Хранительница счастья

      Султан Сулейман чувствовал себя счастливым и молодым, словно не было десятка лет его осени, наступившей после грандиозной победы в Персии, стоившей ему жизней матери, любимой женщины и младшей дочери. Он сам вел войска на Буду, он сам принял ключи от города, сам принимал королеву Изабеллу с наследником короля на руках, падишах сам лицезрел, как войска эрцгерцога остановились на противоположном берегу реки и развернулись, спешно покидая равнину у города, присягнувшего на верность османам. Буда, а с ней и вся Венгрия наконец-то стали владениями Османской империи. Султан даровал королеве-регенту право быть его наместницей под надзором представителей повелителя и со множеством даров после веселого пира двинулся в Стамбул, послав вперед себя радостную весть о победе любимым сестрам и оставшемуся в столице шехзаде. — А что, Бали, — Сулейман словно забыл о мучившей его долгие годы болезни, держался в седле уверено и довольно щурился на рассветное солнце — Поспеем еще к родам Хафизе. Ты станешь и отцом вновь, и с позволения Всевышнего возьмешь на руки своих первых внуков — сына Амирхана и ребенка Таджии-султан. — Аллах милостив к нам, повелитель, — великий визирь мечтательно улыбнулся — Он вновь подарил мне шанс испытать радость отцовства. Каждое мгновение, проведенное с Хафизе-султан, для меня награда, но дети, наши с ней дети — то, что позволяет мне осознать насколько же я счастливый человек, — уже через мгновение лицо паши помрачнело — Только вот мой Амирхан страдает, и это терзает мое сердце. Он потерял любимую жену родами, и я не знаю, чем его утешить, ибо сам каждый раз испытываю животный ужас в те минуты, пока за дверями покоев моя жена рожает мое дитя. — Боль его ужасна, — падишах печально вздохнул — Я могу понять его боль, и знаешь, Бали-паша, я благодарю Всевышнего, что ты этой боли не испытал, и молюсь о том, что не испытаешь. Терять любимых — самое ужасное, что я испытывал в этом мире, ничто не сравнится. Вот и Баязид потерял в родах и свою наложницу и своего первого ребенка, маленькую султаншу. Они с Амирханом поддержат друг друга и смогут справиться с болью потери, Аллах да не оставит их. — Аминь, — Малкочоглу взглядом выцепил в веренице всадников силуэт старшего сына и нахмурился — на Амирхане, ехавшем вместе с младшим братом и зятем, не было лица. Его черный как ночь арабский скакун словно чувствовал настроение своего всадника и так же понуро нес свою красивую голову. Зуфар, счастливый своим первым походом и участием в победоносных сражениях, о чем-то оживленно говорил с Мухмудом-пашой и постоянно спрашивал брата, но тот отвечал без энтузиазма. Султанзаде Амирхан возвращался в столицу, зная, что его любимая жена Эсманур-хатун не встретит его из этого похода, не встретит его больше уже никогда, и лишь её могила на территории мемориального комплекса Гюльфем-султан станет местом его грусти в те редкие моменты, когда он будет наведываться в Стамбул из санжака по делам. ***       Шехзаде Баязид стоял посреди главных покоев и хмурил брови, взирая на собравшихся в комнате государственных мужей. Послание из лагеря, в котором говорилось о полном разгроме войск султана войсками эрцгерцога при поддержке императора Карла, получил не только он, но и Хюсрев-паша, Капудан-паша, Хасиб-паша и наставник шехзаде Насух-паша. — Я считаю целесообразным стянуть флот и оставшихся в городе янычар на время Вашего вступления на престол, — Хюсрев говорил почтительно склонившись — В случае, если шехзаде Селима войдет в столицу с остатками армии, Вам нужно будет принять решение, и если Вы не готовы умирать, то бороться за право взойти на престол. — Как они могли быть разбиты? — Баязид, казалось, все еще не мог поверить, что его отец, повелитель мира, взявший Родос, покоривший себе столькие народы, был убит в венгерских землях — Хайреддин-паша, ответь мне, могло ли случиться так, ведь вы вместе с великим визирем готовились к этому походу. — Не знаю, что ответить Вам, мой шехзаде, — муж Бейхан-султан выглядел растерянным и озадаченным — Возможно всякое, особенно, если они попали в засаду… — Вам нужно решаться, шехзаде, — Хюсрев-паша смотрел на наследника внимательным пытливым взглядом. Он, не знавший о плане Хюррем-султан, пытался извлечь из ситуации выгоду для себя. Теперь, когда старший сын его мертв, он не так связан с рыжеволосым наследником и еще может снискать расположение сына Гюльфем-султан — Я в свою очередь готов немедленно привести подвластные мне отряды в боевую готовность. — Оставьте меня, мне нужно подумать, — Баязид поморщился, точно от зубной боли, и жестом отослал всех пашей, оставшись в покоях наедине с Матракчи — Что ты думаешь, Насух-паша? — Я пытаюсь проверить все и узнать через своих людей местоположение нашей армии с Вашим старшим братом, шехзаде, — Лала-паша выглядел озабоченным — Но на это нужно время. — Если твои гонцы и информаторы не успеют до того, как Селим с армией подойдут к столице, у меня его не останется, — молодой человек подошел к столу и задумчиво коснулся сделанных из слоновой кости письменных принадлежностей отца — И у тебя тоже, у нас всех… — Действовать сейчас рискованно, мой шехзаде, — муж Фелисы-калфы посмотрел на спину своего воспитанника, опустившего плечи и голову, несчастного вестью о кончине отца — Но если Вы готовы, то… — Повременим, паша, — Баязид вздохнул и обернулся к Матракчи — Я не верю в то, что отец мог погибнуть, он бы смог выбраться из самой преисподнии, ибо с ним Малкочоглу, Амирхан, Зуфар, Махмуд-паша в конце концов. — Я незамедлительно сообщу Вам, — Лала-паша поклонился — Только получу известия — тут же сообщу, — пожилой ученый вышел из главных покоев. Баязид пару мгновений постоял посреди пустой комнаты и собравшись с мыслями вышел на балкон.       