Хранительница счастья

      Покои Малкочоглу и его супруги в этот вечер мало походили на спальню мужа и жены, более всего напоминая ставку султана в походе. Хафизе-султан, разозленная и встревоженная, мерила шагами комнату, наматывая круги вокруг письменного стола, за которым расположился великий визирь. Черноусый паша склонился над разложенной на столе картой и о чем-то глубоко задумался, оставаясь внешне абсолютно спокойным в противовес своей супруге. — Предатель, — зло выплюнула султанша — За все то добро, что я сделала ему, он отплатил нам такой черной неблагодарностью — переметнулся к Хюррем. — Он любит Михримах-султан, — не отрываясь от карты местности, окружавшей дворец шехзаде Мехмета, молвил Малкочоглу — И ради нее предаст кого угодно. — Ты его оправдываешь? — удивленно вскинула бровь госпожа, опираясь на стол руками и непонимающе глядя на мужа. — Я лишь говорю, что его мотивы понятны, — спокойным тоном произнес великий визирь — Я ведь тоже выбрал сторону одного из шехзаде, разделив для себя наследников Династии, лишь потому, что люблю тебя и всегда буду верен тебе. — И все равно, — женщина чуть смягчилась и обошла вокруг стола, становясь за спиной паши и заинтересованно глядя на карту — Я глубоко разочарована в нем и оскорблена его поведением. — Я понимаю, — кивнул зять султана, благоразумно умолчав о том, что он говорил о ненадежности Рустема-паши последние несколько лет — И все же сейчас это не самое главное. — Если они решили устроить покушение на султана или на Баязида, то их ни на мгновение нельзя оставлять без охраны, — златовласая принцесса османов нахмурилась — Ты подготовил охрану? — Вот здесь и здесь по периметру того участка, где планируется охота, будут выставлены стражники, — паша указал женщине на несколько точек на карте — И на местах привала тоже будет выставлена охрана. Ну и разумеется, что я и остальные ни на минуту не оставим нашего повелителя и шехзаде Баязида одних. — Инш Аллах, все обойдется, — султанша вздохнула и обняла мужа со спины — Будь осторожен, пожалуйста, и попридержи Амирхана и Зуфара, я не хочу потерять кого-то из дорогих мне людей. — Не беспокойся, — Бали-паша поднялся из-за стола и заключил сестру повелителя в объятия — Я сделаю все, чтобы уберечь их. — Мне страшно, Бали-паша, — Хафизе доверчиво прижалась к широкой груди мужа и закрыла глаза — Когда-то под сводами этого дворца Сулеймана уже пытались убить, я чудом сумела уберечь его от смерти, и вот теперь его жизнь вновь под угрозой, только сейчас под угрозой еще и его сын. — Я поклялся, что буду оберегать их жизни, Хафизе, — паша уткнулся в растрепанные кудри султанши и вдохнул аромат её волос, всякий раз даривший ему покой — И пока что мне это удавалось. ***       Звезды ярко горели на черном покрывале осеннего неба, прохладный ветер врывался в покои через приоткрытые на балкон двери и шевелил разложенные на столе письма. Таджия-султан лежала на широкой кровати, темные кудри её разметались по подушкам, зеленые глаза были широко открыты и замерли, словно не видя ничего. Девушка не спала, хотя ночь уже давно опустилась на дворец старшего наследника, а утром предстоял ранний подъем для поездки на пикник, который планировали устроить после охоты султана и его сыновей. В ворохе писем, полученных из столицы юной госпожой, среди посланий от верного садовника, докладывавшего о том, что нужные растения были получены им в срок и уже высажены в оранжереи, письма Афифе-хатун, интересовавшейся, устраивает ли Таджию её новая служанка, и послания от дочери Фелисы-калфы Мансуры-хатун лежало послание, переданное верным агой от Даул-бея. И письмо, полученное от возлюбленного, которого теперь она не сможет видеть в Стамбуле, заставило сердце юной госпожи сжаться от боли. »… Прошла лишь неделя с нашей последней встречи, госпожа моего сердца, но так жива передо мной картина нашей встречи, что мне мучительно и больно покидать столицу, будто это было вчера. Я знаю, госпожа, что Ваши подобные звездам глаза и Ваша печальная улыбка теперь до конца дней моих будут немым укором моей слабости, трусости и неспособности противится судьбе. Сколько бессонных часов я провел по дороге в санжак шехзаде Селима, сколько горьких и тяжелых дум… Без Вас, Таджия-султан, я обречен вечно страдать и молить Всевышнего лишь о том, чтобы однажды вновь встретиться с Вами, чтобы никогда уже не расставаться. Молю Вас лишь о том, чтобы Вы не забывали о преданном Вашем рабе, чье сердце навсегда Вы забрали себе. Я выполню свой долг перед Династией и Османской империей, и возможно однажды смогу вернуться в столицу и найти покой у Ваших ног…»       Слез не было, хотя сердце единственной дочери великого визиря больно сжималось, когда она раз за разом перечитывала все послание. Зеленоглазая султанша лежала, раскинув руки и устремив взгляд в потолок, и непрерывно думала о том, что их ждет. Даул-бей, красивый, интересный, влюбленный её и любимый ей, теперь стал тем, от кого она должна была отказаться, избавиться от всякой связи с ним, ибо он отныне слуга Селима, того самого Селима, что не единожды пытался убить Баязида, навредить ему, отравить, извести. Таджия любила своего брата так, что была готова пойти ради него на многое. Она не страшилась отдавать приказы убить, если это было нужно ради безопасности брата, она не страшилась уничтожить кого угодно, если это было нужно для благополучия Баязида, она была готова расстаться с тем, по ком билось её сердце, ибо тот