Хранительница счастья

      Суета, заполнившая готовившийся принять повелителя и других членов Династии Буколеон, нисколько не смущала привычную к тому Таджию. Дочь великого визиря, однако, пожелала оставить дворец, бурливший изнутри, и ожидала начала ужина в своем вечном саду. Под стеклянными сводами оранжереи цвели прекрасные растения со всех концов владений Османов, в искусственных прудах плескались рыбы, у небольшого фонтанчика, от которого веяло прохладой, величественно вытянув увесистую лапу точно домашняя кошка лежала уже взрослая тигрица, охраняющая покой своей беременной хозяйки, что сидела тут же и задумчиво складывала только что срезанные розы в букет. — Госпожа моя, Таджия-султан, — громко позвал Махмуд-паша, войдя в сад — Мне сказали, что Вы здесь, — Таджия, чья голова была склонена над разложенными на коленях цветами, поморщилась от слишком громкого для этого места возгласа супруга и нехотя отложила букет. — Я здесь, Махмуд-паша, — девушка вскинула изумрудные глаза на приближающегося второго визиря и лицо её вмиг отразило приветливую ласку, с которой и положено встречать жене своего мужа из похода — Добро пожаловать, — султанша осталась сидеть на скамейке, сияющий счастливой улыбкой мужчина сделал было шаг к ней и отшатнулся. Лежавшая у ног девушки тигрица предостерегающе зарычала, обнажив массивные клыки. — Почему Вы позволяете этому животному быть вне клетки. Это может быть опасно для Вас и нашего ребенка, — скрывая испуг за нравоучительным тоном, молвил паша, отступая еще на шаг, ибо взгляд дикого зверя не сулил ему ничего хорошего. — Бастет не животное, — Таджия поднялась и ласково коснулась головы тигрицы между ушами — Она моя любимица, паша, — большая кошка довольно жмурилась от касаний девушки — Просто она привыкла меня оберегать от всего на свете, — султанша подошла к мужу и улыбнулась — Я рада Вашему возвращению, Махмуд-паша, — дочь великого визиря позволила супругу обнять себя и даже погладила второго визиря совета по голове и плечам — Аллах вернул Вас и моих родных живыми и невредимыми. Я счастлива. — Я так желал поскорее увидеть Вас, госпожа моя, — Махмуд смотрел на жену влюбленными глазами и всё сжимал её руку в своей — Для меня мука не видеть Вашего прекрасного лица, — горячие губы коснулись прохладных пальцев племянницы султана и паша прижал её ладонь к своей щеке — Вы подарите мне ребенка, это такое счастье, Таджия-султан, Вы осчастливили меня этой вестью и я испытал такой душевный подъем, что ни одному неверному не было под силу одолеть меня в бою. — Теперь Вы вернулись, — тень грусти, мелькнувшая в глубине зеленых глаз его юной супруги, не была замечена пашой и он продолжил произносить слова о любви своей госпоже, пока они наконец не оказались в холле дворца Буколеон и зеленоглазая султанша не оставила мужа, бросившись в объятия прибывшего из Топкапы отца. ***       Повелитель в этот вечер испытывал странную смесь из чувства досады от очередного предательства бывшей фаворитки и радости от того, что наконец-то может быть со своей семьей, видеть счастливую улыбку любимых сестер, слышать веселый смех младшего сына, который весь вечер не отставал от отца, великого визиря и султанзаде Амирхана с расспросами о походе. Если бы падишах в этот вечер был внимателен к деталям, то ему бы сразу бросились в глаза и натянутая улыбка дочери, которая то и дело бросала испепеляющие взгляды на двоюродных сестер и их матерей, тяжелый взгляд старшего наследника, устремленный на Хасиба-пашу, который предоставил султану неопровержимые доказательства виновности Хюррем-султан в устройстве этой ловушки для Баязида, главным из которых стало признание Агаса-аги, выдававшего себя за убитого по приказу Хюррем-султан Мусу-агу. Не замечал падишах и того, как Бейхан-султан бросает тревожные взгляды на мужа, готового в любой момент вступиться за племянника, если только старший наследник выскажет претензии молодому корсару. — С Вашего позволения, повелитель, я вернусь в свой дворец, — Михримах-султан поднялась из-за стола, когда подали сладости, и поклонилась отцу — Моя Хюмашах пока еще совсем крошка, я бы хотела самостоятельно её уложить. — Ты так рано покидаешь нас, Михримах, — хозяйка дворца выглядела расстроенной — Может быть послать за твоей дочкой и вы обе останетесь в Буколеоне. — Благодарю, госпожа, — Михримах старательно улыбалась тетке, скованная взглядом отца, явно недовольным тем, что его единственная дочь покидает семейный праздник — Всё было чудесно, но ночевать я предпочитаю в своем дворце, — племянница смотрела на Хафизе так, что зеленоглазая султанша даже на мгновение замерла — перед ней стояла не султанша Династии, перед ней стояла сама Хюррем в годы своей силы и могущества, так этот взгляд пылал и ненавистью, и желанием уничтожить врагов. — Поезжай к дочери, Михримах, — кивнул повелитель, накрывая руку выглядевшей