Хранительница счастья

      Фахрие-султан упрямо молчала, вытянувшись точно струна и с напускным спокойствием наблюдая за расхаживающей по покоям младшей сестрой. Темноволосая дочь великого визиря злилась, когда узнала детали нападения на Неслишах-султан и жене Хасиба Реиса даже подумалось, что не стоило рассказывать подробности еще не отошедшей после болезни сестре. — Ты хоть понимаешь что вы с Амирханом натворили? — Хасна-султан остановилась, силясь восстановить сбившееся от нервов и ходьбы дыхание, и посмотрела русоволосой госпоже прямо в глаза — Фахрие-султан, ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделала? — Не хуже, чем ты отдавала отчет себе, когда избавилась от Хуриджихан, — огрызнулась единственная дочь покойного Ферхата-паши, уставшая от возмущений младшей сестры. — Это другое, — покачала головой Таджия и опустилась на край дивана — Вы оба слишком рисковали, — уронив голову на руки, девушка тяжело вздохнула и подняла на сестру обеспокоенный взгляд — Ты понимаешь, чем это грозит тебе, Амирхану и в конечном итоге шехзаде Баязиду, если все вскроется? — Даже сейчас ты беспокоишься прежде всего о том, как это на нем отразится, — усмехнулась Фахрие и взяла руку сестры в свои — Послушай, Рустем-паша ничего не смог раскопать, всё прошло гладко и теперь та, что замыслила весь этот ужас, та, что чуть не лишила тебя жизни, мертва. И Нурбану… — Нет, слишком подозрительно будет, если сейчас не станет еще и фаворитки Селима, — к любимой дочери Хафизе-султан вернулось её прежнее хладнокровие — Позже ты сможешь сделать все, что задумала, но не сейчас. — Будет ли время? — вздохнула Фахрие и нахмурилась — Повелитель болен, матушка с ума сходит от беспокойства, а Хасиб и Капудан-паша все время вместе проводят где-то за пределами дворца, — султанша поднялась и принялась расхаживать по комнате — У меня стойкое ощущение, что они что-то замышляют и о том не хотят нас предупреждать, боязно мне. — И как же ты Амирхана в этом всем убедила участвовать? — усмехнулась Таджия, внимательно глядя на сестру — Он же у нас до ужаса принципиальный. Пролить кровь Династии не про него, он сторониться всего, что может запятнать его честь, он копия отца нашего… — Ты видимо плохо понимаешь его, Хасна, — покачала головой дочь Бейхан-султан и коснулась щеки сестры, заглядывая той в глаза — Он ради тебя, ради своих братьев и родителей готов на всё. Он сын своей матери, Таджия, равно как и ты дочь Хафизе-султан. Когда дело касается того, что для вас свято, вы забываете о всех принципах и идете до конца, — едва Фахрие произнесла эти слова в дверь постучали — Войдите, — на пороге покоев показался Бюльбюль-ага. Таджия-султан жестом подозвала к себе верного слугу и выслушала его. — Готовьте карету, я немедленно возвращаюсь в свой дворец, — зеленоглазая султанша резко поднялась и едва устояла на ногах, подхваченная сестрой — Голова закружилась, — в ответ на обеспокоенный взгляд Фахрие произнесла госпожа — Мне надо ехать, сестра. — Скажи мне, что случилось, Таджия? — жена Хасиба-паши обеспокоенно вглядывалась в лицо сестры — На тебе лица нет, ты так побледнела. — Надо ехать, Фахрие, — султанша высвободилась из объятий сестры и поспешила к выходу. Фахрие-султан осталась стоять посреди просторных покоев и нервно заламывать руки — в последнее время она потеряла покой и резкая перемена в лице младшей сестры, её стремительный отъезд лишь обостряли предчувствие беды. ***       Старший сын великого визиря слыл сдержанным и спокойным как отец, но если бы кто-то кроме шехзаде Баязида видел его в этот момент, он бы вмиг убедился, что это ложь. Амирхан-бей нервно мерял шагами кабинет младшего наследника и хмурил брови. Шехзаде наблюдал за метаниями брата несколько отстраненно, взгляд его был устремлен вдаль, туда, где за пределами его санжака начинались владения старшего брата. — Нет, ну как до такого вообще можно было додуматься? — эмоционально всплеснул руками султанзаде и остановился посреди комнаты — Баязид, ответь мне, о чем ты думал, посылая женское платье и письмо-вызов старшему наследнику? — Ты прекрасно понимаешь, что в сложившейся ситуации сражение с Селимом неизбежно, — Баязида заботили вести из столицы, он рвался к отцу, но долг обязывал его оставаться в санжаке, а неуверенность в будущем вынуждала действовать отчаянно — Если этого не миновать, то нужно действовать смело. Пусть он сам теперь придет ко мне и тогда мы сразимся. — Это безумие, чистое безрассудство, мой шехзаде, — первенец Хафизе-султан остановился у разложенной карты и вздохнул — Открытый бой, всё или ничего, этого следовало ожидать от Вас, шехзаде Баязид, но я надеялся, что Вы сможете удержаться, — султанзаде подошел к брату и заглянул ему в глаза — В этом великий визирь нам не помощник, ты же понимаешь. Отец не пришлет тебе войско, ему ответ держать перед султаном. — Я на это и не рассчитывал, Амирхан, — Баязид положил руку на плечо самого верного своего друга — Сами справимся. -Я буду сражаться вместе с тобой до конца, — пообещал Амирхан-бей — Если случится так, что повелитель покинет этот мир, то победивший шехзаде получит высшую награду, — султанзаде горько усмехнулся и молодые люди обнялись — Право жить. — Готовь войска, — распорядился шехзаде, возвращаясь к разложенным на столе бумагам — Через несколько дней Селим будет здесь со своим войском, мы должны встретить его во всеоружии. ***       Во дворце единственной дочери повелителя после возвращения Рустема-паши царило напряжение, пропадавшее лишь тогда, когда супруги проводили время с подросшей дочкой. Свое единственное дитя Михримах-султан любила всем сердцем, хоть и не была счастлива в браке с её отцом. Малютка Хюмашах росла очаровательной смышленой девочкой, и может быть была бы гораздо ближе со своей матерью, если бы та не была так погружена в дела своего брата, чье восхождение на трон она должна была обеспечить. — Ты недостаточно активно склоняешь вельмож на стороны Селима, — передав ребенка няням, недовольно произнесла Михримах-султан, устремляя взгляд на мужа. — Я делаю всё, что в моих силах, Михримах-султан, — заверил госпожу визирь, провожая дочь полным любви взглядом, так он теперь не смотрел на жену, ради брака с которой сделал всё, что приказывала её мать — Вам не о чем беспокоиться, в нужный час шехзаде найдет достаточно союзников в столице. — Тебе сил недостает на службу во имя будущего моего брата, ибо походы к еврейским купчихам отнимают у тебя большую их часть, — султанская дочь недобро усмехнулась — Берегись, Рустем-паша, берегись, если это правда, ибо я разведусь с тобой. — И кто же тогда станет помогать Вам искать союзников для шехзаде, — тихо произнес паша, но Михримах услышала и смирила мужа полным негодования взглядом — Вам не о чем беспокоиться, госпожа, я верен Вам и ни одной другой женщины не желаю, — луноликая султанша поднялась и посмотрела на мужа раздраженно. — Оставь пустые слова, Рустем-паша, действуй, шехзаде Селим не должен пострадать от рук великого визиря и его сторонников, — султанша подошла к окну и покачала головой — Ты даже не смог мне заранее сообщить о том, что Селим собрался сражаться с Баязидом. Как ты мог об этом не узнать заранее? Рустем-паша, теперь я не знаю, что нам делать. Собирай войска, какие можешь, и отправляй в поддержку шехзаде. Ибудем надеяться, что отец мой не придет в гнев, когда очнется, — но оба супруга понимали, что лучшим исходом для них станет тот, при котором десятый султан Османской империи не очнется после тяжелой болезни, иначе не миновать его гнева обоим шехзаде и всем, кто не сумел предотвратить их столкновение. — Не беспокойтесь, Михримах-султан, — паша склонился в знак почтения — Шехзаде Селим получит необходимую поддержку, — визирь улыбнулся, он знал о том, что в совете у старшего наследника есть верный союзник, тот, кому могущественный великий визирь доверяет и от кого не ждет подвоха. ***       Хафизе-султан словно бы и не помнила, что в Буколеоне её ждет совсем еще маленький сын, такой желанный и поздний ребенок, ради которого она береглась многие месяцы и которого покидала вот уже второй раз после его появления на свет. — Госпожа моя, — великий визирь вошел в главные покои и поклонился. Хафизе-султан, сидевшая на мягкой кушетке у кровати брата, обернулась на звук голоса и кивнула, будто не видя перед собой мужа, взгляд изумрудных глаз был тяжелым и задумчивым — Хафизе, столько дней ты уже не спишь и не ешь, ты не видела нашего сына вот еще три дня, тебе нужно хоть ненадолго вернуться в Буколеон. — Я не могу оставить брата, Малкочоглу, — в сотый раз упрямо повторяла златовласая султанша — Не проси меня, поезжай домой, а я останусь, — султанша отвела взгляд от мужа и словно всем своим существом вновь устремилась к повелителю, что лежал без сознания вот уже несколько дней и никто не мог ему помочь. — Хафизе-султан, послушай, — Бали-паша глянул на копошившегося с какими-то снадобьями в углу покоев Яхью-эфенди и подошел к женщине, опускаясь на колени у её ног — Тебе нужно отдохнуть, поспать хоть немного, поесть, побыть дома, — великий визирь гладил белую руку с массивным сапфировым перстнем и смотрел в полные тоски глаза любимой — Ради нашего повелителя ты должна немного отдохнуть, тебе нужны силы, ведь никто не знает, сколько еще это продлится. — Не поеду, Бали-паша, — султанша высвободила руку и покачала головой — Пусть привезут Анвара в Топкапы, нам всем лучше сейчас побыть здесь, Малкочоглу. — Хорошо, — пусть так, но златовласая сестра все же допустила, что хоть ненадолго оставит главные покои — Госпожа моя, я хотел сказать… — великий визирь помедлил и решил, что измученной своим горем султанше не стоит говорить о том, что ему сообщил Амирхан. — Что еще