***
Чудовище отворачивается и идет прочь, явно показывая, что разговаривать не собирается. Скан смотрит ему в спину, потерпев очередное поражение в борьбе с его молчанием. Плащ на расколотом панцире, странная голова, трехпалые руки, так легко держащие любое оружие, мощные мышцы, способные поднять эту махину в прыжок, ноги, оставляющие в пыли уродливые следы, но касающиеся пола и земли совершенно бесшумно, светлый, весь изрисованный трещинами грудной сегмент брони... Монстр – загадка без ответа – манит ее все больше и притягивает к себе, как магнит. С той ночи, когда его сорвало без причины на такой псих, что до сих пор вспоминать страшно, когда он пообещал научить ее быть сильной, Скан получила возможность наблюдать за тем, как он тренируется сам. Пока она сопела, пытаясь отжиматься, или приседала до горящих бедер, он выводил руками странные неспешные движения, как будто ловя ветер и перемещаясь следом за ним. Он был красив в этих движениях, придуманных, казалось, специально для него. Он двигался бесшумно. Он умел взлетать по стене наверх, почти не касаясь камней и выбоин. Он вообще столько всего умел, что Скан только удивлялась, гадая, сколько же ему лет и когда он успел столькому научиться. И когда стал настолько злым и холодным. И как это исправить. И как научить его быть теплее с людьми, а не с оружием и крысами.***
Коротко вздохнув, чудовище осторожно ссадило крысу с руки и поднялось. - Зачем? И о чем? - Я бы могла понять тебя, - Скан тоже встала, отряхиваясь, и подошла к нему чуть ближе. Каждый раз ей казалось, что вот именно сегодня произойдет переломный момент, и он все же расскажет хоть что-то. Ну нельзя же вечно все в себе-то держать! – И как-то помочь. Я же видела, как тебе было той ночью плохо, я не дурочка… - Знаю, - он кивнул. – Но тебе не нужно меня понимать, и мне не нужна твоя помощь. И знать тебе ничего не нужно. Делай, что я говорю, и станешь сильной, как хотела. А сейчас иди есть, после ужина начнешь учиться стрелять. Чудовище отвернулось и пошло к дому. Скан постояла одну секунду, с трудом сдерживая обиду, и побежала за ним. Опять поражение! Опять и снова, как по кругу. Пустой разговор, даже не начатый толком и оборванный в самом начале. Порой ей казалось, что его высокомерие – это просто непробиваемая стена. Настолько он ставил себя выше нее и каждым своим жестом показывал, что она ему – не ровня. Даже оружие он выбрал ей другое – огнестрельное. Как будто она была недостойна даже его клинка, не говоря уж о его истории или его теплоте.***
- Я бы могла понять тебя… Лео вздохнул, задумчиво и очень осторожно поглаживая по носу большую крысу, сидевшую у него на руке. Мягкая шерстка приятно колола подушечки пальцев, в то время как солнце согревало ногти. Мало с чем сравнимое ощущение покоя и умиротворенности, которое он безумно любил. Живое тепло в ладони и тепло мира на ней. И все это так щедро тебе отдано, что невозможно не улыбаться, потому что в полной тишине огромного пространства есть только ты и это тепло и пульс, бьющийся в руку сквозь мохнатую шкурку. Крысы легко стали принимать от него пищу и быстро поняли, что он не причинит им вреда. Доверяли, залезая на ладони, отогревая своими крохотными коготками что-то забытое в душе. Отцовские руки, конечно же, были гораздо больше и когти – длиннее, но все же… «Как будто ты за руки держишь. Сэнсэй, дай мне мудрости научить ее и удержать от ошибок». Лео вздохнул, понимая, что его личный теплый покой, которого так хотелось, безвозвратно нарушен. Девчонка болталась где-то у него за спиной, опять настырно стараясь завести разговор. Черт побери! А ему так хотелось просто посидеть тут в тишине и темном солнечном