стал слугой злейшего врага её обожаемого шехзаде, но разлюбить… Нет, разлюбить Даул-бея она не могла, это было выше её сил… Когда-то она обещала Баязиду, что сделает ради него все, и от слов своих не отказывается — Таджия отпустила Даул-бея к Селиму, убила в себе надежду на то, что однажды они будут вместе и будут счастливы, она обезопасила Баязида от этой угрозы, но разлюбить, убить первое и такое светлое чувство в своем сердце, Таджия не смогла даже ради обожаемого ей наследника. Ответного послания она твердо решила не писать, и под самое утро, когда первые лучи солнца уже окрасили небо в золотисто-багряные краски, поднялась с постели, в которой пролежала всю ночь, не сомкнув глаз, взяла послание и недрогнувшей рукой поднесла его к пылавшей свече, наблюдая как пламя пожирает строки, аккуратно выведенные рукой возлюбленного ей бея. Когда от письма осталась лишь горстка пепла, девушка стряхнула его в камин и вышла на балкон. Ветер ударил ей в лицо и даже пришлось закутаться в тонкую ткань ночного халата, впрочем нисколько не спасавшего от холода, но девушка продолжала стоять и смотреть на поднимавшееся над дворцом солнце. Таджия восхищалась своей матерью и хотела быть Баязиду сестрой не хуже, чем была Хафизе-султан для шехзаде Сулеймана в свое время. Дочь великого визиря знала, что мать её многим пожертвовала ради брата, но юную госпожу не страшила перспектива оросить свои руки кровью Династии, мать её именно это считала одним из самых тяжелых для себя поступков, Таджию страшило лишь то, что ей придется пожертвовать своей любовью во имя шехзаде Баязида. И тогда зеленоглазая султанша решила, что сможет всех перехитрить, оборвав связь с Даул-беем, но оставшись верной ему и любящей его. Никто не посмеет упрекнуть её в связи с врагом сына Гюльфем-султан, никто не использует её чувства против Баязида, но она не убьет свою первую любовь в этой страшной войне за власть. ***       Малкочоглу редко бывал в дурном настроении, всегда оставаясь жизнерадостным и веселым человеком, но последнее время он все чаще был мрачен и озабочен. Отправляясь на доклад к повелителю, великий визирь уже знал, что султан будет гневаться, ибо вырвать из захваченных наемников признание о том, кто отдал им приказ, ни Рустему-паше, ни Махмуду-паше не удалось. И все же Бали-паша знал, кто отдал этот приказ, знал, что Амирхан, передавший великому визирю слова его единственной дочери, близок к истине, они с сестрой действительно слишком часто оказывались правы во всем, что касалось Баязида. Но как сказать султану, что одного его сына пытался убить другой его наследник? — Повелитель, — паша поклонился султану — Позвольте доложить о результатах расследования инцидента с шехзаде Баязидом. — Малкочоглу, — султан чуть улыбнулся и хлопнул зятя по плечу — Не стоит, Рустем-паша уже доложил мне обо всем после допроса, — Бали-паша удивленно замер, но постарался не показать султану, что озадачен таким поведением Рустема. — Я думаю, что стоит усилить Вашу охрану и охрану шехзаде, — осторожно начал великий визирь — Кем бы не был тот, кто осмелился отдать подобный приказ, он наверняка не остановится и попытается вновь навредить Вам и наследникам. — Наверняка это очередные происки персов, — иногда султан поражал верного соратника и мужа своей сестры беспечностью и нежеланием видеть очевидные вещи — Охрану действительно нужно усилить, займись этим, но позже, — повелитель улыбнулся и поправил короткий кафтан — Сейчас охота, Бали, долгожданный отдых в кругу семьи. Разве мы этого не заслужили? — Малкочоглу улыбнулся в ответ и кивнул. Великий визирь давно стал замечать, что в самые трудные моменты для империи султан тверд и рассудителен, мудр и хитер, но во всем, что касается сложных взаимоотношений внутри Династии повелитель проявляет удивительную слепоту, обусловленную не то нежеланием видеть предателей и врагов в родных людях, не то святой верой в неспособность своих родных устраивать кровавые бойни за власть. ***       Хафизе-султан зябко куталась в отороченный мехом кафтан, уже жалея о том, что покинула карету и решила пройтись по узкой тенистой тропинке вместе с сестрами. Холодный осенний ветер, казалось, проникал под ткани и заставлял холодеть все внутри. Общество султанш Династии и чувствующей себя полной хозяйкой санжака сына Хюррем не приносило особого удовольствия златовласой сестре султана, за несколько лет спокойствия практически отвыкшей от необходимости изображать учтивость в отношении рыжеволосой рабыни и младшей сестры Шах-Хубан-султан, что так стремительно покинула столицу и не показывала там носа ни на одном празднике. Хафизе не знала, что произошло и почему Шах, с которой у нее всегда были натянутые отношения, вдруг так легко покинула Стамбул, но подозревала, что не обошлось тут без вмешательство Бейхан-султан, после смерти Хатидже ставшей, казалось, еще более близкой к любимой дочери Селима Явуза.       Бейхан правила гаремом Топкапы с тех самых пор, как Валиде-султан покинула этот мир, и русоволосой султанше удавалось сохранять удивительное спокойствие в стенах гарема лишь только столицу покинула Хюррем-султан. Смерть Фатьмы-хатун с нерожденным ребенком её стала последним крупным потрясением в гареме, с тех пор лишь изредка случались склоки между фаворитками повелителя. К слову, фавориток за эти годы было немало, но ни одна из них так и не стала близка к султану, кроме того ни одной не удалось забеременеть, хотя среди девушек находились и те, кто бывал в покоях султана на протяжении нескольких месяцев. Бейхан зорко следила за гаремом, вверенным ей не столько братом, сколько младшей сестрой, недвусмысленно намекнувшей, что появление новых наследников султана нежелательно во имя будущего шехзаде Баязида, и Бейхан исправно отдавала необходимые распоряжения лекарям и слугам, приносившим еду наложницам-фавориткам.       