Хранительница счастья

      Снег пушистыми хлопьями кружился в воздухе, медленно покрывая столицу Османской империи тонким белоснежным покрывалом. Зеленоглазая султанша стояла на балконе хранителя султанских покоев и задумчиво созерцала звезды. — Я кажется просила тебя отправиться спать, Зуфар, — голос Таджии звучал недовольно, когда она заметила на балконе младшего брата — Нечего попусту слоняться по Топкапы, поезжай домой, а я еще немного побуду здесь, вдруг моя помощь потребуется Яхье-эфенди. — Можешь сколько угодно возмущаться и гнать меня прочь, — юноша недовольно свел брови — Только я останусь. Неизвестно, что нас ждет утром, я не хочу оставлять тебя без охраны ни на минуту, — и младший сын великого визиря решительно положил руку на рукоять сабли, висевшей у него на поясе. — Ты зря обо мне печешься, братик, — Таджия улыбнулась и повернулась к юноше лицом — Ты же понимаешь, что меня не тронут даже если… — девушка вздохнула и мотнула головой, точно отгоняя от себя наваждение — Даже если наш повелитель покинет этот мир и на трон взойдет сын Хюррем-султан. — Я не боюсь Хюррем-султан и её приказов, — покачал головой темноволосый султанзаде — Я боюсь мятежа, если вдруг янычары и народ забеспокоятся, прознав о болезни султана, то нам не миновать беды. И я должен тебя защищать, подле матушки наш отец, подле Фахрие-султан её муж и брат, а подле тебя я. — Мой милый Зуфар, — Таджия ласково коснулась рукой с крупным перстнем, в недрах которого был спрятан яд, предназначавшийся её врагам, если ситуация будет развиваться стремительно, щеки брата и улыбнулась — Каким ты стал взрослым и храбрым, лев мой. — Госпожа, — на балкон торопливо вышла Кара-хатун — Бейхан-султан велела позвать Вас в главные покои.       Брат и сестра быстро оказались у дверей, ведущих в покои султана. После недолгого ожидания их отворили перед ними и дети великого визиря очутились в просторных покоях властелина, которые в эту минуту были полны членами Династии и визирями. Хафизе-султан, лицо которой было таким уставшим, словно она не спала много дней, хотя султан был без чувств лишь двое суток, сидела в изголовье кровати, руки её покоились на голове и плечах брата, а вокруг ложа, на котором повелитель открыл глаза, толпилась остальная часть семьи. Михримах-султан, напряженная и несчастная, стояла подле матери, держа на руках сверток с малюткой Хюмашах, рядом с ними стояла Бейхан-султан с дочерью, благоразумно решившей не тащить младенца в покои только что очнувшегося султана, по другую сторону от кровати повелителя стояли великий визирь Османской империи, его права рука Мухмуд-паша и зять Династии Рустем-паша. — Повелитель, — синхронно поклонились султанша и султанзаде — Слава Всевышнему, Вам стало лучше. — Все нормально, Таджия моя, — голос султана звучал хрипло, но вполне уверенно — Аллах не позволил мне покинуть этот мир так скоро. — Надеюсь, все убедились, что султан пришел в себя, — златовласая госпожа, сейчас больше походившая на волчицу, готовую перегрызть глотку любому, кто приблизится к только что очнувшемуся брату или посмеет не так взглянуть в сторону заболевшего падишаха, обвела тяжелым взглядом изумрудных глаз всех собравшихся в покоях — Повелителю нужен покой, вы все сможете навестить его позже. — Повелитель, — Михримах передала дочь на руки служанке и бросилась к постели отца — Как Вы напугали нас, какое счастье, что все обошлось, — султанша поцеловала руку падишаха и поклонилась, выходя из покоев вместе с мужем, следом за ней к руке повелителя приложились его сестра, племянницы и бывшая фаворитка. Когда наконец большая часть посетителей покинула главные покои, оставив султана лишь в обществе любимой сестры, её супруга и лекарей, султан облегченно вздохнул и прикрыл глаза. — Яхья, — позвала лекаря Хафизе — Осмотри повелителя, может быть стоит дать ему какое-то снадобье. — Не надо, — тихо произнес султан, с усилием подняв свою руку и прижав ладонь сестры к своей щеке — Никаких снадобий не надо, просто посиди со мной. Вот так хорошо. — Я не оставлю тебя, брат мой, — Хафизе низко наклонилась и поцеловала прикрывшего глаза повелителя в лоб, одинокая слезинка незаметно скатилась по её щеке — Все будет хорошо, самое страшное уже позади. Ты поправишься, я уверена, что скоро все будет нормально.       