тепле, не двигаться, потому что сегодня больше обычного донимала нога, подержать в ладонях подольше когтистые крошечные лапки и побалдеть от легких мурашек, с которыми усы щекотали запястье. - После ужина начнешь учиться стрелять, - отвернувшись, Лео пошел к дому, тихо щелкая пальцами на ходу. Слух адаптировался к слепоте, став чутче, чем был прежде, и продолжал обостряться. Лео уже удавалось слышать отзвук своего щелчка от стены и так понимать, на каком именно расстоянии он находится от здания. «Тебе не нужно ничего знать обо мне, девочка, и чем меньше я знаю о тебе, тем будет лучше. Между нами только сделка – твоя жизнь и мое зрение. Когда ты научишься быть скрытной, сильной и внимательной, когда твои пули станут находить точно любую мишень, я отведу тебя в Сопротивление, туда, где будет безопасно и сыто. Не в лагерь беженцев, который в любую минуту могут разорить солдаты или уничтожить обстрел, а туда, где ты станешь очень ценным бойцом, но все же останешься на далекой дистанции от боя. Снайпером». Он сел около костерка, взял миски и стал раскладывать кашу, внимательно принюхиваясь к каждой ложке. Девчонке нужно было хорошо есть, чтобы побыстрее окрепли мышцы, поэтому Лео выбирал для нее тушенку из котелка. - Прости меня, - она села напротив, шумно вздохнув. – Я думала… я очень плохо о тебе думала. Он дернул плечом, давая понять, что слышит, но отвечать не станет. Лео не хотелось с ней разговаривать, не хотелось находиться рядом и слушать ее вечерние рассказы о матери, отце и маленьком брате, которому оторвало голову осколком снаряда в один из налетов солдат Господина Шредера. Но она как будто не понимала этого, часто вспоминая, смеясь над собой или горько вздыхая и даже плача.***
- А потом мама сказала, что нам нужно будет уйти из города, - девчонка лежит у костра и, наверное, смотрит в потолок. – Я так плакала тогда, я не понимала, почему мы должны бросить могилу Тимми и куда-то уходить. Я не понимала ее и так обиделась… знаешь, если бы можно было все назад отыграть, я бы попросила у нее прощения. И мы ушли, а город разбомбили на другой день, я из новостей по радио узнала, когда мы ехали в большом автобусе с другими беженцами… Если бы я тогда была сильной… «Это бы ничего не изменило, девочка. Вообще ничего. Я не слабый, и мои братья тоже, но этого оказалось недостаточно для того, чтобы сберечь отца». Лео слушает и молчит. Слышит, как она вытирает сопли, но не дергается успокоить. «Не надо этого делать, - напоминает он себе уже в десятый раз. – Не надо. Ей не нужно привыкать к тебе. Научи и отведи к О’Нил. Хорошему снайперу там будут рады. Девчонка будет сыта, хорошо одета, в относительно безопасности, которую может дать этот сраный мир». Руки, дрогнув, опускаются на колени. Лео минуту сидит неподвижно, потом вытаскивает катану и начинает бережно тереть лезвие кусочком тряпки. Клинок хранил его долгие годы, и он научил себя отдавать ласку ему, когда совсем уж невмоготу становилось и хотелось погладить эту дуреху по голове, чтобы хоть как-то утешить.***
- Как твоя нога? – девчонка неожиданно подсела поближе, и ее пальцы тронули бинты. – Все еще кровит. - Пройдет, - Лео скривился, отстранив ее руки, и достал из ножен катану, как и всегда надежно заняв себя полировкой. – Ты поела? Она промолчала, но по шороху волос по ткани он догадался, что девчонка кивнула ему. - Хорошо, - он закончил протирать клинок и бережно вернул его в ножны, поднялся, взял из ящика один из автоматов и вытащил из него рожок. – Идем. Девчонка пошла за ним, шаркая громче обычного, но Лео не смог удержаться от скупой улыбки – походка становилась более пружинистой и легкой. Благодаря новой обуви