стряслось? — в изумрудных глазах мелькнуло беспокойство — Что-то случилось пока я не покидала покои, что ты хотел мне сказать, Бали? — Нет, ничего больше, — паша прижался губами к рукам жены и успокаивающе улыбнулся — Я хотел сказать, что я очень тебя люблю и мы обязательно справимся со всем. — Мне бы только увидеть как брат мой откроет глаза и поправится, — молвила султанша, прижимаясь лбом к плечу мужа, Бали-паша и Яхья-эфенди переглянулись, они еще накануне говорили о состоянии султана и главный лекарь считал, что пришла пора готовиться к худшему. ***       Таджия проснулась, когда небо над столицей империи еще было темным и кое-где виднелись тусклые звезды. Сев на кровати, темноволосая дочь Хафизе-султан пару минут смотрела в одну точку, точно силясь собрать воедино все потоки мыслей, что текли в её голове. Кара-хатун вошла в комнату госпожи тихо, в руках у нее был кувшин с водой для умывания. Девушка молча поклонилась, не издавая не единого звука помогла султанше накинуть шелковый халат поверх ночного платья, подала мягкую ткань, расчесала темные кудри и уложила их в высокую лаконичную прическу. Молочно-белое атласное платье, расшитое золотистыми нитями, село точно по фигуре, полупрозрачные рукава, тоже украшенные вышивкой, струились вниз, прикрывая кольца на руках султанши, тонкий плетеный пояс подчеркивал талию. Кара-хатун принесла бархатные подушечки и Таджия-султан сама застегнула на шее золотое колье из тонких цепочек и прозрачных точно слезы бриллиантов. — Махмуд-паша уже проснулся? — спросила Таджия у вошедшего Бюльбюля, тонкой кисточкой обводя контур и без того розовых точно лепестки роз губ чуть красноватой жидкостью. Евнух коротко кивнул и остался стоять у дверей покоев — Вот и чудесно, — султанша одарила двух своих вернейших слуг улыбкой и направилась прочь из покоев — Хочу попрощаться с ним прежде, чем он покинет наш дворец и отправится исполнять то, что ему поручено.       Второй визирь совета явно не ожидал увидеть в покоях, ставших его спальней, молодую супругу в столь ранний час. Таджия-султан вошла в комнату после короткого стука и остановилась посреди покоев, разглядывая спину облаченного в доспехи паши. Махмуд обернулся к девушке и поклонился в знак почтения. — Госпожа моя, — паша поднял на девушку удивленный взгляд — Я не ожидал увидеть Вас в столь ранний час на ногах. — Разве могла я позволить себе не попрощаться с Вами, Махмуд-паша, — султанша раскрыла свои объятия и шагнула навстречу супругу. Второй визирь совета сначала опешил, а после крепко прижал к себе девушку, целуя дочь великого визиря в висок. — Таджия-султан, — только и смог вымолвить паша, прижимая жену к себе и касаясь уложенных в пучок волос, маленьких ушей с искорками бриллиантовых сережек, худых плеч. — Я знала, знала, что отец найдет способ поддержать Баязида, — зеленоглазая султанша чуть отстранилась и устремила свой взор на пашу — Я знала, что ты непременно поедешь ему на выручку, Махмуд, — девушка смотрела прямо в карие глаза визиря и улыбалась — Ты не знаешь, не понимаешь меня, но для меня так много значит твой поступок. Я ведь мечтаю лишь о том, чтобы брат мой жил. — Всё будет хорошо, я обещаю, что мы будем счастливы, Таджия, — Махмуд чувствовал, что улыбка получается напряженной — Я делаю всё ради нашего счастья и нашей любви, знайте это всегда. — Я знаю, — улыбнулась Таджия и погладила мужчину по щеке — Вам пора, Махмуд-паша, давайте прощаться, — султанша встала на цыпочки и сама прильнула к губам супруга. Второй визирь прижал к себе еще не восстановившуюся после болезни худощавую султаншу и углубил поцелуй. — Мне действительно пора, Таджия-султан, дела государства не ждут, — паша отстранился, заглянул в изумрудные глаза и вышел из покоев. Едва двери за вторым визирем закрылась, дочь Хафизе-султан достала платок и тщательно вытерла губы. Дверь в покои отворилась и вошел Бюльбюль-ага, а следом за ним и Кара-хатун. — Султанзаде Зуфар предупрежден, госпожа моя, — Таджия кивнула и зажмурилась, глотая мутную желтоватую жидкость из крошечной склянки. -Отлично, Бюльбюль, я тобой очень довольна, — девушка бросила свой платок в огонь и пламя в камине вспыхнуло зеленоватыми всполохами — Кара-хатун, реши вопрос у Ахмада-эфенди, сходи и прикупи немного книг на свой вкус, — верная служанка коротко кивнула, удаляясь из покоев и оставляя госпожу наедине с евнухом. — Афифе-хатун передала мне послание для Вас, госпожа моя, — мужчина достал из складок платья небольшой тубус с письмом и протянул его султанше, дожидаясь, когда та сломает печать и прочтет все то, что было изложено в послании — Будут ли какие-то приказы, Таджия-султан? — Пусть готовят карету, Бюльбюль-ага, я еду в Топкапы, — султанша спрятала послание обратно в тубус и стремительно вышла из покоев.       Лишь оказавшись в своей спальне, зеленоглазая госпожа позволила себе выдохнуть. В большом старинном зеркале отражалась юная женщина, миловидная и тонкостаная, и тем не менее она была уже ровней своей матери, она научилась убивать, глядя человеку в глаза. Эти изумрудные глаза совсем недавно невинно смотрели в глаза Махмуда-паши, зная, что он уже приговорен, эти алые губы касались губ не ведавшего своей участи мужчины, эти руки обнимали его плечи, она все еще совсем недавно была рядом с ним, улыбалась ему, говорила и знала, что уже вынесла ему приговор, обрекла его на смерть за предательство, за то, что он готовился вести войска в помощь шехзаде Селиму, за то, что отказался быть верным шехзаде Баязиду, ради которого единственная дочь великого визиря и пошла на этот брак. Султанша передернула плечами и мотнула головой, отгоняя от себя мысли о судьбе Махмуда-паши, теперь все, что касается второго визиря, занимало её мало. Опустившись у окна девушка вновь достала полученное послание и принялась его перечитывать наедине с собой.

»… И если Аллаху угодно, чтобы мой меч был слабее меча врага моего, то я хочу, чтобы ты знала, что всё мое существование и все мои мысли в последние минуты были посвящены тебе. Пусть и грешно желать любви той, что отдана в жены другому мужчине, и всё же я готов на распутье жизни своей признаться, что это единственное, чего я желаю в этом мире даже больше, чем трона, твоей любви, моя зеленоглазая звезда. Если придут в столицу дурные вести, то обо мне не плачь и проживи эту жизнь счастливо, чтобы глядя на тебя из другого мира, я радовался твоим улыбкам и звонкому смеху…»

— Госпожа, — голос верного евнуха вырвал султаншу из раздумий над словами шехзаде Баязида и заставил поднять обеспокоенный взгляд — Пора ехать, если Вы желаете успеть в Топкапы до того, как всё случится. — Здесь все письма? — султанша спрятала послание шехзаде в шкатулку и заперла её на ключ — Всё, что удалось найти у паши? — Точно так, мой госпожа, — уверил хозяйку дворца Бюльбюль — На некоторых даже есть обломки печатей. — Думаю, чтобы оправдаться перед отцом, этого мне будет достаточно, — султанша накинула на плечи плащ и взяла папку из рук слуги — Когда Кара-хатун вернется от торговца книгами, пусть укладывает мои вещи и сама собирается в путь. — Вы куда-то поедите, госпожа моя? — забеспокоился главный евнух её дворца, знавший о том, что в народе и среди янычар уже назревают волнения в связи с долгой болезнью султана и что участились нападения вокруг Стамбула. — Всё может быть, Бюльбюль, — кивнула султанша — Может я поеду в охотничий домик на пару дней, мне же нужно будет прийти в себя, отойти от горя, — девушка усмехнулась и ага позволил себе ухмыльнуться в ответ. — Всё будет исполнено, госпожа моя, — Бюльбюль-ага проводил султаншу до кареты и помог взойти по ступеням — Не извольте беспокоиться, — в окружении охраны из числа воинов султанзаде Зуфара единственная дочь великого визиря покинула свой дворец и отправилась в Топкапы, где вот уже многие дни находилась почти вся её семья. ***       Махмуд-паша прибыл в янычарский корпус, которым командовал Зуфар-бей, младший сын сестры султана и великого визиря, когда янычары совершали утреннюю тренировку. Спешившись, паша проследовал к казармам и велел воинам построиться перед ним. Султанзаде Зуфар наблюдал за тем, как второй визирь хозяйничает в его корпусе, с завидным спокойствием.       Он был молод, даже юн, вчерашний ребенок, теперь же смелый воин султана, храбрец, отличившийся в походе и в столь молодом возрасте возглавивший янычарский корпус, а еще он был безгранично преданным, нет, не шехзаде Баязиду, которого он уважал и по-своему любил, а своей старшей сестре и своей матери, причем если последняя никогда не вмешивала его в свои дела, то Таджия, признав в нем взрослого и способного влиять на дела Династии человека, сполна пользовалась его помощью в своих интригах. Когда она сообщила ему о предательстве Махмуда-паши, он был озадачен, но не удивлен, ибо испытывал недоверие к слишком амбициозному сподвижнику своего отца с тех пор, как видел его излишне долгие беседы со старшим шехзаде в походе. Когда Таджия сообщила, что намерена наказать неверного визиря, он был готов ей в этом помочь, хоть и прекрасно понимал, что его зеленоглазая сестра намерена лишить предателя жизни. В отличие от Амирхана или от их отца Зуфар никогда не питал иллюзий по поводу методов своей матери и своей сестры, он относился к этому гораздо спокойнее и не видел ничего недопустимого для себя в участии в подобных делах, хотя знал, что старший брат и великий визирь всегда сторонились ввязываться в это. Зуфар не сторонился, он прекрасно понимал, что его оружие меч, а оружие государственных мужей интриги, равно как это же было и оружием султанш Династии. Таджия Хасна-султан, его любимая сестра, бывшая для него второй женщиной после матери, просила у него помощи в мести предателю, который