Султан задремал и лишь после этого Хафизе-султан поднялась с его постели, оставив у изголовья кровати брата верного лекаря, и вышла на балкон, где все это время стоял Бали-паша. Черноволосый визирь был мрачен и о чем-то напряженно думал, когда его жена, тихо подойдя к нему, обняла со спины и прижалась к меховому кафтану его всем телом. — Хафизе, — Малкочоглу обернулся и заключил жену в объятия, прикрывая её от мороза полами своего кафтана — Холодно, не простудилась бы ты. — Для меня наступили бы настоящие холода, если бы брат мой не очнулся, — зеленоглазая султанша устало вздохнула и прижалась к мужу еще сильнее — Эта девчонка так и не призналась, но этого и не нужно. Доказательств её вины и вины Шах-султан достаточно. — Я умоляю Вас, госпожа моя, — паша поднял лицо жены за подбородок и заглянул ей в глаза — Не устраивайте самосуд, наш повелитель очень огорчится, если узнает, что Вы отдали приказ убить Шах Хубан-султан. — Я не стану этого делать, — пообещала Хафизе — Хотя Аллах свидетель, я бы многое сейчас отдала, чтобы видеть как шелковый шнурок впивается в её шею, от этого зрелища я бы получила истинное удовольствие, но я не стану этого делать, — зеленые глаза дьявольски блеснули. — Что Вы задумали, Хафизе-султан? — великий визирь насторожился, такое смирение любимой жены, чуть не придушившей собственными руками отравившую падишаха наложницу, заставляло пашу беспокоиться. — Ничего, любимый, — Хафизе ласково коснулась губ мужа — Ничего, пусть повелитель сам решит её судьбу, когда окончательно придет в себя. — Надо сообщить о том, что повелитель пришел в себя, в санжаки шехзаде. Они наверняка волнуются и ждут вестей. — Сообщи, — криво усмехнулась зеленоглазая дочь сербской княжны — Пусть Селим распаковывает вещи, рановато ему к столице выдвигаться. — Полно тебе, — паша улыбнулся и поцеловал жену в лоб — Хюррем-султан и Михримах-султан выглядели искренне несчастными. — Несчастными тем, что повелитель очнулся, — фыркнула госпожа, наблюдая за восходом солнца над зимним Стамбулом — Я видела их глаза, я знаю, о чем они думали эти дни, знаю, что с каждым часом в Хюррем и её дочери крепла надежда на то, что власть наконец перейдет к ним, — лицо женщины сделалось мрачным — И в глазах нашей с тобой дочери я видела эти же мысли, она тоже боялась и одновременно ждала кончины брата, как почти все в этом дворце, понимаешь, — Хафизе вскинула ну мужа полный горечи взгляд — Вы все ждали его смерти, одна я молилась, чтобы он жил. Он мой брат, моя душа, частица моего сердца, я молилась, чтобы он выздоровел, я всегда буду об этом молиться, даже когда все вы будете ждать его кончины и готовиться к битве за трон. — Глупости, — решительно заявил паша, обнимая жену и смотря ей прямо в глаза — Ты и твоя сестра, наши дети, твои племянники, Хайреддин-паша, Хасиб Реис, я и даже Махмуд-паша — все мы молились о выздоровлении падишаха, Хафизе, никто из нас не ждал его кончины. Ты переутомилась, тебе нужен отдых, госпожа моя. — Я и правда устала, — кивнула Хафизе, позволяя увести себя с балкона в теплые покои, но в глубине души она знала, что это ложь, что она права, и под сводами этого дворца она была одной из немногих, кто искренне молился о выздоровлении падишаха. ***       Хасиб Реис был человеком честным, верным своим принципам и отчаянно пытавшимся держаться как можно дальше от дворцовых интриг, вот только получалось у него это все хуже в последнее время. Фахрие-султан, его обожаемая супруга, ставшая после гибели их сына жестокой ко всем, кого считала в этом виновными, с рождением близняшек Бурназ-султан и Ханзаде-султан ещё и одержимой мыслью о том, что их семью убьют, если на трон взойдет сын Хюррем-султан. — Ты не хочешь быть хитрым, Хасиб-паша, хитрым, как