расстроенной Хафизе-султан своей рукой — Привози ко мне внучку, до твоего отъезда в Амасью я буду рад увидеть мою Хюмашах. — С Вашего позволения, повелитель, я тоже вернусь в Топкапы, — Селим поднялся было вслед за сестрой, но замер в неуклюжей позе, пригвожденный суровым взглядом отца — Я бы хотел проводить сестру и вернуться во дворец. — Михримах-султан так давно не видела брата, — Бейхан, переглянувшись с сестрой и поняв о её лицу, что в Топкапы уже все готово, обратилась к повелителю — Да и шехзаде после долгого похода наверняка тяготеет к отдыху в кругу прекрасных наложниц. Не станем же лишать его этой возможности, — повелитель смягчился и кивнул сыну. — Вы очень любезны, госпожа, — Селим со сладкой улыбкой поклонился тетке — Вечер был великолепным, — старший наследник подарил такую же улыбку хозяйке дворца и его супруге. — Более чем, шехзаде, — Бали-паша улыбнулся в ответ, но карие глаза его сверкнули предостерегающе. Даже наследнику престола не стоило позволять себе колкости и недобрые взгляды в адрес Хафизе-султан, особенно в присутствии её мужа.       Брат и сестра покинули просторные покои, где в менее напряженной обстановке и хозяева дворца и их гости наконец-то смогли расслабиться и искренне порадоваться обществу друг друга. Выйдя из Буколеона, шехзаде Селим остановился рядом с сестрой, ожидающей карету, и вздохнул. — Пора от них избавляться, — голос рыжеволосого наследника звучал тихо — Матушка наша зря что ли тебя в жертву принесла, выдав за Рустема-пашу, почему же он до сих пор не занимает место соответственно своему положению? — Я изо всех сил пыталась найти ему сторонников в рядах визирей и вернуть его из ссылки, — также тихо отвечала брату Михримах-султан — Но наша Валиде как всегда изволит действовать излишне резво, когда этого делать не стоит, — единственная дочь повелителя раздосадовано фыркнула — Даже я было поверила, что повелитель сгинул, да только вот исполнителя Хюррем-султан нашла ненадежного, он всё выдал Хасибу Реису. — Хасиб-паша умеет выбивать нужные признания, Михримах, — Селим задумчиво погладил короткую рыжую бородку — От него надо избавляться. — Вот как? — Михримах вскинула темную бровь и посмотрела на брата с легкой усмешкой — Я то думала, что ты как и я собираешься избавиться сперва от Махмуда-паши и его супруги, ибо эта парочка меня изрядно напрягает. Муж Таджии-султан занимает место, предназначенное Рустему-паше по праву супруга единственной дочери падишаха. — Махмуда трогать не смей, — серьезно сказал старший наследник, глядя на сестру сверху вниз — И Рустему скажи, чтобы пальцем его не трогал. Он мне нужен, придет время и он станет самым сильным моим оружием. — Ты так думаешь, — луноликая султанша смотрела на брата недоверчиво — Он любит свою жену и ради нее… — Именно потому, что он её любит, Михримах, им легко управлять, — на устах шехзаде отразилась до боли знакомая Михримах-султан улыбка их матери. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Селим, — Михримах погладила брата по колючей щеке на прощание и скрылась внутри подъехавшей кареты. Шехзаде дождался, когда подведут его коня, и в сопровождении своей охраны последовал за каретой старшей сестры, уносясь прочь от раскинувшегося у самого моря дворца великого визиря. ***       В полумраке спальни Малкочоглу едва различал очертания предметов, но блондинистую макушку супруги, покоящейся в его объятиях видел четко. Хафизе-султан крепко обнимала мужа, руки которого покоились на её спине и большом уже животе. Супруги наслаждались тишиной и обществом друг друга, думая каждый о своем. — Чувствуешь? — паша вдруг оживился и подвинул руку на обтянутом шелком ночного платья животе жены — Толкается, — храбрый воин падишаха улыбнулся поднявшей на него взгляд жене счастливой почти мальчишеской улыбкой. — Он рад тебе, — любимая дочь Селима Явуза ответила мужу ласковой улыбкой и накрыла его ладонь своей — Мы оба так тебя ждали и так тосковали в разлуке. — Инш Аллах, в ближайшее время мне больше не придется покинуть вас, — Малкочоглу поцеловал жену в висок и прижал к своему боку — Твоя беременность как луч света в той бесконечной череде неприятностей, что накрыла нас, Хафизе. — Знаю, Бали, — женщина печально вздохнула и положила руку с сапфировым перстнем на широкую грудь мужчины — Я все делаю, чтобы это счастье для нас сберечь. — У повелителя вновь случился приступ, — великий визирь тяжело вздохнул и сел посреди кровати — Уже когда мы возвращались в столицу, почти у самого Стамбула. — Приглашу к нам Яхью-эфенди, побеседую с ним, — Хафизе села рядом с супругом и обняла его за плечи — От меня он ничего не утаит. — А шехзаде Селим времени даром не терял в походе, — первый помощник падишаха криво усмехнулся — Много чего сделал, чтобы янычар задобрить. — Большая часть войска султана симпатизирует младшему наследнику, — Хафизе уложила мужа назад на мягкие подуши