ставил под угрозу жизни младшего наследника и его верного сподвижника султанзаде Амирхана, и одного этого было достаточно, чтобы Зуфар-бей ни на минуту не колебался и согласился помочь сестре разыграть этот маленький спектакль, который должен был стать трагедией для Махмуда-паши, ибо никто не смеет даже помышлять о том, чтобы причинить вред их семье — это дети Хафизе-султан впитали, казалось, с молоком матери и друг за друга стояли горой, мстя любому, кто покушался на жизни их и их родителей, ярким примером чему стало странное нападение на Неслишах-султан и её гибель. — Султанзаде Зуфар, — второй визирь совета поприветствовал главу янычарского корпуса. — Махмуд-паша, — кивнул темноволосый воин — Добро пожаловать. Я ждал Вашего приезда. — У меня приказ для Вас, Зуфар-бей, — мужчина протянул сыну великого визиря бумагу и повернулся к выстроившимся перед ними янычарам — Храбрые воины, — начал второй визирь пока глава янычарского корпуса читал переданный ему приказ — В эти темные дни, когда наш великий султан болен и все молитвы наши мы, верные его подданные, устремляем Аллаху во имя его исцеления, имеет место и прискорбная борьба между шезаде за трон, который еще по праву принадлежит султану Сулейману, — янычарский корпус слушал пашу молча, по лицам воинов второй визирь не мог понять настроения в рядах янычар, да и лица эти почему-то плыли в его глазах, сливаясь в одно размазанное пятно — Зуфар-бей зачитает вам приказ, отданный с позволения нашего султана, — мужчина ослабил воротник, ему вдруг показалось прохладное утро жарче летнего дня. — С позволения нашего повелителя Великолепного султана Сулеймана именем совета дивана Махмуд-паша, второй визирь и зять султана, повелевает выступить трем отрядам янычарского корпуса Стамбула в санжак младшего шехзаде Кютахью, — Зуфар посмотрел на зятя краем глаза, тот часто и хрипло дышал и вот-вот готов был упасть без чувств — Дабы предотвратить вероломное вторжение старшего наследника престола шехзаде Селима в земли шехзаде Баязида с целью убийства последнего и его наследников и последующего захвата трона, который по праву принадлежит ныне живущему десятому султану Сулейман Хану, да продлит Аллах его годы и пошлет ему здравия… — Паша, что с Вами, паша? — к рухнувшему на каменные плиты паше тут же бросились его слуги. Махмуда-пашу била крупная дрожь, он извивался точно в судорогах, из посиневших губ валила желтоватая пена. — Его отравили, — шагнув было к зятю, вдруг громко и четко произнес султанзаде — Он хотел уберечь младшего шехзаде от меча старшего и его отравили. Скорее лекаря сюда, — Зуфар торопливо спрятал приказ за пазуху и опустился рядом с содрогающимся визирем, повернув голову того, чтобы он не захлебывался — Потерпите, Махмуд-паша, потерпите, лекарь скоро будет, — но в глазах зятя, налившихся кровью и готовых вылезти из орбит, Зуфар-бей увидел понимание, паша догадался, он слышал то, что произнес султанзаде и это не были слова, написанные в приказе, он слышал и теперь все понимал, перед его глазами сложилась цельная картина. Странный и слишком понимающий взгляд Зуфара в ту ночь, когда он в лагере шел от берега, где говорил с шехзаде Селимом, к своему шатру, излишняя ласка супруги сегодня, её объятия и поцелуй, а теперь Зуфар зачитал совсем не тот приказ, что он привез — она обо всем узнала, узнала, что он перешёл на сторону Селима и убила его, его любимая жена, женщина, ради которой он готов был уничтожить этот мир, женщина, чьей любовью он хотел обладать безраздельно, та, которая никогда не любила и не полюбила бы его так, как любила она шехзаде Баязида. И на последнем издыхании Махмуд-паша наконец-то понял, что его соперником за сердце зеленоглазой султанши был не погибший в походе Даул-бей, а сам шехзаде Баязид, понял, но изменить уже ничего бы не смог, как бы не хотел. — Таджия… — распухшими губами вымолвил едва слышно Махмуд-паша и замолк навсегда. Подоспевший лекарь констатировал смерть, сообщил Зуфар-бею, что его зятя отравили. Глава янычарского корпуса хмурил темные брови, заложив руки за спину, тихо отдал приказ убрать тело и подойдя к выстроившимся янычарам заговорил тихо и сбивчиво, будто рассуждал вслух. — Он просто хотел предотвратить убийство сына султана, уберечь его… Просто уберечь шехзаде до того, как повелитель окончательно выздоровеет, а они его убили… О Аллах Всемогущий, что же я скажу своей сестре, как сообщу ей, что мужа её эти нечестивцы извели… — янычары оставались невозмутимыми, но Зуфар знал, что его слушают и слышат — А шехзаде Баязид… Коня, — встрепенувшись приказал султанзаде своему слуге — Немедленно, коня мне. Я должен сообщить о случившемся в Топкапы и предупредить великого визиря, что наследник султана в опасности. ***       Книжная лавка Ахмада-эфенди была небольшой, но здесь всегда можно было отыскать самые красивые и изысканные фолианты. Кара много месяцев захаживала в эту лавку под видом дочери одного из мелких чиновников, и с Ахмадом-эфенди, вполне еще нестарым мужчиной, у нее сложились добрые отношения. Он откладывал для нее лучшие книги, что были в его лавке, иногда дарил красивые расшитые золотыми нитками закладки и был неизменно приветлив с черноглазой девушкой, которая смогла выяснить, что он теперь поставляет книги даже в старый дворец, ведь поселенная там мать старшего наследника очень ценит литературу. — Возьму у Вас, Ахмад-эфенди, вот эти два томика, — девушка мило улыбнулась мужчине и протянула деньги — Они, конечно, не так хороши как те, что лежат в ларцах, но тоже вполне интересны. — Я закажу для Вас точно такие же, Айше-хатун, — пообещал мужчина и виновато улыбнулся — Никак не могу отдать Вам эти книги, их заказала у меня служанка самой Хюррем-султан, госпожа очень щедро платит за все те издания, что я посылаю ей. Слуги должны забрать их с минуты на минуту, — девушка понимающе кивнула и направилась была к выходу, когда с улицы послышались крики и ржание лошадей. — О Аллах, что же там такое, — испуганно пролепетала Кара-Айше и отскочила вглубь лавки, оказавшись прямо у открытых ларцов с книгами. — Сейчас посмотрю, хатун, не пугайтесь, — схватив длинную палку, которой по видимому и планировал защищаться, мужчина вышел из лавки. Кара не теряла ни минуты, вытащив из складок платья увесистый пузырек со специальной грушей, она открыла первую попавшуюся книгу в ларце и щедро опрыскала страницу за страницей, затем сделала то же с остальными книгами и едва она успела спрятать флакон с ядом в складках платья, как в лавку вернулся Ахмад. — Что там такое, эфенди? — испуганно глядя на мужчину, спросила верная служанка Таджии, прижимая к груди две книги, купленные у лавочника. — Знатный господин какой-то с охраной проехал прямо через толпу людей. Ступайте осторожнее домой, — мужчина подошел чуть ближе и улыбнулся — А хотите я Вас провожу? — Не стоит, — Кара выскользнула из лавки и в дверном проеме обернулась — Спасибо Вам, Ахмад-эфенди, Ваши книги сослужат мне добрую службу, — в черных как ночь глазах на мгновение мелькнул дьявольский огонек и надвинув капюшон сильнее на лицо, девушка выскользнула из помещения, оставляя торговца дожидаться слуг Хюррем-султан, которые должны были забрать припасенные для неё книги. ***       Таджия-султан самозабвенно возилась с младшим братом, уже заметно подросшим и абсолютно очаровательным. Златокудрый мальчик с голубыми глазами был похож на ангелочка, розовощекий и пухленький, он выглядел полным здоровья и детской непосредственности. Играя с весело агукающим и хохочущим султанзаде, Таджия была абсолютно счастлива. Кормилицы и няньки младшего брата смотрели на темноволосую султаншу с сочувствием, все слуги её родителей до сих пор продолжали жалеть молодую госпожу, потерявшую ребенка и чуть не погибшую в родовой горячке. Зеленоглазая госпожа гнала от себя мысли об этих взглядах, она прижимала к себе улыбающегося и хватающего ручками её серьги малыша и глаза её искрились любовью к младшему брату. Султанзаде Анвар был прелестным ребенком, которому не доставалось много внимания матери, и Таджия видела в этом и свою вину — в первые месяцы после его рождения с ней случилась беда и Хафизе-султан надолго была отвлечена от младшего сына. — Таджия-султан, султанзаде пора кормить, — предупредила девушку Айнур-хатун, невысокая круглолица девочка-подросток, дочка Яхьи-эфенди, не желавшая находиться целыми днями вдали от отца и привезенная им в Топкапы, где Бейхан-султан позволила ей находиться в гареме и даже проводить время с её племянником, перевезенным сюда накануне. — Ты уже выучила его расписание, Айнур, — Таджия улыбнулась девочке и передала ребенка кормилице. Дочь Яхьи-эфенди ей нравилась, это была невероятна хорошенькая девочка с миловидным фарфоровым личиком, черными длинными волосами, такими же черными бровями, очень красивыми карими глазами, лучащимися добротой и радостью, алым бутоном губ и легким румянцем. Зеленоглазая султанша была готова поклясться, что уже где-то видела очень похожую девушку, но все никак не могла вспомнить где. Застав Айнур в комнате младшего брата, Таджия быстро нашла с одиннадцатилетней девочкой общий язык и отметила про себя, что дочь Яхьи-эфенди, которую она прежде не видела, оказалась на редкость смышленой и образованной девочкой. — Султанзаде очень милый ребенок, — на красивом лице на мгновение мелькнула грусть — Вам повезло, султанша, у Вас несколько братьев и младшие есть, а я у отца одна, матушка моя Эсма-хатун умерла много лет назад сразу после родов, а отец больше не женился, — и услышав это Таджия замерла на мгновение, вспоминая служанку Хюррем-султан Эсму-хатун, которую она когда-то давно видела в Топкапы и которая тогда ей тоже показалась прекрасной, много краше своей