Хранительница счастья

Сентябрь 1540 года, Стамбул, Дворец Топкапы       Хафизе-султан шла по коридорам дворца в сопровождении верных служанок и Сюмбюля-аги, докладывавшего ей о последних новостях гарема. Новостей практически не было, ибо под сводами величественного дворца уже многие годы царил мир и покой, лишь изредка нарушаемый мелкими стычками между рабынями да ссорами фавориток султана, сменявших одна другую и не задерживающихся ни в покоях османского правителя, ни в истории. — Бейхан-султан хотела видеть Вас, моя госпожа, — главный евнух, чьи обязанности в гареме теперь сводились исключительно к наблюдению за порядком и устранению всех неблагонадежных по мнению его обожаемой султанши наложниц шехзаде Баязида, выглядел абсолютно довольным жизнью человеком, однако в глазах его еще сохранялся тот огонь, по которому златовласая госпожа без труда могла понять — он исполнит любой её приказ и теперь, стоит лишь сказать ему об этом. — Наверняка она хочет обсудить подготовку к поездке в Манису, — с улыбкой ответила любимая сестра падишаха, стремительно шагая по коридору, ведущему в главные покои– Я хочу, чтобы ты поехал с нами, Сюмбюль, — женщина посмотрела на агу — Мне так будет спокойнее там. — Как пожелаете, Хафизе-султан, — с поклоном отвечал ага. — Шехзаде Баяизид в своих покоях? — остановившись у дверей, ведущих в комнаты повелителя, поинтересовалась султанша. — Нет, госпожа, — отрицательно помотал головой верный слуга — Он в саду вместе с Вашими детьми. Таджия-султан только что встречалась с Бали-пашей и теперь поспешила к братьям. — И когда только все успевает, — усмехнулась османская принцесса, оставляя слуг в коридоре и входя в главные покои — Повелитель, — женщина склонилась в знак почтения. — Моя Хафизе, — султан, накануне прибывший вместе с большей частью армии из очередного удачного похода на восток, встретил младшую сестру с улыбкой — Как хорошо, что ты приехала. — Я так соскучилась по тебе, брат мой, — Хафизе обняла мужчину и с улыбкой заглянула в глаза — В этот раз Вас так долго не было, что если бы не добрые вести, приносимые гонцами в столицу, я бы давно сошла с ума от тоски и страха. — Пока ты ждешь меня, пока я знаю, что в столице обрету покой подле тебя, Хафизе, я буду возвращаться невредимым с позволения Всевышнего дабы после долгой разлуки душа моя вновь обрела покой рядом с тобой, сестра, — мужчина ласково потрепал сестру по волосам, целуя в высокий лоб, на бледной коже которого едва виднелись первые морщины, то там то тут появляющиеся на прекрасном лице его обожаемой сестры. — Малкочоглу вернулся таким воодушевленным, — заметила султанша, стоя подле брата на балконе и с высоты наблюдая за собравшимися в саду своими детьми и шехзаде Баязидом. — Это была удачная кампания, Хафизе, — повелитель улыбнулся, подставляя лице лучам осеннего солнца — Бали-паша мой верный соратник, инш Аллах, еще множество походов будут для нас победными благодаря его храбрости и мудрости, — златовласая султанша довольно улыбнулась похвале в адрес её любимого супруга. — Ты доволен Баязидом, Сулейман? — касаясь плеча брата и вкрадчиво глядя ему в глаза, спросила султанша — Ведь это второй его поход, смог ли он проявить себя как подобает? — Тебе должно быть известно, как он геройствовал, — усмехнулся султан, бросая поверх плеча сестры взгляд на любимого сына — Его отваге позавидуют лучшие из воинов моих, он достоин легендарного предка нашего, чье имя носит. — Раз так, то отчего же он все еще в Топкапы, мой повелитель? — султанша вздохнула — Ему уже минуло семнадцать лет, он преуспел во всех науках, столь необходимых наследнику, и все еще не послан в санжак. Послушайте меня, мой султан, — Хафизе повернула брата лицом к себе и внимательно посмотрела ему в глаза — Нельзя научиться править сидя подле отца в столице. Вам ли того не знать? Ему давно пора