и легла рядом — Зная это, Селим не решится на столкновения с братом. — И все же я отправлю вместе с Амирханом несколько своих отрядов, — великий визирь обнял супругу и вдохнул аромат её волос, блаженно прикрывая глаза и улыбаясь — Так мне будет спокойнее, да и старшему сыну нашему пора командовать уж большим числом воинов, чем сейчас. Видела бы ты как он хорош на поле боя, Хафизе, каким искусным воином он стал. — Его нужно женить, — слова супруги заставили пашу оставить восхваления любимого первенца и широко открыть глаза — Мой внук не может расти без матери. — Ты отправишь с нашим Юсуфом его нянь и кормилиц, сама будешь его навещать иногда, — паша не хотел даже говорить с женой о том, чтобы навязать сыну, потерявшему любимую женщину, очередной брак. — Бали-паша, — Хафизе недовольно поморщилась — Ты не понимаешь. Этого недостаточно будет нашему милому мальчику. Гюльшах-хатун, черкешенка, что живет в одном из моих загородных поместий, так чудно справляется с Юсуфом, он к ней так привязан. — Даже слышать о том не хочу, Хафизе, довольно, — оборвал супругу великий визирь, поднимаясь с кровати и зажигая несколько свечей — Ты будто не понимаешь, как тяжело ему сейчас будет и без того, а уж если ты еще и вынудишь Амирахана жениться на этой княжне, так ему и вовсе будет невыносимо быть с другой женщиной, зная, что его любимая умерла и никогда им больше не быть вместе. — Это ты не понимаешь, Бали-паша, — Хафизе устало вздохнула и поднялась, обнимая мужа, не на шутку разнервничавшегося из-за слов жены — Я хочу, чтобы сын мой был спокоен за своего ребенка и имел поддержку в лице преданной ему и нашей семье девушки, — султанша вернула мужа в постель и улеглась рядом, успокаивающе поглаживая пашу и говоря все тише — Его дому нужна хозяйка, его сыну нужна материнская любовь… — А тебе нужна официальная невестка в лице дочери черкесского князя, чтобы в противостоянии наследников престола князь прислал свои войска на помощь младшему шехзаде, — мрачно завершил за супругу Малкочоголу — Иногда ты просто невыносимо цинична и расчетлива даже по отношению к собственным детям, — вспомнив день свадьбы своей дочери, паша помрачнел пуще прежнего и отвернулся — А вернее сказать особенно по отношению к ним. — Всё, что я делаю, Бали, в конце концов во имя и во благо, прежде всего, моих детей, моего мужа и моей Династии, — отрезала Хафизе, тоже поворачиваясь к мужу спиной и обижено вздыхая — А в том, что Таджия исполнила мою волю, ты меня не вини, она сама решение приняла. И лучше так, чем обратила бы на свою и наши головы гнев повелителя, а на шехзаде Баязида его немилость. — Я пообещал ей в тот день, что если они с Махмудом-пашой по каким-то причинам перестанут быть мужем и женой, то я сделаю все, чтобы она могла выбрать второго мужа себе сама, — вдруг сказал паша, переворачиваясь на спину и устремляя взгляд на расписанные замысловатыми узорами ткани — И в тот момент она посмотрела на меня твоими глазами. Я до сих пор этого взгляда забыть не могу, она будто говорила мне, что мы оба прекрасно знаем, что однажды она получит то, что желает, несмотря ни на что получит. — Она остепенится теперь, Бали, — Хафизе повернулась на спину и взяла мужа за руку — Родит Махмуду-паше ребенка, это свяжет их крепкими узами, и она позабудет все то, что придумала себе в юные годы, — голос златовласой сестры падишаха звучал уверенно, но Малкочоглу почти беззвучно усмехнулся на её реплику — он ни верил словам жены, ибо слишком хорошо знал свою единственную и горячо любимую девочку. Таджия пойдет до конца, будет рисковать всем и либо жизнь её оборвется рано, но ярко, либо она получит всё, что желает, ибо на меньшее она не согласится, как её прекрасная зеленоглазая мать никогда не соглашается лишь на половину того, что желает, идя до конца зачастую вопреки здравому смыслу. ***       Шехзаде Селим сидел посреди своих покоев и расслабленно наблюдал за танцем присланной наложницы. Высокая тоненькая с пышными пепельно-русыми волосами она кружилась перед старшим наследником в соблазнительном танце, сопровождаемом лишь звоном выбиваемого ей ритма. Селим допил вино из золотого кубка и с досадой посмотрел на пустой кувшин. — Мой шехзаде, — девушка чарующе улыбнулась и подошла к дивану, на котором сидел старший наследник — Позвольте я, — наложница быстро взяла кувшин и скрылась за дверями покоев. Не прошло и нескольких минут как девица вернулась с новой порцией вина и налила его в кубок шехзаде. Селим молча осушил его до дна и с громким стуком поставил на стол, глядя на юное лицо прекрасной рабыни. Девушка улыбалась ему и без лишних слов вновь наполнила бокал, который постигла участь предыдущего. — Как твое имя? — шехзаде с трудом поднялся на ноги и за подбородок притянул к себе девушку, разглядывая её лицо, которое видел смутно из-за выпитого вина. — Гизем, мой шехзаде, — отвечала девушка, не