Хранительница счастья

      Рустем-паша не зря считался одним из хитрейших людей при дворе повелителя. Попав в Топкапы благодаря Хафизе-султан мужчина быстро понял, что задерживаться на должности аги просто глупо, учитывая, что любимая сестра повелителя так благодарна ему за спасение сына, и тогда Рустем, всегда мечтавший достигнуть высокой должности, начал свой путь к вершине государственной службы. Ему минуло сорок лет, он был полон здоровья, сил и жажды власти. За последние пять лет он успел побывать и помощником визиря, и губернатором одной из отдаленных провинций Османской империи, и наконец-то стал пашей, вошел в совет и укрепился там в качестве одного из помощников Бали-паши, чья супруга способствовала головокружительному взлету бывшего конюха. Но Рустем был умен и обладал хорошей способностью анализировать ситуацию. Место, о котором он грезил и которого страстно желала, место второго человека в империи, правой руки повелителя, должность великого визиря была для него недостижима пока правит нынешний султан, ибо тот приблизил и вряд ли уже отправит в отставку мужа любимейшей из своих сестер и самой влиятельной женщины в империи Хафизе-султан. И шехзаде Баязид, которому была так предана златовласая султанша и все ее окружение, не мог бы гарантировать эту должность Рустему, если станет султаном, мужчина это хорошо понимал, ведь у юного наследника были свои друзья и верные ему люди, взять хотя бы сына нынешнего визиря султанзаде Амирхана, что с детских лет был ближайшим другом и соратником сына Гюльфем-султан. Нет, Рустем-паша был предусмотрителен и быстро понял, что единственной возможностью подняться на вершину государственной службы для него являются сыновья опальной Хюррем-султан, с которой он познакомился почти сразу после прибытия в Топкапы, спася её единственную дочь. Михримах-султан… О, она была желаннее даже должности великого визиря. Рустем увидел её несколько лет назад, когда был в столице по государственным делам и столкнулся с юной султаншей у покоев повелителя. С тех пор мужчина не знал покоя, и если чувства свои он еще мог бы загнать в самую глубь души, то мысль о том, что брак с единственной дочерью повелителя, сестрой двух старших наследников, каждый из которых на трон имеет прав больше чем шехзаде Баязид, практически гарантирует Рустему-паше должность великого визиря в случае восхождения на престол одного из сыновей Хюррем-султан, не оставляла жаждущего власти и богатства пашу ни на минуту с тех пор. И началась череда долгих и сложных попыток наладить отношения с Хюррем-султан, поначалу опасавшейся, что паша попросту провокатор Хафизе-султан. Несколько лет были положены на то, чтобы доказать свою верность Хюррем-султан и её детям, заинтересовать тем, что он будет их поддержкой в совете, и наконец-то рыжеволосая султанша стала считать его своим самым верным союзником, единственным столь влиятельным союзником в столице. Хюррем-султан согласилась отдать Рустему-паше в жены единственную дочь свою, если он сделает все для восшествия на престол одного из её сыновей, и Рустем поклялся сделать. Он был осторожен во всех своих действиях, настолько осторожен, что златовласая сестра повелителя продолжала верить в то, что он верен исключительно её и шехзаде Баязиду. У паши было лишь две серьезные проблемы — муж Хафизе-султан и действующий великий визирю Бали-паша, а также его лучшей друг, пожилой ученый и поэт Матракчи Насух-эфенди, наставних шехзаде Баязида, умело оберегавший своего подопечного от ссор со старшим братом Селимом, который с детства был для сына Гюльфем-султан почти врагом. — Паша, — в покои, где Рустем задумчиво стоял перед зеркалом, размышляя о своей жизни, вошла невысокая темноволосая девушка и поклонилась — Все готово к Вашему отъезду в Манису. Прикажите ещё что-нибудь? — Когда я вернусь с заседания совета дивана, пусть подадут мне ужин в сад, Гюльбахар-хатун, — серьезное лицо его чуть посветлело, когда он посмотрел на девушку, так сильно напоминавшую ему его сестру, с которой их разлучили в детстве — А больше ничего. — Как пожелаете, Рустем-паша, — гречанка, благодарная мужчине за свое спасение из борделя, охотно исполняла все его поручения и ловко управлялась по дому, командуя немногочисленными слугами паши. Проводив визиря, девушка отправилась еще раз тщательно осматривать упакованные в Манису вещи, среди которых особое место занимали подарки для дочери падишаха, на которой Рустем-паша очень надеялся жениться. ***       Арзу-хатун нервно оглядывалась и вслушивалась в доносившиеся снаружи голоса. Она уже привыкла выступать в качестве стража на встречах своей госпожи с Даул-беем, однако с каждым разом чувствовала себя в этой роли все более некомфортно, ибо знала, что о чувствах черноволосой султанши догадываются её родители, а златовласая хозяйка Буколеона могла и выгнать, и даже казнить, если узнает о покровительстве Арзу запретных встреч Таджии-султан. — Какое счастье видеть Вас, Даул-бей, — Хасна смотрела на статного молодого человека и глаза её счастливо сияли — Рада, что Вы вернулись невредимым из похода. — Госпожа, каждый день, проведенный вдали от Вас, был для меня пыткой, — смуглолицый бей склонился и поцеловал руку девушки — Если бы Вы только знали, как тяжко мне в разлуке с Вами, Таджия-султан, — продолжая сжимать руку юной госпожи, тихо молвил сын Хюсрева-паши. — Почему же Вы тогда так грустны? — недоумевала юная госпожа, заглядывая в чуть раскосые черные глаза молодого воина. — Я грущу, потому что мне вновь придется покинуть столицу, госпожа моя, — бей усмехнулся и тяжело вздохнул — Наш повелитель принял решение отправить меня в Амасью ко двору Вашего брата шехзаде Селима. Отныне я буду служить его помощником вдали от столицы, — молодой человек замолчал, наблюдая за меняющейся в лице султаншей. Девушка чуть отступила, высвободив ладонь из его рук, и подняла на него несчастные глаза. — Вас отправляют служить шехзаде Селиму? — губы плохо её слушались, Таджия была абсолютно поражена этой новостью, ведь еще накануне похода она была уверена, что сын Хюсрева-паши останется в столице при дворе повелителя и однажды станет пашой совета. — Да, госпожа моя, — подтвердил бей, внимательно вглядываясь в бледное лицо султанши — Такова воля султана. — И Вы навсегда покидаете столицу… — Госпожа, — бей сделал шаг в сторону девушки, взял её руку и попытался заглянуть в зеленые, как изумруды в её серьгах, глаза — Одному Всевышнему известно, сколько времени я проведу вдали от Вас. Но ведь может случится, что я вернусь в столицу вместе с шехзаде Селимом, если он однажды займет место повелителя, — Таджия вскинула на возлюбленного глаза, и бей увидел в них что-то странное, пугающее его, раньше никогда не бывшее во взгляде черноволосой госпожи, когда они встречались — Я что-то не то сказал? — осторожно поинтересовался молодой человек. — Нет, все в порядке, — Таджия быстро взяла себя в руки, памятуя о том, что обожаемый ей шехзаде Баязид не старший наследник, и потому абсолютно нормально, когда кто-то за пределами их семьи говорит о Мехмете и Селиме как о более вероятных кандидатах на трон — Я просто очень огорчена этой новостью, Даул-бей, — юная госпожа бросила на молодого воина долгий взгляд, полный горечи и тоски — Я буду очень скучать по Вам, и надеюсь, что Вы хоть иногда будете бывать в столице. — Я буду писать Вам, Таджия-султан, — приободрился сын Хюсрева-паши — Только нужно будет через верных людей, чтобы никто не узнал, и Ваша семья не разгневалась, — Таджия кивнула, высвободила руку и отступила назад, в голове её мысли гудели словно рой пчел, и она совершенно не могла ни на чем сосредоточится, расстроенная новостью о предстоящей разлуке, теперь уж точно несоизмеримо долгой в сравнении с прошедшим походом. — До свидания, Даул-бей, — тихом произнесла султанша, вглядываясь в лицо молодого человека и пытаясь запомнить его лицо до последней черточки от чуть раскосых миндалевидных глаз до мужественного подбородка с тонкой белой полоской шрама, оставленного вражеским клинком — Доброго пути, — и девушка вышла из комнаты, спеша вернуться к братьям, что все это время были с янычарами во дворе. Арзу-хатун поспешила за хозяйкой, облегченно вздыхая, ибо слышала разговор и надеялась, что теперь, когда этот смазливый сын паши не будет мозолить её госпоже глаза, та наконец забудет о своем увлечении и тем самым отведет беду и от себя, и от Арзу, страшно боявшейся гнева грозной Хафизе-султан. ***       Таджия-султан вернулась в Топкапы вместе с братьями, но не направилась вместе с ними разбирать привезенные Баязидом из похода трофеи, а побрела в сторону гарема. На сердце у любимой дочери Бали-паши было тяжело, она страдала от грядущей разлуки с Даул-беем, которым так сильно была увлечена, но более всего терзала её мысль, что отъезд его, столь скорое и внезапное назначение — всё это дело рук её родителей. Малкочоглу Бали-паша безумно любил дочь, но дружбы с Хюсревом-пашей не водил на протяжении всей своей службы в совете, ибо Хюсрева считали лояльным старшим шехзаде империи, а не Баязиду. И великий визирь вполне мог рассудить, что благополучие