отправиться в свой санжак. Ведь Селим немногим его старше, а уже почти два года правит в своей провинции, — султан на слова сестры лишь тяжело вздохнул и отвел глаза. — Пусть пока еще побудет здесь, со мной, — устремленный прямо на него взгляд зеленых глаз заставил султана смягчиться и, повернувшись к сестре, обнять её за плечи — Я знаю, что ты права, Хафизе-султан, но мне совершенно не хочется отпускать его от себя, хоть я и понимаю, что пора. Вот что, — султан улыбнулся и приподнял лицо сестры за подбородок — Как только вернемся из поездки в Манису, я обещаю, что решу вопрос с отправкой Баязида в санжак. — Хорошо, повелитель, — просияла Хафизе и тут же постаралась отвлечь брата от грустных мыслей о предстоящем расставании с сыном, которого он не только не отпускал от себя все эти годы, но и оберегал так, как не берег, пожалуй, никого кроме самой Хафизе-султан — Вы уже приняли решение относительно просьбы Рустема-паши? — златовласая султанша не могла упустить возможности узнать, станет ли верный ей визирь, чья карьера так стремительно шла в гору по её протекции, мужем единственной дочери султана и еще одним верным человеком в стане Хюррем-султан. — Не знаю, Хафизе, — покачал головой падишах — Не знаю. Я не желаю неволить Михримах, потому мне нужно знать её мнение по этому вопросу. Вот съездим, обсудим все, и станет видно. В конце концов, Рустем-паша удачная партия, он верен Династии, и я им очень доволен. Коли дочь моя согласится стать его женой, я буду только рад. — Инш Аллах, Михримах-султан будет счастлива, — улыбнулась Хафизе, кланяясь и целуя руку брата — Отправлюсь в гарем. Бейхан-султан о чем-то хотела со мной поговорить, вероятно о подготовке к поездке в Манису. — Я хочу сегодня поужинать с вами обеими, — султан погладил сестру по щеке — Я привез подарки из персидских земель, думаю, что вы оцените. — Лучший подарок для Бейхан и для меня это то, что Вы вернулись живым и с победой, мой повелитель, — Хафизе чуть повернула голову и поцеловала ладонь брата, прижимая её рукой к своему лицу — Каждый раз мы обе молимся лишь об этом. ***       Султанзаде Зуфар с замиранием сердца слушал рассказы старшего брата и шехзаде Баязида о походе в персидские земли, огорчаясь, что в этот раз он был оставлен дома. Ему шел двенадцатый год, и в этом возрасте братья его султанзаде Амирхан и шехзаде Баязид уже были в походе вместе с султаном и Бали-пашей, а младший сын Хафизе-султан не имел возможности отправиться вместе с отцом потому, что Валиде его, с трудом выходившая сына после тяжелой простуды, отказалась отпускать ребенка от себя, и Зуфар вынужден был подчиниться, оставшись в Буколеоне с матерью и старшей сестрой. — Не расстраивайся, мой львенок, — Таджия с нежностью посмотрела на младшего брата, который так стремился скорее стать взрослым — У тебя впереди будет еще множество походов, в которых ты сможешь сполна себя проявить. — Зуфар, — шехзаде улыбнулся и похлопал мальчика по плечу — Не печалься, ведь и ты в этом походе выполнял важную роль. — И какую же, шехзаде? — насупившись молвил сын Бали-паши — Интересно было бы узнать. Я ведь не покидал столицы. — Вот именно, — согласно кивнул Баязид — Ты охранял покой султанш Династии. Разве могли бы мы сражаться вдали от Стамбула, если бы не были уверены, что султанши находятся под присмотром мужчины нашей Династии? — В следующий раз пусть Искандер остается охранять маму, тетю и сестер, — султанзаде чуть повеселел, но все еще оставался расстроенным из-за того, что самые интересные сражения происходили при непосредственном участии старших братьев, но без него самого. — Я рада, что ты вернулся живым, брат мой, — оставшись наедине с шехзаде, Таджия тепло улыбнулась молодому человеку и сжала его руку — Когда мне сообщили, что ты полез в самую гущу и попал в засаду, я думала, что сойду с ума. — Но все же