Путь в темноте

- Ты что делаешь, Донни?! Лео морщится, приоткрывая глаза, ему настолько погано, что впору уже сдохнуть, а тут этот резкий громкий вопль… «Да что случилось-то?» Он приподнимает голову, собрав в кулак волю, кое-как притормозив круговорот мозгов в черепной коробке и преисполнившись намерения заставить всех вокруг замолчать. «Просил же…» - Это ж кислота!! – голос Майки снова снайперской пулей прошивает висок и выходит откуда-то из затылка. – Кислота! А ты ее Лео хочешь сунуть! Ты с ума сошел?? Слишком много за компом просидел? Лео зажмуривается, сдавливая голову руками. «Да хоть кислоту! Хоть цианистый калий дайте уже, только бы это прекратилось…» - Я знаю, что делаю, - голос Донни спокоен и сосредоточен, как и всегда в стрессовых ситуациях. – Не лезь. У него температура шкалит… - А ты отравить его хочешь?! Лео скрипит зубами и все же садится, от чего обрываются сразу оба голоса братьев. - Лео?.. - Лео, Лео, Лео, тебе плохо, брат, я сейчас водички… - Т-шшш! – умоляюще и угрожающе одновременно шипит Лео на звук. – Тихо… оба… Головы касаются прохладные руки. Чуткие, родные, такие нужные в эту секунду, что им одним позволено так бесцеремонно отпихивать Леовские ладони и ощупывать колотящиеся набатом виски. - Ляг, - Донни говорит тихо, совершенно буднично и безэмоционально. – Сейчас таблетку дам… - Кислоту! Лео вжимает голову в плечи и почти рычит, пытаясь заглушить взорвавшийся ядерной боеголовкой мозг. - Он кислоту тебе принес! Я все видел! Я прочитал!.. - Тихххо, Майки, - Лео даже не находит сил перестать до белых звездочек жмурить глаза или быть повежливее. Все, что он может - это шипеть сквозь зубы медленными вдохами-выдохами и думать, почему его башка еще не разлетелась на куски от такой боли, как перезревшая тыква. - Он… - Цыц, мелкий! Ша! Завалил варежку!! Лео со стоном, который уже не может сдержать, утыкается носом себе в колени, сгибаясь пополам, но в последнюю секунду ощущает под пылающим лбом все ту же чуткую прохладную такую нужную Донову ладонь. - Тише ты! – говорит совсем рядом с ним Донни, стараясь, чтобы голос звучал тихо и убедительно. - Так и я, бля, говорю – тише! Сам же знаю! «Боги Всесильные! Ра-аф! Ну, хоть ты смилуйся!» Лео сжимает голову руками, впиваясь ногтями в затылок до темных следов. - Он кислоту ему! Раф! Дон кислоту… вот, читай сам!!! - Лео, выпей вот, - в губы тыкается что-то сухое. – Да цыц же оба, а!! На долю секунды наступает блаженная тишина. Лео готов сейчас молиться на Донни, хотя от его рявка из затылка почти что разрывная пуля вылетает. Торопливо проглотив неприятно кислую таблетку, Лео начинает считать. Он знает, что нужно время, чтобы она подействовала… «Раз… два… три…» - Ты, олух гениальный, отравить брата хочешь, что ли?! «Господи, Раф, уймись… если вы продолжите, то травить меня не надо будет, голова на куски разорвется…» - Какая еще кислота, Дон?! Репой поехал?! - Ацетилсалициловая, - шипит в ответ, как змея, Донни, явно уже находясь на пределе. – Аце-тил-сале-ци-ло-вая, Раф!! И снова наступает тишина. Лео переводит дыхание, в мечтах своих уже ощущая, как вот-вот сейчас подействует таблетка, и голову, наконец-то, отпустит… Тишина обрывается звонким подзатыльником и Майкиным громким: «Ой, Раф!» Лео снова морщится и жмурит глаза. - Это аспирин, бестолочь, - хмыкает рядом с ним смягчившийся голос Рафа. – Чтоб температура упала и башка перестала трещать. - Да? – Майки склоняется над Лео так, что его дыхание, пахнущее чипсами и фантой, щекочет скулу. – Ты в порядке, бро? Тебе уже лучше? А я просто увидел… я подумал, что Донни тебя отравить хочет. - Отьебись от него, мелкий, - в нос ударяет запах пиццы и расплавленной стали. – Не видишь – погано старшенькому до чертиков. Ты как, Лео? Стало полегче? Последним бессильным движением, не размыкая зубов и глаз, Лео натягивает одеяло на голову и молится всем Богам, про которых рассказывал ему отец. «Парни, за заботу – от души спасибо. Но, заткнитесь вы, ради всего святого!»

***

- Я погрел вот. Рядом шкрябнуло металлическое по камню, и Лео приподнял голову с рук. - Поешь. Капуста тушеная. Армейский запас прошлого года, даже без плесени. Скривившись, Лео сел и нащупал банку. У армии Сопротивления не было своего запаса, значит, эти консервы со складов Господина Шредера. «Краденые, или списали уже по негодности и выбросили толпе. Какая разница, впрочем? Сойдет». - Проходит? – тонкая лапка щенка тронула щеку. – Уже лучше тебе? Лео не смог удержаться от смешка – вот точь-в-точь как Майки же. Еще и десяти минут не прошло, а уже лезет спрашивать. «Да, конечно, мне уже прям вот отлично стало. Еще пять минут, и все – готов в бой!» - Тебе мамка не рассказывала, что время нужно, чтобы подействовало? – не удержался он от язвительного вопроса. – Лучше нож дай или ложку. - Рассказывала, - после довольно долгого молчания отозвался щенок. – Только… я просто… вдруг тебе уже помогло. В голосочке просквозила неприкрытая тревога. Такая терпкая, что Лео невольно опять сморщился – так наивно беспокоился в его жизни о нем только Майки. - Она давно умерла? – негромко спросил он, приняв прохладную рукоять ножа и ковырнув им содержимое банки. Щенок вздохнул, почавкал немного явно такими же консервами и потом все же тихо ответил: - Зимой. Уже после Рождества. Болела она долго, а я… в медичке той, что тогда достать удалось, были лекарства, но не те все, не спасли они ее… я и… испугался я, что в этой тоже не будет. Но ты же знаешь, что делаешь, правда? Ты же поправишься? Лео едва заметно кивнул, задумчиво пережевывая капусту. «Обманули мальца – самое ценное повытрясли уже, а ему остатки сунули под видом полной медички. Ни обезбола, ни прочих прелестей… бинты, вата, пенициллин и кислота ацетилсалициловая». Он покачал головой. - Поправлюсь, ясное дело. Как темнеть станет – разбуди меня, пойдем собаку добывать на ужин. - Хорошо, - щенок, судя по голосу, взбодрился или старательно делал вид. – Ты спи, я подежурю. Выздоравливай только.