай скорее, — сын Гюльфем-султан передал шкатулку служанке и жестом приказал той удалиться — Скоро церемония посвящения Мехмета, — на мгновение в карих глазах брата Таджия увидела печаль — А после он отправится в санжак. — Уже известно в какой? — султанша завозилась, удобнее устраиваясь на высоких подушках и не сводя взгляда с помрачневшего лица шехзаде. — В Манису, — коротко ответил Баязид — Санжак будущих султанов, как и подобает главному наследнику. — Насколько мне известно, — Хасна хитро улыбнулась, касаясь руки загрустившего шехзаде — Это не самый близкий к столице санжак, Баязид, — зеленые глаза многозначительно смотрели на сына повелителя в упор, и он немного успокоился. Его тревожило не то, что он может не получить трон после смерти отца, которому он более всех сынов его желал долгих лет жизни, Баязида тревожило, что его жизнь и жизни дорогих ему людей могут оборваться, если после султана Сулеймана на трон взойдет один из сыновей Хюррем-султан. — У меня новость, — Амирхан, сосредоточенно читавший только что принесенную ему юным агой записку, выглядел взволнованным. — Я искренне надеюсь, братик, — в голосе Таджии звучало легкое недовольство — Что ты изменишь традиции, и сообщишь нам какую-нибудь радостную новость ради разнообразия. — Отец стал великим визирем, — и все трое замолкли, переглядываясь между собой. С каждым днем события вокруг разворачивались все стремительнее, и если вчера еще Таджия краем уха слышала, как мать её обсуждает с теткой план по ослаблению власти Шах-султан и её мужа, то сегодня уже неугодный паша лишился должности, а неприятная лично Таджие Шах-султан потеряла важный козырь — своего человека на посту великого визиря. — Арзу, — громко крикнула дочь Бали-паши, призывая к себе служанку — Принеси мне платья и помоги одеться, — девушка скрылась в соседней комнате, служившей гардеробом юной госпожи — Амирхан, подождите меня внизу. Наверняка скоро вернутся родители, я хочу встретить папу нарядной. — Отец предпочел бы, чтобы ты встретила его совершенно здоровой, — пробубнил черноволосый султанзаде — А для того надо соблюдать постельный режим как тебе и рекомендовали лекари, — но младшая сестра лишь громко фыркнула, демонстративно закатывая глаза, и Баязид, воодушевленный новостью о том, что великим визирем стал Малкочоглу, вывел брата из покоев Хасны-султан, оставляя девочку с нарядами и украшениями наедине.