Неожиданное решение повелителя всем вместе отправиться в Манису было для Хафизе и её старшей сестры неприятным, ибо желанием встречи с рыжеволосой бестией ни одна из султанш не горели, а повод, по которому падишах решил наведаться в санжак старшего сына, был для обеих сестре повелителя неприятным — перспектива брака Михримах-султан с Рустемом-пашой сама по себе не была бы столь ужасна, если бы на период подготовки к торжеству в столицу не возвращалась матушка султанши солнца и луны. Видеть Хюррем-султан в столице не желала ни Хафизе-султан, ни её старшая сестра Бейхан-султан. — Уже холодает, — натянуто улыбаясь, молвила Шах-султан, чтобы хоть чем-то нарушить затянувшееся молчанием между старшими султаншами. — В Стамбуле было еще очень тепло, когда мы уезжали, — Бейхан-султан кисло улыбнулась младшей сестре. Все женщины прекрасно понимали, что неприятны друг другу до крайности, и изображали взаимную приветливость и дружелюбие исключительно в присутствие падишаха, не особо утруждая себя сладкими речами в те моменты, когда оставались наедине. — Он уже так подрос, — а младшие представительницы Династии, идущие чуть впереди, вели себя вполне дружелюбно по отношению друг к другу — Твой сын стал совсем большим. Посмотрите как он самостоятельно и независимо вышагивает? — Неслихан с нежностью смотрела на племянника, что решительно отодвинув от себя и няню, и Таджию, что хотела придержать мальчика за руки, вышагивал по усеянной листвой дорожке в сторону поляны, на которой султанская семья собиралась устроить пикник. — Я боюсь упустить что-то, — Фахрие счастливо улыбнулась, бросая взгляд на сына — Хочется запомнить каждый момент его взросления. Ведь дети так недолго остаются крохами, становятся самостоятельными и уже не так нуждаются в своих матерях, — жена Хасиба Реиса печально вздохнула — Искандер совсем недавно был ребенком, и вот уже он совсем взрослый, статный юноша, которому и ласка, и нежность матери и сестры уже ему неудобна. — Ты драматизируешь, — усмехнулась Таджия, оглядываясь на Фахрие-султан — И братья наши, и твой сын всегда будут нуждаться в нежности и любви своей семьи, — русоволосая султанша подарила сестре печальную улыбки и вздохнула чему-то своему, непонятному для младших сестер, у которых не было своих детей. — Михримах, — старшая дочь Шах Хубан-султан с улыбкой обратилась к мрачной дочери падишаха — Говорят, что повелитель хочет выдать тебя замуж за Рустема-пашу. Он же гораздо тебя старше, говорят он не красавец. Неужели ты пойдешь за него? — молчавшая до этого султанша солнца и луны вынырнула из своих раздумий и посмотрела на сестру зло прищуренным взглядом. — А еще говорят, что ты увиваешься за моим братом и шлешь ему любовные письма, хотя тебя за него замуж никто не подумает даже отдать, — ехидным тоном произнесла дочь Хюррем-султан, с наслаждением наблюдая как заливается краской старшая сестра Неслихан, возомнившая себя ровней ей, дочери властителя половины мира — Беспокойся лучше о своей участи, Эсмахан-султан, я же выйду за того, кого посчитаю достойным. — Не нужно ссор, — миролюбиво произнесла Хуриджихан — Эсмахан не хотела обидеть тебя, Михримах, просто ей интересно узнать, будет ли свадьба. Нам всем интересно это узнать, ведь события, подобные свадьбе единственной дочери повелителя, случаются не часто, — дочь покойного Ибрагима-паши беззлобно улыбнулась Михримах, и лицо девушки чуть смягчилось, она перестала смотреть тяжелым взором на покрасневшую до кончиков ушей Эсмахан и чуть снисходительно посмотрела на темноглазую султаншу. — Я пока обдумываю это предложение, — Михримах чуть улыбнулась — Когда я приму окончательно решение, вы все узнаете об этом. — Мой Хасан, — девушки незаметно добрели до раскинутых ну поляне шатров, у которых уже обосновались и султан, и шехзаде, и султанзаде, и некоторые паши — Мой храбрый львенок, — Баязид поднял племянника на руки и позволил малышу стянуть с себя шапку — Скоро и ты уже будешь с нами на охоту ходить, — среди мужчин пронесся одобрительный хохот. Султан, стоявший в некотором отдалении от сыновей и о чем-то беседовавший с великим визирем, тоже бросил на внука Бейхан-султан полный нежности взгляд. Сулейман любил детей, и с нетерпением ждал, когда же и у него появятся внуки. Возможно, если бы много лет назад не ушла из жизни Гюльфем-султан, то ему еще не раз бы посчастливилось стать отцом. Но Всевышний распорядился иначе, и даже ребенок, которого должна была подарить падишаху Фатьма-хатун, не появился на свет. — Повелитель, — поочередно поклонились султану вышедшие на полянку госпожи. Султан коротко кивнул сестрам и племянницам, продолжая о чем-то увлеченно беседовать с великим визирем. Чуть поодаль Михримах-султан к своему неудовольствию заметила Рустема-пашу, которого просто невозможно было не заметить, ибо он совершенно наглым образом смотрел в упор на юную госпожу, казалось, не стесняясь никого из присутствующих. Султанша солнца и луны недовольно повела плечом и специально повернулась спиной к надоедливому паше, завязывая непринужденный разговор с Неслихан-султан, бывшей