полагается быть визирю совета, — негодовала русоволосая дочь покойного Ферхата-паши. — Я не хочу быть подлым, Фахрие, — возражал корсар — Это мерзкая интрига, недостойная зятя Династии, которому наш повелитель, да продлит Аллах его годы, оказал свое доверие и позволил провести расследование случившегося. — Ах, подлость, — Фахрие горько усмехнулась — Тебе напомнить, что не без помощи этого паши было совершено убийство нашего первенца, — глаза султанши заблестели от слез, муж отвел от нее взгляд и понуро опустил голову — Не было ли это его великой подлостью — убить ребенка? — Фахрие, госпожа моя, умоляю тебя, не делай мне больно, — молодой визирь выглядел несчастным — Рустем-паша еще получит свое, не заставляй меня лгать повелителю и подтасовывать факты так, чтобы сделать мужа Михримах-султан причастным к покушению, спланированному Шах-султан. — Конечно, он получит по заслугам, как же, — Фахрие без сил опустилась за широкий стол, обхватила голову руками и заплакала навзрыд — Тебе же честь твоя важнее нас, важнее детей наших и меня. Ты же не хочешь замечать, не хочешь видеть, что вокруг нас происходит. Или ты думаешь, паша, что великий визирь охраны сюда нагнал просто так пока падишах наш был между жизнью и смертью? Нет, Хасиб, Бали-паша в отличие от тебя прекрасно понимает, что если на трон взойдет шехзаде Селим — нам всем смерть, всем, кто оказывал поддержку шехзаде Баязиду, всем, кто был к нему благосклонным. — Я не хочу вести себя как подлый шакал, не хочу таиться и действовать интригами и подставами. Я так не хочу, Фахрие. — Никто не просит тебя вести себя как шакал, — Фахрие поднялась и посмотрела мужу в глаза — Но человек, наделенный властью, подобной той, что теперь есть в твоих руках, должен сочетать в себе силу льва и хитрость лисицы. — Тебе пора заканчивать вместе с Таджией-султан читать трактат этого флорентийца, — поморщился племянник Барбароссы. — Если ты сегодня не уничтожишь наших врагов, то завтра они уничтожат нас, — султанша оттолкнула от себя мужа и всхлипнула — Чего ждать-то? Сам пойди да придуши дочерей, пока они сладко спят в колыбели, чем это сделают присланные Хюррем-султан наемники, — Хасиб Реис посмотрел на рыдающую жену долгим и полным боли взглядом и вышел, оставив султаншу одну в тишине их покоев. ***       Нурбану-султан была расстроена, и на то были весомые причины. Её шпионку во дворце шехзаде Баязида раскрыли, и это еще больше обострило вражду братьев, дав в руки сыну Гюльфем-султан живое доказательство козней старшего брата против него. Шехзаде Селим на неё гневался, но ей хватило сил убедить его, что все, что она делает, она делает ради него и ради его будущего. Рыжеволосый сын султана злился на свою любимицу недолго, и после рождения их первенца в их паре вновь воцарился мир и любовь. Не меньше огорчали Нурбану-султан и происшествия в столице, из-за которых султан не приехал наречь её первенца и которые не стали для шехзаде Селима шансом взойти на трон. И вот теперь в довершение ко всему она узнала, что повелитель принял решение отправить Хюррем-султан в санжак старшего наследника. — И почему только госпожа не смогла остаться в столице, — сетовала венецианка, укачивая сладко сопящего младенца на руках — Ведь она мать старшего наследника, у нее есть дочь, неужели её влияния не хватило, чтобы остаться подле только что родившей Михримах-султан. — Не стоит забывать о том, что Хюррем-султан враждует с сестрами повелителя, — заметила Джанфеда — И говорят, что Хафизе-султан давно мечтала вновь отослать её. Почти все детство своих сыновей госпожа провела в ссылке, вдали от детей. И все это стараниями жены великого визиря. — Я видела её дочь во дворце Топкапы, — Нурбану осторожно уложила шехзаде Мурада в колыбель — Она отбирала наложниц для гарема шехзаде Баязида. Если она хоть немного похожа на свою мать, то мне даже интересно, что за дьяволица эта Хафизе-султан. — Инш Аллах, Вам не придется с ней столкнуться, — почти суеверно произнесла калфа — И упаси Вас