его дочери под угрозой из-за сына паши, а значит, что при всей любви к Хасне-султан, Малкочоглу бы принял решение отослать возлюбленного ей молодого человека, которого мог считать недостойным и неблагонадежным. — Доброго Вам дня, Таджия-султан, — девушка и не заметила, как перед ней в коридоре появилась хазнедар гарема Афифе-хутун, сменившая на этой должности покинувшую этот мир Дайе-хатун. — Здравствуйте, Афифе-хатун, — черноволосая госпожа тепло улыбнулась пожилой кормилице повелителя. С самого её появления во дворце Топкапы Хасна чувствовала к ней не только безмерное уважение, но и особую теплоту, и строгая пожилая женщина отвечала ей тем же. Будучи сдержанной и даже суровой к сестрам султана, не допуская в их адрес лишних эмоций и какой-либо симпатии, Афифе-хатун души не чаяла в их дочерях. Именно она жертвовала деньги, ездила молиться, привозила обереги для Фахрие-султан, которая долго не могла родить ребенка после замужества. Именно кормилица повелителя лично отобрала слуг и лекарей для помощи русоволосой госпоже, когда та наконец-то понесла вновь после череды выкидышей, именно Афифе-хатун оберегала девушку во время каждого её приезда в Топкапы. И после рождения Хасана, крепкого розовощекого карапуза, именно Афифе-хатун поехала вместе с Бейхан-султан во дворец её дочери и наставляла всех слуг для помощи новоиспеченной матери. И сейчас, когда во время торгового похода Хасиба Реиса Фахрие-султан с сыном много времени проводили в Топкапы подле Бейхан-султан, Афифе-хатун всячески оберегала госпожу и её ребенка. — Вы чем-то огорчены, госпожа моя? — старуха обеспокоенно смотрела на девушку, которая хоть и улыбалась ей, но глаза её оставались печальными. — Нет-нет, — поспешила успокоить хазнедара султанша — Все в порядке. Я просто хотела увидеть Фахрие-султан и моего племянника, — и все же Афифе-хатун не поверила, что все в порядке, это было видно по её лицу. Афифе-хатун не питала теплых чувств к Хафизе-султан, но дочь её, черноглазую, невысокую, зеленоглазую девушку с тонкими чертами и бледной даже в летнее время кожей любила очень. С самого первого дня на должности хазнедара кормилица повелителя наблюдала за этой девочкой, что часто бывала во дворце падишаха и с удивительной любовью и трепетом относилась к шехзаде Баязиду, оберегая его так же, как когда-то её мать оберегала молочного сына Афифе-хатун. Таджия чем-то непонятным для хазнедара отличалась от своей сестры Фахрие-султан и ото всех племянниц повелителя, известных его кормилице, но вызывала у женщины трепет и нежность, потому та очень тепло относилась к султанше, отвечавшей ей взаимностью. Афифе-хатун всегда старалась угодить девочке, когда та бывала в Топкапы, а Таджия без каких-либо намерений часто дарила кормилице повелителя какие-то маленькие подарки, а однажды даже вышила для нее платок, который та теперь с гордостью надевала во время молитвы. — Таджия-султан, — хазнедар сделала шаг к девушке, успев недовольно зыркнуть на служанку, стоявшую в нескольких шагах от них — Если я чем-то смогу Вам помочь, то просто скажите мне об этом, — женщина обеспокоенно смотрела на юную госпожу. — Я знаю, Афифе-хатун, — улыбнулась Хасна-султан и кивнула — Спасибо Вам. — Фахрие-султан с сыном сейчас на балконе в бывших покоях Валиде-султан, госпожа моя, — поняв, что сейчас девушка с ней ничем делиться не будет, хазнедар чуть отошла, пропуская свою любимицу дальше по коридору — Прикажете подать что-то? — Нет, спасибо, я просто хочу повидать их, — отказалась девушка и поспешила на балкон, где могла побыть с сестрой наедине и поделиться с ней, единственной знавшей все о Даул-бее, своими чувствами. ***       Махмуд-паша долгие годы служил на благо Османской империи за пределами столицы, но о Рустеме, столь стремительно взлетевшем от конюха до паши совета, слышал многое. И встретившись с ним Махмуд понял, что общего с этим человеком у него быть не может практически ничего, ибо при первой же встрече Рустем при всех членах совета дивана и в присутствие повелителя несколько раз перебивал доклад Махмуда-паши о делах на дальних границах империи, вставляя свои замечания и выводя верного сторонника великого визиря из себя. — Махмуд-паша, — голос Рустема, которого только что вернувшийся в столицу Махмуд уже окрестил про себя и выскочкой, и шакалом, прозвучал прямо за спиной прибывшего с дальних рубежей воина, когда тот покинул зал заседаний и собирался уже было отправиться вместе с Матракчи к кабинету великого визиря, дабы обсудить с ним последние новости империи и предоставить письменные