из всех юных султанш Династии наименее вовлеченной в какие-либо интриги и представлявшей собой легкое мечтательное создание, живущее будто в своем отдельном мире и не замечающее ничего из происходящего вокруг. — Хасан, — Джихангир склонил лицо к племяннику, сидевшему на руках у шехзаде Баязида — Когда ты станешь чуть старше, я научу тебя стрелять из лука и… — договорить младший сын султана не успел, замерев на полуслове, когда в лицо ему брызнула еще теплая алая кровь. В первое мгновение казалось никто ничего не понял, лишь Амирхан, стоявший за спиной Баязида, резко вышел вперед, заслоняя шехзаде своим телом. Баязид ошарашенно занял, продолжая держать на руках пронзенного стрелой племянника. — Хасан, — полный отчаяния крик Фахрие разнесся по лесу — Нет, — девушка бросилась к ребенку, еще минуту назад весело хохотавшему, а сейчас безвольной куклой повисшему на руках шехзаде — Нет, сыночек, — Фахрие вцепилась в ребенка, выхватывая его из рук Баязида — Нет, не умирай, не надо. Лекарей, — пронзительно вскрикнула супруга Хасиба Реиса и залилась слезами над не подающим признаки жизни мальчиком.       Все вокруг словно отмерло и пришло в движение — засуетилась охрана, паши и беи, плотным кольцом окружая повелителя и его наследников, к рыдающей над телом сына Фахрие подбежала мать и откуда-то уже спешили служанки, отправили за лекарем, который вряд ли мог уже помочь несчастному султазаде, но который явно был необходим Джихангиру, который от пережитого ужаса сначала упал в обморок, а затем, очнувшись стал стонать от боли, пронзившей его спину. Хафизе-султан стояла посреди всего этого кошмара и не знала к кому ей броситься — к брату ли, на жизнь которого тоже могли покушаться, к племяннику, которому и предназначалась эта стрела, к Фахрие ли, упавшей на колени и рыдающей над телом маленького сына. Краем глаза Хафизе заметила, как её дочь, пару мгновений колебавшаяся как и она, решительно шагнула к Баязиду, потом взгляд испуганных зеленых глаз выцепил в калейдоскопе ужасных событий взгляд великого визиря, готового к новой атаке и пораженного ранением султанзаде, а затем Хафизе встретилась взглядом с потемневшими точно море в шторм глазами старшего брата, старавшегося не смотреть на склонившуюся над мертвым сыном Фахрие. Хафизе шагнула было к Бейхан, склонившейся над дочерью, но та жестом показала, что справится сама, и златовласая султанша, обходя распластавшегося Джихангира, над которым уже склонились мать и сестра, поспешила к падишаху. — Повелитель, — Мехмет был, казалось, напуган сильнее всех присутствующих — Нам нужно вернуться во дворец ради безопасности. — О какой безопасности вообще может идти речь, шехзаде, — Хафизе встала подле брата и зло блеснула глазами на старшего племянника — Если с самого начала нашей поездки сюда происходят покушения на жизнь повелителя и шехзаде Баязида. Так Вы управляете вверенным Вам санжаком? — этих слов было вполне достаточно, чтобы повелитель, до того находившийся словно в оцепенении, посмотрел на старшего сына совсем другим взглядом, и Мехмет, гордый, справедливый и считающий себя достойнейшим из наследников, невольно отступил и потупил взор, не смея поднять взгляда ни на султана, ни на тетку. — Я сожалею, госпожа, — Хафизе обернулась на племянницу, когда та истошно закричала и попыталась отпихнуть лекаря, констатировавшего смерть маленького Хасана — Госпожа, я прошу Вас, — пожилая женщина пыталась расцепить побледневшие пальцы молодой госпожи, вцепившиеся в сына. — Доченька, — по лицу Бейхан катились слезы — Доченька, не надо. Фахрие, — вдвоем женщинам все же удалось отцепить мать от мертвого сына и поднять на ноги. — Убийцы, — заходясь рыданиями, произнесла Фахрие, поднимая залитое слезами лицо — Да будьте вы прокляты, убийцы, — полный боли и злости взгляд был устремлен на Хюррем-султан и её дочь, что в это время склонились над Джихангиром — Ненавижу вас, да покарает Всевышний того, кто к этому причастен, пусть дети его будут страдать и внуки будет страдать. — Фахрие, не надо, — Таджия метнулась к сестре и что-то зашептала ей на ухо, уводя рыдающую девушку в сторону кареты, на которой они прибыли из дворца. — Повелитель, я… — Сейчас же прочесать лес, — султан не пожелал слушать старшего сына — Поймать, найти мерзавцев. А ты, — повелитель обернулся к старшему сыну и посмотрел на него горящими от ярости очами — Ты мне доложишь, что за беспредел творится в твоем санжаке и чьих это рук дело, иначе я буду считать виновным во всем этом тебя, Мехмет, — султан в сопровождении любимой сестры поспешил вернуться во дворец. Хюррем-султан, все еще изображавшая заботливую мать для младшего сына, который не мог обеспечить ей титула Валиде-султан, проводила султана злым и настороженным взглядом. Мать и дочь переглянулись, обе прекрасно понимали, что с подачи Хафизе-султан повелитель обратит свой гнев на Мехмета, а значит, что шехзаде, до этого пользовавшийся поддержкой и благосклонностью отца, может её лишиться. ***       Даул-бей был представлен шехзаде Селиму сразу после того, как прибыл в санжак рыжеволосого наследника. Сын Хюсрева-паши, представитель довольно многочисленного семейства важных государственных деятелей был встречен наследником султана довольно тепло и сразу же оказался в числе тех, кого шехзаде приближал к себе и всячески выказывал им свое расположение. Молодой бей еще не знал наверняка, но догадывался, что не обошлось здесь без его отца и дяди, так яро не желающих