рыжеволосой госпожи. Зеленоглазая султанша пообещала себе узнать о судьбе Эсмы-хатун у своей матери позже, когда эти темные дни покинут их семью, а пока же султанша и дочь лекаря оставили султанзаде с кормилицей и направились в сторону главных покоев. Таджия-султан рассчитывала впервые за много дней увидеть мать и поговорить с ней о том, чтобы она не изводила себя и уделяла время сыну, всем своим детям. В коридоре, ведущем в главным покоям, Таджия-султан и её спутница заметили сразу троих членов Династии. Зуфар-бей что-то сбивчиво говорил своему отцу и тетушке Бейхан-султан, когда заметил сестру. Все трое смотрели на Таджию-султан напряженно. — Бейхан-султан, — подойдя ближе, поприветствовала управляющую гаремом Таджия — Отец, — султанша поцеловала руку великого визиря и обвела всех присутствующих вопросительным взглядом — Что Вы так смотрите? Что-то случилось? — Прими мои соболезнования, сестренка, — Зуфар прижал девушку к себе так, что лицо её было скрыто от взглядов отца и тетки, испытывающих и напряженных — Прими мои соболезнования. Махмуда-пашу отравили, он умер, — именно в этот момент в коридоре в сопровождении своего мужа появилась Михримах-султан — Лекари не смогли ничего сделать. — Умер… — Таджия искусно изобразила шок от услышанной новости так, что ни дочь султана, ни её супруг, ни даже тетка и отец зеленоглазой султанши не могли усомниться в том, что эта новость стала для неё ужасным горем — Как же так… Кто его отравил, Зуфар? Почему ты его не спас? — из зеленых глаз брызнули слезы и султанша вновь припала к груди брата, сотрясаясь в рыданиях. — Тише-тише, моя дорогая, — Бейхан погладила племянницу по спине — Мы все очень сожалеем о случившемся, виновных обязательно найдут. Пока же нам надо готовиться к похоронам, тело его быстро разложится от яда. — Прими мои соболезнования, Таджия-султан, — Михримах-султан, казалось, была в смятении, она точно знала, что это было не её рук дело, ибо Селим предупредил её не связываться с Махмудом-пашой, но вот за матушку свою, что в последнее время жаждала действовать, принцесса поручиться не могла — Да упокоит Аллах его душу. — Аминь, — всхлипнув и утерев почти сухие уже глаза, молвила Хасна-султан — Благодарю Вас, госпожа, — и султанша решительно шагнула в сторону главных покоев — Я хочу увидеться с мамой, я хочу сама ей сообщить… ***       Старый дворец был местом тихим и весьма закрытым, что существенно осложняло жизнь сосланной славянки, но Хюррем-султан на то и была самым сильным врагом султанш Династии, что не опускала руки даже в самых безвыходных ситуациях. Её оскорбили, разлучили с сыном, отобрали её слуг, урезали содержание, приставили охрану, лишь изредка позволяли дочери её навещать, но она не сдавалась и терпеливо ждала хороших новостей. Нургюль-хатун, отданная ей в услужение в этом дворце, со временем стала верна ей и принесла новость, которую она так ждала — султан Сулейман был болен и в городе в каждом звуке речей на рынке, в каждом взгляде случайного прохожего, в самом воздухе казалось витало предчувствие перемен. Народ желал или увидеть невредимого султана или узреть на троне его наследника, и Хюррем-султан молила Всевышнего, чтобы у зятя получилось настроить горожан в пользу Селима, не слишком популярного в народе, но всё же старшего наследника. И ещё она молилась о султане, о том, чтобы он в конце концов покинул этот мир, чтобы умер так же, как умерла её любовь, когда он предпочел ей албанскую княжну, когда всю свою нежность и всё свое расположение отдал ей и её детям, обделив её сыновей, дочь и её саму своей лаской и заботой. — Вот эту книгу о животных пошли в Манису вместе с письмом, — посмотрев один из фолиантов, велела Хюррем служанке — И письмо отправь, это поздравления для моего милого внука, — султанша мечтательно вздохнула — Должно быть он уже так вырос, стал очаровательным мальчиком. Нургюль, я так скучаю о нем и о моем сыне, это невыносимая боль — разлука с детьми, меня наказывали этим много раз… — Слушаюсь, госпожа, — девушка завернула драгоценную книгу в ткань — У Ахмада-паши и правда самые красивые книги. — Почитаю на досуге, — взяв одну из книг султанша положила её на невысокий столик у окна — Подумать надо и помолиться. Сегодня должна навестить меня моя Михримах, пусть приготовят сладости и щербет, — женщина взяла четки и накинула на голову простой темный платок.       Служанка поклонилась и тихо вышла, рыжеволосую госпожу оставляли одну только во время молитвы и Хюррем научилась использовать это время, чтобы обдумывать свое положение. Теперь она знала, что султан при смерти, она знала, что сын её должен стать следующим султаном, но она боялась — Селим был беззащитен, когда её не было рядом с ним, беззащитен перед целым кланом её врагов, тех, кто год за годом рушил её власть, отнимал её силу — убивал её сыновей.       Отложив четки, рыжеволосая госпожа взяла оставленную книгу и открыла её на первой странице, погружаясь в чтение. Плотные листы совсем нового фолианта с трудом перелистывались и султанше приходилось то и дело смачивать палец слюной, чтобы открыть следующую страницу. Дверь тихо скрипнула и султанша, погруженная в чтение, не сразу заметила высокую фигуру в алом плаще.       Фахрие-султан стояла посреди покоев и с легкой улыбкой наблюдала, как женщина, повинная в смерти стольких дорогих ей людей, а главное в смерти её сына, читает отравленный фолиант, то и дело смачивая палец своей слюной и увеличивая дозу яда в своем теле. Заметив, что в покои вошла не служанка и не Михимах-султан, женщина вздрогнула и удивленно изогнула бровь, глядя на русоволосую дочь Бейхан-султан чуть насмешливо, с видом человека, предвкушающего свою победу. — Фахрие-султан, добро пожаловать, — Хюррем положила книгу на свои колени и откинулась на спинку дивана — Признаться честно, я ожидала бы увидеть здесь Вашу матушку или Вашу тетку, но никак не Вас. — Их время слишком ценно, чтобы они тратили его на тебя, Хюррем, — Фахрие усмехнулась и окинула небогатые покои оценивающим взглядом — Эта комната в сотню раз беднее тех покоев, в коих ты жила последние двадцать лет даже в ссылках, — молодая госпожа вдруг посмотрела прямо в глаза бывшей фаворитке султана и улыбнулась — И всё же они слишком роскошны для такой рабыни как ты, — Хюррем отреагировала спокойно, за долгие годы она привыкла к тому, что эти заносчивые дочери Династии, взращённые в розовых садах, считали её, мать нескольких детей султана, ничтожной в сравнении с собой, она привыкла, но не смирилась, а затаила обиду и терпеливо ждала, когда кончится век мужчины, прежде ею любимого, и трон займет её сын, тогда она станет Валиде-султан, выше всех женщин в империи, выше любой из дочерей этой проклятой Династии. — Ваши слова не ранят меня, госпожа, — Хюррем поднялась со своего места и гордо вскинула голову — Я вижу в Ваших глазах страх, Вы знаете, что когда я выйду отсюда как мать нового султана, Вам и Вашим родственницам придется слушаться приказов рабыни, — рыжеволосая султанша улыбнулась и взяла со стола кубок с водой, горло пересохло от ставшего вмиг слишком жарким воздуха комнаты. — Вот как? — жена Хасиба-паши вскинула соболиную бровь и сладко улыбнулась — Ты действительно надеешься выйти отсюда матерью султана? — смех, жесткий и злой, разнесся по покоям и Фахрие села на край небольшой тахты, складывая руки на коленях и с удовольствием наблюдая за смятением на лице матери старшего наследника, которая кажется поняла, что с ней что-то не так. — Нет, Хюррем, я приехала сюда не за тем, чтобы с тобой о чем-то говорить, мне не о чем разговаривать с убийцей моего сына и других членов моей семьи, — рыжеволосая султанша попыталась отворить двери из покоев и позвать на помощь, но двери не поддались, а из горла вырывались лишь хрипы — Я пришла посмотреть твою смерть, Хюррем, пришла получить свой подарок, — дочь покойного Ферхата-паши коснулась русых кудрей и улыбнулась — Моя сестра меня не обманула, она всегда держит свое слово. Однажды она сказала, что ты заплатишь за смерть султанзаде Гези и после повторила, что ты заплатишь за смерть моего Хасана. Она всегда исполняет свои обещания, — Хюррем корчилась на полу в предсмертных муках до крови раздирая шею ногтями, словно пытаясь сделать дыру в своем горле и впустить хоть немного воздуха — А знаешь, что еще она обещала? — склонившись к лицу замершей на коленях рыжеволосой женщины, спросила Фахрие — Еще она обещала, что ты будешь умирать в страшных муках — и это правда, а кроме того она обещала, что на трон взойдет шехзаде Баязид, — страшно хрипящая женщина упала к ногам Фахрие и издала страшный звук, дергаясь словно в припадке — И знай, Хюррем, я верю, что и это будет правдой, — султанша безразлично посмотрела на замершую у её ног женщину, это была эпоха, ничем и никем не потопляемая Хюррем-султан, наводившая ужас на членов Династии, много раз возвращавшая себе расположение повелителя госпожа, мать четверых его детей, женщина, чье влияние даже в годы ссылки было велико, и теперь она лежала на полу бедно обставленных покоев старого дворца, жалкая и несчастная, убитая двумя младшими султаншами Династии, теми, кого она никогда не опасалась, теми, кого она не замечала, борясь только с их матерями. Хюррем-султан была мертва, но об этом еще никто не знал — ни её дочь, ни её сын, ни султан, который, если очнется, придет в бешенство, узнав, что его племянницы расправились с его гаремом.       