Аллах, Нурбану-султан, воевать с этой женщиной, как то сделала Хюррем-султан. Повелитель слишком любит свою сестру, в Топкапы такие легенды о ней ходили, будто бы ей прощает падишах все то, за что любой другой бы головы лишился. — Жаль, что эта женщина не может стать союзником нашего шехзаде, — Нурбану задумчиво касалась ожерелья на своей шее — Хюррем-султан по всей видимости не имеет той власти, которую ей приписывают, иначе бы она нашла возможность остаться в столице и искать там союзников для шехзаде. Если бы у шехзаде Селима были союзники в Династии, не только его сестра, но и кто-то из теток. — Шах-султан поддерживает шехзаде, — сообщила Джанфеда — Её дочь Неслишах-султан недавно стала женой приближенного к шехзаде Селиму Даул-бея, сына Хюсрева-паши. — Вот как, — Нурбану заинтересованно посмотрела на калфу — А я и не знала, пропустила это как-то мимо ушей. Что ж, Джанфеда, мне нужно встретиться с Неслишах-султан, может быть она сможет стать моим союзником в борьбе за будущее нашего шехзаде. — Это будет непросто, — покачала головой калфа — Султанша сторониться дворцовых интриг и редко принимает гостей. Немало усилий придется приложить Вам, чтобы с ней встретиться. — Надеюсь, что они не будут напрасными, — венецианка подошла к окну, возводя взгляд к небу, усыпанному звездами, складывающимися в причудливые созвездия и тихо шепчущими о грядущем… ***       Султан, уже вполне оправившийся от болезни физически, душой своей все еще был болен. Страдания, которые ему причинили доказательства вины Шах Хубан-султан, были усилены тем, что в связи с ней подозревался еще и его зять Рустем-паша, который мог действовать и не без ведома дочери и бывшей фаворитки султана. Сулейман страдал от мыслей о предательстве со стороны своей семьи, страдал и от того, что не мог смириться с тем, что семью свою ему придется покарать. Стоя в мавзолее имени свей любимой наложницы Гюльфем-султан, повелитель размышлял о сложившейся вокруг него ситуации с горечью. У могилы любимой женщины и их дочери Сулейман мог побыть наедине со своими мыслями и принять решения, которые под сводами дворца давались ему тяжело. — Если бы ты не покинула меня, моя Гюльфем, — мужчина тяжело вздохнул, опираясь на посох, ставший его спутником после болезни — Если бы ты была рядом, эти черные дни не наступил бы. А даже если бы они и пришли, то одной улыбки твоей и звука твоего голоса мне бы было достаточно, чтобы тьма рассеялась и я увидел единственно верный путь. — Если бы она была жива, все бы было инче, — Хафизе подошла к брату и остановилась — Иногда я спрашиваю себя, что бы было с нами, если бы не случилось того мора во дворце, если бы Валиде-султан, Гюльфем и Дильшах были живы. — Мы были бы счастливы с тобой, Хафизе, — султан взял сестру за руку и крепко сжал её ладонь в своей — Мы бы оба были счастливы и спокойны. — Чем дольше я живу, Сулейман, чем больше черных дней я переживаю подле тебя, видя как другие в это время ждут разрешения ситуации и каждый ищет свою выгоду, тем больше я укрепляюсь в своей вере в то, что Хатидже-султан тогда была права. Эпидемия была неслучайной, это было начало бесконечной череды черных дней над нашими головами, брат мой, — лицо златовласой султанши было в это мгновение искажено болью от тяжелых воспоминаний — Маятник качнулся тогда, тогда началась эта череда бесконечных потерь, и теперь мы оба с тобой остались против этого мира. Мне повезло больше, у меня есть мой муж, я знаю, что Бали-паша любит меня и будет верен мне до последнего вздоха. Твоя боль от потери Гюльфем мне неведома, но каждый раз, когда Малкочоглу оказывался на краю, я молила Всевышнего не дать мне узнать ту боль, что ведома тебе, Сулейман, — Хафизе сжала руку брата и посмотрела ему в глаза — Я бы не пережила этого, а ты смог справиться и жить дальше ради вашего сына, ради других своих детей, ради всех нас, ради Династии и Османской империи. — Я не справился, Хафизе, — печальная улыбка замерла на губах султана — Я пережил свою весну и теперь для меня настала вечная