Таджия-султан в воздушном платье, все же немного скрывающем округлый её живот, стояла на балконе главных покоев, опираясь на мраморные перила и глядя куда-то вдаль. Волосы её, темные и кучерявые, ниспадали по хрупким плечам, украшенные массивной короной в темных тонах. — Вы правы, мой шехзаде, — девушка спиной почувствовала взгляд старшего брата — Не стоит торопиться. В городе достаточно корсаров, чтобы отбиться от Селима, если уж это правда, только вот сдается мне, что это чья-то интрига, Баязид. — С чего ты это взяла, Таджия? — шехзаде подошел и встал рядом с сестрой, накрывая её прохладную ладонь, лежащую на гладком камне, своей — Хасна-султан, ты же всегда знала больше, чем другие. Скажи мне, что же сейчас делать, во что верить. — Отец жив, — девушка посмотрела на широкую ладонь, прижимающую её руку к камню и на душе у нее стало теплее, точно прикосновения шехзаде позволяли на мгновение сердцу её, заледеневшему после свадьбы, вновь забиться, разгоняя кровь по венам — И Амирхан жив, я чувствую это, я не ошибаюсь, Баязид, — Таджия с сожалением вздохнула, высвобождая руку и с нескрываемым дискомфортом разминая затекшую спину — И потом, я говорила с гонцом, привезшим в столицу вести, — молодая госпожа опустилась на невысокий диванчик, затекшей пояснице стало чуть легче — Ну, все он складно говорит, только есть одно но. — И какое же? — Баязид опустился напротив девушки и внимательно посмотрел в серьезные изумрудные глаза — Ты ведь всегда все подмечаешь. Что тебя в этот раз насторожило? — Шехзаде Баязид, как по-вашему должен выглядеть человек, который был частью разбитой армии и который проделал многокилометровый путь из обращенного в бегство войска в столицу империи в кратчайшие сроки? — Таджия откинулась на спинку дивана и пригубила прохладный щербет — Он должен быть потрепан и измотан дорогой. И если изнеможение заметно, то вот одежда его заставляет меня усомниться в правдивости его слов. — То есть ты считаешь, что это провокация? — Баязид вопросительно вскинул бровь, глядя на сестру. — Почти уверена, — кивнула девушка — Я не сразу сообразила подумать об этом и взглянуть на гонца, слишком была шокирована и разбита новостями, но если… — девушка замолчала, прикидывая, стоит ли открывать все свои карты — Если бы Вы, мой шехзаде, позволили моей служанке побеседовать с этим гонцом, мы бы узнали всю правду. — Интересно, что у Вас, Таджия-султан, за служанка такая, — нахмурился шехзаде, наслышанный о том, что сестра его иногда привечает у себя разных людей с особыми способностями — У матери твоей астролог, а ты себе ведьму завела? — Бросьте, шехзаде, — Таджия расхохоталась — Ну, какие ведьмы? Просто фокусница, она гипнозом владеет, он, правда, не всегда работает, кто-то ему не подвержен, но в целом Кара-хатун моя полезна в этом плане. — Ладно, пойдем, — шехзаде поднялся и подал руку беременной госпоже — Но я этого не одобряю, Таджия, все эти оккультные увлечения не для женщины Династии. — Шехзаде, госпожа, — Сюмбюль-ага влетел на балкон как ошпаренный — Там приехала Хафизе-султан. Мне кажется, она сейчас бедного Мусу-агу придушит, ворвалась в комнату, где его держат, и… — главный евнух прижал к лицу ладонь и покачал головой. — Ну, можно и так, — Таджия чуть усмехнулась, её мать в состоянии крайнего отчаяния стоила десяти таких как Кара-хатун и получала нужную информацию от кого-угодно — Вы не хотели гипноз, так Валиде из гонца сама всё что нужно вытащит. Коли он жить захочет, всё ей как на духу скажет, — и все трое быстро вышили с балкона прямо в коридор, спеша в комнату, где Хафизе-султан, отошедшая от первого шока, весьма специфично общалась с гонцом на предмет правдивости привезенных им новостей. ***       В покоях, ставших обителью Неслишах-султан на время нахождения в столице, был полумрак несмотря на то, что солнце над Стамбулом поднялось уже высоко. Черноглазая дочь Шах-султан много дней не выходила из своей комнаты и не снимала траура по погибшему мужу. Михримах-султан было не до своей несчастной сестры, она плела свои интриги, дабы найти среди оставшихся в столице пашей верных людей для своего брата и для себя, и потому оставшаяся со своим горем один на один юная госпожа денно и нощно лила слезы, а в потухших было глазах всё ярче разгоралось жгучее пламя ненависти. — Мелек, — девушка приподнялась на постели и тихо позвала служанку, которая тут же вошла в комнату и поклонилась — Принеси мне чернила и бумагу, я хочу писать Нурбану-султан. — Как прикажете, госпожа моя, — рабыня быстро исполнила приказ своей султанши и помогла той подняться с постели, когда все необходимое уже было в комнате — Может быть поедите чего-нибудь, Неслишах-султан? — служанка окинула свою госпожу, исхудавшую, растрепанную, заплаканную, печальным взглядом. — Потом, — Неслишах и правда выглядела плачевно — Всё потом, Мелек, сначала дела, — подрагивающей рукой девушка взяла в руку перо и принялась старательно выводить послание венецианке — Сначала я должна с ними поквитаться, Мелек, сначала нужно отомстить им, — служанка смотрела на султаншу с тревогой, ибо черные глаза султанской племянницы блестели точно в лихорадке. Девушка была если не безумна, то на гране помешательства, и с этим было нужно срочно что-то делать. ***       Шехзаде Баязид ворвался в комнату, куда был помещен прибывший гонец, как раз в тот момент, когда жена великого визиря, недобро поблескивая зелеными очами и крутя в руках фамильный кинжал своего супруга, сидела на диванчике у входа и сверлила взглядом агу, стоявшего у противоположной стены и взиравшего на беременную женщину, подле которой стояла верная ей Фелиса-калфа, с некоторым испугом. — Хафизе-султан, — войдя в покои, шехзаде быстро оценил обстановку и замер, вопросительно глядя на тетушку — Не знал, что Вы уже во дворце. — Баязид, мой храбрый лев, — бледная женщина со следами недавних слез на лице поднялась с дивана при помощи жены Насуха-паши и подошла к племяннику, ласково касаясь его щеки — Если бы ты знал, какой ужас я испытала, получив эти страшные вести. — Эта новость словно гром среди ясного неба для всех нас, госпожа, — сын султана помог Хафизе-султан сесть на широкий стул, стоявший у небольшого письменного стола, когда-то эта комната была отведена учителям шехзаде и интерьер здесь никто не менял. — Я считаю, что гонец лжет, — женщина спрятала в складках платья стальной клинок и в упор посмотрела на агу — Его нужно хорошенько допросить. — Шехзаде, госпожа, — заговорил Муса-ага — В чем же моя вина? Разве только в том, что я принес дурные вести в Топкапы, да только не в моей это власти было принести иные. — Ты скакал почти двое суток, Муса-ага, — все обернулись на Таджию, что с брезгливым выражением лица шевелила рукой плащ, оставленный агой у окна — Но на твоей одежде почти нет пыли и следов долгого пути, — зеленоглазая дочь великого визиря перевела взгляд на гонца и губы её расплылись в хищной улыбке — И я взглянула на твоего коня, ага, он не выглядит так, будто его гнали полторы тысячи километров почти без остановок. Неужели ты сменил лошадь прямо перед Стамбулом? — Госпожа, я… — глаза мужчины испуганно забегали, ибо под взглядами двух пар ледяных изумрудных глаз ему было некомфортно настолько, что захотелось исчезнуть вмиг, зажмуриться, спрятаться, но только не видеть эти пугающие глаза двух женщин Династии. — Стража, — голос шехзаде прозвучал спокойно, но довольно громко — В темницу его, — кивнув вошедшим стражникам на Мусу-агу, приказал наместник султана — И пусть его лично Хасиб-паша допрашивает, он умеет вытягивать из людей правду, — когда двери за умоляющим не бросать его в темницу и клянущимся в своей невиновности агой закрылись, шехзаде обратил свой взор на дочь великого визиря — Ты не сказала мне про лошадь. — Я не успела, — пожала плечами Таджия, подходя к матери и вставая у той за плечом — Знаете, шехзаде, я бы для пущей точности расследования допросила Хюсрева-пашу по этому делу, — поймав вопросительный взгляд матери, Таджия вздохнула и пояснила — Уж слишком навязчиво он проталкивает идею о необходимости стянуть корсаров к берегам Стамбула и немедленно посадить шехзаде Баязида на трон. — Инш Аллах, это просто козни наших врагов, — беременная султанша с усилием поднялась и подошла к племяннику — Баязид, ты знаешь, что я лишь тебя желаю видеть на троне Османов после моего брата, но в этот раз я не поддержу тебя, если ты решишь короноваться, не поддержу, ибо не верю, что брат мой повелитель мертв. Не могли разом пасть мои сыновья, мой муж и мой брат, не могли. Не сходится, сам посуди, многое не сходится. Кто-то играет с нами и играет плохо. — У меня один повелитель, — чуть нахмурив брови, молвил Баязид — Мой отец султан Сулейман-хан, и я буду ему верен до самого конца. Я распорядился отправить людей, чтобы выяснили, что случилось. С позволения Всевышнего, наш падишах, мои братья и великий визирь Бали-паша вернутся к нам живыми, а те, кто все это затеял, ответят перед султаном за свою дерзость. — Аминь, лев мой, — султанша судорожно вздохнула и через силу улыбнулась — Навещу Бейхан-султан, побуду с ней, одной мне сейчас невыносимо находиться в Буколеоне в неведении о судьбе моих любимых. — Я провожу Вас, матушка, — Таджия подошла к матери и взяла её под руку, в этот момент Сюмбюль-ага, стоявший за дверями всё это время, вошел в покои и низко поклонился. — Шехзаде, госпожи, — на лице главного евнуха появилась робкая улыбка — Мне только что сообщили, что у Алтыншах-хатун начались роды. — О Аллах, — пронеслось по покоям — Таджия, пойдем же скорее. — Я жду вестей, — бросил в спину тетке и сестре шехзаде, оставаясь в комнате один и о чем-то размышляя. Он чувствовал себя словно в ловушке, не