отводя от наследника темных как ночь глаз — Гизем-хатун. — Гизем, — губы с трудом слушались Селима и в какой-то момент он с ужасом понял, что падает прямиком на мягкий персидский ковер, хватая занемевшим ртом воздух — Лекаря… ***       Сулейману не спалось и он стоял на широком балконе покоев, в которых ночевал всякий раз, когда оставался во дворце любимой сестры. Луна, наполовину скрытая облаками, отражалась в водной глади Мраморного моря и султан вспоминал, как когда-то на этом же балконе обнимал любимую Гюльфем, что носила под сердцем их второго сына. Теперь у него остался только их шехзаде Баязид, его любимый сын, которого он так боялся потерять и которого всё чаще пытались уничтожить сторонники старшего наследника престола. Падишах имел на руках исчерпывающие доказательства виновности Хюррем-султан и всё же не мог решиться казнить мать старшего шехзаде. Потеряв многих своих детей, султан отчаянно не желал настраивать против себя старшего сына и дочь, дорожа ими и любя их искренне. — Повелитель, — хозяин дворца вышел на балкон и поклонился — Вам тоже не спится? — Бали-паша, — султан обернулся на великого визиря и кивнул — Не могу уснуть, тяжкие мысли одолевают, — обеспокоенный взгляд синих глаз скользнул по черноусому паше — А ты почему в поздний час на ногах? — Мне тоже есть о чем думать, повелитель, — паша усмехнулся и устремил взор на противоположный берег — И они тоже не очень веселы. — Тебя что-то тревожит? — Сулейман повернулся к зятю и посмотрел на него очень строго — Что-то с Хафизе, а мне не говорят? — Нет, все в порядке с госпожой, Всевышний милостив, — покачал головой паша — Моя забота мой сын, повелитель… — Удивительно, но моя тоже, — султан печально улыбнулся — А что, — мужчина посмотрел на освещенное луной море и глубоко вдохнул соленый воздух — Может устроить охоту, давно не веселились. — Погода стоит теплая, мой султан, — кивнул великий визирь — Если позволите, то все вместе поедем, мои султанзаде будут рады побыть подле Вас и шехзаде. — Зуфару пожалую титул бея и корпус в командование, — султан довольно улыбнулся — Пусть остается в столице и занимается тем, что у него так ловко выходит. И Династии благо, и вам с Хафизе спокойнее, что он рядом. — Не рано ли ему, повелитель? — недоверчиво посмотрел на падишаха отец султанзаде Зуфара, восхищенный храбростью и ловкостью сына в его первом походе, но считающий подростка неготовым командовать янычарским корпусом. — Самое время, Бали-паша, — мужчина хлопнул зятя по плечу и улыбнулся — Янычары им восхищены не меньше нашего, пусть учиться управлять войсками и упражняется с ними. Я верю, что в будущем он приведет нашу армию ко многим славным победам во имя Династии Османов и нашей империи. — Аминь, — великий визирь довольно улыбался, ему льстило, что его младший сын стал командовать не просто отрядом, а целым корпусом почти на пять лет раньше, чем это стал делать в свое время сам Бали-паша. — Повелитель, — на балкон вышел привратник — Паша. Из Топкапы прибыл Сюмбюль-ага, у него срочное сообщение, просит принять немедля. — Случилось что ли что снова, — пробормотал султан, возвращаясь в покои вмести с зятем — Пусть войдет. — Повелитель, — быстро семеня в покои вошел Сюмбюль-ага — Бали-паша, — евнух по очереди поклонился мужчинам — Повелитель, неудобно Вас беспокоить, но не могу не сообщить. С шехзаде Селимом беда. — Что с моим сыном? — Сулейман нахмурился, упирая тяжелый взгляд прямо в глаза главному евнуху Топкапы — Отвечай немедленно. — Шехзаде послали девушку, все было хорошо, она танцевала, а потом он упал, — Сюмбюль прижал руки к лицу — Одному Аллаху ведомо как мы все перепугались. Тут же лекари прибежали, такая суета началась, ва-а-ай, — всплеснул руками ага. — Сюмбюль-ага, — султан терял терпение — Что с шехзаде Селимом? Его отравили? — Нет-нет, шехзаде не отравлен ядом, мой повелитель, — Сюмбюль-ага замялся и склонив голову перед султаном сообщил — Лекари говорят, что шехзаде отравился вином, выпил слишком много и теперь у него алкогольное отравление. Ему промыли желудок, так что сейчас ему уже лучше, но еще нужно, чтобы он проспался, — евнух поднял взгляд и наткнулся на свирепый взгляд повелителя. — Немедленно седлайте лошадей, — приказал султан — Я возвращаюсь в Топкапы. ***       Хафизе-султан восседала на тахте в ворохе подушек и с довольной улыбкой поглощала сладости, слушая восторженный рассказ Бейхан-султан о том, какую знатную выволочку султан устроил падкому на вино шехзаде. Сулейман был в ярости позорным поведением сына и не желал принимать того у себя вот уже несколько дней. — А еще повелитель принял решение не брать с собой шехзаде Селима на охоту в качестве наказания за его поступок, — закончила Бейхан-султан, переводя дух и отпивая прохладный щербет. — Слишком мягкое наказание, но ведь наша цель и не в этом состояла, — Хафизе хитро улыбнулась — Пришли мне эту