присоединиться к лагерю поддержки шехзаде Баязида, который возглавляет великий визирь, но и не стремящихся объединить свои силы со слишком скользким Рустемом-пашей, ловко построившим карьеру при помощи сторонником сына Гюльфем-султан, а затем переметнувшимся на сторону старшего шехзаде Мехмета. — Я надеюсь, Даул-бей, — Селим, облаченный в яркий кафтан, украшенный полумесяцами и золотыми нитями, мягко улыбнулся, прогуливаясь с новоиспеченным помощником по саду — Что Вы будете верой и правдой служить мне и не сильно тосковать о том, что покинули столицу, — хитрый взгляд рыжеволосого шехзаде устремился на сына Хюсрева-паши — Вы ведь чем-то опечалены с тех самых пор, как прибыли сюда. Неужели в столице Вам пришлось оставить кого-то, кто дорог Вашему сердцу? — Селим только с виду был не самым умным из сыновей султана. При всех своих недостатках рыжеволосый наследник был хитер, вот уж это качество своей матери он унаследовал в полной мере, и еще до прибытия Даул-бея в Амасью Селим знал все о сердечной привязанности нового помощника. Наконец-то появилась возможность поквитаться и с ненавистным братом, и с возомнившей себя несокрушимой Таджией, ведь даже у гордой дочери Хафизе-султан есть свои маленькие тайны и слабости, которыми можно воспользоваться. — Вам показалось, мой шехзаде, — стараясь сохранять самообладание, ответил бей — Для меня честь служить Вам и великой османской Династии, я рад тому, что мне доверили столь ответственный пост при дворе наследника престола, — молодой человек учтиво поклонился, и Селим с досадой для себя подумал, что придется повозиться с этим упрямцем, чтобы использовать его в своих целях. — Уверен, что так и будет, — шехзаде с улыбкой хлопнул Даул-бея по плечу — И однажды, инш Аллах, я смогу вознаградить тебя за верную службу и подарить тебе счастье с той, что ты оставил в столице, — сын Хюсрева-паши поднял на наследника смущенный и немного удивленный взгляд, Селим лишь снисходительно улыбнулся и направился во дворец, оставляя молодого человека в глубоких раздумьях о том, что же известно наследнику престола о его чувствах к Таджие Хасне-султан. ***       Если и была боль страшнее той, что испытывает мать, потерявшая дитя, то она была неведома султанской семье. Сулейман, вошедший в покои племянницы лишь после того, как устроил знатную встряску наместнику санжака Манисы и приказал старшему сыну достать ему убийцу хоть из-под земли, увидел ужасную для себя картину — над бледной залитой слезами Фахрие-султан кружили лекари, тщетно пытавшиеся хоть чем-то облегчить страдания сутланши, потерявшей единственного и долгожданного сына, а подле постели её стояли сестры султана и у окон покоев, испуганно поглядывая в сторону убитой горем девушки, толпились юные представительницы Династии. — Бейхан, — Сулейман горько вздохнул и нахмурился, обнимая сотрясавшуюся в беззвучных рыданиях сестру — Убийца обязательно будет найден, я обещаю тебе. — Повелитель, — жена Хызыра Реиса всхлипнула и подняла на брата полные слез глаза — Мой маленький внук, мой Хасан, — султанша прижала ладонь к губам, стараясь заглушить рвущиеся из груди рыдания — И моя Фахрие… О Аллах, пошли нам сил, — падишах крепко обнял женщину и отстранился.       Подойдя к кровати, на которой лежала Фахрие, мужчина сделал над собой огромное усилие, чтобы посмотреть в глаза племяннице, чей сын получил стрелу, предназначенную Баязиду. Девушка лежала с абсолютно безучастным ко всему происходящему вокруг нее лицом, и по бледным щекам русоволосой султанши беззвучно скатывались слезы. Сулейман тяжело вздохнул, вспоминая, что однажды он уже видел слезы матери, потерявшей сына, убитого вместо его Баязида, вспоминая слезы Хафизе-султан, потерявшей своего любимца султанзаде Гези после покушения на сына Гюльфем-султан, покушения, организаторы которого так и не были найдены. — Фахрие, — услышав голос султана, девушка будто очнулась и с усилием повернула голову в сторону дяди. — Повелитель, — с огромным трудом султанша приподнялась на кровати, падишах опустился на постель подле нее и обнял не сопротивлявшуюся ничему девушку. — Это огромное горе для всех нас, Фахрие, — султан утешающе гладил племянницу по спине и укачивал словно дитя — Я обещаю, что найду и накажу виновных в смерти твоего сына, нашего маленького султанзаде Хасана, да упокоит Аллах его душу. — Аминь, — губы плохо слушались султаншу, она не реагировала на слова утешения, на обещания найти виновных в убийстве её малыша, все существо её сейчас было терзаемо болью утраты, страшной, выжигающей все изнутри и не дающей нормально дышать. Ей было тяжело видеть их всех — султана, теток, сестер, даже собственную мать, которая, пожалуй, страдала так же сильно как и сама Фахрие.       