Хранительница счастья

      Хюррем-султан с гордостью наблюдала за тем, как строятся ряды янычар и на площадь перед Топкапы выходит её сын. Рыжеволосая султанша любила старшего сына больше остальных своих детей, это сложно было отрицать — первенец, рожденный в те светлые времена, когда она была любимой и любила, дитя, принесшее ей первые победы в этом ужасном месте — гареме дворца Топкапы. — Валиде, — Михримах, стоявшая подле матери, тихо позвала женщину, привлекая её внимание к происходящему на площади — Смотрите, повелитель и Мехмет вышли, — и действительно у трона, выставленного специально для султана, показались фигуры отца и сына. В этот же момент двери в комнату, откуда женщины могли за всем наблюдать, отворились, и вошли Бейхан-султан и Хафизе-султан с дочерями. — Госпожи, — рыжеволосая султанша и Михримах поприветствовали присоединившихся к ним султанш Династии, а Шах-султан, стоявшая у самого окна, даже не обернулась к сестрам и племянницам. — Поздравляем, Хюррем, — голос русоволосой султанской сестры был ровным и улыбка, озарившая её лицо на краткий миг, при должной степени снисхождения могла быть расценена как дружелюбная, но все здесь присутствовавшие, включая юных султанш, понимали, что обстановка в комнате напряженная, и султанши явно друг другу не рады. — Благодарю Вас, — вежливо ответила мать старшего наследника, но в глазах её при взгляде на холодную улыбку младшей сестры управляющей гаремом мелькнула тревога. А Хафизе тем временем заняла место у окна рядом с младшей сестрой. — Я уже думала, что ты не придешь, сестрица, — ехидно молвила жена бывшего великого визиря — Куда уж нам до любимейшей сестры повелителя и жены великого визиря Османской империи Малкочоглу Бали-паши, — черные глаза смотрели на златокудрую султаншу с явной злостью. Хафизе-султан ухмыльнулась и глубоко вздохнула, поймав на себе обеспокоенные взгляды старшей сестры, любимой племянницы и дочери. — Шехзаде Мехмет мой старший племянник, — и по первым звукам голоса зеленоглазой султанши Бейхан с облегчением поняла, что скандала между младшими её сестрами не будет — Член моей семьи, наследник правящей Династии, — Хафизе чуть повернула голову и посмотрела на младшую сестру насмешливо — Моей Династии, Шах Хубан. Разве могла я пропустить такое важное событие в жизни моего дорогого племянника? — черноволосая сестра султана недовольно фыркнула и отвернулась, дальнейшую церемонию посвящения все присутствующие наблюдали молча, и лишь Таджия обеспокоенно смотрела на старую сестру — что-то во взгляде единственной дочери Ферхата-паши, во взгляде блуждавшем от Михримах и её матери до Мехмета, принимавшего саблю, заставило чернокудрую дочку великого визиря нервничать. Фахрие же, поймав на себе обеспокоенный взгляд младшей сестры, лишь улыбнулась ей, как бы успокаивая, её время еще не пришло, но она уже знала, что будет делать. ***       Бали-паша сосредоточенно перебирал какие-то документы, сидя в своем кабинете дворца Буколеон. Увлеченный работой, он не сразу заметил, что в комнату тихо вошла его супруга. Хафизе, бросив взгляд на лежавшие на столе отчеты и не убранную карту, недовольно повела плечами — мысли о том, что её супруг, только вступивший в должность великого визиря, и её брат сразу же принялись готовиться к новой военной кампании, расстраивала и без того печальную в последнее время госпожу. — Помнится, когда-то ты возмущался тем, что я допоздна сижу за бумагами, — Хафизе подошла к мужу со спины и обняла, устраивая голову у паши на плече и заглядывая в отчеты, что тот держал в руках — А теперь ты и сам торчишь здесь с документами, заставляя меня скучать одну в нашей спальне. — Хафизе, — Бали-паша довольно улыбнулся, когда златовласая госпожа примерилась и поцеловала его в колючую щеку — Ну, ты же