Гизем-хатун, — златовласая султанша отправила в рот очередной кусок пахлавы и с наслаждением его прожевала — Пристрою её замуж удачно, если пожелает, то могу при себе оставить пока. Мне как раз скоро понадобится служанка в качестве нянечки, — любимая сестра повелителя с нежностью коснулась своего уже большого живота и улыбнулась своим мечтам о ребенке — С тех пор как я решила, что больше у меня не будет детей и выдала Радан-хатун за Уруза-пашу, новых служанок я не брала. А эта девушка умна и ловка, сослужила нам верную службу, пусть еще послужит и я её отблагодарю как следует. — Барбаросса шепнул мне по секрету, что повелитель размышляет над тем, кого отправить в Сарухан, — Бейхан улыбнулась — И думается мне, что наш шехзаде поедет управлять санжаком будущих султанов. — Баязид останется править Кютахьей, — Хафизе поставила тарелку на стол и серьезно посмотрела на сестру — И я тебя заклинаю не делать ничего, чтобы изменить это. И пашу попридержи, Бейхан. — Но почему, Хафизе? — русоволосая султанша искренне недоумевала — Разве этим султан не выкажет свое отношение к тому, кто достоин правит после него? — Из Манисы пройти по суше в Стамбул невозможно быстрее, чем из Кютахьи, Бейхан, — султанша с трудом поднялась, придерживая живот и подошла к большому зеркалу, рассматривая свое отражение в нем — Из Кютахьи сушей идти гораздо меньше, чем из Манисы, а главное, что из Сарухана попасть в столицу можно только через Кютахью или же вблизи её границ. — Вот почему великий визирь настаивает на том, что нельзя нарушать традиций, — Бейхан задумчиво коснулась тронутых первой сединой кос — Ты не обсуждала со мной этого раньше. — Мы говорили о том с Фахрие, — Хафизе поморщилась, словно все сказанное ей должно быть по умолчанию очевидно и старшей сестре — Часть торгового флота почти всегда будет находиться там, ибо производство керамики Баязид активно развивает и товары идут в столицу и за её пределы непрерывным потоком. Вряд ли Селим повторит его успех в Манисе, Этот флот и заслонит морской путь из Сарухана в Стамбул и сможет быстро доставить из Кютахьи Баязида, когда… — Хафизе тяжело вздохнула, мрачнея на глазах — Когда придет время занять престол следующему султану. Кроме Чанаккале в Манисе больше нет ни одного порта, хотя еще отец думал об их строителстве, а потому маршрут по морю из Манисы предельно ясен — Тебе дурно, Хафизе? — Бейхан обеспокоенно посмотрела на младшую сестру и торопливо подошла к ней, помогая прилечь на постель — Ты так бледна. О Аллах, нужно позвать лекаря, — бросив взгляд на искривленное болью лицо сестры, пробормотала Бейхан-султан и бросилась к дверям покоев, распахивая их и громко оповещая всех слуг — Лекарей сюда немедленно. Госпожа рожает… ***       Повелитель Османской империи терпеливо подписывал один документ за другим. Бали-паша старательно проверял каждый лист прежде чем положить его перед султаном. В покоях стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь шелестом бумаги. В двери главных покоев постучали и вошёл привратник. — Повелитель, — слуга низко склонился перед хозяином Топкапы — Пожаловали шехзаде Селим и Шехзаде Баязид, — султан жестом приказал впустить сыновей. — Повелитель, — в один голос молвили наследники, склоняя головы перед отцом. Селим чувствовал себя некомфортно под строгим взглядом падишаха, который явно на него злился, и теперь гадал, что же еще султан в качестве наказания за его проступок ему назначит. — Я принял решение по поводу того, в какие санжаки вы оба вернетесь, — султан отложил последний подписанный документ и поднялся из-за стола, устремляя свой взор на сыновей — Я доволен тем, как ты управляешься со своим санжаком, Баязид, — повелитель улыбнулся младшему сыну — И тем, как ты себя проявил в качестве регента я тоже весьма доволен, — мужчина замолчал, а старший наследник стал мрачнее тучи, предполагая, что теперь ненавистный младший брат отправится прямиком в Манису, получив таким образом от отца явное свидетельство того, что именно его нынешний султан видит на троне после своей смерти — Потому возвращайся в Кютахью, — оба шехзаде подняли на султана удивленный взгляд, но тот оставался невозмутим как и стоявший за его спиной великий визирь — А ты, Селим, проявил себя в походе, но поддался своим слабостям как и прежде. Я приказываю тебе отправиться вместе с гаремом своим в Манису и править Саруханом достойно, позабыв о своих прежних слабостях, отрекшись от вина и блуда. — Я сделаю всё, чтобы оправдать Ваше высочайшее доверие, повелитель, — Селим поцеловал протянутую руку отца и просиял — Немедленно сообщу Валиде, чтобы она начала приготовления к отъезду. — Ты отправишься только со своим гаремом, — произнес повелитель и замолк на несколько мгновений — Хюррем-султан будет отлучена от своих слуг и сослана в Старый дворец. Её содержание будет урезано вдвое и она будет содержаться под