зима, я нахожу в себе силы жить лишь ради своих детей и ради своей семьи, ради тебя, Хафизе, но я знаю, что мне недолго осталось в этом мире. — Повелитель, — начала было златовласая султанша, но брат прижал к её губам палец и покачал головой. — Я знаю, что скоро воссоединюсь со своей любимой и с моими умершими детьми, Хафизе, — султан погладил женщину по щеке и утер скатившуюся слезинку — Болезнь, что долгие годы терзает меня, однажды возьмет верх, или яд, посланный мне кем-то из тех, кому я верил… — повелитель замолчал — Когда все закончится, я хочу, чтобы ты хранила нашу Династию и моего наследника так же, как хранила меня, сестра моя. Хочу, чтобы ты нашла в себе силы остаться в Стамбуле и оберегать нашу Династию до конца своих дней, что бы ни случилось, твое место подле трона Османов. — Я обещаю, — Хафизе повернула голову и поцеловала ладонь брата — Я обещаю тебе, Сулейман, что буду до самого конца с тобой и до последней минуты своей с нашей Династией. ***       Хасиб-паша задумчиво оглаживал небольшую свою бородку, сидя посреди супружеского ложа. Фахрие, довольная тем, что супруг исполнил все то, о чем она просила, ластилась к нему словно кошка. Дочь Бейхан-султан искренне любила мужа, но находила его слишком уж похожим одновременно и на отчима и на великого визиря Бали-пашу — Хасиб Реис был слишком зациклен на собственной чести и честности перед повелителем. — Теперь Рустема-пашу повелитель принял решение отослать его и назначил бейлербеем Трабзона, — паша накрыл ладонь жены, покоившуюся на его сердце, своей рукой и усмехнулся — Ваша сестра будет отослана вместе с мужем. Как Вам такое, Фахрие-султан? — Ты все сделал правильно, мой любимый, — молодая женщина улыбнулась и повернула мужа лицом к себе — Ты сделал все, чтобы обезопасить нас и наших дочерей на время, им надо хоть немного подрасти, окрепнуть, чтобы мы были рядом с ними, а не пропадали, пытаясь защитить повелителя, шехзаде Баязида и нашу семью от этих змей. — Тебе нисколько не жалко их? — Хасиб смотрел на свою супругу и не верил, что его обожаемая нежная Фахрие способна так ненавидеть кого-то, так желать избавиться от членов своей же Династии. — Хасиб, любимый мой, — горячие поцелуи обжигали обветренное лицо мужчины то там то тут — Они виновны в смерти Валиде-султан, они погубили Гюльфем-султан и мою сестричку Дильшах, они пытались убить шехзаде Баязида множество раз, однажды вместо него погиб султанзаде Гези, второй сын Хафизе-султан и Бали-паши, а потом наш сынок погиб, когда покушались на шехзаде. Разве могу я их жалеть? Разве они жалели меня? — Мне тяжело, Фахрие, — паша вздохнул и заставил жену посмотреть ему прямо в глаза — Я сделал это ради тебя, любовь моя, но все мое нутро противиться этому. Я должен быть верен повелителю, но я солгал ему… — Мне, — Фахрие поцеловала корсара и отстранилась, заглядывая в полные любви и нежности глаза — Ты должен быть верен только мне, Хасиб, только мне и нашим детям, а уже потом всем остальным. Я делаю все это только ради нас, ради нашей любви, ей одной я верна, и ты будь верен только ей и ничему больше. Это единственно верное, Хасиб, поверь мне, любимый, — султанша увлекла мужа за собой в ворох простыней и подушек, стирая прикосновениями своих губ все мысли из головы храброго моряка, впервые совравшего повелителю ради любимой женщины. ***       Кабинет Хафизе-султан несмотря на позднюю ночь озарял свет множества ламп, Таджия увидела полоску света из-под дверей, ведущих в кабинет матери, еще когда шла по коридору. Остановившись у высоких резных дверей, девушка постучала и подождав лишь мгновение отворила их. Златовласая сестра османского султана сидела на большом резном кресле, что-то сосредоточенно читая. Бросив на дочь быстрый взгляд, она жестом пригласила юную госпожу войти и вновь углубилась в чтение письма, которое было написано по-французски, как успела заметить Таджия-султан. — Королева Наварры Маргарита, инш Аллах, в добром здравии, матушка? — опускаясь на невысокий диванчик и отрывая от кисти