Хранительница счастья

      Хафизе-султан открыла глаза, когда еще холодное зимнее солнце высоко стояло над столицей Османской империи. Мысли текли непривычно медленно и госпоже понадобилось пару минут, чтобы сконцентрироваться и прокрутить в памяти своей все события, произошедшие за последний день. В покоях едва был слышан тес поленьев в камине и тихие голоса мужчин. Приподнявшись на локтях, златовласая дочь султана Селима заметила у стола стоявших спиной к ней брата и мужа, которые о чем-то говорили, очевидно склонившись над картой. Сев на кровати, Хафизе подавила зевоту и поправила сбившуюся корону. — Ты уже проснулась, сестра моя, — повелитель обернулся и одарил султаншу ласковой улыбкой — Вот и Бали-паша уже прибыл, — султан кивнул на поспешившего к жене зятя и чуть виновато улыбнулся — Пришлось ему все рассказать, а то бы великий визирь с ума сошел от беспокойства за тебя, — мужчина усмехнулся, оглаживая пышную бороду — А как же я без Малкочоглу пойду в поход? — Госпожа моя, — грозный великий визирь опустился на колени подле сидевшей на краю султанской кровати жены и взял её руку — Хафизе-султан, какое счастье. Аллах ниспослал нам свою милость, — Малкочоглу выглядел абсолютно счастливым мальчишкой, в уголках карих глаз Хафизе на мгновение заметила странный блеск, будто обычно несентиментальный паша был готов уронить слезу счастья — Вы подарили мне такую радость, что мне трудно словами описать то, что я чувствую, — повелитель тактично вышел на балкон, оставляя супругов наедине. — Мне и радостно, — златовласая госпожа погладила мужа по щеке и судорожно вздохнула — И боязно, Бали-паша. Ведь когда-то я уже узнала о беременности накануне твоего отъезда и… — Тише, Хафизе, — паша приложил палец к губам и покачал головой — Не смей думать о дурном, даже мысли такой не допускай. Все будет хорошо, я вернусь из похода, ты подаришь мне еще одного ребенка, дворец наш вновь будет оживлен детским смехом. Вот увидишь, мы будем счастливы, — Малкочоглу поцеловал руку жены и накрыл её своей ладонью. — Как бы я хотела, Бали-паша, чтобы в этот раз ты оказался прав, — султанша улыбнулась, отгоняя от себя дурные мысли и осторожно поднялась с кровати — Но если уж вы с повелителем закончили свои дела на сегодня, то я хотела бы, чтобы мы все вместе поужинали. — Пригласи Михримах-султан с дочкой, Бейхан-султан и Фахрие-султан с мужьями, Таджию нашу и Неслишах, — повелитель улыбнулся сестре и подошел к камину, устремляя взор свой на весело потрескивающие поленья — Пусть соберется вся наша семья, я буду счастлив видеть всех вместе. — Как Вам будет угодно, мой повелитель, — Хафизе кивнула брату и вышла из главных покоев вместе с мужем — Бали-паша, сообщи сыновьям, я приглашу остальных гостей. — Может быть этим займется Бейхан-султан, а Вы, госпожа моя, приляжете? — Бали-паша с беспокойством и нежностью смотрел на бледную супругу. — Паша, — Хафизе улыбнулась и обхватила лицо мужа руками, пристально глядя в глаза — Я беременна, а не больна. И это со мной не в первый раз, — Малкочоглу собирался было что-то возразить, но султанша быстро коснулась его губ своими, не давая разразиться нудной тирадой о том, что ей нужно беречься — Я обещаю быть осторожной, Бали-паша, так что не стоит тебе так беспокоиться. ***       Младшее поколение султанш Династии в ожидании ужина в покоях повелителя присутствовало на празднике в гареме, наскоро устроенном по приказу султана в честь будущего ребенка его любимой сестры. Михримах-султан отослала полугодовалую дочку вместе с кормилицей в покои, а сама осталась в гареме, наслаждаясь танцами и прохладным щербетом. — Говорят, что Вы останетесь в столице на время похода, Михримах-султан, — Неслишах внимательно посмотрела на единственную дочь падишаха — В чем же причина? — Хюмашах дурно перенесла долгую поездку, — Михримах чуть улыбнулась. Материнство сделало её красоту, и в былые годы ставшую легендарной даже среди признанных красавиц Династии и султанского гарема, особенно чарующей. — Подожду пока дочь моя подрастет и окрепнет, да и лето мне бы хотелось провести на лоне природы где-нибудь в охотничьем домике в окрестностях столицы. — Может съездите навестить свою матушку, — Фахрие поставила кубок на невысокий столик и улыбнулась самой невинной из своих улыбок. Таджия-султан напряглась, памятуя о том, что старшая сестра и единственная дочь султана всегда друг друга не выносили. Сама Таджия предпочитала с дочкой Хюррем-султан отношения поддерживать отстраненные, но вполне ровные и невраждебные, зная, что пусть Михримах-султан и не была самой дорогой сердцу правителя султаншей, она все же оставалась дочерью властелина Османской империи, его единственной дочерью. — Может и так, — Михримах криво усмехнулась — Или же матушка навестит меня в столице. — Что маловероятно, — сладко отвечала Фахрие — Ведь падишах запретил ей приезжать в Стамбул, даже на свадьбу Таджии-султан не позволил приехать. — Фахрие, — предостерегающе произнесла Таджия, не желавшая скандала накануне похода. — Ну, конечно, как и мужу моему, — Михримах посмотрела на русоволосую султаншу надменно — Кажется не без твоего участия Хасиб Реис этому поспособствовал. — Решение было принято повелителем, — парировала Фахрие-султан, устремляя свой взор на двигающихся в такт музыке рабынь. — Ну, разумеется, — Михримах обратила свой взор на зеленоглазую султаншу и улыбнулась ей, чуть склонив голову набок — Но я не оставляю надежды, что Таджия-султан убедит своего супруга второго визиря совета Махмуда-пашу поспособствовать возвращению Рустема-паши из ссылки. — Не сомневайтесь, госпожа, — Фахрие резко повернула голову, устремляя на младшую сестру непонимающий взгляд — Я смогу убедить Махмуда-пашу в чем угодно, — алые губы юной жены второго визиря изогнулись в хитрой улыбке, зеленые глаза недобро сверкнули, и Фахрие, испепелявшая сестру взглядом, все никак не могла понять, уж не сошла ли с ума её очаровательная сестрица. — Вот и славно, — Михримах-султан сладко улыбнулась, переглянувшись с Неслишах, отвечавшей ей такой же улыбкой, таящей в себе и победу и презрение к дочери великого визиря. — Только кто в том убедит меня, Михримах-султан? — Таджия со стуком поставила