***
***
Вскоре мальчик подрос и сам начал заниматься ремеслом, связанным с кистями, красками, карандашами. Стоило оправдать все ожидания, ведь с ростом вверх мальчик рос душой, углублённой в любимое дело, даже когда тот брал корондаш, рисуя им по разноцветным обоям стен детской комнаты. Подцепив мальчика, как только начали проявляться его художественные возможности, самый близкий ему человек — мать, начала растить не только сына, но и маленького художника. Всё началось только их тех же разноцветных стен, на которых были изображены цветы, красовавшиеся на зелёной лужайке, такие же зелёные деревья, птички, ручеёк и даже семицветная радуга — плоды детской фантазии. Увидев это, голова семьи без раздумий хотел наказать разбалованного сына, но молодая женщина взяла малыша на руки, глаза которого наливались слезами от недавних руганий. Поправляя волосы маленького Совета, она вытирает его слёзы и когда РИ уходит берёт цветной мелок, грустно лежащий на полу, и начинает дорисовывать детский эскиз, ранее нарисованный мальчиком. Маленькая картина наполняется новыми видами цветов и животных, а её сын наблюдает за ней, уже успокоившись и заинтересовавшись. Он очень сосредоточенно пытается следить за матерью, за каждым движением её руки, оценивать и брать пример, а в глазах уже начинает сверкать новый огонёк, желающий продолжать. Женщина ложит мелок на место и, получше взяв мальчика на руки, целует его в лоб, тихо нашёптывая ласковые слова. В них читается лёгкая критика, поучание и просто материнская любовь. Тот кивает головой, будто понимая всё, чему его учат. Он ложится на мамину тёплую грудь и засыпает под её спокойную и тихую колыбельную. Когда Союзу было восемь матери, неожиданно для всех, не стало, а с ней и начало пропадать желание к своему уже нелюбимому занятию, которое при каждом взятии карандаша в руки напоминало только об умершем родном человеке. Через пару лет мальчик закинул все художественные пренадлежности в самый низ шкафа и больше не брал гадкое в руки… Эти воспоминания навек остались в голове уже повзрослевшего Совета, возможно, ещё скучая…***
И так слышные ранее шаги участились, набрав лёгкий темп престо (быстро) и раздававшись на весь коридор. Удивительно, что никто даже не выглянул посмотреть чьи бы это могли быть шаги, настолько быстрые и точные, как удары пальцев по клавишам фортепиано. В этот момент, в столь быстром темпе ты теряешь контроль над собственными руками, выбивавшими на клавишном инструменте звонкие и порой фальшивые звуки написанных нот на старой бумаге. Отец был хоть и строг, но научил не малому так же, как и мать до своей смерти. Это чувство ритма вбил ещё подроставшему Союзу РИ, который бил его ленейкой по руках при каждой остановке или при неправельно посчитавшем размеру. Такое, как не странно, дало свои плоды в восприятии музыки в каждом мелодийном звуке, отбивавшемся в ритме. С таким темпом можно было быстро попасть на улицу, позади стоявшего здания. Серые тона керпичей, с которых были построены дома, въедались в глаза, вызывали отвращение от привычного вида. Лужи, застывшие на дороге, отбивали в себе серые облака, тихо плывущих в мрачном небе. Один песимизм… Немного покидав во все стороны взглядом, можно было увидеть девушку, стоявшую на другой стороне улицы. Немного вздрогнув, Совет открыл глаза, пытаясь понять, почему сон закончился на столь интригующей ноте, но увидел впереди себя Великобританию. Англичан был одет в свой фирменный синий костюм, через который выглядывали рукава белой рубашки, хорошо подходя к образу необычной невозмутимости и спокойствия. Тот поправил свой целиндыр, придерживая Союза за плечё. — Я прошу прощения, — Начал Великобритания, — но должен был разбудить Вас из-за неприемлимого поведения на рабочем месте, кроме того Ваше рабочее время истекло. СССР, прошу побыстрее собраться и выйти. Всё это было произнесено англичанином вкрай внушительно, без единого подрагивания в голосе, как бывает у других при начале разговора с Союзом. Заглянув в глаза Великобритании, Совет промолчал. Он без лишних церемоний сложил все нужные документы в сумку, иногда поглядывая на самого нежеланного гостя, который лишь постукивал ногой, как будто подгоняя проспавшего. Тот закинул чёрную сумку за спину и, тихо попрощавшись, косо поглядывая на Королевство, вышёл с кабинета, находу надевая своё болотое пальто.***
Её внешность почему-то отлечалась в глазах: девушка была одета в белое платье, покрытое разноцветными цветами, а русие, короткие волосы развивались от тихого, лёгкого ветра. Такая же белая, как платье, сумочка иногда подрагивала от движений правой руки. Маленькие ножки держали на себе такие же маленькие жёлтые туфельки, дополняющие к ангельскому образу своеобразной изюминки. Как только можно было увидеть всё это глаз своевольно не переставал радоваться почему-то близкой личности. С образом девушки краевид, на первый взгляд обычной серой улицы, начал преобритать свои уникальные краски, дорога, стены домов, лужи начали казаться такими же весёлыми, как и разноцветное платье девушки, всё больше бросавшееся в глаза. Девушка стояла к глазам спиной, но неожиданно повернулась, ощутив чей-то взгляд на себе. Её зелёные глаза открылись шире, а на устьях появилась по настоящему детская улыбка. Она выкрикивает его имя «-Союз!» и, придерживаясь за живот с полным радости лицом, переходит в лёгкий бег по направлению к своему любимому. Маленькие туфельки цокают об тёмный асфальт дороги, но останавливаются. Услышав поздние тормоза машины, девушка поворачивается на звук и…удар…Немой крик… Уже полумёртвое тельце падает