Султан вскоре ушел, не найдя в себе сил видеть слезы и боль племянницы и своей сестры, вскоре покои покинули и дочери Шах-султан вместе с матерью, и к вечеру в комнате оставались лишь Бейхан-султан и Хафизе-султан с дочерью. Фахрие будто бы стало лучше после настоек, которыми лекари опаивали её после всего произошедшего, и она даже задремала. Хафизе-султан удалось уговорить старшую сестру пойти отдохнуть, и подле потерявшей сына султанши оставались лишь несколько служанок да Таджия-султан, решившая, что подле Баязида сейчас будет Амирхан, а она нужна сестре. — Я знаю, кто в этом виноват, — дочь великого визиря вздрогнула от неожиданности и посмотрела на сестру, в изголовье кровати которой и сидела Таджия — Я знаю, кто отдал этот приказ, — голос девушки звучал на удивление спокойно, без слез и гнева. — Фахрие, — темноволосая султанша попыталась было погладить сестру по голове, но та скинула её руку, приподнялась на кровати и посмотрела девушке прямо в глаза. — Хюррем-султан и Рустем-паша, — Таджия поежилась от взгляда сестры, с ужасом понимая, что взгляд её был таким же безумным, как тот, что она видела много лет назад у своей тетки после казни Ибрагима-паши — Я сама слышала, что наши Валиде обсуждали, что эти двое о каком-то деле беседовали в саду. Они готовили покушение на Баязида, — губы Фахрие искривились в страшном подобие улыбки и задрожали — И убили моего сыночка. — Фахрие моя, — Таджия не в силах выносить этот безумный взгляд, контрастирующий со спокойным голосом сестры, прижала девушку к себе и замерла, услышав тихий шепот прямо у себя над ухом. — И я клянусь тебе, что отомщу им, — легкий смешок Фахрие заставил Таджию невольно поежиться — За моего Хасана и за смерть Гези. За всех отомщу. Каждый заплатит сполна, — Фахрие выскользнула из объятий сестры и вновь легла на кровать, устраивая свою голову на коленях Таджии — Настанет день, и каждый заплатит, — тихо шептала девушка, засыпая, а в зеленых глазах её сестры, с тревогой устремленных на потерявшую ребенка госпожу, можно было разглядеть и страх, что султанша обезумит от горя, и готовность помочь в осуществлении мести, если это облегчит страдания Фахрие. ***       В отблесках пламени, пылающего в камине, фигура паши, сидящего на подушках у огня, выглядела напряженной. Хафизе жестом отослала пошедшую было за ней в покои служанку и обеспокоенно посмотрела на мужа, стягивая с волос платок. — Я только что была у повелителя, — Хафизе опустилась на подушки подле мужа и устало вздохнула — Стала невольной свидетельницей его разговора с Михримах-султан. — Дай угадаю, — паша невесело усмехнулся обнимая жену, удобно устроившуюся у него на груди — Госпожа согласилась стать женой Рустема-паши? — Я ошиблась, Бали-паша, — грустно молвила сестра повелителя — Я возвысила его своими руками, не прислушалась к твоим опасениям, и теперь этот безродный конюх представляет угрозу всем нам. — Не драматизируй, Хафизе, — великий визирь задумчиво перебирал золотистые кудри супруги — Без твоей поддержки даже в статусе зятя султана он силен, но не всесилен. К тому же, я знаю в совете немало людей, которым он не нравится и которые способны помочь нам осложнить жизнь Рустему-паше и Хюррем-султан. — А ведь это он… — задумчиво глядя на огонь, сказала златовласая госпожа — Рустем и эта рыжая змея, они убили несчастного Хасана, они покушались на жизнь Баязида. И мы ничего не смогли предпринять, паша. — Стрелка нашли мертвым, — отозвался зять повелителя — Рустем-паша чисто работает, он осторожен и хитер. — Да, хитер… — Хафизе чуть отстранилась и заглянула мужу в глаза — Заклинаю тебя, Бали, будь с ним осторожен, не иди на открытый конфликт, повелитель ему благоволит, а тебе нельзя терять расположение падишаха. — Госпожа моя, — паша ласково посмотрел на супругу и нежно коснулся бледной щеки — Я уже говорил, что сделаю все, дабы сохранить дружбу нашего султана, — Малкочоглу поцеловал женщину в лоб и довольно усмехнулся — К тому же, я знаю, кто будет мне опорой в борьбе с Рустемом-пашей. — Махмуд-паша останется в столице, я так понимаю, — чуть улыбнулась султанша, удобно устраиваясь в объятиях паши и устремляя задумчивый взгляд зеленых глаз на весело потрескивающие языки пламени. — Он не только останется в столице, Хафизе, — в голосе паши звучало самодовольство — Но и станет вторым пашей совета дивана. — Махмуд-паша? — Хафизе вскинула на супруга удивленный взгляд — Но повелитель наверняка отдаст эту должность Рустему в качестве подарка на свадьбу. — Султан не настолько к нему расположен, — карие глаза смотрели на неё чуть насмешливо — Я давно готовил этот пост для Махмуда-паши, ожидая его возвращения. Он умен, ловок, а главное верен шехзаде Баязиду и лоялен нам. — Нужно попытаться сделать как-то так, — медленно начала озвучивать свою мысль султанша — Чтобы Хюсрев-паша и главный казначей увидели опасность для своего будущего в возвышении Рустема-паши. Их нужно навести на мысль, что он будет стремиться возвести на трон старшего наследника, тогда все притязания этого семейства на власть при следующем султане бессмысленны, и если Рустем переметнется на сторону среднего сына Хюррем-султан, то Хюсрев-паша и его братья тоже ничего не получат, ибо Селим о них даже не вспомнит, отдав предпочтение зятю, — женщина коварно улыбнулась, увидев в глазах мужа одобрение и понимание. — Я думаю, что найду способ донести это до нужных ушей, — Малкочоглу не переставал удивляться тому, как его нежная и добрая жена могла придумывать и притворять в жизнь разные интриги и заговоры. — Ты виделся с Барбароссой? — уже лежа в кровати, спросила Хафизе, выводя тонкими пальцами замысловатые узоры на груди мужа. — Виделся, — невесело вздохнул Малкочоглу — Он, как и все мы, подавлен случившейся трагедией. Но присутствие Хызыра Реиса придаст сил Бейхан-султан и Фахрие-султан. — Фахрие меня беспокоит, — Хафизе высвободилась из объятий мужа и села посреди кровати. — Госпоже нужно время, чтобы пережить эту утрату, — Малкочоглу потянул жену за руку и уложил подле себя — Ты же прекрасно понимаешь её чувства. Фахрие-султан справится со своей болью. — Она раздавлена этим, Бали, — горько вздохнула султанша, думая о племяннице — Но самое страшное то, что она знает виновных, и в глазах её, на самом дне, я вижу эти страшные всполохи той ненависти, которую она питает к убийцам сына. Боюсь, что Фахрие может совершить необдуманные поступки, и наша дочь ей в этом посодействует. — Ты слишком строга к детям, — пожурил супругу паша — Особенно к Таджие. Она умна, и если случится так, что Фахрие-султан попросит у нее помощи в каком-то безрассудстве, то наша дочь сделает все, чтобы не допустить беды для сестры и для нас всех, — Малкочоглу успокаивал супругу, но сам все больше начинал нервничать, ибо в слова свои верил лишь отчасти.       