кубок на металлический поднос и поднялась с дивана, бросая на дочь повелителя и на жену Даул-бея насмешливый взгляд — Кто убедит в том меня, если я, султанша, как и наш повелитель султан Сулейман считаю, что Рустему-паши должности губернатора Трабзона более чем достаточно и в совет ему возвращаться нужды нет? — Вот как, — Михримах-султан недовольно поджала губы и усмехнулась — Свой выбор ты сделала, Таджия, — в голосе единственной дочери повелителя чувствовались опасные нотки. — Причем очень давно, Михримах-султан, — чуть склонив голову набок, Таджия усмехнулась, окидывая взглядом сестру шехзаде Селима и Неслишах-султан. Фахрие, не без удовольствия наблюдавшая как после слов младшей сестры изменились лица Михримах-султан и дочери покойной Шах-султан, поднялась вслед за женой Махмуда-паши и на прощание тоже улыбнулась двум разозленным султаншам. ***       В главных покоях султана можно было наблюдать практически идеалистическую картину семейного ужина, во время которого за большим столом собрались и все ныне живущие дети повелителя, и семьи его сестер Бейхан-султан и Хафизе-султан, и его племянница Неслишах-султан с мужем. Повелитель Османской империи, которому предстояло утром отбыть в поход, с радостной улыбкой наблюдал за неспешной и вежливой беседой единственной дочери с тетками, за веселым щебетанием младшей дочери покойной Шах-султан, за искрящимися счастьем изумрудными глазами любимой сестры, за счастливой улыбкой Малкочоглу, смотревшего на супругу с обожанием и нежностью, за их первенцем, влюбленно взиравшем на свою смущенную обществом повелителя молодую жену. Сулейману хотелось запомнить свою семью именно такой — счастливой, единой и полной звонкого смеха.       Хафизе-султан подняла глаза на брата и встретившись взглядом с его голубыми как небо глазами улыбнулась ему тепло и немного печально. Султанша не хотела его отпускать, боялась потерять, ибо только недавно жизнь падишаха была в опасности, и теперь ей вновь предстояло беспокоиться о жизни его, зная, что и брат и муж её сражаются с неверными в венгерских землях. — Не грусти, Хафизе моя, — на прощание мужчина поцеловал сестру в лоб и крепко обнял — Я обещаю тебе, что с позволения Всевышнего мы очень скоро вернемся домой и ваш ребенок родиться тогда, когда мы будем рядом. — Я буду молиться о Вас, мой повелитель, — султанша крепче прижалась к брату и тихо прошептала у самого его уха, так, чтобы только он мог её слышать — Будь осторожен, брат мой, и пусть моя любовь хранит тебя от напастей… ***       Махмуд-паша вошел в отведенные им с супругой покои в Буколеоне, куда зеленоглазая госпожа пожелала поехать ночевать, дабы иметь утром возможность провести хоть несколько лишних минут с братом и отцом. Служанка его жены тут же поклонилась ему и жестом приказала остальным рабыням заканчивать с расставлением свечей и убираться. — Паша, — Кара-хатун ему не нравилась, в черных глазах этой худощавой девушки было что-то дьявольское. Второй визирь совета с удовольствием бы избавился от нее в своем дворце, но рабыня была собственностью его супруги, и Таджия-султан, чей характер оказался определенно тяжелее, чем он думал до их никяха, пришла бы в ярость, вздумай паша тронуть кого-то из её личных слуг, особенно помощницу. — Где Таджия-султан? — Махмуд-паша озадаченно осмотрелся и жены в комнате не обнаружил — Что-то случилось? — Не извольте беспокоиться, паша, — девушка улыбнулась визирю, но взгляд черных глаз её показался ему колючим — Султанша сейчас в кабинете Бали-паши. Госпожа хотела побеседовать со своим отцом накануне поездки. Она придет позже. — Хорошо, — паша был несколько недоволен, что в ночь перед походом его молодая жена проводит время не подле него, но ничем этого не показал, ибо великий визирь был им уважаем, и в отношения Малкочоглу с его единственной и горячо любимой дочерью паша предпочитал не лезть, ибо еще свеж в памяти был разговор с Бали-пашой в день их с Таджией-султан свадьбы. Великий визирь вполне дал понять зятю, что с ним разделается собственными руками, забыв о годах верной службы и дружеских отношениях, если только зеленоглазая племянница падишаха будет чем-то расстроена в браке с Махмудом.       Жену паша любил, брак этот был для него желанен, но с первых дней оказался нелегок. Таджия-султан была избалованной, и хотя в неприветливости и неласковости её обвинить было нельзя, но какой-то холод и все время разделяющую их дистанции Махмуд чувствовал постоянно. Быть мужем султанши Династии оказалось сложнее, чем паша себе представлял, но второй визирь надеялся, что сможет познать искреннюю любовь своей супруги, если будет с ней ласков, нежен и верен ей, как и пообещал в тот день, когда она встретилась с ним во дворце шехзаде Баязида и согласилась стать его женой. ***       Бали-паша сидел на невысоком диванчике в своем кабинете и в глубине карих глаз его при желании можно было угадать и сожаление, и боль, и раскаяние. Таджия-султан, сидевшая у ног отца и как в детстве прижимавшая свою голову к его коленям, как всегда перед походами просила его вернуться живым и невредимым. — Отец, поберегите себя и попридержите Амирхана и Зуфара, — султанша печально вздохнула — Ради матушки и будущего ребенка, ради меня… Мне ни днем ни ночью не будет покоя, я буду неустанно молиться, чтобы Всевышний уберег вас от беды. — Не печалься, отрада сердца моего, — паша ласково гладил дочь по темным кудрям — Не терзайся понапрасну. Я вернусь к тебе и к твоей маме, с позволения Всевышнего, мы все вернемся живыми и с победой, поход не продлится долго, — паша помолчал, пытаясь разглядеть в глазах дочери, устремившей свой взгляд на него, что-то ему одному известное, но не находил ответа на свои вопросы. — Я пойду, — зеленоглазая султанша поднялась и поцеловала руку отца — Махмуд-паша ждет меня, отец, — и в голосе дочери Малкочоглу услышал едва различимую горечь. Султанша ничем не давала понять своей семье, что брак со вторым визирем ей в тягость, но, пожалуй, отец и братья не хуже Хафизе-султан знали, что для девушки это тяжелая жертва — Доброй ночи, — жена второго визиря направилась к высоким резным дверям. — Таджия, — окликнул дочь великий визирь, когда та стояла уже у самого порога. Девушка обернулась и вопросительно вскинула бровь, устремляя на отца пронзительный взгляд изумрудных глаз. — Вы что-то хотели сказать, папа? — османская принцесса пристально посмотрела в глаза зятю султана и почти снисходительно усмехнулась, когда паша отрицательно замотал головой, отводя взгляд. — Спокойной ночи, дочка, — Малкочоглу отошел к письменному столу и сосредоточено стал разглядывать первый попавшийся ему на глаза документ.       