***
- Ты соображаешь, что делаешь?! Ты вообще умом тронулся?! – Раф перехватывает руку Лео и рычит ему в лицо, заставив оторваться от вырезания куска мяса. Лео поднимает взгляд и начинает выворачивать запястье из руки брата. Ему не хочется ничего объяснять, у него нет на это ни сил, ни желания. - Отцу нужна горячая пища, - сухо цедит он. – Чтобы поправиться… Раф на долю секунды замирает, его взгляд устремляется в коридор, где Майки с тихим матом сжимает голову руками, почти ополоумев от этого гулкого воя, будоражащего почти все логово, кроме самого дальнего его закутка, потом смотрит на стоящего тут же Дона. - Учитель мертв, Лео, - Раф отдергивает руку, словно обжегшись об окровавленные пальцы старшего брата. – Его больше нет. И это ты виноват… - Заткнись, - равнодушно летит в ответ вместе с чавкающим звуком упавшего в кастрюлю куска мяса. – Это не так. Раф какое-то время стоит и смотрит Лео в затылок, пока тот зажигает горелку и устанавливает на нее кастрюлю, потом рыкает и сжимает кулаки. - Да я скорее сдохну, чем замолчу по твоему приказу. Довольно. Мы уходим – я и парни. - Я сберегу их лучше, ты же знаешь, - Лео едва заметно дергает плечом, даже не обернувшись, и сыплет в кастрюлю драгоценные специи. – Не будем спорить с очевидным… - Так же, как сберег Мастера?! – Раф почти плюет это ему в карапакс и отворачивается. – Уволь! Даже я буду им лучшим лидером!..***
И Лео остался один. Он еще несколько суток пробовал отпаивать Мастера горячим чаем и бульоном, пока сладковатый запах разложения не стал слишком очевиден. А Лео так и не смог вспомнить и сказать Рафу, почему он не виноват в том, что случилось с отцом… Это было до сих пор больно, но это не значило, что он собирался стать живым мясом и позволить какому-то человечку кормиться собой. «Скорее уж твой труп мне сгодится, чтобы восстановить силы». Пальцы сомкнулись чуть сильнее на тонкой хрупкой шее, легко обхватив ее кольцом и придавив хриплый коротенький писк. Это было простое и обычное решение. Ему надо выжить. Черт знает зачем, но надо, надо идти дальше и выживать. Убить их всех, чтобы отомстить за отца и никому больше не дать побеспокоить его могилу и где-то живущих братьев. Лео хотелось верить, что они живы. Даже после всего. Пищащее попробовало вывернуться из его руки, вцепившись в запястье чем-то тонким и острым, как будто куриными лапками. Если Лео правильно судил по своим ощущениям, оно было все же человеком, оно пахло грязью, пылью… его кровью… «Ах ты мразь убогая…» Пальцы дрожали, не смыкаясь дальше, не дожимая привычным рывком до предсмертного хрипа и тихого хруста гортани… ему не хватало сил. Нога взорвалась болью там, где и так уже горела огнем, а придушенным писк повторился, колотясь под пальцами истеричным желанием жить. - Твою… сука… - он отшвырнул это прочь, вцепившись в явно располосованное бедро, и коротко взрыкнул. Когда-то язык бы себе вырвал за такие слова. Жизнь сделала его уродом. «Ты им родился, Лео, не надо оправдываться». Под пальцами хлюпнуло тепло-липкое, заставившее скрипнуть зубами и включиться в реальность уже полностью. Рана. Сколько их? Все надо завязать или прижечь, иначе подохнет тут или чуть позднее от заражения. Надо уходить, потому что его найдут… кто забрал уцелевший клинок?.. Почему так темно?.. Рядом задушенно хрипело и кашляло только что отброшенное нечто, давилось воздухом, скулило и тихо материлось. «У Рафа это получается лучше». Лео повел головой, фоном вслушиваясь в окружающий мир. «Живи, паскуда, не до тебя сейчас…» Он сморгнул, снова поймав сверкающий белый свет, и с коротким стоном вцепился себе в виски. Понял. Понял сразу же при первом движении век, потому что это не с чем было сравнить. Потому что он знал, как именно должны скользить вверх и вниз его веки по глазам… потому что веки сухо и больно проскреблись по пустоте. Им больше не по чему было. Медленно подняв руку, Лео содрал с лица откуда-то взявшиеся повязки и тронул глаза… то, что теперь было на их месте. Он не помнил, как… или не хотел даже пробовать вспоминать… Слеп. Все. Конец. Даже это хрипяще-дохающее тощее теперь легко прикончит его. «Ты жить собирался? Все, парень, пожил свое».