желая верить в гибель отца и боясь старшего брата, с которым ему предстояло однажды сойтись в схватке не за престол, а за право жить. ***       Гюльшах-хатун прибыла в Буколеон в тот самый час, когда и приглашала её сестра султана накануне. Черкешенка стала частым гостем во дворце жены великого визиря во время этого похода, девушка была юна, хорошо играла на флейте и беременной султанше нравилось слушать музыку перед обедом. Но в этот день во дворце Буколеон девушка его хозяйки не обнаружила. Акиле-хатун, одна из старших служанок дворца, сообщила, что госпожа вместе с дочерью своей спешно отбыли в Топкапы и сегодня вряд ли вернуться до ночи. — Могу ли я угостить Вас чем-нибудь с дороги, Гюльшах-хатун? — высокая светловолосая рабыня смотрела на невысокую тихую приветливо, полная противоположность своей старшей сестры, Гюльшах была обходительна и уважительна со слугами, не считая себя выше рабынь только из-за своего происхождения. — Нет, спасибо, Акиле-хатун, — девушка улыбнулась — Я загляну в другой раз, если госпоже будет угодно, — черкешенка собиралась уже было уходить, когда по коридору разнесся громкий детский плач и в покоях, где беседовали девушки, появилась полноватая женщина в одежде кормилицы. На руках у нее надрывался новорожденный сын султанзаде Амирхана. — Акиеле-хатун, помоги мне ради Аллаха, — женщина выглядела несчастной — Весь день наш маленький господин надрывается, как уехали госпожи, так никак успокоить не могу. — Может он у тебя голодный, Ракшан-хатун? — Акиле строго посмотрела на кормилицу — Или ты его молоком горьким накормила? — Что ты, — обиженно посмотрела на служанку женщина — Мое молоко точно мед. За моим питанием же лично Нура-хатун следит. — А может я попробую убаюкать внука госпожи? — робко поинтересовалась черкешенка — Я в гареме отца троих братьев вынянчила, когда матушка Алтыншах, а потом и моя Валиде предстали перед Аллахом. — Ну, можно, наверное, — переглянувшись с кормилицей, молвила Акиле. Гюльшах кивнула, отдала служанке свою флейту и подошла к Ракшан-хатун, взяв у нее Юсуфа. Малыш громко плакал и шевелил ручками, совершенно сбив все пеленки. — Тише, маленький, тише, — Гюльшах села вместе с ребенком на невысокий диванчик и начала его укачивать, что-то тихо напевая. К удивлению служанок Хафизе-султан маленький Юсуф быстро успокоился и сладко задремал на руках черкесской княжны, продолжавшей что-то тихо петь у самого уха ребенка. ***       Алтыншах-хатун с покрытой тонким персиковым шелком головой лежала посреди своей кровати изнеможденная, но абсолютно счастливая. Рядом с ней в окружении теток и их дочерей стоял шехзаде Баязид и держал на руках своего первого сына. Крупный черноволосый младенец смешно морщился и постоянно шевелился в недрах расшитых золотом пеленок. — Имя твое Ахмед, — трижды произнес у уха сына сияющий счастливой улыбкой шехзаде Баязид и начал произносить слова молитвы. — Поздравляю тебя, Алтыншах, — Хафизе подошла к кровати черкешенки и протянула ей шкатулку с небольшим, но искусно сделанным браслетом — Да дарует Аллах твоем сыну долгих лет. — Аминь, — черноволосая фаворитка улыбнулась — Благодарю Вас, госпожа. — Поздравляю, — Бейхан положила у самой головы новорожденного шехзаде маленький золотой медальон с причудливым орнаментом — Да защитит Всевышний ребенка от злых глаз. — Благодарю Вас, Бейхан-султан, — следом за матерью поздравила новоиспеченную султаншу и Фахрие. — Поздравляю, — Таджия подошла к кровати, где лежал её племянник и его мать, последней и одарила первого сына шехзаде Баязида ласковой улыбкой — Инш Аллах, он будет достоин своего отца. — Не сомневайтесь, госпожа, — Алтыншах почему-то все чаще раздражалась при виде зеленоглазой дочери великого визиря, но выказывать неуважение, тем более в присутствии других султанш Династии и шехзаде Баязида, готового обрушить мир на головы любого, кто будет относиться к его любимой сестре недостаточно почтительно, было бы самоубийством, и потому черкешенка сдержала свое недовольство присутствием Таджии-султан и улыбнулась ей в ответ, хотя по изумрудным глазам сразу поняла, что султанша отношение её к себе чувствует и будто наперед знает все, о чем мать первого сына шехзаде Баязида в тайне мечтает. — Госпожа, — шехзаде подошел к любимой сестре падишаха и тихо сказал ей — Прибыли люди Матракчи, я должен выслушать их, а позже загляните ко мне, думаю, что буду знать уже данные наших разведчиков и заодно то, что удалось выбить из гонца Хасибу Реису.       