знаешь, что государственных дел у великого визиря больше, чем у второго паши совета, — мужчина бросил бумаги на стол, откинулся в кресле и накрыл руки жены, обвивающие его шею, своей ладонью — Мне и самому не в радость столько бумажной работы, да только ты не хуже меня знаешь, что без этого невозможно. — Вот потому я не хотела, чтобы ты занимал эту должность, хоть ты и был всегда более остальных достоен её, — вздохнула султанша, вытягивая мужа из-за стола и усаживаясь вместе с ним на раскинутые у камина подушки. — Ты все же ужасная эгоистка, любовь моя, — хохотнул паша, прижимая спину женщины к своей груди — А как же мои амбиции? — Если мне не изменяет память, то главной твоей амбицией было жениться на полюбившейся тебе сестре султана, — Хафизе подняла голову и хитро прищурилась, заглядывая в смеющиеся карие глаза супруга — Или я что-то путаю? — Не путаешь, — паша нежно коснулся губ супруги и улыбнулся — Ты моя главная победа в этой жизни, ты и наши дети, Хафизе, — златовласая госпожа улыбнулась и прикрыла глаза, стараясь не думать, что теперь вся их жизнь будет такой — постоянные происшествия, работа до глубокой ночи, долгие разлуки в походах и переговорах. — А если серьезно, паша, — Хафизе вздохнула и взяла руку мужа в свою ладонь — То я правда рада за тебя, ты наконец-то на своем законном месте, где и подобает быть другу, верному соратнику и достойнейшему из пашей, — султанша притянула теплую ладонь к себе и прижалась щекой — Просто мне так тоскливо иногда, Бали, — паша нахмурился, ласково погладил жену по щеке и поцеловал в макушку — Знаешь, мне почти каждую ночь снится наш сын, я так скучаю по Гези, — голос женщины дрогнул. — Я знаю, Хафизе, — паша печально вздохнул — Я тоже скучаю по нашему сыну, эта боль навсегда останется с нами, — мужчина повернул супругу к себе лицом и заглянул в полные слез зеленые глаза — Но мы с этим справимся, нам нужно жить дальше, жить ради наших детей и ради шехзаде Баязида. Послушай, он же тоже так одинок, так опечален своими утратами. Нельзя придаваться унынию и опускать руки, Хафизе, мы все вместе должны жить дальше, нам нужно сделать все для счастья наших детей, для их будущего и для будущего всех близких тебе людей. — Ты прав, — согласно кивнула сестра повелителя, обнимая мужа за шею — Я знала, что однажды придут тяжелые времена, и вот они наступили, Бали, теперь льется кровь нашей Династии, теперь начинается война, которая будет длится до тех пор, пока не сменится правитель нашей империи, пока мой брат, — султанша на мгновение запнулась, но продолжила — Пока мой брат не покинет этот мир, и один из моих племянников не станет новым султаном. — Инш Аллах, повелитель еще долгие годы будет здравствовать и править нами, — визирь утешающе гладил льнущую к нему женщину по голове и плечам — И шехзаде к тому моменту успеет окрепнуть. — Ты говорил с Махмудом-пашей, — после недолгого молчания и созерцания пылающего в камине огня, спросила Хафизе — Он сможет сделать все так, чтобы Хюррем ничего не заподозрила? — Она в любом случае будет его подозревать, — задумчиво молвил великий визирь — Но мы все обсудили, теперь все считают, что он недруг мне, и о том наверняка донесли матери старшего наследника, — паша вдруг усмехнулся, и Хафизе подняла на мужа вопросительный взгляд — Знаешь, кто пытался выяснить, останется ли паша верным шехзаде Баязиду и не переметнется ли на сторону его старшего брата после назначения на должность Лалы? — Кто же? — в зеленых глазах зажегся неподдельный интерес. — Твоя драгоценная племянница Фахрие-султан, — хмыкнул паша — А встречу её с Махмудом устроил племянник Барбароссы. — Растут дети, — рассмеялась султанша, и вдруг лицо её стало серьезным — Фахрие очень беспокоит нашу Таджию в последнее время, дочь делилась со мной этим. Невеста