Единственная дочь любимой сестры повелителя покинула кабинет отца и прямо в коридоре столкнулась со ждущей её Карой-хатун. Верная служанка быстро поклонилась и пошла следом за своей госпожой. Таджия-султан уже привычным движением открыла крошечный флакончик и зажмурившись выпила мутную жидкость, не сбавляя шаг. — Махмуд-паша уже в покоях? — вручив служанке пустой флакон и облизав губы, поинтересовалась зеленоглазая госпожа. — Ждет Вас, Таджия-султан, — рабыня позволила себе негромко усмехнуться — Был крайне недоволен тем, что не застал Вас в спальне. — От стратегии поведения, избранной Шах-султан в свое время, меня останавливает только то, что скоро будет необходимо действовать, — султанша оправила платье, стоя у дверей своей спальни и глубоко вдохнула, жестом приказав служанкам отворить двери — Махмуд-паша, — шагнув внутрь покоев, госпожа приветливо улыбнулась ждавшему её супругу — Надеюсь, Вы не слишком успели заскучать, пока я была у отца… ***       Топкапы гудел точно пчелиный улей, ибо в гареме уже начали готовиться к прибытию гарема шехзаде Баязида, ставшего на время похода наместником султана Сулеймана. Пока Афифе-хатун отдавала распоряжения агам, а слуги торопливо готовили покои, Таджия и Фахрие наблюдали за всем этим с холодной отстраненностью. — Не думала, что ты захочешь от него избавиться, — Фахрие нарушила повисшую тишину — Когда-то ведь ты была им увлечена, отпустила с миром, сердце твое не любило его, — русоволосая султанша тихо усмехнулась — Оно вообще кроме одного человека никого не любило… — Фахрие, — предостерегающе произнесла Таджия — Не лезь не в свое дело. — Хорошо-хорошо, — жена Хасиб Реиса примирительно подняла руки — Оставим этот разговор до лучших времен. И все же я не понимаю, что тебя так разозлило. Неужели то, что он женился на Неслишах-султан, задело твое самолюбие? — Не говори чепухи, Фахрие, — зеленоглазая султанша поморщилась — Меня беспокоит дочь покойной Шах-султан, и эта та причина, единственная причина, по которой от него нужно избавиться, — помолчав Таджия добавила — Как и от его отца. Их род опасен, они поддерживают старшего наследника, я беспокоюсь о том, чтобы они не объединились с Рустемом-пашой и не стали угрозой. — Рустем-паша в ссылке, Таджия, — беззаботно улыбнулась Фахрие-султан, наблюдая за тем, как в гареме появляется мать в сопровождении Хафизе-султан и жены Амирхана. — А Михримах-султан все еще единственная дочь падишаха, он многое ради нее сделает, — поймав взгляды матерей на себе, султанши почти синхронно поклонились и улыбнулись — Так что избавляться от него нужно сейчас, — с дьявольской улыбкой на устах произнесла султанша — А следом и от его жены, если будет плести интриги. — Она член Династии, — почти прошипела Фахрие стоя к сестре очень близко — Хватит того, что на руках твоих уже кровь Хуриджихан-султан, — дочь Бейхан-султан смотрела на сестру строго — Хватит, Таджия. — Кто бы говорил, — зеленоглазая султанша посмотрела на сестру насмешливо — Мы все помним печальную участь Эсмахан-султан и старшего шехзаде Мехмета, — несколько мгновений сестры смотрели друг на друга в упор, а затем отвели глаза, приветствуя поднявшихся к ним матерей.       Они обе уже увязли в дворцовых интригах, и каждая из них была достойной дочерью своей матери. Султанши были молоды, Таджия-султан и вовсе была даже моложе, чем её мать в те годы, когда султан Селим Явуз казнил одного за другим своих шехзаде, оставив в живых лишь Сулеймана, но обе эти молодые женщины запачкали свои руки кровью своей же Династии, и обе знали, что даже если однажды об этом станет известно их Валиде, они не в праве будут их осудить, ведь на руках Бейхан-султан был кровь её младшей сестры, а на руках златовласой дочери Селима Явуза кровь её братьев и её племянника. ***       Шехзаде Баязид стол на балконе главных покоев и взирал на ночной Стамбул. Россыпь звезд и бледная луна освещали еще не проснувшийся после весны сад Топкапы, но в воздухе уже чувствовался едва уловимый аромат самых первых цветов. — Шехзаде, — на балкон покоев вышел привратник и поклонился наместнику султана — Таджия-султан пожаловали. — Проси, — Баязид с улыбкой вошел в покои и застал там сестры. Таджия Хасна-султан, единственная дочь великого визиря и Хафизе-султан, более остальных племянниц любимая повелителем, стояла у порога и улыбалась ему — Таджия, — Баязид раскрыл сестре свои объятия. Зеленоглазая султанша, облаченная в расшитое золотом платье молочного шелка, просияла и поспешила обнять шехзаде. — Рада, что Вы пригласили меня на ужин, шехзаде, — молодые люди сидели друг напротив друга за большим невысоким столом, уставленным множеством яств — Давно мы с Вами не беседовали. — Для меня большое счастье вновь иметь возможность проводить с тобой время, Таджия, — младший наследник султана улыбнулся и немного отпил из кубка — В Кютахье мое сердце постоянно тосковало, и не сразу я понял, что тоскует оно о тебе. — Настоящая мука не иметь возможности видеться часто с тобой и братом Амирханом, Баязид, — казалось, что весь немного официальный флер, ставший спутником юной госпожи после замужества, спал, вернув прежнюю Таджию, бывшую подле него с самого детства. Баязид смотрел на нее в этот вечер во все глаза, смотрел и понимал, что видит не то, что виделось ему раньше. В главных покоях перед ним сидела не вечная спутница его детских лет, а молодая прекрасная госпожа, горделивая и не менее властная, чем её мать. В бездне изумрудных глаз таилось что-то такое, чего шехзаде никогда не видел в своей младшей сестренке Таджие, но что было неизменно заметно в жене второго визиря совета Таджие Хасне-султан. — Я получил сегодня письмо от него и от нашего повелителя, — шехзаде поставил кубок на стол и