топала она уже не так громко, да и тренировки все же давали нужный результат. - Держи, - он остановился и протянул на звук автомат. – Бежишь, падаешь, целишься. Мишенью бери колонку на заправке. Три раза короткие нажатия на курок, потом встаешь, бежишь, падаешь, целишься. Следи, чтобы пыль не попала в автомат, не бросай его, ремень перекинь через шею, когда падаешь, сразу поднимай на выстрел… Он махнул рукой, подошел и взял автомат, поднял, прижимая приклад к плечу, чуть склонил голову, вспоминая, как целился раньше, и нажал курок, щелкнув им вхолостую. - Поняла? - Да, - она снова кивнула, хотя в голосе откровенно слышались нотки неясной Лео обиды. – Я поняла. Вернув автомат, Лео присел на землю и стал слушать. Бежала она уже тише и ровнее, чем в самом начале, и не так сбивалось дыхание, падала вполне удачно для новичка. Пальчики все еще были слабоваты, но он надеялся, что скоро и это будет исправлено. «Хорошим стрелком будет – чувствую это». Он улыбнулся своим мыслям и подставил лицо поднявшемуся ветру, тепло погладившему по щеке. «Я бы могла помочь тебе». Это засело в голове прочнее ржавой скобы, заставляя в сотый раз напоминать себе, что нужно держать выбранную дистанцию и не подпускать Скан ближе, чем он решил. Но это было сложно. И становилось почти невыполнимым с ее упрямством. Ее слова, вопросы, которые он упорно оставлял без ответов, травили душу, все больше и больше впуская в нее дыхание какого-то тревожного, как весеннего, запаха, совершенно незнакомого. В ее голосе звучало не любопытство, не желание просто покопаться в его прошлом, а именно какое-то неясное Лео до конца сострадание. Она как будто переживала за него, как за кого-то близкого и дорогого ей. И это его тревожило. В последние пару дней ему нестерпимо хотелось уйти от нее подальше, чтобы не начать говорить с ней. Потому что она словно прямо в душу заглядывала своими глазищами, так остро он чувствовал ее взгляд, и смотрела-смотрела-смотрела. И Лео хотелось ей рассказать. О братьях. Вывалить все-все, чтобы хоть призраками, но вокруг зазвучали их имена, чтобы чернеющая память восстановила и отдала ему обратно лица, улыбки, взгляды, касания рук и голоса. Ему хотелось, чтобы кто-то еще знал, какими они были хорошими братьями. Самыми лучшими. Хотелось, чтобы девчонка знала. О Рафе, с чьей грубостью она порой ругалась на его задания, высвечивая в сознании кривоватую высокомерную улыбку брата и его запрокинутую голову. О Майки, который просто звучал в ее утренних охах и этих «спасибо» за кашу, широко и открыто улыбаясь ему на изнанке век. О Донни. О лучистых глазищах, которые так же смотрели ему в самое сердце всегда, минуя радужку и зрачок. И об отце. О том, каким он был потрясающим Мастером, как любил их, как учил… Лео вскинулся, поймав чужой в тренировке звук. Девчонка лежала на земле, так и не встав после последнего падения, и рыдала в голос. - В чем дело? – он поднялся и пошел в ее сторону, тревожно вслушиваясь в окружающий мир. Что вдруг еще случилось? - Я… я… - она села, когда он приблизился, и вцепилась ему в руку, пытаясь уткнуться лбом в ладонь. – Чудовище… если бы я раньше так вот могла… я бы спасла Тимми… и маму… и остальных… Скрипнув зубами, Лео постоял одну минуту, заставив себя не бросаться ее утешать, высвободил руку и потянул девчонку за плечо. - Ты не закончила упражнение, - тихо, но жестко сказал он. – Ты должна повторить его еще три раза. Потом будет перерыв. Поднимай автомат… - Я не могу! – вдруг закричала она, взвиваясь на ноги. – Я жива, а они нет! А если бы я тогда была такой… - Нет никакого «если бы», Скания, - Лео подобрал автомат и сунул ей в руки. – Ты хотела быть сильной. Научись откладывать сожаления на потом. Вечером у костра наверстаешь. Она замерла на секунду, словно оцепенев, а потом внезапно бросилась прочь, выкрикнув что-то совсем неясное и швырнув автомат ему под ноги.***