Хасиба Реиса слишком ненавидит Хюррем, слишком явно, и неприязнь ее распространяется на всех детей рыжеволосой рабыни, это слишком заметно, может обернуться для нас проблемами. — Не беспокойся, — паша неспешно перебирал рассыпанные по плечам супруги кудри — Хасиб от воинственности своей будущей жены тоже не в восторге. Вот увидишь, все образуется, Хюррем-султан уедет из столицы и перестанет раздражать Фахрие-султан, а сама госпожа будет скоро занята свадьбой и своей семьей, в браке ей будет не до интриг, племянник Барбароссы её любит, их семья будет счастливой. — Я очень на это надеюсь, Бали-паша, — султанша усилием воли подавила зевоту. — Ты совсем устала, — в голосе паши звучала такая нежность, что Хафизе немедленно расцвела довольной улыбкой. — Ты сам не спишь по ночам, и я теперь вынуждена не спать допоздна, — посетовала Хафизе-султан со вздохом — Такова участь жены великого визиря. — Я исправлюсь, госпожа, — пообещал паша, усмехаясь в усы — Обещаю, что теперь не спать до глубокой ночи Вы будете как и прежде совершенно по иной причине, — Малкочоглу поднялся и поднял жену на руки, направляясь в спальню, Хафизе заливисто смеялась, обнимая супруга и отгоняя от себя мысли о делах. Единственным местом, где она еще была свободна ото всех тягот борьбы шехзаде и интриг, была их спальня, с первой ночи ставшая для султанши и паши местом, где они оба могли забыть обо всех происшествиях, обо всем мире, оставаясь наедине и не желая думать ни о чем, кроме своей любви и своих детей. ***       Чем ближе был срок родов Фатьмы-хатун, тем беспокойнее становилась жизнь Зейнеп, приставленной к беременной фаворитке не только и не столько для охраны, сколько для осуществления плана Хафизе-султан касаемо этой девушки.       Зейнеп было всего пятнадцать лет, но выглядела она старше, может из-за своего тяжелого взгляда тесных очей, может из-за серьезного выражения лица. Девушка попала в рабство еще десятилетней девочкой, когда на их деревню в Боснии был совершен набег, и с тех пор была прислугой в разных домах, в тринадцать лет её опять продали и на невольничьем рынке в Стамбуле её приобрела Фелиса-калфа, сначала для услужения в их с Матракчи доме, а после, поняв, что девушка вполне способна на большее, передав её Хафизе-султан, которая и решила после недолгой проверки приставить девушку к своей бывшей служанке, ждущей от султана ребенка. И теперь Зейнеп вот уже почти полгода жила в Топкапы, терпела выходки беременной Фатьмы, возомнившей себя госпожой, и следила за тем, чтобы с этой девушкой ничего не стряслось. — Завтра же хочу выйти на прогулку в сад, — заявила Фатьма, возвращаясь в сопровождении Зейнеп в гарем из хаммама — Мне нужен свежий воздух, я не могу довольствоваться прогулками два раза в неделю, — черноволосая наложница недовольно поморщилась — В конце концов я жду наследника повелителя, мне необходимо чаще выходить на прогулки, чтобы мой сынок был здоров. — Если Бейхан-султан позволит, то будешь выходить чаще, — Зейнеп еле сдерживалась, чтобы говорить с Фатьмой спокойным тоном. — Несправедливо, — вздохнула Фатьма — Мне бы покои с балконом, тогда не пришлось бы в сад проситься, — вдруг из-за поворота появилась Михримах-султан в сопровождении нескольких своих служанок. Завидев дочь повелителя, девушки склонились. — Доброго Вам вечера, госпожа, — ненавидя Хюррем-султан, Фатьма все же прекрасно понимала, что с дочерь повелителя она должна быть предельно приветлива и вежлива. — Здравствуй, Фатьма-хатун, — девочка остановилась в нескольких шагах и с ног до головы осмотрела девушку, скрестившую руки на уже огромном животе — Как самочувствие? — Все в порядке, госпожа, — улыбнулась фаворитка — Надеюсь, что скоро я подарю Династии еще одного шехзаде. — Или султаншу, — Михримах поджала губы — Как знать. Что ж, доброй ночи, в такое время в твоем положении надо находиться в своей комнате.       