отчеты. — Рустем-паша, — обернувшись и натянуто улыбнувшись хорвату, сказал Махмуд. — Хотел отметить Ваш доклад, — Рустем смотрел на прибывшего пашу чуть снисходительно, и Махмуда это взбесило — Весьма обстоятельно, хотя и имеются некоторые неточности. Впрочем, на них я уже указал в ходе заседания, — хитрые глаза бывшего конюха смотрели на пашу очень внимательно — Надеюсь, что мы сможем плодотворно работать вместе на благо империи, — и Рустем откланялся, оставляя Махмуда медленно закипать. — Ну, как тебе, паша? — подойдя к Махмуду, спросил Насух-эфенди, взглядом указывая на спину удаляющегося паши — Оценил уже приобретение совета? — Шакал безродный, — тихо и зло выплюнул Махмуд. — Ну, полно-полно, — похлопал наставник шехзаде Баязида молодого пашу по плечу — Как знать, Махмуд, может это будущий зять Династии, — задумчиво молвил Матракчи. — Хафизе-султан что собралась ему помимо места в совете еще и дочь свою подарить? — недоумевающе посмотрел на пожилого ученого Махмуд-паша. — Что ты… Бали-паша бы не допустил, — замотал головой Насух — Он и сам его недолюбливает, хотя госпоже виду не показывает. Ходят слухи, что Рустем-паша на Михримах-султан жениться хочет. Если он заполучит в жены единственную дочь падишаха, то еще больше задираться будет, — недовольно поморщился Матракчи — Если он женится на дочери Хюррем-султан, то лишится поддержки Хафизе Ханым-султан, — заметил молодой мужчина — А без этого он не так уж силен, хотя высоко взлетел, — Мухмуд был мрачен, его возвращение в столицу началось с неприятного инцидента с Рустемом-пашей, который по слухам занял его место подле великого визиря, и паша всерьез волновался за свое положение в совете. — Махмуд-паша, — Бали-паша встретился мужчинам, когда они уже почти пришли к его кабинету. Зять повелителя как раз вышел из главных покоев, и оба посетителя его склонились в знак почтения. Малкочоглу словно и не старел вовсе, ему было уже за сорок, но черные как смоль волосы его и усы не были тронуты даже намеком на седину. Глаза, живые и темные, как и в молодые годы задорно горели, он был крепок и силен, несмотря на многочисленные ранения, и производил впечатлении счастливого мужчины в самом расцвете лет. — Паша Хазретлери, — мужчина улыбнулся великому визирю — У меня отчеты для вас. — Проходи, — Малкочоглу отворил дверь в свой кабинет и оба его гостя вошли внутрь — Рад вновь видеть тебя, давно ты не был в столице, — великий визирь взял папки с отчетами из рук паши и не глядя бросил их на письменный стол — Многое у нас тут поменялось, — Бали-паша задумчиво смотрел на молодого мужчину, что оставался верен ему и шехзаде Баяизиду даже на службе у старшего наследника. Махмуд-паша не сильно переменился, темно-каштановые волосы его выгорели под палящим солнцем, на смуглой коже залегли тени под глазами, следы усталости от долгой дороги в столицу, черты лица стали острее, но паша как и прежде молодо выглядел, не отпускал густой бороды как многие паши и беи, щеки и подбородок его были покрыты недлинной щетиной. И казалось, что годы вдали от Стамбула закалили его пуще прежнего, это читалось в карих глазах его. — Я заметил, Бали-паша, — позволил себе небольшую усмешку Махмуд. — А, Рустем, — Малкочоглу тоже усмехнулся — Протеже моей супруги, ты уже имел удовольствие увидеть его в действии, — Бали-паша отошел к окну и взглянул на кусочек сада, что был виден из его покоев — Я рад твоему возвращению, Махмуд-паша, мне нужен тот, кому я могу абсолютно доверять в совете. — визирь обернулся на верного соратника и посмотрел на него очень серьезно — Рустем-паша изображает верность мне, Хафизе-султан и шехзаде Баязиду, но он уже давно играет на стороне Хюррем-султан и её детей. Мне понадобилось немало времени, чтобы это понять, он очень хитер, — зять султана подошел к паше, с которым когда-то вместе выбирался из плена, и положил руку ему на плечо — Теперь он уже силен, просто так от него не избавиться, но переиграть можно, если ты как и прежде займешь свое место в совете. — Я не подведу Вас и нашего шехзаде Баязида, Бали-паша, — глядя в упор на визиря, сказал Махмуд — Жизнь и будущее шехзае Баязида и благо империи для меня превыше всего, — Малкочоглу довольно улыбнулся и похлопал пашу по плечу, он знал, что тот не врет, ведь даже в должности лалы шехзаде Мехмета он умудрялся предупреждать пашу обо всех готовящихся покушениях на шехзаде Баяизида, а их Хюррем-сутан организовала немало, слегка присмирев лишь последние пару лет. — Готовься, поедешь вместе со мной в Манису, — садясь за письменный стол и открывая