Фахрие-султан шла подле сестры и молчала, изредка бросая на беременную султаншу долгие задумчивые взгляды. Таджия, сцепив руки на уже заметном животе, неспешно ступала по извилистым коридорам Топкапы и тоже молчала, лицо её было напряженным. — А как она на тебя смотрела, — дочь Бейхан-султан не выдержала и усмехнулась — Я раньше такой взгляд видела лишь у Хюррем-султан, когда она смотрела на тетушку Хафизе-султан. — Эта протеже матушки похлеще Хюррем-султан будет, если в силу войдет, — невесело усмехалась Таджия в ответ — Я ей не нравлюсь, а если быть точной, ей не нравится отношение шехзаде Баязида ко мне. — Опасность чувствует, — Фахрие остановилась и заглянула сестре прямо в глаза — Мы все её чувствуем. Ты вон уже с каким животом, а все каждый вечер и каждый день навещаешь шехзаде. Он с гаремом своим времени столько не проводит, сколько проводит с тобой, Таджия. И это может вызвать кривотолки. — Это какие же? — зеленые глаза смотрели насмешливо — Кому кроме тебя, матушки и тетушки, знающих всю правду обо мне, придет в голову мысль, что замужняя и беременная султанша проводит время со своим братом и в этом есть что-то достойное осуждения? — Он смотрит на тебя по-другому, Таджия, — покачала головой Фахрие — Берегись, сестренка, не накликивай на него беду. Ты замужем, он шехзаде и твой брат. — Я помню, все помню, Фахрие, оставь свои нравоучения, — фыркнула Таджия — Тем более в коридорах дворца, где и у стен есть уши, — уже тише добавила единственная дочь великого визиря. ***       Таджия-султан и Фахрие-султан вошли в главные покои в тот момент, когда там помимо Хасиба Реиса, Капудана-паши, его жены, а также Матракчи, уже была Хафизе-султан и приехавшая во дворец Михримах-султан. По глазам матери, выражавшим облегчение и радость, Таджия-султан поняла, что догадки её были верны. — Шехзаде, — султанши синхронно поклонились — Госпожи. — Аллах уберег нас от больших бед, — улыбнулась дочери Бейхан-султан. Таджия бросила на успокоившегося шехзаде ободряющий взгляд и подошла к матери. — Войска повелителя войдут в столицу к завтрашнему вечеру, инш Аллах, — сообщил вновь пришедшим Насух-паша — Султан, великий визирь и его сыновья живы. — Аллах всемогущ, — Таджия присела подле матери и обняла ту за плечи, мать и дочь прислонились друг к другу головами и взялись за руки. Обе испытывали невероятное облегчение от того, что любимые их живы и скоро прибудут в Стамбул — Повелитель обязательно накажет всех виновных в этой подлой провокации. — И кто же по-твоему виновные, Таджия? — дочь Хюррем-султан недобро прищурилась, обращая свой взор на сестру — Уж не моих ли брата и Валиде вы все вновь попытаетесь очернить? — Бросьте, Михримах-султан, — Фахрие не хотела разборок сестре на глазах у шехзаде, их матерей и пашей — Таджия-султан ничего такого не имела ввиду. — А ты замолчи, Фахрие, я не с тобой говорю, — Михримах обвела присутствующих взглядом, полным раздражения — Не забывайтесь, что я дочь властелина мира султана Сулеймана, по рождению я выше всех вас. — Да неужели, — Хафизе сжала ладонь дочери, взглядом умоляя её не продолжать перепалку, но Таджия на то и была её дочкой, чтобы плевать на все предостережения и запреты — Выше всех здесь присутствующих? — Хасна-султан поднялась во весь рост и окинула дочь падишаха насмешливым взглядом — А давно ли Хюррем-султан стала законной женой повелителя и свободной женщиной знатного рода? — дочь великого визиря вопросительно вскинула бровь — Не забывайтесь, Михримах-султан, не смейте проявлять подобной дерзости в присутствии любимой сестры падишаха Хафизе Ханым-султан, — Таджия бросила взгляд на замершую в напряжении Валиде и поклонилась ей.       Лицо Михримах-султан отражало в это мгновение целую палитру эмоций от ярости и гнева до обиды и шока, с ней, дочерью повелителя, так себе еще никто не позволял говорить, никому подобное даже в голову прийти не могло. — Этих слов, Таджия, — поджав губы, произнесла жена Рустема-паши — Я тебе никогда не прощу и не забуду, — и дочь Хюррем-султан стремительно покинула главные покои. — Нужно подготовить праздник в гареме, госпожа, — помолчав молвил Баязид своей тетушке — Все же повелитель возвращается с победой, — Бейхан-султан согласно кивнула — И пусть с кораблей палят салют, Капудан-паша. Наш Падишах разгромил неверных и подчинил себе венгерские земли, пусть все знают — враги боятся, а подданые гордятся. ***       Таджия спала дурно, кошмары, бессвязные и полные сковывающего тело ужаса мучили её. Ей снился Буколеон, пустынный дворец, семейное гнездо её родителей. Точно в бреду она брела по коридорам дворца силясь найти хоть кого-то в нем и всё не находила. Наконец оказавшись у покоев родителей испуганная султанша отворила дверь и попыталась закричать, но из горла её вырвался лишь жалкий сип, точно голос пропал. На широкой постели лежала заколотая кинжалом Хафизе-султан, бледное лицо её было спокойно, точно она погибла во сне, не увидев своего убийцы, у подножья кровати, неестественно выгнувшись и прислонив понурую голову к шелковым простыням полусидел на полу Бали-паша, сжимавший в руках меч, грудь его была изуродована рубленной раной, а яркие черные глаза, с такой любовью и тревогой всегда смотревшие на неё, навеки закрылись. Таджия метнулась к колыбели, стоявшей по другую сторону от кровати родителей и увидела в ней заколотого младенца.       