Фахрие-султан была многим старше его единственной дочки, но султанши были близки так же, как и их матери. А Бали-паша все еще помнил, как однажды его супруга организовала покушение на саму себя дабы избавиться от Хюррем-султан в столице, помнил паша и о том, кто помог зеленоглазой султанше провернуть это все так, чтобы повелитель ни о чем не догадался, и потому беспокойство его о дочери начинало нарастать. Его зеленоглазый ангел, единственная дочь, подаренная любимой женой, была слишком похожа на свою мать характером и обладала почти маниакальной любовью к шехзаде Баязиду. Иногда паше казалось, что Таджия-султан более всех в этом мире любить сына Гюльфем-султан, потом своего отца и лишь потом всех остальных членов своей семьи, и в этом она тоже была похожа на мать, обожавшую старшего брата и сделавшую все для его восхождения на престол. Великому визирю еще удавалось сдерживать дочь в её желании защищать Баязида, не допускать её к интригам и беречь от всего того, через что в свое время прошла её мать, но с каждым днем он чувствовал, что это дается ему все сложнее. ***       Первое, что бросилось в глаза Хафизе, когда она вошла в покои младшего племянника дабы справиться о его здоровье, это Эсмахан, вспугнутой пташкой отскочившая от Мехмета, на лице которого еще играла самодовольная улыбка, а глаза смотрели на двоюродную сестру с небратским интересом. — Госпожа, — испуганно пролепетала дочь Шах-султан, склоняясь перед любимой сестрой повелителя. — Эсмахан, — Хафизе чуть улыбнулась племяннице, но изумрудные глаза оставались холодны и внимательны — Шехзаде Мехмет, — на старшего сына повелителя златовласая госпожа смотрела заинтересованно. — Хафизе-султан, — не жаловавший тетку правитель санжака нехотя поклонился — Не ожидал, что Вы придете сюда. — Почему же? — подходя ближе к постели спящего Джихангира, спросила жена великого визиря — Разве я не могу побеспокоиться о своем племяннике и прийти его проведать. — Ну, конечно же, Хафизе-султан, Вы можете справиться о здоровье Джихангира, — отвечал Мехмет — Просто все эти дни Вы к нему даже не заглядывали. — Фахрие в эти дни была совсем плоха, — зеленоглазая султанша про себя удивилась, насколько это считавшийся самым благородным и достойным своего отца шехзаде был похож на мать в те моменты, когда оставался наедине со своими недоброжелателями и не имел необходимости притворяться — Думаю, что ей станет легче только тогда, когда мы покинем этот санжак. Твой дворец стал для нее местом, полным боли, — Мехмет отвел взгляд и чуть потупился, ему мысли о невинной жертве, о несчастном ребенке Фахрие-султан тоже были тяжелы. — Госпожа, — Эсмахан попыталась разрядить обстановку и начала рассказ о Джихангире — Лекари дают шехзаде обезболивающие и успокоительные настойки, лишь так он может заснуть и не мучиться от боли. Он пережил огромное потрясение, и его болезнь обострилась. Мы все молимся о том, чтобы ему скорее стало лучше. — Инш Аллах, мой львенок скоро пойдет на поправку, — Хафизе скользнула по лицу младшего сына Хюррем-султан почти безразличным взглядом. Златовласая госпожа знала, что младший шехзаде близок Баязиду, знала, что и султан к своему больному сыну питает особую нежность, но за все годы, что Джихангир жил и рос в столице, вдали от пагубного влияния Хюррем, так и не смогла заставить себя испытывать к племяннику хоть какую-то любовь и симпатию.       Джихангир был частью семьи, но Хафизе никогда не забывала, что и он шехзаде, пусть и младший, и что к моменту восшествия на престол следующего султана, все его потенциальные соперники должны быть ликвидированы. Горбатый шехзаде никем не воспринимался всерьез, пожалуй, лишь Хафизе видела в нем угрозу, последний шанс Хюррем, если остальные сыновья её падут в битве за трон, и видя в нем угрозу любимому племяннику, Хафизе часто думала о том, как эта угроза может быть ликвидирована. Болезнь шехзаде все облегчала, один из приступов мог стать последним и никто ни о чем дурном бы думать не стал, но что-то каждый раз останавливало златовласую госпожу, ей было не так-то просто убить сына той, что виновна в смерти её Гези, возможно, причина этого крылась в том, что Джихангир был и сыном Сулеймана, полюбившего своего младшего сына-горбуна и сильно к нему привязавшегося. — Эсмахан, — султанша развернулась и пошла было к выходу, но у самых дверей замерла и чуть повернула голову в сторону племянницы — Тебе не стоит находиться здесь без слуг и сестер, твоя Валиде может быть опечалена, — и заметив, как вспыхнуло лицо черноволосой султанши, Хафизе чуть усмехнулась и вышла. Шах-султан считала себя умной женщиной, но для Хафизе она почти всегда была открытой книгой, и нелепые попытки использовать дочь, дабы упрочить свое влияние на старшего наследника и в будущем избавиться от лишней на пути к власти Хюррем, забавляли жену великого визиря. Она не