обошлось, — примирительно улыбнулся Баязид, всю дорогу до столицы прикидывающий насколько сильно за его геройства Таджия и её мать будут его журить — И нам удалось добыть для повелителя важные сведения. — И все же это было безрассудно, мой шехзаде, — черноволосая девушка вздохнула и посмотрела на брата строго — Баязид, тебе должно быть более осторожным. Отвага есть доблесть достойная наследника престола, но предпочтительнее было бы, если б ты был чуть менее безрассудным, — зеленые глаза смотрели на него с беспокойством, и Баязид постарался сменить тему, переведя разговор на события, происходившие в столице в его отсутствие. — Фахрие-султан сказала, что ты расстроена известием о том, что Рустем-паша просит руки Михримах-султан, — закинув руки за спину и задумчиво хмуря брови, сказал шехзаде — Должен ли я понимать это как твое желание выйти за этого пашу самой или же тому есть другие причины? — Я за Рустема-пашу? — юная султанша насмешливо вскинула черную бровь и посмотрела на брата вопросительно — Да ни за что на свете. И дело здесь вовсе не в Рустеме как таковом. Просто… — Таджия оглянулась, слуги шли в некотором отдалении от них и слышать разговора не могли — Просто мне бы не очень хотелось, чтобы паша, которого Валиде моя считает твоим сторонником, женился на сестре шехзаде Мехмета. — Но Михримах-султан ведь и моя сестра, Таджия, — попытался возразить сын Гюльфем-султан, но получил в ответ лишь тяжелый взгляд и невеселую усмешку младшей сестры. — Она дочь своей матери, Баязид, — Хасна-султан отвела взгляд от лица брата и задумчиво нахмурилась — А паша её любит похоже, и в этом наша беда. — Послушай, но ведь Махмуд-паша тоже долгое время служил подле шехзаде Мехмета, был его наставником и оставался верным сторонником моим, — возразил молодой человек, не желавший сразу после возвращения из похода думать об интригах, которых к семнадцати годам своим видел достаточно, рано оказавшись уязвимой целью для матери старших наследников. — Да, служил, — усмехнулась султанша — Только после этого Хюррем-султан его из Манисы сумела выпихнуть в самую дальнюю провинцию, — девушка склонилась над цветущей розой и вдохнула её аромат — И ей явно кто-то помогал в совете. — И почему ты думаешь, что это Рустем-паша? — Баязид внимательно смотрел на сестру — Хафизе-султан ему доверяет, она многое сделала для его карьеры. — Отец его остерегается, — доверительным тоном сообщила дочь великого визиря — И я с ним в этом вопросе солидарна. Впрочем, — девушка весело улыбнулась — Может еще все и изменится думаю, что Михримах-султан горит желанием выйти замуж за этого пашу. — Но тем не менее в Манису он с нами едет, — сообщил сестре новость Баяизид — Ты кстати мне ничего сообщить не хочешь? — шехзаде вопросительно смотрел на младшую сестру, которая сделала невинное лицо и старалась не смотреть ему в глаза. — Вроде бы я все новости рассказала тебе, братец, — дочь Хафизе-султан увлеченно рассматривала облака, закрывшие осеннее солнце. — Таджия? — молвил шехзаде настойчиво — Неужели ты не хочешь мне ничего говорить? — Если Валиде моя и повелитель посчитают нужным, они сами с тобой поговорят, Баязид, — заверила наследника престола султанша, мысленно обещая себе отчитать младшего султанзаде за его болтливость — Пока ты можешь быть спокоен, эти княжны, что гостят в столице, против воли твоей в жены тебе никто не навяжет. — У меня есть гарем, Таджия, — сказал шехзаде — И в гареме у меня есть фаворитки. Ни к чему в гареме… — Валиде еще не решила для кого эти девушки, — заверила брата черноволосая госпожа — Черкесские князья всегда присылают своих дочерей ко двору султана, это обычай. К тому же, Валиде моя не считает, что хоть одной из них место в твоем гареме. Думаю, беспокоиться нужно Амирхану, Хафизе-султан озаботилась его личной жизнью. Да и помимо всего прочего есть еще трое шехзаде