Слезы наконец полились из полных ужаса и боли изумрудных глаз, она бежала, бежала, что было сил по коридорам дворца, силясь найти братьев, и она их нашла, нашла в тот момент, когда высокий человек в черных одеждах нанес последний смертельный удар султанзаде Зуфару, отчаянно защищавшемуся привезенным Бали-пашой из персидских земель клинком. На звук отворившихся со стуком дверей убийца обернулся и зло сверкнул очами — Таджия узнала эти глаза и тело её сковал ужас. С занесенным клинком на неё наступал её же собственный муж, чьи глаза смотрели на неё со странным блеском. — Моя госпожа, — паша усмехнулся, вытирая кровь со своего клинка о рукав кафтана — Не смотрите на это, не надо. Все это ради нашего будущего, ради того, чтобы Вы любили только меня, — мужчина протянул к ней руки, глаза его смотрели на нее со смесью любви и сумасшествия. Таджия словно не отдавая себе отчет в том, что делает, выхватила из ножен висевший на её поясе клинок с высеченным девизом её отца и нанесла один смертельный удар паше, возгнав лезвие кинжала по самую рукоять прямо в сердце…       Таджия резко проснулась, выхватив из-под подушки кинжал, который всегда держала при себе, и резко села на кровати. Сбросить остатки кошмарного сна до конца не получилось, ибо в первые же мгновения после пробуждения беременная госпожа увидела в свете лунных лучей маленькую фигурку с изогнутым хвостом, на конце которого виднелось смертоносное жало. Скорпион, отреагировав на резкие движения своей будущей жертвы, метнулся было в сторону дочери великого визиря и замер, проткнутый острием кинжала и пригвожденный к перине. — Кара, — громко вскрикнула Таджия — Кара, шайтан тебя забери, где тебя носит? — в покои влетела испуганная криками и заспанная служанка. Увидев на кровати замершего скорпиона, девушка вскрикнула, зажав рот обеими руками — Это что? — указав на убитое животное. — Госпожа моя, я клянусь Вам, не знаю как это сюда попало, — девушка посмотрела на шкатулку, из которой очевидно и был выпущен убийца и которая осталась лежать на краю кровати госпожи — Нужно немедленно Бюльбюля-агу позвать, — личного евнуха Таджии-султан, угрюмого и молчаливого мужчину, бывшего одновременно и охраной и устранителем всех неугодных юной султанше лиц, Кара-хатун уважала и побаивалась — Он найдет виновных. — Зови, — зеленоглазая султанша поднялась и накинула поверх ночного платья халат. Неслышно ступая по ковру, беременная госпожа подошла к запиравшемуся на замок ларцу и достала оттуда колоду карт. Сон показался ей до невозможности реальным, она не верила в то, что это могло быть просто плодом её измученного ожиданием страшных вестей сознанием, она сомневалась. Махмуд-паша должен был быть ей безоговорочно верен, ей и её семье, ей и шехзаде Баязиду. Но как знать, может быть и правда любивший её паша способен на предательство? ***       Неслишах-султан завтракала вместе с Михримах-султан и её маленькой дочерью, что сидела на коленях у няни и весело агукала, глядя на трапезничающих мать и тетку. В покои вошла одна из множества служанок Топкапы, поставила рядом с дочерью покойной Шах-султан блюдо, накрытое серебряной крышкой, поклонилась и вышла. Покончив с кофе и локумом, весело беседовавшая с дочерью повелителя султанша подвинула принесенное блюдо себе, сняла выпуклую крышку и вскрикнула. В окружении миндаля на подносе стояла шкатулка, на дне которой лежал убитый скорпион. В дыру в панцире, оставленную явно каким-то оружием, была воткнута крошечная трубочка с посланием. Неслишах подняла глаза на Михримах-султан, та сидела бледная, смотря на страшное животное во все глаза. Подрагивающими руками черноглазая султанша достала крошечную трубочку послания и развернула его. «Отравления не твой конек, Попробуй что-нибудь другое»       Протянув послание дочери султана, Неслишах нервно сглотнула и взяла со стола кубок с щербетом. Глубоко вздохнув, девушка сделала несколько глотков и взяла себя в руки. Михримах-султан гневно сверкнула очами и отбросила послание в сторону. — Она ещё и насмехается над нами, — дочь Хюррем-султан помолчала, глядя куда-то в сад — Ладно, не всё с первого раза удается даже её матери Хафизе-султан. — Зато ей похоже всё, — фыркнула Неслишах — От моего мужа она избавилась с первой попытки. — Не великая сложность была, — возразила Михримах — Уничтожить бея в походе — проще простого. — Вы обещали мне помочь отомстить за смерть моей Валиде и моего супруга, — Неслишах посмотрела на Михримах-султан очень внимательно, та коротко кивнула — Я рассчитываю на Вас, — султанша накрыла своей ладонью руку единственной дочери повелителя и заговорщицки улыбнулась. ***       Главные покои в этот вечер собрали кажется всех представителей Династии, что присутствовали в столице. Бейхан-султан о чем-то тихо переговаривалась с сестрой, поддерживая ту под локоть. Хафизе-султан, взволнованная не только тем, что наконец увидит живыми и невредимыми брата, мужа и сыновей, но и покушением на свою единственную дочь в стенах Буколеона, нервно крутила на пальце сапфировое кольцо. Бордовое платье с золотистой накидкой совершенно не скрывало большого живота златовласой госпожи, а золотистые кудри венчала корона с символами рода Османов. Женщина бросала нетерпеливые взгляды на двери главных покоев и все ждала, когда же послышатся шаги прибывших из похода мужчин. Таджия-султан с чуть надменной улыбкой взирала на Михримах-султан, о чем-то беседующую с Неслишах-султан, которая глаз на дочь великого визиря поднять так и не посмела. Фахрие-султан внимательно слушала разговор шехзаде с её отчимом и её супругом, однако не забывала бросать на зеленоглазую