папку с отчетами, сказал зять повелителя — Матракчи тоже едет сопровождать шехзаде Баязида, я хочу, чтобы и ты с ним пообщался поближе, ему будет полезно узнать все, что ты тут описал, — постучав пальцем с массивным перстнем по исписанным листам, сообщил Бали-паша. — Как пожелаете, — молодой паша поклонился и вышел, оставляя Малкочоглу наедине с Насухом-эфенди. — Сильно он рассвирепел? — откинувшись на спинку стула и глядя на друга с интересом, спросил великий визирь. — Порядочно, — коротко кивнул Насух-эфенди. — Прекрасно, — Бал-паша задумчиво смотрел куда-то вдаль — При должной поддержке он с легкостью подпортит жизнь Рустему. — Хафизе-султан уже знает о том, что он переметнулся на сторону Хюррем-султан? — поинтересовался Матракчи у супруга златовласой султанши. — После того, как ей сообщили, что он просит разрешения жениться на Михримах-султан, госпожа усомнилась в его верности, — Малкочоглу невесело усмехнулся — А ведь везучий паршивец. Так вовремя спас Зуфара, вызвал своим поступком у жены моей желание отблагодарить и при первой же возможности стал карабкаться наверх. Я ведь поначалу тоже ему верил. — Недооценили угрозу, но кто ж знал, — вздохнул Матракчи — Повелитель ничего не говорит об отъезде шехзаде Баязида в санжак? — Фелиса-калфа тебе наверняка рассказала, Насух, — Бали-паша усмехнулся — Обещал подумать по возвращении из Манисы, но я сомневаюсь. Волнуешься, что придется оставить все и ехать вслед за ним? — спросил паша. — Нет, — покачал головой ученый — Просто я должен знать, могу ли я обнадеживать шехзаде. Он рвется уехать в провинцию и управлять самостоятельно, очень обижается, что Селима вот уже несколько лет как отправили, а он все в столице. Понятно почему не отпускают шехзаде Джихангира, но ведь он и младше на несколько лет. — Хафизе-султан настроена оптимистично, — заметил паша — Подождем немного и я попробую поднять этот вопрос, если повелитель не примет решения после поездки. ***       Хафизе-султан в покоях единственной дочери своей бывала редко, они всегда казались ей излишне мрачными, ибо были оформлены в темных цветах, которые так любила юная госпожа. Но сегодня вечером ей было необходимо поговорить с дочерью без свидетелей, и она вошла в покои Таджии без стука, когда та уже готовилась ко сну, сидя в ночном халате поверх шелкового платья, а за её спиной сновала Арзу-хатун, расчесывая длинные тяжелые черные кудри своей госпожи. — Выйди, — приказала служанке хозяйка Буколеона, и девушка тут же положила щетку для волос на место и быстро удалилась, низко опустив голову, чтобы не встречаться глазами со златовласой султаншей, которую она безумно боялась. — Валиде, — Таджия кажется была удивлена столь позднему визиту матери, но поднялась с невысокой кушетки у зеркала и поклонилась султанше — Что-то случилось? — зеленые глаза девушки обеспокоенно смотрели на мать. — Это я у тебя должна спросить, дитя мое, — голос женщины звучал недовольно — Скажи-ка мне на милость, Таджия Хасна-султан, что это за дерзость? Как ты, дочь великого визиря Малкочоглу Бали-паши и султанши великой Династии Османов Хафизе Ханым-султан, смеешь устраивать тайные встречи с каким-то беем под носом у огромного числа свидетелей? — женщина сидела на тахте и смотрела на дочь строгим взглядом — Ты совсем забыла о приличиях, да? — Валиде, — Хасна смотрела на мать непонимающим взглядом — Я не знаю… — Не смей мне врать, — златовласая госпожа не повышала голоса на дочь, но слова её прозвучали как гром в тишине покоев юной султанши — Вас видели, вы встречались в лазарете янычарского корпуса. Какой позор, Таджия, — девушка молчала, гордо вскинув подбородок и смотря на мать в упор — Ведь он враг нам, Таджия, — Хафизе чуть смягчилась, поднялась и подошла к дочери, заглядывая ей в глаза — Он служит Хюррем-султан и её детям. — Неправда, — вырвалось у девушки и она глубоко вздохнула, понимая, что отступать некуда — Если бы Вы не были так категоричны, то давно бы поняли, что Даул-бей меня любит и не будет врагом нам. Это ведь не без Вашего участия его ссылают в Амасью, да? — Любит, говоришь, — Хафизе усмехнулась и поджала губы — Не будет врагом… Ну-ну, конечно. А знаешь ли ты, что отец его верный сторонник Хюррем-султан? А известно ли тебе, дитя мое, что он сам давно предан лишь шехзаде Селиму? Таджия, опомнись, — женщина хотела коснуться щеки дочери, но та отвернулась, и султанша так и замерла с зависшей на полпути рукой — Он угроза для Баязида, — зеленые глаза дочери сверкнули и девушка в упор посмотрела на мать. Хафизе поняла, что это зацепило её