Беременная девушка поклонилась, следом за ней склонилась Зейнеп-хатун, и обе они удалились, оставляя единственную дочь повелителя в пустынном коридоре в окружении нескольких служанок. Михримах проводила девушку задумчивым взглядом, и вполне приветливая улыбка, что была на её лице при разговоре с наложницей, быстро сползла, уступая место чуть надменной и злой усмешке. — Джамаль-хатун, — Михримах обернулась на невысокую крупную рабыню, давно служившую юной госпоже — Реши этот вопрос, — дочь падишаха отвернулась от служанки — Я не хочу, чтобы впредь звучали подобные разговоры. — Исполню всё, как Вы пожелаете, госпожа моя, — покорно ответила девушка и, выждав еще пару минут, удалилась вслед за беременной наложницей, а дочь Хюррем-султан неспешно направилась в хаммам, довольно чему-то улыбаясь. ***       Хафизе-султан неспешно завтракала с мужем и детьми, когда в покои после короткого стука стремительно вошла Фелиса-калфа и замерла в нескольких шагах от стола, за которым трапезничала семья великого визиря. По обеспокоенному лицу верной помощницы Хафизе без труда поняла, что беды совершенно не желают оставлять её семью, и опять что-то случилось. — Госпожа, — жена Матракчи низко поклонилась — Паша. — Что стряслось? — голос Хафизе-султан прозвучал устало, женщина отставила чашку с кофе и поднялась — Я слушаю тебя, Фелиса, — подойдя к помощнице, Хафизе внимательно посмотрела ей в глаза, краем глаза наблюдая, как её супруг строго смотрит на заинтересованно вытянувших шеи старших детей. — Фатьма-хатун, — вымолвила жена Насуха-эфенди — Её нашли мертвой сегодня на рассвете. — Что? — Хафизе не поверила своим ушам — Как так? — непонимающе смотрела на женщину госпожа. — Хафизе, — Бали-паша поднялся и подошел к супруге — Что стряслось? — Её нашли у подножия лестницы, ведущей с этажа фавориток на первый этаж, она была уже мертва, — Фелиса запнулась и подняла на султаншу испуганные глаза — И ребенок тоже. — О Аллах, — вздохнула Хафизе, переводя на мужа обеспокоенный взгляд — Началось, Бали-паша, — в голосе сестры падишаха звучало отчаяние — Эта змея только переступила порог Топкапы, и на нас тут же посыпались несчастья. — Успокойтесь, госпожа моя, — великий визирь обнял жену за плечи — Все будет хорошо, не надо Вам нервничать. — Что прикажите делать, Хафизе-султан? — Фелиса ждала указаний своей госпожи. — Зейнеп, — хозяйка повернулась к помощнице и вопросительно вскинула бровь — Где она была? Как допустила это? — Она пропала, — тихо молвила жена ученого — Сюмбюль-ага ищет её по всему дворцу, но она как сквозь землю провалилась. — Просто прекрасно, — саркастически заметила Хафизе — Никто ничего не знает, всех, кого приставили для охраны, нельзя найти. О Всевышний, пошли мне терпения, — султанша закончила сетовать на невезучесть своих слуг и лицо её стало напряженным — Повелителю уже сообщили? — Фелиса коротко кивнула — Готовь карету, я еду в Топкапы. — Валиде? — услышала за своей спиной голос Амирхана султанша и обернулась вместе с мужем — Что произошло? — их первенец стоял рядом с сестрой, и они оба вопросительно смотрели на родителей. — Во дворце несчастный случай, — немного помедлив ответила Хафизе-султан — Фатьма-хатун оступилась и упала с лестницы, ни её, ни ребенка не удалось спасти. — Печально, — чтобы хоть как-то выразить их отношение к этому событию, молвил Амирхан, краем глаза заметив, что Таджия еле заметно усмехнулась. — Я отправляюсь в Топкапы, — Хафизе перевела взгляд на дочь — Прошу вас быть в мое отсутствие умницами, чтобы без происшествий. — Конечно, мамочка, — елейным голосом ответила Таджия, Хафизе предостерегающе посмотрела на дочь, но та лишь невинно улыбнулась — Мы будем ждать