надзором приставленных к ней стражников за убийство моего гонца и попытку учинить заговор против меня с целью очернить в моих глазах шехзаде Баязида. — Но повелитель… — султан жестом приказал старшему сыну замолчать и велел удалиться обоим шехзаде. — Повелитель, — не успели двери покоев закрыться, как в них влетел Сюмбюль-ага, сияя довольной улыбкой от уха до уха — Бали-паша, — главный евнух склонился — Из Буколеона только что сообщили, что Хафизе-султан родила здорового мальчика, машаллах, — главный ага Топкапы сиял от радости. — Поздравляю, Бали-паша, — султан радостно рассмеялся и бросил принесшему благую весть аге мешок с золотом — Аллах благословил вас с Хафизе-султан еще одним султанзаде, да будет жизнь его долгой и счастливой, да послужит он на благо Османской империи как его отец и старшие братья. — Аминь, — великий визирь принял поздравления от султана и неуклюже стал укладывать оставшиеся бумаги в свою папку — С Вашего позволения я навещу госпожу, повелитель. — Вместе поедем, — похлопав друга по плечу, отвечал султан, вырывая из рук визиря бумаги — Оставь это, всё потом. Надо ехать в Буколеон, — повелитель суетился, доставая из ларца расписную шкатулку с заранее приготовленным украшением для любимой сестры — Сюмбюль-ага, пусть в гареме устроят праздник в честь новорожденного сына Хафизе-султан. — Слушаюсь, повелитель, — ага поклонился и вышел, следом за ним покои покинули и повелитель вместе с великим визирем. ***       Церемония наречения новорожденного проходила прямо в покоях великого визиря и его жены. Хафизе-султан, уставшая и счастливая, с нежностью смотрела на сверток, который её брат повелитель трепетно держал в своих руках. — Имя твое Анвар, — тихо шептал на ухо златокодрому младенцу султан. Молитва тихо разносилась по покоям Хафизе-султан и счастливые родители принимали поздравления от собравшихся в покоях членов Династии. — Хафизе, — Бали-паша сидел подле жены и с нежностью смотрел то на неё, то на розовощекого карапуза — Ты подарила мне еще одного замечательного сына, — в пустых покоях, где кроме родителей и новорожденного никого не было, тихо потрескивал камин и было очень тепло — Мой кроха Анвар, — великий визирь осторожно отодвинул пеленку, упавшую на лицо маленького сына и счастливо улыбнулся — Он так на тебя похож. — Нет, паша, — тихо рассмеялась султанша, нежно целуя мужа — Похож он на тебя, как и все наши дети, а от меня в это раз только золотистые волосы — Я все же родила тебе златовласого сына через столько лет, — горестный вздох при воспоминании о потерянном много лет назад ребенке вырвался из груди госпожи. — Я верю, что это добрый знак, Хафизе, — паша поцеловал руку жены и улыбнулся, карие глаза его сияли любовью и восхищением, он как и прежде был очарован этой женщиной, счастливым провиденьем ставшей его супругой — Теперь мы будем очень счастливы, мы вновь испытали радость быть родителями. — Инш Аллах, наш младший сын вырастет крепким и храбрым воином, что будет служить Династии так же верно, как ты, Бали, — султанша погладила мужа по колючей щеке и улыбнулась тому, как новорожденный сын их сладко зевнул, смешно сморщив носик. — Я служу не Династии, Хафизе, я служу только тебе, — тихо ответил великий визирь и посмотрел в бездонные зеленые глаза любимой жены — Ты моё божество и единственный человек в этом мире, кому я буду верен до последнего удара моего сердца, — Хафизе улыбнулась и прижалась к мужу, вдыхая его аромат и находя покой в его объятиях. Сейчас, когда за пределами этой спальни над всеми ними уже сгущались тучи, ей как никогда было важно понимать, что её супруг, тот, чья жизнь была так ей дорога, тот, кого она столько раз отвоевывала у смерти, будет с ней до конца, какие бы страшные решения ей не пришлось принять. ***       Баязид был раздосадован и даже вечер, проведенный с крохой сыном не помогли ему вернуть душевное спокойствие. Он решительным образом не понимал, почему же повелитель не отправил его в Сарухан, ведь все к этому шло. И почему на эту новость так спокойно отреагировал Бали-паша сын Гюльфем-султан тоже решительным образом не понимал. — Шехзаде, — голос Таджии заставил наследника вздрогнуть и резко обернуться. Беременная султанша, облаченная в нежное розовое платье, решительно не шедшее к её яркой и даже роковой внешности, стояла посреди балкона — Я нарушила Ваш покой, простите. — Я всегда рад тебе, Таджия, — Баязид улыбнулся, заключая девушку в свои объятия и целуя в лоб — Ты не можешь нарушать мой покой, солнцеликая султанша, ты можешь лишь дарить его, — молодые люди замерли друг напротив друга, глядя прямо в глаза и практически не дыша. — Тогда я расскажу Вам кое-что, мой шехзаде, — не без помощи молодого человека беременная жена второго визиря опустилась на один из диванов его просторных покоев — Чтобы вернуть потерянный Вами покой. — Интересно узнать, что же такого известно