Хюррем-султан. — Успокоила, — усмехнулся шехзаде Баязид, глядя куда-то поверх плеча сестры — Кажется, твоя служанка что-то хочет тебе сказать, — Таджия обернулась, и действительно, Арзу-хатун бросала на свою госпожу обеспокоенные взгляды, стараясь привлечь её внимание — Не буду отвлекать тебя сестра, — Баязид кивнул девушке на прощание и оставил ту с её прислугой на тенистой аллее сада Топкапы. ***       Высокий черноволосый юноша стоял перед зеркалом и старательно оправлял кафтан, в солнечных лучах искрящийся золотыми нитями, которыми был расшит его ворот. Шехзаде Мехмет смотрел на свое отражение с довольной ухмылкой, он с раннего утра находился в благостном расположении духа, получив из гарема известие о беременности любимой наложницы Клары, бывшей служанки Михримах-султан, потерю которой дочь падишаха брату так и не забыла и при случае напоминала, что он лишил её одной из самых расторопных помощниц. — Мой Мехмет, — Хюррем-султан, чувствовавшая себя полноправной хозяйкой дворца в санжаке сына, вошла в покои шехзаде без стука, что в очередной раз молодого человека разозлило, однако он промолчал и приветливо улыбнулся рыжеволосой султанше. — Валиде, — старший из сыновей султана поцеловал руку матери и улыбнулся — Доброго Вам утра. Вы уже знаете, что в гареме у меня радость? — А, Клара-хатун, — придирчиво осматривая сына, сказала женщина, фаворитку своего первенца не особо любившая — Знаю. Инш Аллах, она подарит тебе здорового ребенка. — Аминь, Валиде, — молодой человек улыбнулся и собирался уже было распрощаться с султаншей, но та остановила сына и как-то подозрительно долго смотрела не него, оглаживая по плечам и вглядываясь в лицо. — Наш повелитель должен приехать совсем скоро, — наконец высказала то, что волновало её, рыжеволосая госпожа — Мехмет, я надеюсь, что ты понимаешь, как предельно осторожно ты должен вести себя во время визита наших гостей. — Валиде, — Мехмет устало улыбнулся, стараясь не злиться на мать, что все еще считала его ребенком и совала свой нос во все его дела — Вам не стоит беспокоится, мы уже обсуждали с Вами, что я должен быть предельно осторожен с Хафизе-султан. — И её детьми, — строго сказала Хюррем, и после пары мгновений молчания на лице её появилась заискивающая улыбка — И ещё Рустем-паша… Михримах упрямится, но ты должен понимать, что этот союз нам необходим. — Моя сестра выйдет замуж только если пожелает того сама, — мягко высвобождаясь из объятий матери, сказал Мехмет — Мне пора, Валиде, меня ждут паши, — Хюррем проводила сына задумчивым взглядом, он был все же слишком благородным, чтобы трезво мыслить и понимать, что брак Михримах им необходим, и что без Рустема-паши в совете Мехмету будет трудно противостоять младшему брату, обладающему колоссальной поддержкой визирей и султанш Династии. — Позовите мне Михримах-султан, — выйдя из покоев сына, распорядилась рыжеволосая госпожа — Я желаю видеть её в своих покоях. ***       Малкочоглу Бали-паша сосредоточенно читал донесение одного из своих агентов, расхаживая по покоям, что служили его кабинетом в Топкапы вот уже долгие годы. Комната, которую он занял став хранителем покоев султана, оставалась его покоями и когда он вошел в совет, и даже возглавив его, паша отказался менять свой кабинет. — Ты только вернулся, паша, и уже весь в делах, — голос жены, прозвучавший у самого уха, вызвал у мужчины широкую улыбку — Что-то важное? — Не важнее тебя, Хафизе, — черноволосый мужчина метко бросил бумаги на стол, стоящий в нескольких шагах и обернулся, заключая жену в объятия — Что-то случилось? — Нет, я просто навещала повелителя, — женщина прикрыла глаза и прижалась щекой к руке паши — И решила заглянуть к тебе. Таджия приходила? — Да, вы разминулись буквально в несколько минут, — Бали-паша усмехнулся наигранно безразличному тону любимой госпожи — И я разрешил ей поехать