улыбнулся, наблюдая, как Таджия-султан с аппетитом уплетает сладости, нисколько не обращая в этот момент внимания на него. За время, проведенное в санжаке, он уже успел отвыкнуть от того, что женщина в его присутствии может есть с аппетитом, совершенно не заботясь о том, что должна производить впечатление птички, которая клюет лишь пару зернышек — Они здоровы все, разбили лагерь и начали подготовку к взятию Буды. — Матушка тоже получила послания от повелителя и от отца, — Таджия отправила в рот крупный финик, блестящий от меда — Мы все сегодня получили письма из лагеря повелителя. Инш Аллах, они вернутся вскоре с победой. — Аминь, — кивнул Баязид, не сводя глаз с сестры — Я так рад, что ты как и прежде можешь беседовать со мной, — шехзаде вздохнул — Там в Кютахье мне очень не хватало того, с кем я просто мог бы поговорить и с кем мог бы помолчать. — Амирхан же всегда остается подле Вас, мой шехзаде, — Таджия на мгновение замерла, поймав на себе странный взгляд старшего брата и улыбнулась — Он, конечно, не может быть таким интересным собеседником как я, да и зануда он страшный, но все же с ним тоже можно иногда поговорить. — Ты как и прежде верна себе, Таджия-султан, — шехзаде рассмеялся — Самомнение огромно. — Всем в этом дворце и далеко за его пределами известно, — султанша кокетливо улыбнулась и горделиво приосанилась — Что в случае моей матери и меня это оправдано, — молодые люди весело рассмеялись, и Баязиду показалось, что впервые за долгие месяцы он обрел и желанный покой, и душевную легкость. ***       Алтыншах-хатун поездке в столицу была рада. Оказавшись в Топкапы, где ей выделили покои, когда-то принадлежавшие Махидевран-султан, черкешенка уже представляла, как будет властвовать в этом дворце, когда шехзаде Баязид станет султаном. Единственное, что огорчало беременную княжну, так это то, что не удалось воплотить в жизнь задуманное, избавиться от беременной Дафне-хатун, чей ребенок, в случае, если это будет мальчик, станет старшим наследником шехзаде Баязида. Под сводами Топкапы до бывшей шпионки Нурбану-султан было не добраться, Бейхан-султан и верные ей люди тщательно оберегали мать будущего наследника наместника повелителя, и потому Алтыншах решила затаиться.       Молодая женщина спешила в покои шехзаде Баязида, желая навестить его и провести вечер подле наследника престола, с которым она виделась после приезда из Кютахьи лишь однажды, хотя Баязид исправно посылал своих слуг узнать, здорова ли она. Тяжелые черные косы, ставшие за время беременности, казалось, еще гуще, были украшены золотыми нитями, высокий белый лоб венчали яркие украшения, усыпанные каменьями и сиявшими так же ярка, как подобные ночному небу очи черкесской красавицы. В нескольких шагах от дверей, ведущих в главные покои Топкапы, Алтыншах-хатун пришлось остановится. Рядом с покоями наместника султана стояла Кара-хатун. Завидев беременную фаворитку и её слуг, девушка кивнула и продолжила стоять как ни в чем не бывало. — Доложите о моем приходе шехзаде Баязиду, — глубоко вздохнув, черкешенка сделала шаг в сторону привратника, но тот поклонился ей и остался стоять на месте — Ты что не понял меня? Немедленно доложи шехзаде. — Сожалею, хатун, — привратник не поднимал глаз на грозно сиявшую черными очами девушку — Но шехзаде ужинает с Таджией-султан, приказано не беспокоить, — из-за дверей главных покоев послышался звонкий смех зеленоглазой султанши и хохот шехзаде Баязида. — Госпожа моя, — Чичек-хатун попыталась сгладить напряжение повисшее между её хозяйкой и служанкой Таджии-султан, которая с легкой насмешкой смотрела на беременную наложницу — Пойдемте в Ваши покои, навестите шехзаде потом. — А что госпожа так поздно делает в Топкапы? — Алтыншах смирила черноглазую служанку взглядом — Разве у нее нет своего дворца? — Перед тобой ей что ли отчитываться, Алтыншах-хатун? — Кара усмехнулась в лицо самонадеянной княжне — Ты что ли тут хозяйка, что без твоего позволения султанша Династии не может навестить своего брата? — верная помощница Таджии-султан вопросительно вскинула тонкую бровь. — Пойдемте, госпожа моя, — Чичек тщетно пыталась уговорить черкешенку уйти назад в гарем — Вам нельзя волноваться, — но то, что произошло дальше, заставило волноваться их всех.       В коридоре, ведущем к главным покоям, появилась Неслишах-султан. Следом за ней, быстро перебирая ногами и что-то громко ей говоря, спешил Сюмбюль-ага, за ним едва поспевала Афифе-хатун, но черноглазая дочь покойной Шах-султан, казалось, никого из них не замечала, она стремительно шла к покоям шехзаде, сжимая в руках письмо. — Госпожа, — привратник поклонился — Шехзаде не принимает, он ужинает с Таджией-султан. — С дороги, — девушка оттолкнула охранника и проскочила в главные покои. Таджия и Баязид, рассматривавшие какой-то редкий фолиант, добытый для шехзаде верным Матракчи, удивленно замерли. Брови зеленоглазой дочери великого визиря удивленно поползли вверх, когда в покои ворвалась её двоюродная сестра, чье лицо сейчас вызывало страх даже у закаленной дворцовой жизнью Таджии. — Неслишах? — Баязид был удивлен и решительно не понимал, что за дерзость позволяет себе дочь покойной Шах-султан — Что за выходки? Почему ты позволяешь себе врываться в мои покои без разрешения? — Простите, шехзаде, — сладким голосом произнесла девушка и поклонилась, продолжая неотрывно смотреть прямо в глаза своей сестре — Я не к Вам, Вы уж простите за вторжение. Я к ней, — Неслишах кивнула на замершую за плечом шехзаде Таджию и протянула вперед руку с зажатым в ней посланием — Это ведь твоих рук дело, ты теперь довольная, не так ли, Таджия-султан? — Я не понимаю тебя, Неслишах, — на лице дочери Хафизе-султан отразилось искренне удивление — Что произошло? Что это за письмо? — Это? — Неслишах бросила послание на ковер к ногам шехзаде и его сестры — Это письмо, в котором мне сообщают, что мой супруг Даул-бей погиб в лагере повелителя. — О Аллах, — Таджия прижала руку к груди — Это ужасно, Неслишах. Прими мои соболезнования, сестра, в походе всякое случается, опасность на каждом шагу. Наверняка Даул-бей, да прибудет он в раю, пал как храбрый воин во благо нашей Династии и Османской империи. — Замолчи, — зло крикнула