упрямую дочку, больше себя любившую в этом мире лишь шехзаде Баязида и своего отца, причем именно в таком порядке — Как же ты не понимаешь, ты словно дитя, хотя всю жизнь ты была умна и сообразительна, — Хафизе обняла дочь за плечи и посмотрела на нее с упреком — Ведь через тебя проще всего подобраться к Баязиду, как же ты не понимаешь. Тебе кажется, что Даул-бей не может замышлять ничего дурного, но это не так, поверь мне, а ты просто очарована им и не видишь очевидных вещей. — Я Вам не верю, — зло сказала девушка и скинула руки матери со своих плеч. — В любом случае я хотела тебе сообщить, — обиженно поджав губы, сказала Хафизе — Что если ты не прекратишь с ним встречи раз и навсегда, я вынуждена буду принять меры, — женщина развернулась и направилась к выходу. — И какие же? — голос дочери звучал ехидно — На него нападут разбойники? Он оступится и упадет с лестницы? Или его отправят на дно Босфора? — Спокойной ночи, Таджия, — спокойно сказала султанша и постучала в двери, чтобы их отворили — Сейчас ты меня не понимаешь, но потом ты осознаешь, что я делаю все только для твоего блага и для твоего счастья, дочка, — султанша вышла из покоев, а Таджия все больше распалялась, разозленная тем, что её отчитали, но более всего девушку взбесило то, что матери стало известно о встрече. — Арзу-хатун, — звонкий голос султанши разнесся по покоям и почти сразу же в комнату вошла её служанка, служившая ей долгие годы. — Госпожа моя, — девушка подняла глаза на юную султаншу и испуганно отшатнулась. Таджия стояла посреди комнаты, вытянувшись точно струна и расправив хрупкие плечи, черные кудри её рассыпались по небесно-голубому шелку халата, на бледном лице от злости не было и кровинки, лишь зеленые глаза пылали и пугали любого, кто их видел — Таджия-султан, что случилось? — Мерзавка, — дочь Бали-паши в одно мгновение преодолела разделявшее их расстояние и отвесила служанке звонкую пощечину — Дрянь, — удары, болезненные, наотмашь, посыпались на девушку, что упала к ногам своей госпожи и зашлась рыданиями — Как ты посмела?! — ярость охватила черноволосую султаншу и она что было сил колотила Арзу-хатун по всему телу, не заботясь о том, куда приходятся удары — Это ты матушке сообщила, змея, — Таджия начинала успокаиваться, охвативший её гнев быстро стихал, уступая место злости — Чтобы я больше тебя не видела. — Госпожа, — Арзу подняла заплаканное лицо на султаншу и попыталась ухватиться за край подола девушки, но та вырвала у нее ткань из рук — Пощадите, умоляю Вас… — Пошла вон, — зло бросила Таджия и отвернулась, за спиной своей она слышала горькие всхлипы и постанывания избитой служанки. Когда двери за её спиной закрылись, Хасна-султан наконец восстановила дыхание, усмирив ярость, что охватила её, когда она поняла, что её матери сообщают о каждом её шаге. Посмотрев на свои руки, с тонкими пальцами, аккуратными ногтями, белой кожей с едва заметными синими венками и ужасными бырыми пятнами крови, единственная дочь Хафизе-султан недовольно фыркнула и подошла к чаше с водой, которую Арзу-хатун принесла для умывания и не успела убрать. Спокойно отмыв руки от следов крови неверной служанки, Таджия сама закончила с подготовкой волос ко сну, расчесывая их гребнями.       Арзу-хатун, всхлипывая и зажимая разбитые губы и нос платком, брела по коридору, стараясь опираться на стену, чтобы не упасть. И как некстати в коридоре, ведущем к покоям юной султанши и к комнате султанзаде Зуфара, появился старший сын великого визиря султанзаде Амирхан. — Арзу-хатун? — молодой человек изумленно посмотрел на искалеченную девушку и подошел ближе к ней — О Аллах, что с тобой случилось? — Ничего страшного, султанзаде, — девушка вся сжалась, стараясь прикрыть разбитое лицо и пряча глаза — Можно я пойду? — За что она тебя так? — помолчав спросил первенец Хафизе-султан — Что ты натворила? — Не знаю, — покачала головой служанка и всхлипнула — Приходила Хафизе-султан, они о чем-то говорили, а потом султанша на меня сильно разозлилась и выгнала, — девушка заплакала — Сказала больше не появляться, — рабыня жалостливо посмотрела на сына хозяина дворца — Султанзаде, умоляю, помогите. Я не хочу, чтобы меня выкинули из дворца. — Ну-ну, успокойся, — Амирхан поморщился, он не любил женские слезы и чувствовал себя неуютно, когда на его глазах плакала какая бы то ни была девушка — Пойди к Нуре-хатун, она обработает твои раны. Все будет хорошо, — девушка всхлипывая побрела по коридору, а султанзаде стал хмурым точно небо перед грозой, он совсем не думал, что из-за того, что он сообщил