Вас и папу к ужину, — распрощавшись с детьми, паша и султанша отбыли во дворец повелителя, оставляя Таджию и Амирхана задумчиво расхаживать по покоям, где Зуфар спокойно доедал свой завтрак, стараясь не обращать внимание на вечно чем-то встревоженных в последнее время брата и сестру. — Я надеюсь, что ты здесь ни при чем, — вдруг произнес султанзаде, строго глядя на младшую сестру. Таджия вопросительно вскинула бровь, глядя на брата с недоумением, а затем фыркнула. — Я не имею к этому никакого отношения, — решительно заявила черноволосая госпожа — И мне обидны подобные подозрения, Амирхан, — девочка недовольно надула губы. — Ну прости, — черноволосый подросток сел рядом с сестрой на диван и погладил по плечу — Прости, я не хотел обижать. Просто я очень боюсь, что ты во что-то ввяжешься и наломаешь дров, оберегая Баяизида. — Амирхан, — султанша возмущенно посмотрела на брата — Ну не делай ты из меня монстра. Я и правда люблю нашего брата так, что готова ради него на очень многое. Но убить нерожденное дитя и его мать, — Таджия отвернулась от брата и тихо проговорила — Шехзаде она ждала или султаншу — неважно, их бы я точно не тронула, не смогла, — и Амирхан недовольно поморщился, понимая, что сестра имеет ввиду — другую мать и другого шехзаде, что угрожают благополучию Баязида, смогла бы. — Не ввязывайся в это все, я тебя умоляю, — Амирхан обнял девочку, осторожно прижимая её голову к своей груди — Не пачкайся в этом, Таджия, они все сделают без нас, — Хасна-султан успокаивающе улыбнулась брату и погладила его по голове, но когда он с Зуфаром удалился упражняться с Матракчи и его детьми на мечах, все же послала Арзу с запиской для Фахрие-султан — единственной дочери Бали-паши надо было предупредить сестру и убедиться, что и она к этому ужасу непричастна. ***       Хафизе прибыла в Топкапы вместе с мужем, и всю дорогу мысли о том, как несчастная Фатьма могла погибнуть не покидали госпожу. В гареме был переполох, хазнедар гарема медленно двигалась навстречу златовласой госпоже тяжело вздыхая и опираясь на трость, здоровье её все чаще подводило, и Дайе-хатун просилась на покой, но Бейхан-султан пока не могла найти ей достойную замену. — Госпожа, — остановившись в нескольких шагах от султанши, женщина склонилась — Хорошо, что Вы приехали. У нас опять несчастье. — Как такое могло случиться, Дайе-хатун? — Хафизе вопросительно посмотрела на верную служанку Хафсы-султан — Разве не должно было день и ночь охранять беременную фаворитку повелителя? — Хафизе-султан, охрана ничего не видела, они не отлучались со своих мест, — оправдывалась хазнедар — Может и правда несчастный случай, оступилась и упала. — Конечно, и Зейнеп пропала просто так, — ответила Хафизе — Чисто случайно та, что была приставлена к ней для охраны, Н⁴ пропала. — Госпожа моя, — подоспевший Сюмбюль-ага низко поклонился — Мы уже ищем её, весь дворец перерыли. — Тот, кто забрал жизнь моего нерожденного племянника и его матери, наверняка избавился от свидетелей, Сюмбюль-ага, — заметила златовласая султанша — И на дне Босфора разве что теперь мы найдем Зейнеп, — Хафизе вздохнула — О Аллах, упокой души невинного ребенка и его несчастной матери. — Аминь, — хором ответили слуги, обеспокоенно глядя на султаншу, рыскающую глазами по гарему в поисках того, кто мог бы быть причастен. — Я желаю увидеться с Бейхан-султан, — наконец нарушила тишину сестра повелителя — Она у себя? — Да, госпожа, — кивнула Дайе-хатун — Я провожу Вас. ***       Сулейман стоял на балконе и смотрел на солнечный диск, поднявшийся из-за горизонта и уже озаряющий древнюю столицу, дворцы и сад Топкапы. Султану казалось, что сердце его никогда вновь не оживет, и вечно теперь потери одна за другой будут опустошать его. Несчастье, случившееся с его беременной