молодая вдова — Закрой свой грязный рот, Таджия, ты убила его, по твоему приказу его убили, я это точно знаю. — Неслишах-султан, успокойтесь, — Баязид попытался шагнуть к девушке, чтобы утешающе коснуться её плеча, но она отскочила от него, точно от огня — Для таких обвинений нужны веские доказательства, — шехзаде начинал злиться, он не выносил, когда Таджию или её мать бездоказательно упрекали во всех происшествиях во дворце и за его пределами — Ваше поведение оскорбительно и недопустимо. Я понимаю Ваше горе и приношу свои искреннее соболезнования, но Вам необходимо держать себя в руках. — Отомстить мне за Фахрие-султан решила? — Неслишах сделала решительный шаг к замершей с отстраненным выражением лица сестре и чуть склонила голову набок, разглядывая её полным ненависти взглядом черных глаз — Он умер от змеиного укуса. Ты велела подбросить ему змею. Признавайся же! — Мне горько слышать подобные обвинения, Неслишах-султан, — Таджия смирила девушку взглядом и гордо вздернула подбородок — Как Вам не совестно обвинять меня во всех бедах? У кого Вы этому научились, у Михримах-султан или у своей покойной Валиде, что всегда и во всем обвиняла мою матушку? — Змея, — в черных как ночь глазах блеснули слезы — Ты всё у меня отняла, всё. Моя несчастная сестра пала жертвой грязных твоих интриг, моя Валиде пала от рук тебя или твоей ужасной матери, мой муж… — договорить вдове Даул-бея было не суждено, с как и прежде спокойным выражением лица Таджия влепила султанше звонкую пощечину. Неслишах на мгновение опешила и замерла, прижимая ладонь к горящей щеке и глядя на сестру недоумевающе. — Не смей даже думать о моей матери неуважительно, — в голосе Таджии-султан послышались опасные нотки — Прежде чем винить во всех бедах других, стоит посмотреть в зеркало, Неслишах, там ты увидишь виновника всех своих страданий. — Неслишах-султан, — Баязид был шокирован произошедшим не меньше, чем ворвавшиеся в покои вслед за султаншей главный евнух и хазнедар — Возвращайтесь к себе, Вам нужно взять себя в руки, позже мы поговорим. — Шехзаде, — Неслишах смолчала рвущиеся наружу резкие слова и быстро поклонилась, практически пулей вылетая из покоев шехзаде и больно толкая его беременную фаворитку. Алтыншах и её служанка Чичек, слышавшие все происходящее из коридора, настороженно переглянулись и поспешили убраться в гарем, чтобы не попасть под горячую руку шехзаде или же его сестры. — Шехзаде Баязид, умоляю, простите, — главный евнух рассыпался в извинениях перед наместником султана — Не уследили, не смогли остановить. Госпожа ворвалась в Топкапы и потребовала немедленно сказать, где Таджия-султан, а потом мы уже не смогли её задержать. — Оставь нас, Сюмбюль-ага, — взглянув на бледное лицо Таджии-султан, в зеленых глазах которой стояли слезы, молвил Баязид — Доложи тетушкам о случившемся, — молодой человек махнул рукой, приказывая аге забрать лежавшее на ковре послание. — С Вашего позволения, шехзаде, я вернусь в свой дворец, — единственная дочь великого визиря старательно прятала глаза от брата — Поужинаем в другой раз. — Таджия, да что с тобой, — шехзаде поднял лицо сестры за подбородок и удивленно замер. По щекам девушки катились слезы, султанша смотрела на сына повелителя с глубокой печалью — Неслишах-султан очень расстроена случившимся, её сердце разрывается от боли, потому она и произнесла такие ужасные слова. Я более чем уверен, что когда боль её поутихнет, ей будет стыдно за сказанные тебе слова. — Нет, Баязид, — Таджия горько усмехнулась и всхлипнула — Никому не будет стыдно, никогда, они все считают и мою матушку, и меня беспринципными чудовищами, обвиняя во всех смертных грехах. Сестра Неслишах, сестра Михримах, шехзаде Селим, его мать, покойные ныне тетушки Шах и Хатидже, их дети — все они считали меня и мою мать врагами, во всех бедах всегда винили нас. Так было и так будет, так мы платим за свою близость к трону, за свою нерушимую связь с падишахом. Никто из них никогда не любил меня, хотя Аллах свидетель — я хотела большую и дружную семью, никогда не желала вражды. — Не терзай мое сердце своими изумрудными слезами, Таджия, — шехзаде привлек девушку к себе и крепко обнял — Пусть тебя никто из них не любит, но я буду любить всегда, — молодой человек погладил прильнувшую к нему и всхлипывающую девушку по темным кудрям — И повелитель наш тоже. А остальные неважно, не думай о них, забудь, выброси из головы. Я один буду тебя любить, Хасна-султан, даже если весь остальной мир будет тебя проклинать. — И я всегда буду любить Вас, мой шехзаде, — султанша глубоко вздохнула и успокоилась, спасаясь в объятиях шехзаде от всех горестей этого мира. ***       У постели госпожи стояла лекарша, за её спиной, опустив глаза в пол и нервно заламывая руки, стояла Кара-хатун. Таджия поправляла платье молча, с холодным безразличием застегивая мелкие пуговички своего ярко-сиреневого платья. Пожилая лекарша молчала, решительно не понимая, почему её пациентка не обрадовалась. — Ты уверена, Джансу-хатун? — Таджия поднялась с постели и посмотрела на женщину внимательно и строго. — Сомнений быть не может, госпожа моя, — горячо заговорила женщина — Вы не простывали, Вы ждете ребенка, срок уже около двух месяцев. Аллах благословил Вас и Махмуда-пашу накануне похода. — Да, благословил, — Таджия улыбнулась как и полагалось, но улыбка получилась растерянной — Спасибо тебе, — султанша отблагодарила лекаршу золотом и отпустила. — Госпожа, я не знаю, как же такое возможно, — растерянно пролепетала Кара-хатун — Вы же постоянно пили лекарство и… — Значит так угодно Всевышнему, — остановившись перед зеркалом, отражавшим её в полный рост, Таджия скрестила руки на плоском животе и грустно улыбнулась своему отражению — Ступай, Кара, я хочу побыть одна. — Как пожелаете, госпожа моя, — служанка вышла, а зеленоглазая дочь великого визиря еще долго стояла перед зеркалом и пристально рассматривала в нем себя.       