Фахрие-султан встрепенулась и оглядела комнату. На спинке дивана лежал платок, взяв его, дочь Бейхан-султан одну за другой отправила в пламя камина книги, привезенные с рынка, а затем бросила в камин и саму ткань. Комната наполнилась едким запахом молодого чеснока и Фахрие усмехнулась — Таджия выбрала тот же яд, что много лет назад убил её младшего брата, она отомстила, круг замкнулся. Но обе султанши, решившиеся на это убийство, не знали, что одна из отравленных книг уже отправлена их племяннику и что наследник Династии, один из шехзаде, кровь от крови их племянник в опасности. Русоволосая султанша постучала в дверь, та тут же открылась, выходя из комнаты Фахрие бросила прощальный взгляд на ту, что столько лет отравляла жизнь их семьи и почувствовала странный укол совести — не такой смерти заслужила мать наследников султана, но вмиг в голове девушки всплыли образы бабушки Валиде-султан, печальной красавицы Гюльфем-султан и её маленькой дочери Дильшах, умерших в ужасных муках от чумы во дворце, и всякая жалость и сожаление улетучились, Фахрие-султан довольно улыбнулась — месть свершилась… ***       Хафизе-султан расхаживала по покоям мужа и вид у нее был до крайности недовольный. Бали-паша стоял у окна своего кабинета и на замерших посреди комнаты детей не смотрел. Златовласая дочь султана Селима выглядела донельзя злой в то время, как её супруг с абсолютно невозмутимым видом взирал на дворцовый сад через окно. — Пусть даже это всё правда, — султанша кивнула на разложенные на столе письма Махмуда-паши и приказ, что тот привез в янычарский корпус — Пусть Махмуд и правда был предателем, переметнувшимся на сторону старшего шехзаде, но объясните мне, дети мои, как вы, члены правящей Династии Османов, посмели опуститься до подобного, посмели совершить убийство второго визиря? — Зуфар здесь не при чем, матушка, — Таджия стойко выдержала гневный взгляд матери — Всё это свершила я одна, он не знал ничего, не гневайтесь… — Довольно, Таджия, я уже не маленький ребенок, — остановил сестру султанзаде и поднял на мать спокойный взгляд карих глаз — Я обо всём знал, Валиде, и посчитал приемлемым избавиться от предателя. Мы не желали беспокоить Вас, и действовать нужно было быстро, Вам сейчас не до этого, а если бы Махмуд-паша исполнил задуманное и привел войска в поддержку шехзаде Селима, — султанзаде перевел дух и тихо произнес — Если бы там пал брат Амирхан, Вы бы простили наше бездействие? — Молчи, не смей дерзить мне, — Хафизе-султан грозно взглянула на сына — Моя дочь и мой сын убийцы, запятнавшие руки в крови. Он ведь был твоим мужем, Таджия. — Никто не безгрешен, Валиде, — султанша мелко подрагивала от нервного напряжения, но голос звучал четко и спокойно — И не Вам читать мне морали. Всё, что я делаю, всё, на что я иду, всё это ради нашей семьи, ради будущего Династии, ради братьев моих, ради отца и ради Вас. Или же Вы думаете, что когда султана Сулеймана не станет, шехзаде Селим пощадит сыновей Ваших и мужа, взойдя на трон, — султанша замерла, получив звонкую пощечину и удивленно взглянув на мать. — Не смей даже мысли допускать о том, что султан не поправится, — Хафизе-султан смотрела на дочь со слезами на глазах — Не смей произносить этих слов, Таджия. Султан Сулейман очнется, он придет в себя. А твое поведение вызовет у него много вопросов. Твой удел — молиться о выздоровлении нашего повелителя, а не плести интриги да строить планы о том, как возвести Баязида на престол. Ты знаешь, что я его поддерживаю, но сейчас главное, чтобы султан поправился. Ты поняла меня? — Да, Валиде, — кивнула султанша и бросила вслед удаляющейся матери сочувствующий взгляд — Папа, ты же видишь, что происходит с матушкой? — Госпожа очень расстроена, она любит нашего повелителя всем сердцем, её терзает страшная боль при одной мысли о том, что он не очнется, — великий визирь подошел к своим детям и окинул их тяжелым взглядом — Но я как и Ваша матушка считаю недопустимым подобные выходки. Вы оба должны были сообщить о предательстве Махмуда-паши мне, я нашел бы как его наказать. — Всё случилось очень быстро, папа, — Таджия всхлипнула и опустила голову — Я приняла единственное возможное решение, взяла грех на душу, но уберегла братьев. — Не плачь, Таджия, — Малкочоглу растерянно посмотрел на дочь и заключил девушку в свои объятия. Слез единственной дочки он не выносил и не желал видеть, будь она хоть тысячу раз убийцей кого угодно, но страданий её он видеть не мог, тем более, он прекрасно понимал, почему его зеленоглазый ангел свершает всё это, во имя кого жертвует всем — Ступай, Зуфар, не оставляй корпус надолго. Мне не нравится, что в городе и среди воинов ходят слухи о смерти султана, тебе следует пресекать подобное. — Слушаюсь, — султанзаде кивнул — Отец, — молодой человек поцеловал поданную ему руку и вышел. — А теперь скажи мне, моя печальная звезда, что ты замыслила? — паша отстранил от себя дочь и заглянул ей в глаза — Я не имею права посылать войска на помощь кому-либо из шехзаде, ты это понимаешь. Если повелитель очнется, он за то с меня спросит строго. — У Амирхана сильные воины, — Таджия вмиг успокоилась и вместе с отцом села на диван — Шехзаде Баязид храбрый воин, он сможет справиться с войсками шехзаде Селима. — А если нет? — Малкочоглу коснулся щеки дочери и вздохнул — Что же ты натворила, девочка моя… Ведь это грех большой, Таджия, Махмуд-паша был тебе мужем и матушка твоя злится потому, что это выглядит как… — Я знаю, как это выглядит, — упрямо мотнула головой султанша — Но клянусь Вам, отец, что я не стала бы избавляться от него таким образом, если бы он не был предателем и не грозил причинить вред Амирхану и шехзаде. — Я не знаю чем мне остановить обоих наследников, — покачал головой паша — Кто бы из них не одержал победу, а все равно перед султаном победитель будет убийцей его сына. — А может быть султан не очнется… — тихо проговорила госпожа, глядя прямо в глаза отцу. — Не смей, Таджия, — оборвал дочь на половине фразы паша — Нет, я повелителя поклялся защищать до конца и вреда ему причинить не позволю, я не Зуфар, меня в свои игры не втягивай. — Пусть Бейхан-султан поедет и остановит их, — вдруг сказала госпожа — Она сестра повелителя, она им обоим тетка, она должна быть авторитетом для шехзаде. — Шехзаде Селим презирает всех нас, — заметил паша — И толку в этой поездке не будет. — И всё же, попробовать стоит, я считаю, — настаивала на своем Хасна-султан — Она не допустит кровавой бойни на смерть. И если султан очнется, то она сможет объяснить ему, что виноваты оба шехзаде. Повелитель не прогневается на Баязида, даже узнав про эту выходку с платьем и письмом… — Войдите, — паша обернулся на стук в дверь и увидел как в покои торопливо входит Сюмбюль-ага. — Паша Хазретлери, — главный евнух Топкапы склонился перед великим визирем — Госпожа, — карие глаза сверкнули при взгляде на замершую за спиной Малкочоглу девушку — Я должен сообщить Вам, паша, что из старого дворца пришли дурные вести. — Что еще стряслось? — Бали-паша нахмурился — Говори же, Сюмбюль, не томи. — Михримах-султан поехала сегодня навестить Хюррем-султан и обнаружила ту мертвой в своих покоях, Бали-паша, — евнух низко склонился — Мне сообщили, что султанша был отравлена. Чем её отравили, пока неизвестно. — Немедленно пошли туда людей, пусть начнут расследование, — все трое переглянулись и паша тихо добавил — Надеюсь, ты понял меня, Сюмбюль. — Разумеется, паша, — евнух поклонился и вышел, а Малкочоглу обернулся и посмотрел на вытянувшуюся как струну дочь. — Махмуда-пашу сейчас уже будут хоронить, ты для приличия поприсутствуешь на похоронах, а после уедешь прочь из столицы, в охотничий домик поезжай пока я не решу здесь всё, — великий визирь старался не смотреть на дочь и старательно прятал письма бывшего зятя, чтобы в случае чего предъявить их султану. — Фахрие-султан надобно уехать вместе со мной, отец, — паша повернулся и удивленно вскинул бровь, глядя на дочь — Михримах-султан обрушит свой гнев на неё. — Просто прекрасно, — пробормотал паша в черные усы — Как и тогда в Манисе вы действуете вместе, а думать о последствиях приходится мне. — Мы в состояние разобраться с последствиями сами, — дочь Бейхан-султан вошла в покои без стука и остановилась подле сестры — Прими мои соболезнования в связи со смертью твоего мужа, Таджия, да упокоит Аллах его грешную душу. — Аминь, — зеленоглазая султанша позволила себе улыбнуться, сестре она была рада и в высокой фигуре русоволосой госпожи видела для себя поддержку. — Ступайте обе готовиться к похоронам, — велел Малкочоглу и вздохнул — А после обе уезжайте в охотничий домик. Скажем, что Таджия-султан хочет побыть вдали от шумной столицы после смерти мужа, а Вы поедите её поддержать, госпожа. — Не волнуйтесь, паша, — Фахрие улыбнулась мужу любимой тетушки — Если случится так, что повелитель наш не очнется, а шехзаде Селим падет от меча младшего брата, то гнев Михримах-султан будет нам всем не страшен. — Ступайте, госпожа, — паша устало опустился в кресло и окинул двух девушек печальным взглядом — Я не боюсь гнева Михримах-султан, я боюсь смотреть на то, как две невинные девочки, росшие у меня на глазах, превратились в жестоких и безжалостных султанш, уничтожающих своих врагов без колебаний. — На выжженной земле не растут цветы, Бали-паша, — горько усмехнувшись, произнесла Фахрие у самых дверей — В сердце, наполненном болью от потери родных, не остается места для жалости и сострадания к их убийцам, — и девушки вышли из кабинета великого визиря, оставляя пашу размышлять о том, как быть дальше.       