фавориткой, на долгие недели повергло султана в глубокую печаль и размышления о том, что раз с его наложницей и ребенком произошел несчастный случай, значит Аллах желает его за что-то наказать. Но эта боль хоть и была совсем недавней все ж была ничтожна в сравнении с теми муками, что терзали сердце султана вот уже сколько времени — он тосковал по матери, по умершей дочке и по женщине, которую любил долгие годы. Едва минула одна зима с того ужасного дня, как Гюльфем-султан его погибла в эпидемии, как Сулейман тут же отдал приказ начать строительство мечети в её честь. Мимар Синан пытался противится выбранному повелителем месту, но тот настоял, и вокруг могил его любимой и их дочери был почти полностью вырублен вековой парк, помнящий еще византийских императоров. И вот сегодня, морозным ноябрьским утром, когда в Стамбуле уже ощущается холодное дыхание зимы, грандиозный комплекс, воздвигнутый в память о любимой, будет открыт. Та, которой падишах не смог сполна воздать при жизни, после смерти своей будет жить в веках, покуда стоит возведенная в её честь мечеть, работают школы, бани, лазареты и библиотека, прилегающие к мечети. — Сулейман, — тихий голос младшей сестры вывел мужчину из глубоких раздумий и он обернулся. Хафизе-султан стояла рядом с ним и в глазах её он видел понимание, она не станет спрашивать о чем он думает и о чем тоскует. — Здравствуй, Хафизе, — султан грустно улыбнулся и раскрыл свои объятия, Хафизе тут же шагнула брату навстречу и крепко обняла, так они и стояли несколько минут. — Я была в гареме, — чуть отстранившись и заглядывая в полные тоски и вечной боли глаза брата, сказала Хафизе — Баязид уже готов и ждет, когда мы поедем. — Пора отправляться, — глубоко вздохнул султан, и вместе с сестрой вышел из своих покоев, направляясь в дворцовый сад, где все уже было готово к их поездке.       Хафизе-султан ехала в карете лишь с дочерью, Бейхан-султан и Шах-султан с дочками ехали в других каретах, а шехзаде Баязид и султанзаде Амирхан, не желая уступать ни в чем своим отцам, поехали верхом. Дорога до места, где воздвигли мечеть, легко преодолевалась пешком за десять минут, но вся процессия из карет и всадников двигалась к ней от Топкапы добрые пятнадцать. Всю дорогу Хафизе и её семилетняя дочь, как и мать облачившаяся сегодня в темные одежды, молчали, задумчиво созерцая вид из окна — каждая думала о своем, но мысли их были схожи, ибо и та, и другая беспокоились о братьях своих. Наконец кареты остановились, и при помощи слуг златовласая султанша и её дочь сошли на дорогу, ведущую к мечети.       Взору Таджии предстала белокаменная словно кружево воздушная мечеть с высокими минаретами и маленькими фигурными окошками по всему основанию купола. Масштабное здание со множеством построек различных назначений казалось легким из-за причудливых сводов и ослепительно белого камня, из которого оно было построено, даже Буколеон в солнечный день не казался настолько светлым и просторным.       Султан с сыном двинулись внутрь комплекса, рядом шли Кадий-эфенди и Мимар Синан, рассказывавший повелителю и шехзаде о своем творении, остальные члены султанской семьи двигались чуть поодаль. За стенами мечети был большой двор, украшенный цветами и деревьями, многие из которых уже начали сбрасывать свою листву, а справа от самой мечети взору приехавших предстал небольшой, но очень красивый мавзолей, созданный из такого же белоснежного камня как и остальные здания и украшенный замысловатыми резными узорами. — Как здесь все красиво, — восторженно молвила Эсмахан, обращаясь к стоявшей рядом матери, Шах не сразу услышала дочь, а услышав лишь нервно передернула плечами, продолжая напряженно вглядываться в толпу сопровождавших султана членов Династии и пашей. Не заметив ничего подозрительного, Шах