матери и та поговорила с Таджией, сестра его так разгневается на бедную девушку. — Что за надобность вламываться ко мне так поздно? — Амирхан застал сестру за какой-то книгой. Девушка сидела на широком диване и выглядела абсолютно спокойно и слегка недовольной, какой становилась всякий раз, когда её беспокоили во время чтения какой-нибудь интересной для нее книги. — Что за поведение ты себе позволяешь, Таджия? — султанзаде недовольно нахмурил брови и подошел ближе к сестре — Ты избила свою служанку. В чем она провинилась? — Это тебя не касается, братик, — ехидно усмехаясь, молвила султанша и нехотя отложила фолиант — Или касается? — зеленые глаза смотрели на него испытывающе, и Амирахан виновато отвел взгляд — Так это ты… — и в голосе сестры молодой человек услышал столько горечи и разочарования, что ему захотелось тут же провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть её обвиняющий взгляд. — Таджия, — Амирхан хотел сесть рядом с сестрой, но она отодвинулась на край дивана и отвернулась — Пойми, это для твоего же блага. Он не друг нам всем, он угроза, он опасен для шехзаде, его и так постоянно пытаются сжить со свету. — Уходи, — голос девушки звучал безжизненно, она так и не обернулась на брата, хотя он несколько минут стоял подле нее, тяжело вздыхая и пытаясь как-то успокоиться. ***       Дорога до Манисы была для Таджии абсолютно скучным событием. Она ехала в карете с сестрой, их экипаж следовал в некотором отдалении от карет султанш Династии, ехавших вслед за повелителем. Младшее поколение Династии выдвинулось в путь чуть позже, в результате чего султан с сестрами и великим визирем должен был прибыть в Манису первым, следом за ним ехали шехзаде, султанзаде и некоторые паши и беи из их окружения и замыкающим был экипаж Фахрие-султан и Таджии-султан, двигавшимися в сопровождении большого отряда охраны, но очень медленно. Малыша Хасана укачивало, и ребенок постоянно плакал, из-за чего карета частно останавливалась и девушки рисковали прибыть в Манису лишь поздним вечером. — Ну что же ты не спишь, сынок? — Фахрие устало улыбалась годовалому карапузу, что никак не хотел успокаиваться. — Пусть пока поиграет, Фахрие, — Таджия смотрела на розовощекого карапуза с любовью, но без того обожания, кое было присуще всем остальным женщинам Династии в отношении этого ребенка. Таджия племянника любила, знала, что сестре очень больших сил стоило выносить и родить его, но восторгов по поводу её сына не испытывала, впрочем как и по поводу любых других детей, ко всем она была примерно одинаково равнодушна, и с ужасом думала, что однажды ей придется тоже заводить детей, ибо брак без них практически невозможен. — Я не могу перестать о нем беспокоиться, — русоволосая султанша нежно поцеловала сына в макушку и потрепала по пухлой щеке — Лекари советуют придерживаться режима. — В Манисе будем больше гулять, — пообещала дочь Хафизе-султан — И он будет спать на свежем воздухе, крепнуть и набираться сил. — Что там стряслось? — карета замедлила свой ход и вовсе встала. — Я посмотрю, госпожа, — Фирузе-хатун, переданная в услужение черноволосой султанше Афифе-хатун прямиком из гарема Топкапы, с готовностью выскочила из кареты и вернулась лишь через несколько минут. — Что там, Фирузе? — Таджия в отличие от сестры, напряженно смотрящей на служанку и испуганно прижимающей к себе младенца, была абсолютно спокойна и даже чуточку безразлична ко всему происходящему. — Там от отряда шехзаде прискакал ага, — запыхавшись отвечала девушка — Дальше нельзя ехать, на них напали разбойники. Шехзаде послал гонцов нам и повелителю. Нужно дождаться, пока повелитель пришлет им подмогу и они вернутся за нами. — О Аллах, — испуганно пролепетала Фахрие-султан, укачивая заплакавшего сына — Как же так? — Фирузе, ты остаешься с госпожой, — Хасна-султан вскочила на ноги, выхватила из-за пояса небольшой кинжал, отдала его побледневшей Фахрие и открыла дверь. — Нет, Таджия, одумайся, — жена Хасиба Реиса ухватила сестру за рукав — Зачем тебе туда ехать? — Мы к шехзаде ближе, чем отряд повелителя, — Таджия мягко высвободила руку — Я возьму нескольких воинов и поскачу им на подмогу. Не бойся, с вами останется основной отряд. — Таджия, — Фахрие попыталась было кинуться за сестрой, но с ребенком на руках это было сделать сложно — Вернись немедленно. Таджия, я запрещаю тебе ехать. Хафизе-султан будет дурно, когда она узнает, — но Таджия сестру уже не слышала. Их сопровождал отряд её отца и охрана Хасиба Реиса. Быстро договорившись со знакомым агой, девушка добыла себе меч и пересела на коня, помчавшись вперед в сгущающиеся сумерки вместе с пятью воинами, никого из которых не смутило, что дочь паши скачет верхом с оружием наперевес дабы помочь братьям.       