По коридорам Топкапы две султанши шли быстро, словно куда-то торопились, почти не говорили и лишь изредка переглядывались друг с другом. Проходя мимо главной комнаты гарема, девушки заметили спешащую к ним Афифе-хатун. Кормилица повелителя торопливо шла по большой комнате и девушки, обсуждавшие весть о смерти Хюррем-султан, замолкали под её строгим взглядом. — Госпожи, — пожилая мать Яхьи-эфенди поклонилась племянницам повелителя — Таджия-султан, мне только что стало известно, — женщина печально склонила голову — Примите мои соболезнования в связи с кончиной Вашего супруга. — Благодарю тебя, Афифе-хатун, — кивнула Таджия — Аллах да упокоит его и простит ему его прегрешения. — Аминь, — хазнедар смотрела на девушку внимательным и полным сочувствия взглядом — Мне сообщили, что Михримах-султан едет в Топкапы. Говорят, что Хюррем-султан нашли отравленной в старом дворце. — Нам уже сообщили, Афифе-хатун, — Фахрие изобразила печаль на своем лице — Мы выразим свои соболезнования госпоже позже. Сейчас нам нужно готовиться, скоро похороны Махмуда-паши, — и две сестры поспешили прочь из гарема. — Ты довольна теперь? — голос Таджии-султан звучал тихо, Фахрие ответила легкой усмешкой — Твой сын теперь отомщен сполна. — Нет, — и губы жены Хасиба-паши сложились в страшную улыбку, похожую на оскал — Я успокоюсь только тогда, когда все виновные будут уничтожены. — Рустем твой, — завидев на одной из садовых дорожек быстро идущую в их сторону Михримах-султан, успела произнести Таджия — Только повремени, хватит двух смертей в один день. — Михримах-султан, — Фахрие поприветствовала единственную дочь повелителя, лицо её было заплаканным, губы подрагивали — Нам сообщили о том, что случилось в старом дворце с Вашей матушкой. Примите наши соболезнования. — И у тебя хватает наглости говорить мне эти слова, Фахрие? — взвилась Михримах-султан, приближаясь к двоюродной сестре — Ты пролила кровь моей матери, а теперь глумишься, выражая мне соболезнования. Да кто ты такая, чтобы позволять себе такое? Перед тобой единственная дочь правящего султана, что за дерзость? — Довольно, госпожа, — тихо произнесла Таджия и столкнулась с удивленным и непонимающим взглядом сестры старшего наследника — Довольно, не кричите. Ваше горе велико, Вы потеряли мать, — Таджия подняла голову и посмотрела на Михримах-султан с немым вызовом — Я тоже в трауре сегодня, мой муж убит, его тоже отравили, но я не бросаюсь на Вас с обвинениями, хотя всем известна вражда Вашего супруга с моим и то, что Вы ненавидели Махмуда-пашу за его лояльность к младшему шехзаде, а не к Вашему брату Селиму. Я уважаю Ваше горе, Михримах-султан, а Вы уважайте мое, оставим взаимные обвинения на другое время, сегодня нам нужно проститься с родными и похоронить их как того требует наша вера. — Да ты просто счастлива смертью Махмуда-паши, — усмехнулась Михримах и близко-близко подошла к зеленоглазой султанше, глядя ей прямо в лицо — Ты можешь кого угодно обманывать своим несчастным видом и напускной печалью, кого угодно, но не меня, Таджия, — единственная дочь повелителя нервно усмехнулась и погрозила пальцем у самого лица сестры — Я знаю, что на дне твоих глаз, в самой глубине твоей черной души, ты счастлива своим освобождением, ты рада его смерти, это твой триумф, ты благодаришь Аллаха за то, что твоего мужа убили. А может, — Михримах отшатнулась и посмотрела на дочь Хафизе-султан с сомнением — А может быть ты сама его убила, а, Таджия-султан? Яд ведь всегда был твоим оружием. — Равно как и оружием Вашей покойной матушки, да простит Аллах ей все её грехи, в том числе и убийство моего младшего брата Гези, — холодно ответила девушка — Ты ведь еще помнишь, что у моей матери был такой сын, а у меня был такой брат, Михримах? — и султанша вместе с Фахрие прошла мимо замершей Михримах-султан в сторону поданной им кареты. ***       Бейхан-султан в отличие от своей сестры была более прагматична и менее привязана к брату повелителю. Трезво оценив ситуацию и вероятность того, что султан полностью поправится и проживет еще долго, женщина рассудила, что стоит готовиться к худшему и потому на новости о сразу двух смертях недругов шехзаде Баязида отреагировала спокойнее, чем младшая сестра. Истерику Михримах-султан, её обвинения и угрозы, женщина тоже перенесла без лишних потрясений и вот теперь стояла на балконе главных покоев вместе с великими визирем, краем глаза сквозь раскрытые двери наблюдая над склонившейся над повелителем младшей сестрой. — Я согласна ехать, Бали-паша, — вздохнула Бейхан — Таджия-султан права, если султан очнется, то мы должны будем отвести беду от горячей головы шехзаде Баязида. Его поступок опрометчив, открытая провокация, в некоторой мере безрассудство, но твоя задача будет преподнести всё это нашему султану так, будто бы это вина шехзаде Селима. В конце концов это он без дозволения покинул свой санжак и с войском вторгся на территорию санжака брата. — Если бы все было так просто, — усмехнулся Бали-паша — Место Махмуда-паши в совете теперь занял Рустем-паша и ему не составит труда предоставить султану доказательства обратного, хватит одного послания шехзаде Баязида, чтобы наш повелитель разгневался. — Значить этого послания не должно оказаться у повелителя, — рассудила Бейхан-султан — И об этом уж будь добр позаботиться сам, — вдруг в покоях все засуетились и султанша вместе с великим визирем поспешили вернуться. Султан очнулся и над ним склонился Яхья-эфенди, что-то слушая и рассматривая. Хафизе-султан замерла у изголовья брата, испуганно прижав руки к груди. Не прошло и пары минут, как повелитель вновь закрыл глаза и спокойно задышал, точно в глубоком сне. — Что ты с ним сделал, Яхья? — взвилась Хафизе на главного лекаря — Он же только что приходил в себя, я видела. Почему он опять без сознания. — Султану лучше, — провозгласил главный лекарь абсолютно спокойным голосом — Но он еще очень слаб и потому вновь провалился в сон. Если нам повезет, то болезнь отступит и через несколько дней ему может стать значительно лучше. — Инш Аллах, твои слова окажутся правдой, Яхья, — вздохнула султанша и поцеловала руку спящего повелителя — Я молю Всевышнего, чтобы он послал исцеление моему брату. — Вот увидишь, Хафизе, всё наладится, — Бейхан погладила сестру по плечу и ободряюще улыбнулась — Мне пора собираться, поеду к шехзаде и заставлю этих непослушных взрослых детей прекратить драку. Разве достойно подобное поведение сыновей нашего славного брата? — Поспеши, — Ханым-султан накрыла руку сестры своей и слегка сжала — Поспеши, чтобы нам всем миновать беду, Бейхан. ***       Залитая солнцем долина к западу от столицы Кютахьи в этот утренний час сияла от бликов начищенных щитов и шлемов. Две многочисленные армии, во главе каждой из которых стоял сын правящего султана, встретились в чистом поле и замерли в нескольких десятков шагов друг от друга. Ударный отряд, окружавший каждого шехзаде, состоял в большинстве своем из верных им беев да наставников султанских сыновей. Баязид спешился со своего скакуна и сделал несколько шагов, навстречу ему также сделал несколько шагов и стоящий во главе численно превосходящей армии шехзаде Селим. — Удивлен тому, что ты не струсил, — громко произнес Баязид, усмехаясь в лицо старшему брату — А что же ты не надел мой подарок? Или не по вкусу пришелся тебе наряд? — за спиной младшего шехзаде послышался смех множества людей, все его солдаты были в курсе того, что он отослал женское платье рыжему шехзаде. — А где же твоя хваленая армия, Баязид? — ухмыльнулся сын Хюррем-султан — Или эта горстка вояк всё, что у тебя есть? — Довольно молоть языком, Селим, — Баязид положил руку на рукоять меча, висевшего у него на поясе, и лицо его стало серьезным — Ты пришел в мой санжак зачем? — За тем, чтобы показать тебе твое место, — Селим вынул меч из ножен и двинулся было в сторону брата, когда прямо между рядами его войск пронеслась на всех парах карета и остановилась ровно посередине между готовыми сцепиться шехзаде. — Что вы устроили тут? — громко и грозно произнесла Бейхан-султан, выбежав из кареты на покрытое молодой травой поле. За её спиной тут же показались служанки, обступающие госпожу со спины на случай, если на нее захотят напасть — Что вы вытворяете, шехзаде? — но это было лишним, оба войска едва увидев султаншу Династии склонились и повернулись спиной, не смея поднимать взгляда на женщину султанской семьи. Оба сына повелителя озадаченно замерли. — Госпожа, — Селим первым спрятал меч в ножны и поклонился — Я всё могу объяснить… — Ты старший наследник султана Сулеймана, шехзаде, ты всё объяснишь нашему повелителю, — сверкнув очами, молвила женщина — Вы оба всё объясните нашему повелителю, бессовестные, — молодые люди опешили от гнева всегда спокойной и приветливой тетки — Вместо того, чтобы молиться о здоровье нашего султана и вести дела в своих санжаках, вы оба устраиваете всякие непотребства и ведете себя точно дети. Разве это поведение, достойное сыновей повелителя? — Султанша, но это шехзаде Селим пришел в мой санжак… — Довольно, Баязид, все мы знаем, что этому предшествовало, — оборвала племянника жена Капудана-паши — А ты, Селим? Вместо того, чтобы решать проблемы Сарухана, ты вторгаешься в земли брата и ведешь себя недостойно старшего шехзаде. Вы огорчаете меня, мне тоскливо видеть, что дети брата моего выросли неразумными и горячими на голову. — Простите, госпожа, — первым нашел в себе силы извиниться шехзаде Селим. Он был даже рад такому развитию событий, драться с братом даже при численном превосходстве было малоприятным удовольствием, ибо шехзаде Баязид славился абсолютным бесстрашием и горячим нравом и отряды его были ему под стать. — Простите, Бейхан-султан, — виновато опустил голову шехзаде Баязид. — Немедленно возвращайтесь в свои дворцы и не смейте даже помышлять впредь о подобном непотребстве, — Бейхан-султан шагнула в сторону кареты и недовольно замерла, заметив, что войска не сдвинулись с места — Я должна повторить вновь? — вопросительно посмотрев на племянников, молвила госпожа, лишь после этого два непримиримых врага, еще пять минут назад готовые изрубить друг друга на мелкие кусочки, отдали