с шехзаде Баязидом и нашими султанзаде в корпус янычар. — Как знаешь, — Хафизе была недовольна, но все же улыбнулась мужу — Просто я за нее беспокоюсь. Там будет этот мальчишка, — златовласая султанша сделала вид, что не помнит имени старшего сына Хюсрева-паши. — Даул-бей, — подсказал паша, усмехаясь ворчанию супруги. — Да, именно, — Хафизе-султан поморщилась — Мне не нравится её увлечение этим беем, Малкочоглу. — Она не ведет себя компрометирующе, Хафизе, — заступился за дочь великий визирь — Она не так воспитана, чтобы допускать что-то, что может её и нас позорить, — сестра повелителя ухмыльнулась тому, как муж её свято верил в то, что их дочь почти что ангел, но возражать не стала — И потом, Хафизе, — мужчина примиряюще улыбнулся — Я говорил с повелителем, Даул-бей отправляется в Амасью к шехзаде Селиму, больше он не потревожит нашу дочь и твой покой, — паша обнял супругу и поцеловал в макушку — Ну, право слово, ты не позволяешь ей и десятой доли того, что было позволено тебе. Вспомни, перед походом ты не пустила её с Хасибом Реисом и шехзаде Баязидом осматривать новые корабли на верфи, а Таджия так хотела там побывать. — Она же султанша, женщина нашей Династии, — вяло возразила жена великого визиря — А ведет себя точно султанзаде в юбке. Я не против того, чтобы она в моем присутствии общалась с послами, развлекалась, даже каталась верхом сколько угодно, но это её стремление ни в чем не уступать братьям сейчас выглядит неуместно, — Хафизе чуть отстранилась и заглянула мужу в глаза — Она уже девушка, ей будет пятнадцать лет. Ей нужно вести себя сдержаннее. И это я еще закрываю глаза на её увлечение ядами. Сад превращен в аптекарский огород… — Она просто твоя копия, — мягко сказал паша — И ты за нее боишься, потому что ждешь порицания со стороны общества в её сторону, с которым сталкивалась сама. — Мне позволяли многое, но никто почти не смел и слова молвить, ведь был отец, а потом султан Сулейман, — согласилась Хафизе Ханым-султан — И я за нее беспокоюсь, ведь может и не случиться в её жизни брата-султана, прощающего ей все вольности. — И мы, и она сама сделаем все возможное, чтобы случилось, Хафизе, — заверил супругу визирь — А пока просто не перегибай, она еще очень юна, пусть жизнь её будет полна интересных для нее занятий. Кто знает, сколько еще спокойного времени нам отмерено, — златовласая султанша вздохнула и согласно кивнула, почти спокойное десятилетие невольно вызывала у нее мысли, что грядут страшные потери, сравнимые со смертью Валиде-султан, Гюльфем с дочерью, гибели султанзаде Гези, пленом Малкочоглу. И предчувствие неминуемых потерь лишало султаншу покоя, заставляя искать опасность во всем, что происходило вокруг её семьи. ***       Бейхан-султан как раз возилась с долгожданным внуком, когда в покои управляющей гаремом султанши вошла её младшая сестра. Хафизе-султан улыбнулась любимой племяннице, что сидела подле своей матери. Фахрие-султан, уже долгие годы бывшая женой племянника Барбароссы, похорошела, став матерью, ибо болезная худоба её после беременности пропала, лицо стало приятно округлым, щеки сияли румянцем. — Хафизе-султан, — жена паши, ставшего правой рукой своего дяди не только в море, но и в совете дивана, поднялась и поприветствовала тетю. — Моя Фахрие, — златовласая госпожа с улыбкой обняла девушку — Рада тебя видеть. Хасан, — султанша с улыбкой взяла на руки мальчика, который радостно улыбнулся и залепетал, оказавшись на руках у женщины — Он так быстро растет. Инш Аллах, ты и дальше будешь так же быстро крепнуть на радость нам. — Хорошо, что ты приехала, Хафизе, — Бейхан ласково улыбалась сестре — Хотела поговорить с тобой о предстоящей поездке. — Позже, Бейхан, позже, — молвила султанша, усаживая ребенка к себе на колени и увлеченно с ним играя — Я только что была у повелителя, говорила с ним о шехзаде