сестру предостерегающие взгляды. Ссора в момент приезда повелителя сулила им всем проблемы. — Дестур, султан Сулейман-хан Хазретлери, — наконец послышалось из-за дверей и младшая часть Династии суетно построилась по старшинству, готовясь приветствовать падишаха. Двери в главные покои отворились и вошёл повелитель, а следом за ним шехзаде Селим и великий визирь. — Повелитель, — шехзаде Баязид поклонился отцу, следом склонились паши и султанши — С возвращением, — сын Гюльфем-султан с готовностью поцеловал протянутую ему руку и оказался в крепких объятиях отца, похлопавшего его по спине и ободряюще улыбнувшегося. — С возвращением, мой султан, — Бейхан облегченно вздохнула и улыбнулась, целуя руку падишаха. — Бейхан моя, я рад тебя видеть, — султан коснулся щеки сестры и тепло ей улыбнулся — Хафизе, — повелитель встал напротив сестры и глаза его радостно просияли, встретившись со взглядом родных изумрудных глаз. — Добро пожаловать домой, повелитель, — женщина поцеловала руку брата и прижалась к ней лбом — Одному Аллаху известно, сколько слез я пролила и сколько молитв вознесла, чтобы Вы вернулись ко мне живым, — султан обнял беременную сестру и возвел глаза к небу, находя покой в её прикосновениях и запахе подобных золоту волос. — Всё закончилось, Хафизе моя, мы вернулись к тебе, — султан поцеловал жену великого визиря в лоб и подошел к дочери.       Для Хафизе-султан мир начал плыть и терять свои очертания, когда она встретилась взглядом с любимым мужем. Бали-паша, серьезный и суровый всем своим видом, смотрел на супругу с нежностью, любовью и легкой тревогой. Она уже и не думала, что может так расчувствоваться, в зеленых глазах, устремленных на пашу, выступили слезы. От одной мысли, что страшные вести могли быть правдой, и она потеряла бы брата, сыновей и мужа, навсегда бы лишилась возможности смотреть в эти карие, теплые и полные любви и обожания глаза, Хафизе стало дурно и она пошатнулась. — Матушка, — Таджия бросилась к матери, едва заметила, что та покачнулась и чуть не упала, если бы не нашла опору в лице старшей сестры — Матушка, Вам бы прилечь. — Хафизе моя, — султан обеспокоенно посмотрел на сестру — Присядь, — жестом отпустив детей Хюррем-султан и Шах-султан, повелитель помог сестре опуститься на край его постели. Тут же рядом со своей госпожой оказался Малкочоглу, обеспокоенно вглядываясь в родные черты. — Всё в порядке, — судорожно вздохнув, ответила златовласая дочь султана Селима — Не беспокойтесь, повелитель. — Может быть стоит позвать лекарей? — Бали-паша взял руку супруги в свои ладони и посмотрел ей прямо в глаза — Хафизе-султан, давайте лекарь осмотрит Вас, Вы бледны. — Не стоит, Бали, — Хафизе чуть сжала руку супруга и улыбнулась, переводя взгляд с него на брата и обратно — Всё это оказалось гнусной провокацией, вы живы и это дает мне силы. Просто я очень ждала вас, места себе не могла найти после тех посланий, пока не выяснилось, что вы живы, моя душа горела в адском пламене, а сердце рвалось на тысячи кусочков. — Всё позади, душа моя, — султан погладил сестру по щеке — С позволения Всевышнего это не последний поход, откуда нам было суждено живыми и с победой. — Инш Аллах, — Хафизе повернула голову и поцеловала широкую ладонь брата — Мне столько хочется обсудить с Вами, мой повелитель, но это позже. — Отдохни пока, Хафизе моя, — султан взглянул на зятя, Малкочоглу с сожалением отпустил руку жены, улыбнулся дочери, смотревшей на него с детским восторгом и все той же всеобъемлющей любовью, и последовал за повелителем. Падишах опустился за письменный стол и жестом подозвал к себе сына и пашей, желая выслушать всё о провокации, учиненной в столице в его отсутствие. ***       Хафизе-султан сидела подел Бейхан-султан в её покоях, когда в двери раздался стук и в комнату один за другим вошли султанзаде двух султанских сестер. Молодые люди поклонились матерям и замерли. Хафизе резво поднялась на ноги, чем вызвала беспокойство у старшей сестры, и бросилась навстречу сыновьям, заключая из обоих одновременно в обхятия. — Амирахан мой, — златовласая султанша поцеловала молодого человека в высокий лоб — Зуфар, сыночек, — эту же манипуляцию она проделала с младшим сыном — Аллах сохранил вас для меня. Как же я испугалась, когда мы получили вести, как я переживала о вас, дети. — Матушка, всё позади, — Амирхан поцеловал руку матери и грустно улыбнулся — Мы вернулись невредимыми и с победой. Зуфар проявил себя настоящим храбрецом, прежде подобное мне доводилось видеть нечасто. — Валиде, — Зуфар со скромной улыбкой поцеловал протянутую ему руку матери — Я специально для Вас привез эти альмандины наш повелитель позволил мне снять с венгерской короны и преподнести их в дар Вам, матушка, — султанзаде раскрыл перед матерью шкатулку, на дне которой лежало несколько крупных красно-фиолетовых камней — Ни один камень не сравниться никогда с Вашими красотой и величием, но пусть они принадлежат Вам в память о грандиозной победе Османов над неверными, в которой участвовали и Ваши сыновья. — Зуфар, лев мой, — Хафизе приняла из рук сына шкатулку и полюбовалась на камни, передавая её сестре, которая тоже заинтересовано