винограда пару ягод, спросила дочь великого визиря. — Король Франциск вновь готов ввязаться в очередную войну с Карлом Габсбургом, — Хафизе неторопливо свернула послание и убрала его в ларец, ключ от которого всегда носила при себе — Признаться честно, я была бы искренне рада, если бы однажды ему таки удалось в ходе военных действий прикончить императора Карла, — султанша опустилась рядом с дочерью на диван и налила себе щербет. — Я бы тоже не отказалась услышать такую весть, — зеленые глаза на мгновение помрачнели, когда Хасна вспомнила как ждала отца из плена и какие темные времена для них тогда настали — Впрочем, даже интересно наблюдать за их противостоянием. — Пока они бодаются в своих итальянских войнах, османы попытаются захватить Венгрию, — златовласая султанша улыбнулась дочери — Впрочем, ты наверняка пришла поговорить со мной не об этом. — Не об этом, — Таджия посмотрела на мать очень внимательно — Я случайно узнала, что тетушка Шах-султан пострадала. Говорят, что на нее упало множество камней, когда она посещала мечеть, строящуюся на её средства в память об Эсмахан-султан, да упокоит Аллах её душу. — Аминь, — Хафизе ласково улыбнулась дочери, и эта улыбка сказала Таджие все то, что она собиралась спросить у матери. Теперь сомнений не было, зеленоглазая дочь Селима Явуза, его любимица, его продолжение, безжалостная и мстительная, не простила младшую сестру и нашла способ отплатить ей сполна. — Шах Хубан-султан плоха, она вряд ли выживет, — Таджия тоже налила себе щербет и неспеша отпила из кубка — Впрочем, для нее так даже лучше, чем суд и казнь в Стамбуле. Есть в этом что-то гуманное, Валиде. — Теперь нам нужно быть осторожнее, Таджия, — Хафизе улыбнулась дочери — Теперь Хюррем будет из санжака сына пытаться навредить Баязиду. — Не извольте беспокоиться, Валиде, — темноволосая султанша поправила выбившуюся кудряшку и улыбнулась матушке — В санжаке Баязида она ему навредить не сможет, а в столице Рустема-паши и Михримах-султан теперь не будет, и в совете кроме Хюсрева-паши никого не осталось из её прихвостней. А от них Махмуд-паша избавится с легкостью как только мы поженимся. — От Хасиба Реиса я такого не ожидала. Сам додумался или подсказал кто? — Фахрие-султан умеет убеждать, матушка, — Таджия довольно усмехнулась — Впрочем, любая женщина способна убедить любящего её мужчину в чем угодно. — Махмуд-паша очень тебя любит, Таджия, — Хафизе смотрела на дочь очень внимательно — Уж не потому ли ты согласилась за него пойти, чтобы вершить его руками свои замыслы? Знай, что я не одобряя твоих интриг и не желаю, чтобы паша по твоему научению что-либо делал не поставив нас в известность. — Он будет верен только мне, Валиде, — заявила султанша, поднимаясь с дивана — А я Ваша дочь и я всегда буду верна Вам. Не извольте беспокоиться, — девушка поклонилась. — Не обижайся на меня, — Хафизе поднялась вслед за дочерью и обняла её за плечи — Я просто не хочу, чтобы ты совершила ошибки, которые могут стать фатальными для шехзаде Баязида. — Никогда я не совершу ничего, что могло бы причинить ему вред, матушка, — заверила сестру султанша девушка — Я с нетерпением жду своей свадьбы, ведь на нее приедет брат Амирхан и шехзаде Баязид, я вновь смогу их увидеть. — И все же попробуй стать с ним счастливой, доченька. — в глазах матери Таджия увидела сочувствие и тоску — Попробуй полюбить того, кто любит тебя, — дочь великого визиря кивнула, чтобы успокоить мать, хотя они обе знали, что сердце юной зеленоглазой султанши, как и её душа, её жизнь, всегда будут принадлежать лишь одному мужчине в этом мире, злой усмешкой судьбы он был ей и братом и любимым, но ему никогда не суждено было узнать, что чувства его зеленоглазой сестры, её преданность и готовность пойти ради него на все имеют иную природу, чем сестринская любовь. ***       Неслишах-султан плакала навзрыд, сжимая хрупкую руку матери в своих ладонях. Шах Хубан-султан лежала на кушетке лазарета, все тело её было изранено камнями, кости переломаны, на голове её