приказ своим отрядам, и огромное человеческое море, разлитое по долине, стало растекаться в противоположные стороны. — Это ты вызвал Бейхан-султан из столицы? — схватив за руку Амирхана, спросил Баязид, глядя верному другу прямо в глаза. — Нет, мой шехзаде, — покачал головой старший сын великого визиря — Но не скрою, что я рад подобному исходу. ***       Счастью Хафизе-султан не было предела, когда брат её после долгой болезни очнулся, а через несколько дней смог даже подняться с постели. Султан будто забыл о мучавшей его несколько недель болезни и силы вновь наполнили его, хотя слабость и боли в суставах всё еще мучали его короткими приступами в течение дня. Завтракая вместе с Хафизе-султан и единственной своей дочерью, повелитель тем не менее был мрачен. Он уже успел выслушать часть новостей и слезы дочери, винившей в отравлении матери и издевательствах над братом шехзаде Баязида, заставили султана помрачнеть. Хафизе же молчала, она ждала, когда брат немного окрепнет и после того собиралась рассказать ему свою версию того, что происходило пока он был болен. — Я отправляюсь на пятничную молитву сегодня, — султан отпустил дочь и остался в покоях наедине с младшей сестрой, которая отослала слуг и сама помогла ему облачиться в роскошный кафтан. — Мой повелитель, Яхья-эфенди не рекомендовал Вам пока покидать дворец, Вам нужен отдых, — мягко улыбаясь, молвила Хафизе. — Довольно отдыха, — в синих глазах полыхнула ярость — Я отдыхал достаточно и вот что из этого получилось. Убита мать моего старшего наследника, мой младший сын сцепился со старшим шехзаде. Как ты допустила это всё, Хафизе? — Сулейман посмотрел на сестру с укором — Ты ли не должна была хранить покой моей семьи? Или же это все не без твоего участия случилось? — вдруг султан схватился за живот и согнулся пополам, оседая на руках. — Повелитель, — испуганно пролепетала Хафизе-султан, поддерживая брата под руку и помогая ему сесть на край кровати — Я прикажу позвать лекарей, — вмиг забыв всколыхнувшуюся было в ней обиду на слова повелителя, захлопотала султанша. — Не надо, — удержал её за руку султан, тяжело дыша — Помогут ли мне лекари, когда мой любимый сын позволяет себе недостойное поведение. Рустем-паша принес мне письмо, которое Баязид написал Селиму. Хочешь почитать? — Хафизе покачала головой — Стало быть, ты уже в курсе того, что пишет твой любимый племянник законному наследнику султана. — Мой повелитель, Вам всегда было известно об их вражде, — возразила Хафизе-султан — Она длится долгие годы и когда не стало Ваших сыновей шехзаде Мехмета и шехзаде Джихангира, да упокоит Аллах их души, вражда эта приобрела форму взаимной ненависти. Еще совсем недавно враги нашей Династии пытались очернить в Ваших глазах шехзаде Баязида, когда Вы были в походе, теперь же это письмо. Мыслимо ли, чтобы Ваш сын позволил себе… — Но он позволил, Хафизе, — Сулейман был зол и почти кричал, Хафизе-султан решительно не понимала, почему любимый брат её, тот, о чьем выздоровлении она молилась день и ночь, тот, ради которого забыла всех и себя саму, кричал на нее и злился — И я хочу спросить у него лично, почему он позволил себе эту дерзость. Я отдал приказ Рустему-паше привезти его в столицу и пусть мой сын ответит мне, что за неуважение он проявляет к старшему брату, — Хафизе смотрела в синие глаза султана и не узнавала будто бы в них любимого брата. Неужели Михримах, дочь этой рыжей ведьмы, своими речами так затуманила разум едва очнувшегося от болезни повелителя? Неужели Рустем-паша нашел слова, что заглушали её обращения к брату? — Какое же наказание Вы изберете для него, мой повелитель? — тихо молвила златовласая султанша — Отправите в ссылку и лишите своей милости или… — зеленые глаза сверкнули недобрым огнем — Или казните, как делал наш покойный отец со всеми, кого считал виноватыми? — Я правитель Османской империи, Хафизе-султан, — повелитель с трудом поднялся и посмотрел на невысокую женщину сверху вниз — И я сам решу, что мне делать с провинившимся сыном. Я хочу поступить справедливо, потому и желаю видеть его в столице, — султан вышел из покоев, Хафизе-султан так и осталась стоять, замерев в поклоне.       Она была в смятении, медленно бредя по коридорам дворца, она натолкнулась на носившую траур по матери Михримах-султан. В глазах племянницы на мгновение златокудрая госпожа увидела тот же огонь, что долгие годы пылал в глазах её матери и ту же жажду власти, которой так отличалась рыжеволосая мать девушки. — Что с Вами, госпожа? — голос Михримах-султан звучал чуть насмешливо — Ваши сладкие речи впервые не позволили Вам оправдать Вашего драгоценного шехзаде Баязида? Какая жалость, — на алых губах носящей траур госпожи расцвела издевательская улыбка — Теперь ему придется ответить, всем придется ответить за смерть моей матери. — Баязид в этом не виновен, — возразила Хафизе-султан, глядя племяннице прямо в глаза. — Но вы виновны, вы все виновны, Хафизе-султан, — девушка рассмеялась — Наш повелитель жив и за смерть моей матери, и за оскорбление моего брата ответит шехзаде Баязид. Каждый получает по заслугам, кажется это Вы всегда повторяли. Пришло время и Вам получить по заслугам, — женщины разошлись в разные стороны, а Бейхан-султан, наблюдавшая за всем этим с балкончика, озадаченно нахмурила брови. Святая вера Михримах-султан в свою победу её настораживала, проигрывать детям рыжеволосой бестии она не была готова. ***       Шехзаде Селим носил траур по матери, весть о смерти которой он получил сразу после возвращения в санжак. Нурбану-султан всячески изображала глубокую печаль из-за гибели свекрови, но в душе была счастлива. Слишком властолюбивая Хюррем-султан не вписывалась в планы венецианки на жизнь после восхождения на престол шехзаде Селима, впрочем оставалась еще проблема в лице Михримах-султан, которая была копией своей матери и была не менее опасна. — Султанша пишет, что повелитель пришел в ярость и вызвал шехзаде Баязида в столицу, чтобы тот объяснился, — черновласая султанша опустилась на диван рядом с мужем, рассматривающим последний подарок матери его сыну — книгу о животных и растениях — Теперь шехзаде и его сторонникам придется туго. — Оставь меня с сыном, Нурбану, — шехзаде усадил Мурада к себе на колени открыл перед ним книгу на первой странице — Я не хочу об этом говорить сейчас. — Как пожелаете, — растерянно проговорила султанша и вышла из покоев, оставляя старшего наследника наедине со своим шехзаде. В коридоре черноволосую девушку ждала верная калфа, она подошла к женщине и поклонившись что-то зашептала у самого уха любимицы шехзаде — Отлично, — на алых губах венецианки расцвела дьявольская улыбка — Как только шехзаде Баязид покинет свой санжак, действуйте. Ты все передала палачам? — Разумеется, госпожа, — кивнула калфа и внутренне содрогнулась от того холодного спокойствия, что плескались в черных глазах султанши, отдавшей приказ убить единственного ребенка младшего шехзаде. — Я буду ждать от тебя новостей, — кивнула султанша и направилась в сторону гарема, безраздельной хозяйкой которого она была теперь, будучи единственной фавориткой шехзаде и матерью его единственного сына. ***       Амирхан гнал лошадей наравне с шехзаде, Насух-паша не отставал от них, хоть пожилому ученому и было тяжелее держаться в седле наравне с молодыми мужчинами. Ехали молча, каждый думая о своем, небольшой отряд, сопровождавший их, не останавливался ни на час, чтобы отдохнуть, только чтобы сменить скакунов, и все, кто ехал с шехзаде в столицу, знали, что им не избежать гнева султана.       Амирхан думал о сыне, оставленном в его доме в Кютахье, и о молодой жене своей Гюльшах-хатун, на которой женился по настоянию матери и которую, как ему казалось, нисколько не любил. Перед глазами все стояло её испуганное лицо, она прижимала к себе сына султанзаде и все лепетала что-то о том, что Амирхан должен был беречь себя. Черкешенка была хорошей женой ему, тихой, покладистой, растила его сына как своего родного и не роптала на то, что султанзаде не проявляет к ней никакого интереса, но почему-то именно о ней думал старший сын великого визиря, гоня своего скакуна в столицу, где, как он знал, султан Сулейман пребывал в ярости и ярость эта грозила пасть не только на голову младшего наследника, но и на голову ближайших соратников.       Расстояние от Кютахьи до пригорода Стамбула мужчины преодолели меньше чем за двое суток и в нескольких десятках километров от столицы империи шехзаде вдруг остановил лошадей и повернул на лесную дорогу, ведущую к охотничьему домику. Амирхан и Насух-паша напряженно переглянулись, но молча поехали вслед за шехзаде, что уверенно гнал коня сквозь сгущающиеся сумерки в сторону двухэтажного дома.       