тебе, Таджия, что может утешить меня сегодня, — усмехнулся младший наследник, опускаясь подле зеленоглазой султанши. — У вас ведь есть карта империи? — Таджия смотрела на наследника султана с загадочной улыбкой — Не удосужитесь ли её достать. — Ты как в детстве решила поиграть со мной в солдатиков, Хасна, — вопросительно вскинул бровь Баязид, расстилая у ног девушки карту Османской империи. — В солдатиков я поиграю позже, когда будет необходимо, — как-то обреченно произнесла девушка и поднялась с дивана, беря с рабочего стола шехзаде его саблю — А пока я хочу, чтобы Вы, мой храбрый шехзаде, — султанша вынула саблю из ножен и указала ей прямо на кузена — Молча меня выслушали. — Я весь внимание, госпожа моя, — с улыбкой отвечал шехзаде, поднимая ладони и окидывая комичную фигуру беременной султанши с оружием насмешливым взглядом. — Как нам известно из Манисы до Стамбула можно добраться двумя способами, — Таджия коснулась кончиком клинка карты и провела один из маршрутов — По суше, — а затем клинок коснулся раскрашенной голубоватым цветом поверхности карты — И по морю. И других вариантов пока нет. Так вот, чтобы добраться из Манисы по морю, нужно проплыть мимо Гемлика, где постоянно стоит торговый флот по приказу Хасиба-паши. А из Гемлика до Стамбула доплыть можно гораздо быстрее, чем из старого порта Чанаккале. — Но Бурса не моя провинция, Таджия, — покачал головой Баязид. — Но Гемлик торговый город-порт, переданный особым распоряжением султана в подчинение Вам, так как в Кютахье активно развивается керамическое производство, — улыбнулась султанша. — С чего ты… — Сегодня отец подписал этот документ у повелителя и завтра вручит Вам, я полагаю, — султанша обезоруживающе улыбнулась — Вы обещали меня не перебивать. — Молчу и внемлю, — улыбнулся Баязид, настроение у него улудшалось. — Так вот, морские пути шехзаде Селиму в Стамбул из Манисы отрезаны, по суше идти через Бурсу или через Кютахью, а в Бурсе верный вам и моей матери бейлербей. Вот и получается, что с какой стороны не посмотри, а оставаться в Кютахье для Вас лучшее решение. Это стратегически выгодное положение с точки зрения скорости и незаметности прибытия в Стамбул, вдобавок Вы безмерно любимы народом Кютахьи и сучись что, так они вместе с янычарами горой встанут за вас против старшего наследника, — Таджия убрала шпагу на место и улыбнулась — Ну, и в завершении моего рассказа сообщу Вам еще две важные новости. Особым указом повелителя моему брату султанзаде Зуфару пожаловали титул бея и назначили командовать столичным янычарским корпусом, — Таджия села подле шехзаде и взяла его руку в свои — А султанзаде Искандер отравляется командовать гемликской торговой эскадрой, — султанша лучезарно улыбнулась и погладила широкую тяжелую ладонь брата — Так что Вам не о чем волноваться и думать, что падишах к Вам несправедлив. — Твои слова успокоили меня, Таджия, — Баязид погладил девушку по щеке и улыбнулся чуть печально — Жаль, что ты не можешь теперь всегда быть со мной, я не желал бы расставаться с тобой и на один день. — Мое сердце и мои молитвы всегда с Вами, мой шехзаде, — на бледном лице заалел румянец и девушка спешно поднялась, скрещивая руки на выступающем животе — А теперь мне пора возвращаться в свой дворец. Я надеюсь, что смогу увидеться с Вами после Вашего возвращения с охоты до того, как Вы и брат Амирхан покинете Стамбул. — Разве могу я уехать не простившись с тобой, Хасна-султан, — покачал головой Баязид и проводил девушку задумчивым взглядом. Душу его терзали смутные чувства, будто где-то в глубине, там, куда он давным-давно запрятал все, что не давало ему покоя, что-то забытое шевельнулось, поколебав его спокойствие и уверенность в том, что он всё для себя решил. Сын Гюльфем-султан помотал головой, сбрасывая наваждение, что сковывало его всякий раз, когда он смотрел в изумрудные глаза дочери великого визиря, и позвал слугу — Скажи Алтыншах-султан, что я желаю её видеть, — и шехзаде вышел на балкон, глубоко вдыхая соленый воздух Стамбула и думая о будущем, которое все еще оставалось туманным и полным опасностей. ***       Хафизе-султан беспокойно расхаживала по покоям во дворце своей дочери, заламывая руки и то и дело крутя на пальце сапфировое кольцо. Прекрасный дворец, построенный Мимаром Синаном и подаренный великим визирем своей дочери и зятю, был мрачен и тих. Сам великий визирь, мрачный и измученный долгими бессонными ночами, сидел в углу покоев на диване и смотрел в окно так, чтобы никто из присутствовавших в комнате не мог видеть, что в карих глазах застыли слезы. — Госпожа, позвольте, я поднимусь к ней, — с мольбой глядя на златовласую госпожу, спросил хозяин дворца. — Вы там ни к чему. Махмуд-паша, — Хафизе отвела взгляд в сторону. Сейчас она ненавидела этого мужчину за то, что его ребенок, ребенок, которого её единственная дочь наверняка не хотела, забирал жизнь её зеленоглазой госпожи. Ненавидела Хафизе и себя, коря за то, что выбрала для дочери судьбу быть женой этого визиря и обрекла на смерть в раннем возрасте.       