была тугая повязка, которая, впрочем, не могла скрыть кровавых ран от тяжелых булыжников, высыпавшихся из корзины прямо на голову султанше и её слугам, осматривающим мечеть, что сестра повелителя строила в память о погибшей дочери. Обе служанки и верный ага погибли практически сразу, а Шах-султан, которую своим телом закрыл верный слуга, получила множество травм, но выжила. И Неслишах даже успела доехать до дворца, в котором её мать проводила свою ссылку, успела застать свою Валиде еще живой. — Мама, мамочка, — заливаясь слезами, султанша целовала руку матери и все надеялась, что она откроет глаза — Кто же это с тобой сделал? Как они посмели, ведь ты тоже часть Династии, как решились… — Неслихан, — султанша шепотом произнесла имя дочери. Губы с запекшейся на них кровью почти не слушались её — Береги себя, моя девочка, живи счастливо, — султанша широко открыла глаза, глядя куда-то за спину дочери и прекрасные, черные как ночь очи её остекленели. — Матушка, — девушка испуганно смотрела на султаншу — Сделайте что-нибудь, — лекари печально молчали, опустив головы — Мама, — Неслишах прижалась лбом к еще теплой руке своей матери — Я клянусь тебе, я отомщу им… — Госпожа моя, — Даул-бей с трудом смог отцепить супругу от тела её матери и вывести прочь из лазарета — Госпожа моя, неслишах-султан, я прошу Вас, не терзайте себя, не нужно. Султанша, да прибудет она в раю, не хотела видеть Ваших мучений. — Я отомщу им, Даул, — дочь Шах-султан вскинула на мужа полные решимости глаза — Я отомщу тем, кто избавился от моей матери. Отомщу им всем, и ты поможешь мне это сделать, муж мой, ты поможешь мне возвести шехзаде Селима на трон, и тогда я смогу добраться до них всех и особенно до любимой тетушки Хафизе-султан, что возомнила себя владычицей этой империи, — султанша глубоко вздохнула и обернулась к служанке — Мелек-хатун, как вернемся домой, сообщи фаворитке шехзаде Селима, что я готова с ней встретиться. — Что Вы задумали, госпожа? — молодой бей удивленно смотрел на супругу — Зачем Вам встречаться с фавориткой шехзаде. — Она давно искала со мной встречи, она ищет союзников в лице султанш Династии. И теперь я готова объединиться с кем угодно, чтобы отомстить за смерть моей Валиде и моей сестры, — и чтобы заполучить власть, равную той, что сосредоточила в своих руках ненавистная Хафизе-султан, но об этом её мужу, храброму воину и верному соратнику шехзаде Селима, знать пока не стоило. ***       Алтыншах-хатун была в ярости, все её планы рушились один за другим. Она так и не смогла стать для шехзаде Баязида единственной любимой женщиной, хотя все же понесла от него, и вот теперь, когда она наслаждалась своим положением беременной фаворитки и молила о сыне, шехзаде Баязид отказался взять её с собой в Стамбул на свадьбу Таджии-султан и Махмуда-паши. Отказался взять её, черкесскую княжну и свою фаворитку, и в это же время позволил Амирхан-бею взять с собой беременную Эсманур-хатун. — Чичек, вот скажи мне, где справедливость? — высокая черноволосая княжна расхаживала по покоям, сцепив руки на едва заметном животе — Почему наш шехзаде не взял меня с собой? Ведь все поехали, все, даже эта Эсманур-хатун, которую Хафизе-султан не любит, а меня не взяли. — Ну, так ведь и Фелиса-калфа уехала, — заметила невысокая полноватая девушка, взятая княжной в услужение уже здесь в гареме шехзаде — Теперь некому оберегать эту мерзавку Дафне. — Нельзя, — покачала головой Алтыншах и печально вздохнула — Она сразу заподозрит во всем меня и чего доброго доложит Хафизе-султан, а с ней ссориться никак нельзя, Чичек, вообще нельзя. — Так ведь может и несчастный случай произойти при множестве свидетелей, тогда никто и не подумает Вас обвинить, — коварно улыбнулась светловолосая рабыня. Черкешенка с интересом на неё посмотрела и подозвала к себе. Девушка ловко поднялась с подушек, сидя на которых вышивала шелковые простыни для будущего ребенка княжны, и быстро подошла к своей госпоже, склонившись к самому уху её и шепча слова своего коварного плана.