Ей шел семнадцатый год, она была хороша собой, молода, свежа, лицом пошедшая в мать, с такими же яркими зелеными глазами и темными, почти черными волосами как у отца — Таджия определенно была одной из красивейших представительниц своей семьи и могла бы соревноваться с Михримах-султан, если бы не имела почти болезненной худобы и чрезмерной бледности. Придирчиво рассматривая свое отражение, в отдельных штрихах Таджия подмечала то, что свидетельствовало о её беременности — чуть раздавшиеся бедра, налившаяся грудь, некоторая округлость в лице. Выйдя замуж за пашу, она решила, что детей от него не хочет, и потому делала все, что было известно современной медицине, дабы не зачать дитя, но Аллах распорядился иначе, и вот под сердцем своим юная жена второго визиря совета носила дитя от нелюбимого мужчины. — Кара, — позвала служанку жена Махмуда-паши — Принеси перо и бумагу, напишу второму визирю послание, пусть порадуется. — Как пожелаете, моя госпожа, — рабыня немного удивилась улыбчивости своей султанши, зная о её нелюбви к супругу — Что-то еще? — Прикажи готовить карету, поеду к матушке после, поделюсь с ней новостями, — улыбка на мгновение стала кривой — Вот уж кто будет счастлив безмерно тем, что теперь я буду привязана к паше ребенком. ***       Роды у Дафне-хатун начались на несколько недель раньше предполагаемого срока, и собравшиеся в покоях Бейхан-султан госпожи Династии прибывали в нетерпении. Ребенок, коего должна была произвести на свет эта девушка, должен был стать первым ребенком шехзаде Баязида, и потому событие это было волнительно для каждой поддерживающей младшего наследника госпожи.       В двери покоев постучали и Бейхан-султан сделала знак служанке, позволяя впустить гостя. Вместо Сюмбюля-аги, который должен был сообщать новости, на пороге показалась вторая беременная фаворитка шехзаде. Черкешенка вошла с вежливой улыбкой и поклонилась членам Династии, придерживая свой выпирающий живот. — Госпожи, — черноглазая красавица улыбнулась — Мне сообщили, что все вы здесь и я осмелилась покинуть свои покои. Признаться честно, мне так скучно целыми днями быть там одной. — Проходи, Алтыншах, мы тебе рады, — с улыбкой отвечала Хафизе-султан. Жена великого визиря, казалось, переживает свою вторую весну. Златовласая султанша светилась от счастья и имела абсолютно здоровый вид, поздняя беременность украсила её, вернув лицу нежный румянец, а глазам счастливый блеск. — Как Ваше здоровье, Таджия-султан? — опустившись на подушку подле Эсманур-хатун, княжна посмотрела на жену второго визиря — Я слышала, что Вы неважно себя чувствуете. — Благодарю за беспокойство, — Таджия ответила вежливой улыбкой — Со мной все в рамках нормы для моего положения, — о беременности своей султанша говорить не желала, хоть во дворце и за его пределами все, кто узнавал о ней, принимались желать госпоже здоровья и поздравлять, зеленоглазую госпожу это раздражало. Ребенок не входил в её планы, и она начинала понимать Михримах-султан, которая раздражалась во время своей беременности ото всех разговоров о материнстве. — А как себя чувствуешь ты, Алтыншах? — Фахрие состояние сестры отлично улавливала и потому перетянула внимание черноволосой наложницы на себя — Тебе ведь тоже скоро срок родить. — С позволения Всевышнего я подарю нашему шехзаде здорового сына, — улыбнулась черкешенка, нежно касаясь скрытого шелком платья живота. — Или дочь, — с улыбкой ответила ей Таджия, отпивая из кубка отвар от тошноты — Никому неизвестно, кого ты родишь, хатун, — султанша поймала на себе осуждающий взгляд матери. — Госпожи, — в покои после короткого стука торопливо вбежал Сюмбюль-ага — О Аллах, беда в нашем дворце, беда, — причитал евнух. — Что такое, Сюмбюль-ага? — Бейхан поднялась и внимательно посмотрела на слугу — Что стряслось? Ну, не томи же нас, говори скорее. — Дафне-хатун разродилась девочкой, — ага скрестил руки на животе и потупился — И тут же предстала перед Аллахом, да простит он ей её прегрешения. — Аминь, — разнеслось по покоям — Что же с ребенком, Сюмбюль-ага? — Ай, госпожа, слабенькая очень султанша родилась, — отвечал своей любимой султанше Сюмбюль — Болезная, синенькая вся, лекари над ней кружат, да только никаких прогнозов не дают. — Аллах убереги её, — прошептала Хафизе, поднимаясь с дивана — Нужно сообщить шехзаде, я сообщу ему сама, проводи меня Сюмбюль. — Мы будем ждать вас в лазарете, Хафизе, — кивнула сестре Бейхан, уводя за собой дочь, племянницу и невестку своей сестры. — Вот видишь, Чичек, — вернувшись в свои покои и не без помощи служанки опустившись на мягкую тахту, улыбнулась черкешенка — Все само разрешилось, Аллах услышал мои молитвы. Эта змея издохла наконец, а родила девчонку, — женщина погладила свой большой живот и мечтательно улыбнулась — А я рожу сына, крепкого шехзаде рожу, и однажды, вот увидишь, так и будет, я стану Валиде-султан и буду править и этим гаремом, и всем остальным. — Инш Аллах, так и будет, госпожа моя, — служанка укрыла зевающую фаворитку покрывалом — А сейчас Вам нужно отдохнуть, поберечь себя на поздних сроках надо. ***       В лагере повелителя, разбитом прямо на берегу Дуная, почти все уже спали. Не считая гибели Даул-бея, мужа Неслишах-султан, от укуса ядовитой змеи, когда тот мирно спал в своей палатке, потерь среди мужчин Династии и мужей султанш Династии не было. Махмуд-паша радовался тому, что всё складывается как нельзя удачно, а еще сердце его грела весть, недавно полученная им из столицы. Таджия-султан ждала ребенка, носила под сердцем их первенца, и это приводило влюбленного в нее пашу в восторг, это было почти осязаемым свидетельством того, что она действительно стала его женой. — Вам тоже не спится, паша? — Селим возник будто из ниоткуда и встал подле Мазмуда-паши, с берега взиравшего на речную гладь, отражавшую звездное небо — Я вот решил привести мысли в порядок перед сном. — Шехзаде, — второй визирь склонился и улыбнулся рыжему наследнику — Инш Аллах, Вас ничего не тревожит в этот час? — Меня? — сын Хюррем-султан насмешливо вскинул бровь — Нет, паша, меня ничто не тревожит, а вот тебя, если ты не глупец, должно бы. — И что же по-вашему должно тревожить меня, шехзаде Селим? — Махмуд нахмурился и посмотрел на наследника престола очень внимательно. — Как минимум они, — не оборачивась, Селим кивнул на сидевших у костра Бали-пашу и его сыновей — Как максимум еще и Ваша жена, и Ваша теща. — Я не понимаю, о чем Вы говорите, — весь этот разговор решительно не