В сентябре Таджия-султан сильно простудилась и несколько дней лежала с жаром, после чего на радость лекарям и своей семье пришла в себя и вроде бы пошла на поправку пока ночью ей не стало плохо и не начались преждевременные роды на седьмом месяце беременности. Этой же ночью во дворец второго визиря прибыла Хафизе-султан с мужем, следом за ней приехала Бейхан-султан с дочерью, к утру племянницу посетил и повелитель, но утешиться семье султана был нечем. На третьи сутки безуспешных попыток лекарей помочь госпоже разродиться Нура-хатун перестала слышать сердцебиение ребенка и началось самое страшное для всех находившихся во дворце. Таджия-султан медленно умирала, не имея сил родить уже погибшего в её утробе ребенка. Чего только не делали лучшие лекари, привезенные во дворец второго визиря, все было бесполезным, к концу третьих суток измученная Хасна-султан впала в забытие, у неё начался жар, не спадавший вот уже двое суток. К концу пятого дня Яхья-эфенди и Нура-хатун сообщили безутешному супругу и родителям девушки, что шансов на благополучный исход почти нет и нужно готовиться к худшему. — Повелитель, — Хафизе-султан поклонилась вошедшему в покои султану и кинулась к брату — Повелитель, как хорошо, что Вы приехали. — Госпожа, — следом за султаном вошел младший шехзаде в сопровождении верного Амирхана — Где Таджия-султан? — сын Гюльфем-султан в простом дорожном плаще поверх своего костюма выглядел взъерошенным и напуганным. — Там, — куда-то в пространство махнула златовласая султанша и обняла брата, позволяя себе расплакаться в объятиях повелителя. — Я провожу, — Фахрие, которая собственно и настояла на том, что необходимо сообщить шехзаде и султанзаде, а потом сама написала им письма еще до того, как султан и великий визирь приняли решение известить младшего наследника и пригласить того в столицу проститься с сестрой, поднялась с тахты и повела следом за собой угрюмых молодых людей.       Запах лекарств ударил Баязиду в нос как только он вошел в покои, наполовину заполненные лекарями и служанками. На кровати лежала Таджия, в это мгновение сама на себя не походившая. Губы её выглядели неестественно синими, некогда белоснежная кожа имела нездоровый зеленовато-желтый оттенок, все тело было покрыто испариной, почти черные круги под глазами делали её лицо страшным в это мгновение. На негнущихся ногах шехзаде подошел к постели девушки и опустился подле неё, беря повисшую безвольной плетью руку в свою. Амирхан опустился подле сестры с противоположной стороны кровати и замер, силясь отогнать подступившие к горлу слезы. Потеряв Эсманур, когда та рожала их сына, он до дрожи боялся теперь смотреть на предсмертные муки своей сестры, распластанной на этой кровати во дворце, который она не любила, и с умершим в её утробе ребенке того, кого она никогда не любила. — Баязид, — девушка вдруг открыла глаза и посмотрела прямо на шехзаде удивительно ясным взором, будто и не было множества дней агонии и боли — Ты приехал. — Я здесь, Таджия, я рядом, — молодой человек прижал холодную потную руку к губам и по щеке его пробежала одинокая слезинка, утонувшая где-то в темной щетине — Я к тебе приехал. Что же этот ты, ты же обещала меня не оставлять… — Ты приехал, — на вымученном лице появилось некое подобие улыбки — Я тебя звала и ты приехал, — голос был едва слышен, султанша прикрыла глаза, сил смотреть у нее не было. — Я тоже приехал, Таджия, я здесь, — Амирхан сжал руку сестры, та на мгновение распахнула глаза, изумрудные очи её блеснули и вновь потемневшие веки плотно сомкнулись. — Я позову родителей, — через силу проговорил султанзаде, поднимаясь с постели и выходя прочь из покоев. — Не смей умирать, Таджия Хасна-султан, — Баязид склонился к самому лицу сестры и убрал с лица прилипшие пряди темных волос — Не оставляй меня, Таджия… ***       Свою ссылку к тетке Фатьме-султан Неслишах могла бы считать большой удачей, если бы ей не пришлось уехать в одну из самых отдаленных провинций Османской империи и оставаться во дворце вечно веселой госпожи, совершенно не желавшей вмешиваться в дела Династии и хоть чем-то помогать своей племяннице. Неслишах была уперта как и её покойная мать, а ещё она не умела прощать и была мстительна. Её не устроило бы просто убить виновного в смерти её матери и её мужа, ей хотелось причинить невыносимую боль и страдания всем виновным и у нее это похоже получилось. — Я довольна тобой, Зиля, — Неслишах-султан протянула верной служанке мешок с золотыми монетами и улыбнулась — Надеюсь, что скоро мы получим радостные вести из столицы. — Инш Аллах, так и будет, госпожа, — девушка поклонилась и вышла из покоев, оставив племянницу хозяйки дворца наслаждаться предвкушением своей полной мести.