Баязиде, — мать и дочь внимательно смотрели на сестру султана. — Ну и что же он тебе сказал? — зная, о чем сестра собиралась говорить с падишахом, спросила жена Хызыр Реиса — Отказал? — Обещал подумать об этом после поездки в Манису, — Хафизе посмотрела на сестру — Может в этот раз удастся. — Я до сих пор не понимаю, почему наш повелитель не отправил шехзаде в санжак после предыдущего похода, — сказала Фахрие-султан, забирая у тетки раскапризничавшегося сына — Ведь шехзаде Баязид уже совсем взрослый, и ему пора управлять своей провинцией. — Наш повелитель очень любит его, — печально улыбнулась златовласая госпожа — И боится потерять, как когда-то потерял его мать. Потому и не хочет отпускать от себя нашего шехзаде, хоть он давно уже и не ребенок. — Инш Аллах, в этот раз все сложится удачно, — вздохнула Бейхан, поправляя выбившийся из прически локон, голову её уже тронула седина, и в волосах кое-где поблескивали серебряные нити. — Аминь, — кивнула Хафизе — Вот к этому и нужно начинать готовиться. Подобрать верных слуг, опять же наложниц, что поедут с шехзаде в санжак. — Я неприменно этим займусь, Хафизе, — заверила младшую сестру управляющая гаремом — Сюмбюль-ага и Афифе-хатун мне в этом помогут, — златовласая султанша кивнула и поднялась. — Выйдем в сад, — предложила она сестре — Сегодня чудесная погода, побеседуем там, — и обе женщины вышли, оставляя Фахрие-султан, увлеченную своим обожаемым сыном, одну в покоях. Брак единственной дочери Ферхата-паши был счастливым, но при этом выгодным с политической стороны, ибо Хасибу прочили место его дяди, как только гроза морей отправится на покой. И все же брак её был неполноценным долгие годы, проведенные в мучительных попытках родить ребенка. После нескольких выкидышей русоволосая султанша уже было отчаялась, но Всевышний помиловал её и молодого корсара, подарив им долгожданного ребенка, которого нарекли Хасаном, и над которым его мать теперь дрожала каждую минуту, отказываясь оставлять сына даже во время коротких визитов к своей матери. ***       Михримах-султан влетела в свои покои и бессильно опустилась на тахту, жестом отогнав бросившуюся к ней служанку. Мысли юной госпожи путались, а в ушах звенел властный голос матери, сказавшей, что султанша солнца и луны, единственная дочь повелителя мира султана Сулеймана, обязана выйти замуж за Рустема-пашу, безродного, немолодого и абсолютно мерзкого ей фаворита матери, отчего-то решившей, что именно этот пронырливый паша, сделавший за несколько лет блестящую карьеру при дворе, сможет помочь ей возвести сына на престол. И никто не желал слушать, что об этом думала сама Михримах. Девушка поднялась с тахты и сосредоточенно думая о сложившейся ситуации стала расхаживать по покоям. Она знала, что мать давно планирует её брак и высматривает среди пашей того, кто мог бы быть верным союзником её сыновьям. И как назло рыжеволосая госпожа увидела союзника в этом бывшем конюхе, что когда-то спас её дочь, а не в Ташлыджалы Яхья-бее, что верой и правдой служил шехзаде Мехмету здесь в Манисе, и которому отдала свое сердце молодая султанша. — Позови мне Зюмрюта-агу, — наконец распорядилась Михримах своей служанке — И подай мне перо и бумагу, — султанша намеревалась передать через верного слугу послание поэту, дабы встретиться с ним и обсудить все то, что терзало её душу. Замуж за Рустема-пашу Михримах решительно не хотела, даже ради своих братьев не хотела, и потому надеялась, что вместе с возлюбленным они смогут придумать, как быть в этой ситуации, тем более, что повелитель хоть и не был близок с дочерью, но все же её любил, и луноликая султанша надеялась на его благосклонность и на то, что единственную свою дочь он против её воли замуж не отдаст. — Госпожа моя, — служанка вернулась в покои одна, вид у нее был растерянный — Мне в гареме сказали, что Зюмрюта-агу выгнали