- Нет никакого «если бы»… Скан уставилась на совершенно спокойное лицо чудовища, лишенное эмоций и даже намека на сострадание или хотя бы понимание ее чувств. Ему было все равно, что с ней происходит сейчас и почему так горько воет у нее сердце, ему просто нужно было закончить с ней тренировку. Оттолкнув его руки, в которые она вцепилась, ища опоры, Скан бросилась в дом, чтобы зарыться там в свой угол, забиться в самый темный его закуток и прорыдаться. Воспоминания нахлынули так внезапно и так горько, что она не смогла удержать все это в себе. Ей просто… ей просто до воя тоскливо было от мысли, что, если бы только она научилась стрелять раньше, она могла бы защитить своего брата, и мама бы не вынуждена была надрываться на работе в общине. И они были бы живы и были бы у нее. Монстр этого не понимал. Ему легко было говорить – он всегда был сильным. - Скания? – с головы слетело одеяло, в которое она закуталась, чтобы сжать мир вокруг себя до мелкого комочка. Она не ответила. Во-первых, ее просто придушила истерика, а во-вторых, она очень хорошо знала, что он не поймет ее все равно, только наворчит, что она опять не выполнила его указания…***
Лео нарушил собственное правило, зайдя на ее территорию, и сел рядом, вслушиваясь в безутешные рыдания. Переждал минуту, потом стащил с головы девчонки одеяло и окликнул. - Ты не поймешь этого, - глухо-глухо полетело ему в ответ, как будто сквозь ладони. – Ты всегда таким был. Ты сильный, ты не видел, как умирают твои родные, как день за днем мама сгибается все сильнее, потому что у нее болит от работы спина… ты никогда не поймешь меня, чудовище, потому что ты из другого мира… оттуда, где… ты из тех, кто давит таких, как я, кто забирает у нас последнее… ты сильный… Вздохнув, Лео дернул ее к себе, заставляя убрать от лица руки, проклял этот вечер, девчонку, себя и весь мир, и осторожно обнял ее, прижав покрепче. Не важно, знает она или нет, насколько он ее понимает и насколько быть сильным не значит мочь спасти родных, не важно, как горьки ему эти ее упреки. Не важно… пусть она просто успокоится, выплачет все это и заснет. А утром они поговорят с ней. «Это ничего не меняет. Ничего абсолютно». - Я не смог спасти отца, Скан, - тихо сказал Лео, передышав дрожь в голосе. Ему нельзя быть слабым – ему нужно показать ей, что с этим тоже живут. И идут дальше. – Его мучили у меня на глазах, а я просто смотрел. Я ничего не смог сделать. На каждую силу найдется большая. И я много раз не успевал закрыть братьев и принять рану за них. Я много раз терпел поражение. Сильный – это не автоматная очередь или меч, сильный – это не безнаказанность и не право отбирать что-то, чтобы набить брюхо. Сильный – это не сытая жизнь. Сильный – это долг защищать слабого, помогать ему и оберегать. Сильный – это прежде всего служение тем, кто не может сам о себе позаботиться… И сильный не может бросить оружие, потому что ему захотелось плакать, он должен сражаться до конца. Она тихонечко всхлипнула, провезя сопливым носом по его пластрону, и сжала на плечах пальцы. - Я думала… я просто думала, ты… - Я знаю, - Лео накинул на нее полу своего пальто, потому что, несмотря на теплый вечер, она дрожала. – Тебе нужно успокоиться и отдохнуть. Продолжим завтра. Спи. - Не уходи, пожалуйста, - очень тихо попросила она, ухватив его за руку. – Мне снятся иногда страшные сны, чудовище. Лео вздохнул, понимая, что заколачивает очередной гвоздь в крышку гроба своего отчуждения, и кивнул.