Они подъехали к домику, когда свет почти во всех окнах уже был потушен и полыхали только факелы по периметру, да окна одних покоев на втором этаже. Молча спешившись, шехзаде Баязид решительным шагом направился внутрь охотничьего домика, и Амирхан, проклиная про себя то, что сообщил ему о местонахождении своей сестры, проследовал за ним. — Шехзаде, — первой гостей заметила Фахрие-султан, сидевшая напротив сестры и попивающая щербет — Султанзаде, Насух-паша, добро пожаловать, — Таджия тут же подскочила на месте и замерла, испуганно и удивленно глядя на поздних гостей. — Госпожи, — Баязид коротко кивнул сестрам и смущенно улыбнулся, встретившись взглядом с зеленоглазой султаншей — Мы держим путь в столицу, уже поздно и мы несколько дней в дороге, вот решили остановиться на ночлег здесь, прежде чем ехать к нашему повелителю. — Я распоряжусь, чтобы вас и охрану накормили и разместили, — захлопотала Фахрие — Матракчи, как давно я Вас не видела. Здесь есть замечательная комната с книгами, я размещу Вас там, пойдемте. — Не думала, что увижу вас обоих прежде, чем вы отправитесь в столицу, — Таджия опустилась на край дивана и печально улыбнулась — Боялась, что вообще вас не увижу. — Мы и не собирались заезжать, — недовольно нахмурившись, пробормотал Амирхан и подошёл к сестре — Как там обстановка? — Матушка была в ярости, да вроде поутихла, — пожала плечами Таджия, касаясь плеча брата — Султан злится, говорят, отец пишет, что Валиде сама не своя, Михримах-султан и Рустем-паша настроили его против шехзаде. — Разве мог султан поверить кому-то, кроме нашей матери, — удивился Амирхан и вздохнул — Гнев его опасен, Таджия, я боюсь, что в столице нас ждет много неприятностей. — Он болен, Амирхан, — покачала головой султанша и поднялась, принимаясь расхаживать по комнате — Разум его помутился, он везде видит предателей, что посягают на его трон, в каждом поступке ищет дерзость… Я поеду завтра с Вами, не пущу одних. Если что, я буду требовать, чтобы он вызвал шехзаде Селима и спросил с него за смерть моего мужа, обвиню Михримах в том, что это она отравила меня и я потеряла ребенка — что угодно, но я не позволю его гневу пролиться только на ваши головы. — Исключено, — Баязид произнес это тоном, не терпящим возражений — Ты останешься здесь вместе с Фахрие-султан и дождешься новостей, и если они будут дурные, то отправишься в Кютахью к моему сыну и убережешь его, я только тебе могу вверить судьбу моего ребенка, Таджия-султан, — молодой человек замолчал, единственная дочь великого визиря несколько мгновений смотрела ему прямо в глаза и кинула. — Госпожа, Фахрие-султан просила передать, что ужин и спальни для шехзаде и султанзаде готовы, — Кара-хатун вошла в комнату и низко поклонилась. — Мы идем, — коротко кивнула зеленоглазая султанша и улыбнулась молодым людям — Вам с дороге нужно поесть и лечь спать, завтра тяжелый день. ***       Яхья-эфенди и еще несколько лекарей метались по главным покоям с тазами и склянками, распластавшийся на кровати султан то и дела издавал болезненные стоны и вскрики, когда кто-то из лекарей прикасался к раздутым и багровым шишка на ногах и руках. Хафизе-султан и Бали-паша, не покинувшие дворец вместе со своим сыном, а оставшиеся на ужин после пятничной молитвы, были разбужены Сюмбюлем-агой, который тихо прошел в их покои и сообщил, что султану резко стало плохо посреди ночи. Меньше чем через час в Топкапы тайно приехала Бейхан-султан, и все трое находились в главных покоях, за пределы которых весть о внезапном обострении недуга султана так и не вышла. Сюмбюль-ага стоял у дверей и внимательно поглядывал то на лекарей, то на свою любимую госпожу, которая, казалось, забыла упреки и обидные слова брата, и теперь металась из одного угла комнаты в другой, заламывая руки и кидая полные боли взгляды на ложе повелителя. — Хафизе, — точно в бреду вдруг вскрикнул султан и женщина метнулась к кровати, падая на колени у изголовья брата. — Я здесь, мой повелитель, — султанша осторожно положила свою ладонь на руку брата, изуродованную вздутыми узлами на суставах — Я здесь, брат мой. — Не оставляй меня одного, Хафизе, — султан метался в бреду и цеплялся за руку сестры, по вискам его катились крупные капли пота. — Яхья, да сделай же ты что-нибудь, — воскликнула султанша, коснувшись лба мужчины — Он весь горит, нужно сбить жар… — Ступай и сообщи султанзаде Зуфару о случившемся, — тихо молвила Бейхан-султан, подойдя к Сюмбюлю-аге — Пусть предупредит Капудана-пашу и Хасиба Реиса, они знают, что делать. — Если Хафизе-султан узнает, что мы… — начал было главный евнух Топкапы. — Хафизе-султан пока не до этого, она после скажет нам спасибо, Сюмбюль, — Бейхан выразительно посмотрела в глаза верного слуги — Шехзаде Селим не должен узнать о случившемся раньше, чем о том сообщат шехзаде Баязиду. Ни один гонец не должен улизнуть из города ни морем ни сушей. — Как пожелаете, госпожа моя, — Сюмбюль, казалось, колебался лишь несколько минут, а после вышел, поминутно оглядываясь и скользя по коридорам спящего дворца так, чтобы его никто не видел. ***       Таджия-султан отправила Кару спать на первый этаж вместе со слугами Фахрие-султан и теперь сама расчесывала длинные темные кудри, стоя перед большим зеркалом, в котором отражались всполохи свечей и её изумрудных глаз. В дверь тихо постучали и султанша счастливо улыбнулась своему отражению, вмиг заливаясь краской и глубоко вздыхая. — Открыто, — тихо произнесла девушка и с замиранием сердца наблюдала в отражении зеркала, как медленно открывается дверь и в комнату входит шехзаде Баязид, тут же плотно закрывая створку двери за собой, словно отрезая себе пути к отступлению. — Шехзаде, — в голосе ни удивления, приличествующего данной ситуации, ни возмущения — ничего, кроме тихой радости — Доброй ночи. — Как неуместно звучит это пожелание накануне того, что ждет меня завтра, не находишь? — позволил себе улыбнуться шехзаде, делая несколько медленных шагов в её сторону и замирая в шаге от нее, наблюдая за её отражением в зеркале и опаляя кожу дыханием. — Всё, что мы делали и делаем неуместно, Баязид, и что же с того? — Таджия отложила гребень на столик рядом с зеркалом и резко повернулась, оказываясь нос к носу с младшим сыном султана. — Как же это я упустил тот момент, когда ты перестала быть для меня ребенком, младшей сестрой, и стала самой дорогой женщиной на этой грешной земле? — горько усмехнулся шехзаде и нерешительно коснулся пышных кудрей. Таджия улыбалась, утопая в карих глазах наследника, удивляясь тому каким жаром и какой силой веет от него в это мгновение, тому, какая любовь и какая боль заключены в этих глазах. — А не было этого момента, — вдруг тихо рассмеялась султанша и маленькие ладошки решительно легли на плечи шехзаде, который от этого прикосновения весь напрягся и смотрел на неё с тоской, понимая, что ничего не может себе позволить, не желая причинить вред той, что владела его сердцем, не желая её страданий, если утром повелитель примет решение казнить его за его дерзкую выходку — Ты всегда был моим, а я твоей, Баязид, так предназначено и этого не изменить. — Если я не вернусь из столицы, я не хочу, чтобы ты обо мне долго печалилась, Таджия… — Молчи, не смей даже мыслить об этом в моем присутствии, — зеленоглазая султанша прижала руку к горячим губам шехзаде и покачала головой — Наш повелитель справедлив, моя мать и мой отец сделают всё, чтобы не допустить беды, всё, чтобы тебя не казнили, Баязид. Ты достойнейший из сыновей султана, он это прекрасно понимает, ты, а не трус и пьяница Селим, должен занять трон после его смерти. И ты его займешь, я это точно знаю, я обещала тебе тогда в саду, помнишь? — Я бы отдал и этот трон, и все свои богатства, и свою жизнь за краткий миг счастья с тобой, — Баязид поцеловал руку замершей перед ним девушки и прижал её к своей щеке — Если бы отец не противился подобным бракам, я бы взял тебя в жены и жил бы с тобой счастливо, растил детей, старел вместе, любил тебя до самых последних дней своих и не желал бы никого другого. Всегда смотрел на Бали-пашу и считал его самым счастливым из членов Династии — и крови Османов, и служит во имя империи, и всю жизнь любим и любит одну единственную женщину, твою мать, ту, что с ним одной крови. — А я всю жизнь любила и люблю только тебя, Баязид, как же ты этого не замечал, — Таджия уронила слезинку и прижалась к груди шехзаде — И всё в этом мире ради тебя, вся моя жизнь была подчинена лишь одному — борьбе за то, чтобы ты жил и был счастлив. — Ты достойна лучшего, что есть в этом мире — всех его богатств, всех его даров, всей его любви и счастья, Таджия, — Баязид поцеловал девушку в темную макушку и отстранился — А не опального шехзаде, чья судьба туманна. И я хочу, чтобы ты была счастлива, — султанша сама подалась навстречу и прильнула к горячим губам младшего наследника. Шехзаде стоял неподвижно, мысленно призывая всю свою выдержку, чтобы не ответить на её поцелуй. Таджия разочарованно замерла и отстранилась, заглядывая ему прямо в глаза — Поэтому я уйду сейчас, а ты пообещай мне, что не будешь убиваться, что бы завтра не случилось. — Не буду я тебе ничего обещать, — горячие слезы брызнули из изумрудных глаз и султанша обиженно надула губы, точно маленький ребенок — Ты не можешь мне запретить страдать и плакать, если с тобой что-то случится, не можешь запретить мне любить тебя и желать счастья лишь с тобой и ни с кем другим, Баязид. Ты не властен надо мной и никогда не будешь, потому что чувства мои и мысли всегда будут подчинены лишь моей любви к тебе и ничему более. — Прощай, моя звезда, — Баязид оставил почти целомудренный поцелуй на высоком лбу девушки и высвободился из цепких рук султанши, оставляя её одну посреди покоев.       Едва двери за ним захлопнулись, зеленоглазая дочь великого визиря упала на пол и беззвучно зарыдала, сжимая в руках ворс старинного персидского ковра. В свети догорающих ламп рубиновый перстень, что лежал в раскрытой шкатулке, поблескивал кровавыми всполохами. Таджия поднялась и размазывая соленые слезы по лицу добрела до стола. Потайной механизм отворился и в свете пробивающейся сквозь окно луны султанша увидела поблескивающие белые кристаллы. Захлопнув кольцо, девушка решительно надела его на руку и подошла к зеркалу. Из старинной оправы на нее смотрела бледная девушка с мокрыми от слез глазами и несчастными выражением лица, на тонкой руке поблескивал крупный перстень с порцией яда, а глаза были полны решимости, она легла в кровать и приказала себе уснуть, ей нужно было дождаться утра и пережить этот день, чтобы сохранить остатки самообладания до тех пор, пока из столицы не придут новости, и если эти вести будут страшными, она ни на минуту не будет колебаться…