нравился второму визирю совета. — Бросьте, паша, — Селим улыбнулся хитро и глаза его озорно блеснули — Вы же прекрасно понимаете свою роль в этом спектакле. Вам, сколь бы Вы не были достойным и талантливым человеком, никогда не прыгнуть выше Малкочоглу и его сыновей, — шехзаде усмехнулся — Даже мальчишка Зуфар скорее станет великим визирем Османской империи, чем Вы, верный воин падишаха, мудрый государственный муж и зять Династии. И ведь Вы понимаете почему так. Подле шехзаде Селима всегда будут муж и дети Хафизе-султан, все остальные обречены на провал. Хасиб Реис и султанзаде Искандер будут довольствоваться властью во флоте, а вы так и останетесь вечным вторым визирем, — шехзаде замолчал, с удовольствием наблюдая за глазами паши, в которых отражалось то сомнение, что ему удалось посеять в душе мужа Таджии-султан — Если, конечно, Вы вообще по сценарию этого спектакля останетесь живы после восхождения Баязида на престол. — Да как Вы смеете… — Смею, паша, ибо хорошо знаю свою драгоценную сестру, Вашу супругу, — Селим улыбался сладко, так, что Махмуду на краткое мгновение показалось, что улыбка эта сравнится только с ядовитым медом — И смерть Даул-бея тому подтверждение. — Для того, чтобы обвинять в случившемся мою супругу, Вы должны обладать вескими доказательствами, — Махмуд вмиг вспыхнул, устремив полный ярости взор на наследника — Даже Вы, шехзаде Селим… — Она ведь когда-то была им увлечена, — Селим наслаждался тем, как легко этот человек, не поддавшийся на все уловки его матери в те годы, когда он был Лалой при Мехмете, начинает сомневаться от его слов — Тобой, паша, она так никогда не увлекалась и не увлечется. И все же она от него избавилась, когда поняла, что он, став зятем Династии, может стать опасен для её обожаемого Баязида и для них, — Селим вновь бросил взгляд на великого визиря, о чем-то увлеченно беседовавшего с сыновьями у костра — Ты о том хорошенько подумай, Махмуд-паша. Мне нужны будут люди мудрые и хитрые, когда придет время. И если суждено мне будет править, то великими визирем ты станешь в обход этого бесполезного шакала моей матери, который угодил в ссылку, едва став мужем Михримах-султан — И если решишься, знай, что уже пора действовать, и мне достаточно будет понять, что я могу на тебя рассчитывать, — Селим похлопал растерянного и впавшего в смятение пашу по плечу — Думай, Махмуд-паша, быть цепным псом, которого отравят, едва он перестанет быть нужен, или быть другом и советником. Ты ведь был покойному Мехмету хорошим советником, хоть и не был ему верен… ***       Хафизе больно было видеть печаль дорогого племянника, но утешить шехзаде, потерявшего своего первого ребенка, она не могла, не находила слов. Таджия сидела подле матери и напряженно взирала на опущенные плечи и понурую голову шехзаде, стоявшего у камина вот уже который час и молчащего. — Баязид, — Таджия поднялась, поймав недовольный взгляд матери, и подошла к брату, обнимая того за плечи — Горе твое велико, но Всевышний не посылает испытания, которые нельзя бы было пережить. Аллах да упокоит безгрешную душу твоей дочери Хатидже-султан, и вскоре ты сможешь взять на руки другое свое дитя. — Я утешаюсь надеждой, что Алтыншах подарит мне здорового ребенка, — вздохнул шехзаде и повернулся лицом к сестре, беря её голову в свои руки и целуя в лоб — А если Всевышнему будет угодно не даровать мне детей пока, так я буду рад взять на руки и дитя, что ты родишь Махмуду-паше. — Не печалься, мой милый шехзаде, — Хафизе поднялась и подошла к детям — Аллах да не оставит нас, и вскоре ты прижмешь к груди своего ребенка. Я верю, что однажды смогу взять на руки твоих детей, и они будут для меня такими же родными внуками, как и рожденные другими моими детьми. — Вы придаете мне сил, госпожа моя, — шехзаде поцеловал руку тетки и через силу улыбнулся — Я молюсь Всевышнему, чтобы он не оставил меня без Вашего светлого лика, чтобы Вы всегда были рядом со мной. — До самого конца своих дней, Баязид, я не покину тебя и нашего повелителя, можешь быть в том уверен, — мать и дочь покинули главные покои, направляясь в Буколеон, где они жили все вместе в ожидании возвращения мужчин с войны. ***       Узнав правду о своем происхождении, Эсманур-султан пришла в ужас, словно в одночасье вновь лишившись дара речи. Полученное от отца, находившегося при смерти в Кютахье, стало недостающим звеном цепочки событий, что часто снились ей во снах. Теперь она знала, кто были её родители, она знала, что была дочерью покойного визиря Ибрагима-паши и его любовницы Нигяр-хатун, и знание это приводило её в замешательство. — Госпожа не принимает, Эсманур-хатун, — поклонившись жене султанзаде, молвила Фидан, когда столкнулась с девушкой у дверей кабинета хозяйки Буколеона. — Мне очень нужно увидеть её, Фидан, сейчас же, — и дочь греческого фаворита султана вошла в кабинет златовласой госпожи. Хафизе-султан сидела за столом в ночном платье, волосы её золотыми кудрями разметались по хрупким плечам и спине, зеленые глаза счастливо поблескивали, ибо султанша строчила послание супругу, рядом уже лежали письма, написанные для брата и для сыновей, и теперь златовласая госпожа с упоением изливала на бумагу слова любви, нежности и тоски о Бали-паше. — Эсманур? — женщина удивленно вскинула тонкую бровь, увидев невестку посреди своего кабинета — Что-то случилось? Тебе нездоровиться? — Случилось, госпожа, — девушка с трудом подошла к широкому резному столу и положила на него послание. Живот нещадно тянуло, перед глазами все плыло, слезы, жгучие и злые щипали глаза и мешали смотреть прямо на свекровь — Только это много лет тому назад случилось, когда Вы отдали приказ убить мою мать, а потом избавились от моего отца Ибрагима-паши. Теперь мне все известно, все, и я не желаю больше находиться с вами под одной крышей. Я немедленно уеду, а когда мой муж вернется из похода и все узнает, то он тоже вряд ли захочет когда-нибудь вновь переступить порог этого дворца и увидеться с Вами. — Ты угрожаешь мне отнять у меня сына? — Хафизе откинулась на спинку стула и хищно улыбнулась — Ты смеешь обвинять меня, члена правящей Династии Османов Хафизе Ханым-султан в чем-то? Кто ты такая, чтобы так разговаривать со