рассматривала дар племянника — Ты стал таким взрослым, возмужал, — султанша ласково коснулась щеки сына и в зеленых глазах её блеснули слезинки — Какое счастье дожить мне до этого дня. — Братик, — Таджия, до того стоявшая у матери и тетки за спиной, шагнула навстречу старшему брату и крепко его обняла — Амирхан мой, добро пожаловать. Я соскучилась по тебе очень. — И я скучал по тебе, Таджия, — Амирхан чуть отстранился, заглядывая сестре в глаза и что-то лишь ему ведомое там выискивая, а потом поцеловал беременную султаншу в лоб — Тебе к лицу беременность. Инш Аллах, ты родишь здорового ребенка. — Аминь, — Хасна улыбнулась и шагнула к младшему брату — Зуфар, — султанзаде осторожно обнял беременную сестру и счастливо улыбнулся — Мой храбрый лев, ты стал достойным сыном славного рода Малкочоглу. Я горжусь тобой. — Спасибо, сестра, — Зуфар выпустил беременную госпожу из своих объятий и поцеловал тонкую бледную кисть — Мой меч всегда готов служить тебе и во имя тебя, Таджия, — дочь великого визиря с благодарностью улыбнулась. После смерти младшего брата Гези она всю свою нежность и любовь изливала на Зуфара, он был младшим сыном в семье, окруженным любовью и нежностью Хафизе-султан, но он был также и единственным родным младшим братом Таджии, и потому она относилась к нему с той особой сестринской любовью, которую сестра питает к брату, выросшему у нее на руках. — Вы устали с дороги оба, мои храбрые львы, — Хафизе-султан окинула сыновей ласковым взглядом — Поезжайте вместе с султаншами и султанзаде Искандером в Буколеон, завтра я хочу устроить там большой праздник семейный, оставайтесь до завтра во дворце, там всем хватит места. — Поезжайте, — кивнула своим детям Бейхан-султан — Мы с Барбароссой позже приедем, — младшие члены Династии удалились, оставив сестер султана наедине — У тебя всё готово? — Бейхан вопросительно смотрела на младшую сестру. — Да, — жена великого визиря коротко кивнула — Увезем завтра повелителя и остальных в Буколеон, все будут друг у друга на глазах, а пока все будем там, в покоях шехзаде все нужное сделают, — улыбки султанских сестер были ледяными. Пришло время поквитаться с той, что была причиной всех бед их семьи, и самым страшным для Хюррем-султан было потерять детей, детей, что были Хафизе-султан племянниками и что она много лет назад невзлюбила так же, как и их мать, погубившую столько родных сердцу златовласой госпожи людей. ***       Амирхан вошел в комнату, отведенную его сыну под детскую, вместе с сестрой и братом и замер, когда увидел у невысокой девушки в пыльно-розовом платье на руках младенца. Девушка и две других служанки поклонились и замерли, не смея поднять глаз на детей Хафизе-султан. — Матушка нарекла его Юсуфом, — Таджия подошла к черкесской княжне и осторожно взяла с её рук мальчика — Гюльшах-хатун, дочь черкесского князя, хорошо играет на флейте, а Юсуф наш часто плачет и засыпает только тогда, когда она ему поет и играет, — султанша подошла к брату и повернулась так, чтобы он мог видеть лицо младенца — Это твой сын, Амирхан, твой первенец — Юсуф-бей, — Таджия, догадывавшаяся о печальной участи Эсманур-хатун, печально посмотрела на брата, смотревшего на сына со смесью боли и любви — Возьми его на руки, Амирхан. — Он на неё совсем не похож, — удивленно прошептал Амирхан, осторожно держа спящего сына на руках — Он не похож на мою Эсманур. — Зато очень похож на Вас, султанзаде, — потупив взгляд, молвила Гюльшах-хатун — Инш Аллах, Юусф-бей вырастет таким же сильным и храбрым как его отец. Крепкий мальчик и ест хорошо, да пошлет ему Аллах долгие годы. — Аминь, — Амирхан сосредоточенно смотрел на черкесскую княжну — Обучите нянь моего сына своим песням и игре, чтобы они могли убаюкивать моего сына, когда мы вернемся в Кютахью, — султанзаде передал ребенка кормилице под недоумевающий взгляд младшей сестры — На сегодня достаточно. — Хорошо, — Таджия не стала заставлять брата слишком долго возиться с ребенком, в конце концов султанзаде, потерявшему любимую жену, еще надо было привыкнуть, что теперь у него нет Эсманур, зато есть ребенок, его первенец, сын и наследник. — Распорядись по поводу хамама, — приказала Каре-хатун дочь великого визиря — И пошли весточку Махмуду-паше, пусть едет в Буколеон, заночуем сегодня здесь. — Ты даже не поехала встречать мужа, — с легким укором молвил Амирхан, обернувшись к сестре — А Махмуд-паша так ждал встречи, так счастлив был, когда узнал о твоей беременности. — Я тоже скучала по нему, — с дежурной улыбкой ответила Таджия — Просто сегодня моим долгом было быть подле матери, а после провести время с моей семьей. — Он тоже твоя семья теперь, — нравоучительно заметил первенец Хафизе-султан и великого визиря, когда они подошли уже почти к той части коридора, что вела в покои, принадлежащие султанзаде. — Он не часть Династии, — в тон ему отвечала зеленоглазая султанша — И никогда не будет для меня выше родителей, моих дорогих братьев и сестры. — Бедный-бедный Махмуд-паша, — переглянувшись с младшим братом, Амирхан не удержался и усмехнулся. Таджия выразительно закатила глаза и удалилась к Фахрие-султан, намереваясь пробыть с ней до прибытия мужа.