Хубан-султан в сопровождении дочерей и других женщин Династии удалилась в помещения для молитвы, в это же время султан, паши, беи и слуги удалились в центральную часть мечети для вознесения молитвы. ***       Хюррем-султан перестала различать где была реальность, а где то, что ей мерещилось. Тьма, наступавшая на нее со всех сторон, давящие стены и чудовища, жуткие чудовища с лицами тех, кто когда-то погиб из-за нее — Гюльнихаль, Гюль-ага, Айбиге с окровавленным подолом платья, мертвая Валиде-султан, смотрящая на нее с призрением даже своими мертвыми помутневшими от чумы глазами, Гюльфем-султан, державшая на руках свою дочь, покрытую ужасными язвами, и смотрящая на рыжеволосую наложницу с немым укором — Хюррем казалось, что она сходит с ума. Султанша бежала по коридорам, из стен которых на нее все наступали и наступали те, кто погиб не без её вины, и в конце концов силы покинули женщину, она запнулась и упала, проваливаясь во тьму, из которой уже не могла выбраться. — О Аллах, — испуганные вопли девушек заполнили гарем, когда они увидели как мать старшего наследника шатаясь добрела до холла перед большой гаремной комнатой и упала навзничь. — Вай-вай-вай, — Сюмбюль-ага подбежал к лежавшей на полу женщине и склонился над ней, измеряя пульс — Лекарей, немедленно лекарей, госпоже плохо, — за всем этим балаганом из одного из прилегавших к холлу коридоров с дьявольской улыбкой наблюдал Мерджан-ага, исполнивший приказ своей госпожи — оставалось лишь совсем немного подождать. ***       Звуки молитвы разносились по большому залу мечети и отражались от высоких её сводов. Мужчины, стоявшие на коленях, держали перед собой развернутые к небу ладони и возносили молитвы, султан и шехзаде, молившийся подле отца, истово просили Всевышнего послать душам их умерших родных и самых близких покой и райское блаженство в том мире, куда они ушли, на глазах сына Гюльфем-султан едва заметно поблескивали слезы. Им удалось, теперь в памяти будущих поколений всегда будет жить Гюльфем-султан, любимейшая из женщин султана Сулеймана, мать шехзаде Баязида и так рано ушедшей Дильшах-султан, албанская княжна, творившая в своей жизни лишь добро и беззаветно любившая Сулеймана, не султана, но человека. И сам повелитель, с раннего утра столь грустивший и печалившийся, в минуты молитвы этой улыбался, ибо здесь, в этой просторной и легкой, точно его сероглазая любимица, мечети душа его наконец чувствовала покой, забывая о боли. — Повелитель, — крик Хасиба Реиса прервал мерное звучание молитвы, и начался переполох, ибо племянник Барбароссы, бросившийся на султана со спины, вдруг неестественно раскрыл рот и начал падать. К нему и повелителю тут же бросились паши и беи, Матракчи, присутствовавший здесь вместе с остальными, быстро сориентировался и собой закрыл от возможной угрозы шехзаде Баязида, озадаченно на это все взиравшего, с другой стороны наследника заслонил Амирхан, готовый защищаться, если на них упадут. — Лови его, немедленно, — грозный рыкнул Бали-паша, заметив на небольшом балкончике, сделанном скорее для украшения, чем для ходьбы, фигуру в черном плаще. — Хасиб, — Капудан-паша опустился рядом с племянником на колени и повернул его, представив всем присутствующим на обозрение торчащую из спины молодого корсара стрелу. — Повелитель, — Малкочоглу поклонился султану, которого со всех сторон окружила охрана — Вам нужно уходить отсюда, вернуться во дворец. — Кто посмел, Бали-паша? — султан был в ярости, держа подле себя сына — Кто посмел в такой день?! — Мы их достанем, повелитель, — пообещал Малкочоглу, глядя в пылающие яростью голубые глаза — А сейчас Вам и шехзаде нужно уйти в безопасное место, — и прикрывая повелителя и Баязида своими спинами, великий визирь с сыном, Матракчи и подоспевшая охрана вывели их из мечети.