из дворца сегодня. — Что? — удивилась Мхримах, не веря в услышанное — Кто посмел моего личного помощника… — и осеклась, ибо поняла, что приказ этот был отдан её же матерью, которая в их разговоре намекнула о том, что осведомлена о всех делах дочери и позора её не допустит — Оставьте меня все, — голос девушки звучал обреченно — Я хочу побыть одна, — не обращая внимания на служанок, Михримах-султан прошла к своей кровати и с ногами забралась на широкое ложе, прижимая к лицу шелковую подушку, чтобы заглушить рвущиеся из груди рыдания. Девушка поняла, что мать её решила поступить по своему, и еще хорошо, что верного агу просто выгнали, а не убили, и следующим вполне мог стать Яхья-бей. ***       Таджия-султан, прибывшая в корпус янычар вместе с братьями, была взволнована и поминутно поправляла то платок, то брошь, то складки платья. Сопровождавшая свою госпожу Арзу-хатун, до последнего умолявшая султаншу отказаться от этой идеи, хмурилась и недовольно смотрела по сторонам, ожидая увидеть причину всех проблем юной черноволосой госпожи, и причина не заставила себя долго ждать. В тот момент, когда шехзаде и его братья султанзаде осматривали трофейное оружие, добытое в ходе последнего похода, юная султанша и её верная служанка увидели высокого загорелого молодого человека. Даул-бей был сыном Хюсрева-паши и дочери вождя одного из кочевых племен, населявших северо-восток империи. Ему уже минуло двадцать лет, он несколько раз участвовал в военных компаниях, был храбрым воином султана и имел блестящее будущее на государственной службе. А еще он был возлюбленным юной Таджии-султан, находившей этого молодого смуглого парня с чуть раскосыми черными как ночь очами самым прекрасным из известных ей мужчин. Они впервые встретились, когда единственной дочери Бали-паши и Хафизе-султан только-только исполнилось четырнадцать, и с той их памятной встречи в парке у мечети Гюльфем-султан молодые люди были увлечены друг другом. Сначала юная госпожа боялась своих чувств и все попытки встреч с молодым воином отвергала, но накануне похода бею все же удалось уговорить султаншу встретиться с ним на несколько минут, и с тех пор сердце юной Таджии-султан билось любовью к этому человеку, говорившему ей столько слов любви и совершенно не боявшемуся, что его за подобное могут казнить. Даул-бей был безрассуден, молод, удивительно хорош собой и очень красноречив, когда дело касалось чувств, этим он и покорил черноволосую султаншу. — Госпожа моя, я Вас умоляю, — тихо шептала Арзу-хатун девушке — Давайте мы не будем подходить. Умоляю Вас, пощадите меня, а если кто донесет Вашей Валиде, она ж меня не пожалеет. — Молчи, Арзу, — шикнула на служанку девушка, продолжая без стеснения смотреть на молодого человека, что тоже её заметил и теперь улыбался ей, не обращая внимание на окружавших их людей — Если ты не проболтаешься, то ничего Валиде моя не узнает. А если проболтаешься, — девушка на мгновение обернулась и зеленые глаза недобро блеснули — То я тебя сама, даже Валиде ни к чему будет, — служанка обреченно вздохнула и умолкла, продолжая считать, что встреча с беем в корпусе янычар слишком опасна для репутации юной госпожи, но Таджию-султан, привыкшую получать все, что она желает, остановить было уже невозможно. После условного знака, посланного молодому человеку, султанша сказала братьям, что хочет осмотреть место работы местных лекарей, и двинулась вглубь территории корпуса к одной из невысоких построек, а через несколько минут за ней последовал и сын Хюсрева-паши, стараясь сливаться с янычарами, что обступили шехзаде, и не привлекать внимания. Но один человек это все заметил, и недовольно нахмурил черные брови — это был Амирхан, зорко следивший за младшей сестрой по просьбе своей матери и отчаянно не любивший Даул-бея, которого считал выскочкой и балаболом, недостойным сестры своей.