беспокоилась о том, что у младшей сестры что-то может получиться, памятуя, что Сулейман к подобной связи любого из своих сыновей отнесется дурно, а значит, старший наследник автоматически потеряет оставшуюся после всех инцидентов благосклонность падишаха. ***       Таджия-султан, не снимавшая траура как и её мать, тетушка Бейхан и любимая сестра Фахрие, стремительно вышагивала по коридорам дворца Манисы в сторону покоев, отведенных шехзаде Баязиду. Фирузе-хатун едва поспевала за султаншей, спешащей повидаться с братом, которого та не видела со вчерашнего дня, ибо провела все это время у постели Фахрие, мысленно сокрушаясь, что Хасиб Реис не смог оперативно прибыть в Манису, и жену утешить сможет лишь в столице. Остановившись в нескольких метрах от дверей покоев сына Гюльфем-султан, Таджия озадаченно посмотрела на столпившихся у покоев мужчин. Амирахан, завидевший сестру издалека, обреченно вздохнул, предвкушая истерику султанши. — Таджия-султан, — Матракчи и стоявший чуть позади него Махмуд-паша, склонились в знак почтения, племянница султана лишь коротко кивнула мужчинам, устремляя на старшего брата вопросительный взгляд. — Где шехзаде Баязид? — словно почувствовав неладное, Таджия чуть прищурилась и в упор смотрела на султанзаде — Он у себя в покоях? — Нет, его там нет, Таджия, — первенец Бали-паши и Хафизе-султан старался говорить максимально спокойным голосом дабы не волновать и без того напряженную сестру — Шехзаде нет на территории дворца, охрана его вся здесь и… — Не смейте говорить мне, султанзаде Амирхан, — зеленые глаза недобро блеснули — Что наследник султана Сулеймана бесследно исчез из-под зоркого ока хваленой охраны, лучшего друга и своего учителя? — дочь великого визиря уже метала взгляды не только на брата, но и на Матракчи, нахмурено молчавшего, и на темноволосого пашу, смотревшего на нее со странной полуулыбкой и блеском в глазах. — Вероятно, шехзаде решил выбраться в город тайно, — Насух-эфенди был мрачен — Он часто так делает в столице. — Но здесь Вам не столица, Насух-эфенди, — вскрикнула было Таджия, но тут же взяла себя в руки и продолжила более спокойным тоном — Здесь не столица, Насух-эфенди, а санжак старшего наследника, санжак, в котором уже дважды было совершено покушение на Вашего воспитанника. И Вы так спокойно мне говорите о том, что шехзаде Баязид мог выйти в город? — Таджия, мы сейчас же отправимся его искать, — Амирхан положил было руку на плечо сестры, стараясь её успокоить, но по взгляду понял, что сделать это все равно не удастся. — Почему вы все еще здесь, Амирхан? — тихий голос и тяжелый взгляд зеленых глаз мог привести любого неподготовленного человека в замешательство и испуг, но Амирхан знал свою сестру очень хорошо, и её попытки скрыть испуг за жизнь любимого шехзаде молодого бея забавляли. — Мы уже уходим, — примирительно подняв руки, улыбнулся старший сын великого визиря — Только не устраивай панику раньше времени и не сообщай матушке. — Можешь не сомневаться, что она узнает о том, как вы втроем не смогли уследить за Баязидом и обеспечить его безопасность, — султанша резко развернулась и пошла прочь от покоев брата, пытаясь успокоить бешено бьющееся от страха сердце. Шехзаде Баязид был её любимым братом, ради которого она была готова почти на все, но человеком он был не только решительным и смелым, но и безрассудным, совершенно не беспокоящимся за свою безопасность и жизнь, хотя ему давно было понятно, что он в постоянной опасности.       В собственные покои девушка ворвалась словно вихрь, свалив при этом несколько подсвечников, благо не зажженных в это время суток. Следом за султаншей, на ходу поднимая рухнувшую утварь, беззвучно вошла служанка. Таджия опустилась на низкий диванчик, откинулась на спинку и прикрыла глаза, силясь успокоиться. Посидев так пару минут, девушка резко поднялась и подошла к большому зеркалу, отражавшему её в полный рост. Поправив выбившуюся из-под черного платка прядь, юная госпожа задумчиво прикусила губу и подозвала к себе служанку.  — Сходи к Хуриджихан-султан и скажи, что я приглашаю её прогуляться в саду, — Фирузе поклонилась и скрылась из виду, а дочь Хафизе-султан продолжала задумчиво созерцать свое отражение в старинном зеркале. Служанка вернулась лишь через десять минут, и султанша жестом приказала девушке подойти ближе. — Госпожа моя, Хуриджихан-султан нет у нее в покоях, я уточнила у служанок других султанш, её нет ни у одной из них, — Фирузе вскинула на Таджию-султан вопросительный взгляд — Хотите, чтобы я поискала её в саду или во дворце? — Не думаю, что в этом дворце можно найти того, кого в нем нет, — усмехнулась темноволосая султанша, поправляя на поясе платья искусно украшенный каменьями кинжал — Не утруждай себя, я так и думала, что мы не найдем её во дворце, — и красивое лицо её помрачнело, ибо догадки о том, с кем сбежал из дворца Баязид почти наверняка были верны. Дочь покойной Хатидже-султан решительно не нравилась Таджие, хоть и была приветлива и мила с ней, главным образом, не нравилась она единственной дочери великого визиря тем, что проявляла слишком большой интерес к Баязиду — Сообщи мне, когда госпожа вернется во дворец, Фирузе, — девушка направилась к выходу — Я буду у матушки, — и зеленоглазая султанша поспешила прямиком в покои родителей, намереваясь немедля поделиться с матерью своей догадкой и обсудить, что делать с сюрпризом в лице Хуриджихан, так не вовремя появившейся в жизни столичной части Династии.