А между тем шехзаде Баяизиду и его отряду приходилось туго. Разбойники, будто поджидавшие именно их, теснили мужчин, стоявших спиной друг к другу и отбивавших атаку со всех сторон. Махмуд-паша, оказавшийся между шехзаде Баязидом и султанзаде Амирханом, ожесточенно защищался, боковым зрением стараясь отследить угрозу сыну султана и сыну паши и отбить её, если будет необходимо. Помощи они уже и не ждали, понимая, что повелитель слишком далеко, почти вся охрана была ранена, и шехзаде зло отбивал атаки разбойников, больше походивших на наемных убийц, стараясь собой закрыть младших султанзаде Искандера и Зуфара, но помощь пришла, хотя совсем не с той стороны.       Махмуд услышал ржание лощадей и в нескольких десятков метров позади их отряда увидел несущихся на лошадях всадников с факелами. Раздался оглушительный свист, и разбойники будто на мгновение замерли вместе с теми, на кого напали. Прямо на них на вороном коне неслась девушка, волосы её развевались от быстрой езды, а в руках она сжимала меч, и через мгновение шехзаде, который казалось тоже замер вместе с остальными, начал яростно рубить зазевавшихся разбойников. А Махмуд-паша все стоял, словно зачарованный глядя на юную деву, ловко управлявшуюся с конем и с мечом, ранившую разбойников одного за другим. Очарованный паша чуть было не получил смертельный удар от двигавшегося к нему разбойника, но дикое ржание лошади и звук рассекающего воздух клинка, заставил мужчину выйти из оцепенения. Перед ним на землю упал обезглавленный убийца, а в нескольких метрах от него в ночи блеснули зеленые точно изумруды в свете звезд глаза воинственной девы. — Таджия, — едва те, кто остался от напавших, были обезврежены, девушка соскочила с лошади и тут же очутилась в объятиях шехзаде — Ты сумасшедшая. Зачем ты так рисковала? — Они хотели тебя убить, — девушка чуть отстранилась и заглянула в карие глаза брата — Их послали, чтобы тебя убить. О Аллах, как же я могла не приехать. Слава Всевышнему, вы все живы, — девушка быстро подошла к младшим султанзаде, ощупала их и осмотрела, не ранен ли кто, затем подошла к Амирхану, с которым не разговаривала вот уже несколько дней, убедилась, что он цел, и тоже обняла. Старший султанзаде прижал младшую сестру к себе и поцеловал в висок. — Отец с нас три шкуры спустит, если узнает, что ты сюда прискакала и дралась на мечах, — вздохнул Амирхан, отпуская девушку из своих объятий. — Не спустит, не переживай, — ободряюще улыбнулась султанша — Матракчи Насух-эфенди, — девушка обернулась к наставнику брата — С Вами все в порядке? — Благодарю, госпожа, — ученый поклонился, и Хасна-султан скользнула взглядом по стоявшему рядом с ним высокому мужчине лет тридцати пяти, тот несколько мгновений смотрел на нее, а затем поклонился. — А Вы? — Махмуд-паша, госпожа, — с улыбкой сообщил мужчина — Благодаря Вам я остался жив, — карие глаза смотрели на нее как-то странно, слишком пристально и слишком тяжело, Таджия отвела взгляд и увидела вдали приближающийся отряд воинов повелителя во главе с самим султаном и с великим визирем. — Мне нужно вернуться за Фахрие, — заметив суровый взгляд отца, спешившегося первым, произнесла Таджия-султан во всеуслышание — Мы с Фахрие-султан нагоним Вас, только никуда пока не уезжайте, — и султанша ловко вскочила на лошадь, уносясь по дороге на столицу в сопровождении той охраны, с которой прибыла на подмогу братьям. — Повелитель, — Матракчи выступил вперед и поклонился раздосадованному султану — Нескольких из нападавших удалось взять живыми, это странные разбойники, слишком хорошо экипированы и обучены. Надо бы допросить, вдруг шпионы или наемники. — Вы все живы? — подойдя вплотную к сыну и заглянув ему в глаза, спросил Сулейман. Баязид коротко кивнул, отец обнял его похлопав по спине, в глазах султана шехзаде успел заметить неподдельный страх, спрятанный за маской суровости и гнева. Султан Сулейман панически боялся потерять единственного оставшегося в живых сына любимой Гюльфем-султан, и каждое покушение, о котором падишаху становилось известно, вгоняло его в уныние и заставляло в очередной раз отодвинуть отъезд младшего из перспективных престолонаследников в санжак. Бали-паша о чем-то тихо беседовал с сыном и Матракчи, а Махмуд-паша все поглядывал на дорогу, потонувшую в густых сумерках и ждал, когда же появится карета, в которой едет спасшая ему жизнь госпожа.