мной? Что за неуважение? — Вы убийца, — по щекам беременной девушки катились слезы — Безжалостная убийца, всё, что о Вас говорили мне, оказалось сущей правдой, всё, что о Вас судачили не было ложью. Вы убийца, убийца, не пощадившая никого, — девушка начинала задыхаться и вдруг громко закричала, падая на пол. — Фидан, — крикнула Хафизе, призывая к себе служанку — У Эсманур-хатун начались роды, позови Нуру-хатун скорее. — Сейчас, госпожа, — помощница султанши скрылась за дверями покоев, а другие служанки помогли проводить дико кричащую жену султанзаде в её спальню. Хафизе жестом отослала служанок невестки и всех своих слуг, оставшись подле девушки до момента, когда придет Нура-хатун вместе с Фидан — Никто не в состоянии отнять у меня сына, девочка, — султанша сидела в изголовье кровати метавшейся от боли Эсманур и почти ласково гладила её по голове — Никто. Когда-то твоя мать была угрозой семейному благополучию моей сестры Хатидже-султан, и потому от нее пришлось избавиться. Ибрагима-пашу я не губила, хотя он был угрозой моему благополучию, но он сам себя сгубил. Ты же угрожала мне тем, что разрушишь мои отношения с сыном, неразумная девочка, — Эсманур на мгновение замерла, глядя полными слез глазами прямо в глаза своей безжалостной свекрови — Я бы от тебя сразу избавилась, еще до Вашей свадьбы, да сын бы меня в том заподозрил и возненавидел, а так… — султанша замолкла и взглянула на вошедшую Нуру-хатун — Я останусь здесь до окончания родов. Спаси моего внука, это сейчас самое главное, — лекарша долгие годы служила любимой сестре повелителя и очень хорошо знала этот взгляд зеленых глаз — Начинай, Фидан тебе поможет, — султанша поднялась с кровати, на которой стонала от боли несчастная дочь Нигяр-калфы и Ибрагима-паши, и опустилась на невысокий диванчик, взяв с небольшой книжной полки первую попавшуюся на глаза книгу, она принялась за чтение. ***       Похороны Эсманур-хатун прошли пышно, её хоронили так же, как хоронили бы члена Династии. На церемонии присутствовала и Бейхан-султан с дочерью, и Таджия-султан, и даже шехзаде Баязид, сам недавно потерявший фаворитку и дочь. Ребенок султанзаде Амирхана выжил, это был крепкий розовощекий карапуз, которого его бабушка Хафизе-султан нарекла Юсуфом. До возращения отца малыш оставался под присмотром своей грозной бабушки, с удовольствием возившейся с первым внуком. — Валиде, — Таджия вошла в покои, где её мать на руках укачивала её племянника и поклонилась. — Тише, Таджия, — женщина осторожно передала мальчика кормилице — Только уснул наш Юсуф. Слава Всевышнему он не почувствовал смерти матери, он хорошо кушает и абсолютно здоров, — хозяйка Буколеона вывела дочь из покоев и неспешно повела её в сторону своего кабинета — Я молю Всевышнего, чтобы он послал внуку моему доброго здоровья и счастливых лет, — наконец Хафизе обратила внимание на испуганный вид своей дочери — Да что это с тобой, Таджия? — султанша опустилась на диванчик и похлопала по расшитой ткани рядом с собой — Садись и расскажи мне, дитя мое, что тебя беспокоит. На тебе лица нет, милая. — Валиде, — девушка судорожно вздохнула — Вы только не волнуйтесь, пожалуйста, — султанша сцепила в замок подрагивающие руки — Шехзаде Баязид получил письмо из лагеря. Наш повелитель со своим личным отрядом попали в засаду и погибли, — Таджия испуганно смотрела на мать, вмиг ставшую бледной как снег — Матушка, матушка, умоляю Вас, — по щекам зеленоглазой дочери великого визиря катились слезы. — Сулейман, — Хафизе будто не слышала дочь — Бали, мои сыновья, — пошатываясь на ногах, султанша поднялась с дивана и сделала шаг к окну. — Хафизе, — в покои без стука вошла Бейхан-султан, вид у неё был не лучше, чем у её беременной сестры, карие глаза были мокрыми от слез, женщина то и дело нервно вздрагивала — Сестра моя. — Сулейман, — златовласая султанша упала на колени и то ли зарыдала то ли закричала во весь голос, закрывая лицо ладонями — Бали, — рыдания перешли в нечеловеческий вой и к женщине тут же бросились и сестра, и дочь, и племянница, и слуги, но ничто не могло утешить впавшую в отчаяние госпожу — О Всевышний, покарай меня за мои грехи, меня, но не любимых моих… — Тише, тише, Хафизе, — Бейхан насилу смогла заставить сестру встать и теперь прижимала её к себе, раскачиваясь из стороны в сторону, точно эти монотонные движения, коими успокаивали раскапризничавшихся младенцев, могли успокоить познавшую такое горе госпожу. ***       Хюррем-султан приехала в небольшой заброшенный дом посреди леса, что был недалеко от дороги, ведущей в Стамбул. В этой одетой в плотный синий кафтан женщине, чье лицо скрывал платок, нельзя было узнать мать старшего наследника престола и султаншу Династии, и тем не менее это была она. — Госпожа, — один из охранявших похищенного посла мужчин поклонился вошедшей в полутемное помещение женщине — Муса-ага, госпожа, — мужчина кивнул на пленника — Гонец повелителя. — Где письма, которые он вез в столицу? — мужчина тут же поднес султанше несколько тубусов с посланиями. — Желаете прочитать? — мужчина поднес свечу к столу, у которого стояла султанша. Та методично вытащила послания из драгоценных тубусов и передала металлические капсулы Назлы, а послания даже не развернула, одно за другим поджигая от свечи и бросая на пол деревянного дома. — Ты нас пойми, Муса, тебя в живых оставлять никак нельзя, — султанша смотрела на безмолвного пленника почти грустно — Но ты погибнешь во имя того, чтобы мой сын взошел на престол, а это благое дело, Всевышний подарит тебе за это райские наслаждения, — женщина улыбнулась так, что испуганный гонец увидел эту безумную улыбку даже сквозь ткань, скрывавшую лицо женщины, и отпрянул, больно ударившись спиной о стену.       Султанша выпрямилась, окинула занимающиеся огнем кое-где доски деревянного пола и кивнула, направляясь к выходу. За спиной её послышались звуки вхождения клинка в человеческую плоть, один, второй, третий, а потом все стихло. Сев в неприметную повозку, рыжеволосая госпожа увидела, как деревянный дом тут и там занимается пламенем, в нос ударил едкий запах дыма и Хюррем приказала немедленно уезжать отсюда прочь. Она исполнила задуманное, теперь оставалось только ждать.