×××
— Акагуро! — Громогласный вскрик будит меня, и я вздрагиваю, поднимая голову с парты и смотря на учителя литературы. — Простите, — теру глаза и виновато улыбаюсь. Замечаю, что в классе никого нет и начинаю собирать рюкзак. Чувствую, как щеки покрываются румянцем: снова я уснула на уроке современной литературы. Учитель Ишияма щурится и отрицательно качает головой, подходя к моей парте. — Что с тобой происходит в последнее время? Все шесть месяцев ты будто сама не своя. С чем это связано? — Учитель елозит в словах, смотря на меня. Кен Ишияма, как и весь остальной преподавательский состав, узнали, что неприступный, до этого времени, злодей являлся моим отцом. По моей просьбе они не стали разглашать данную информацию всему миру и позволили мне продолжить обучаться в Академии Юэй. Я была им признательна за это, ведь больше я не имела понятия, как и что делать без наставлений отца. Жму плечами и также отрицательно качаю головой. Ему не нужно знать, что я вновь связалась со злодеями и веду двойную игру. Для него достаточно потрясений с тем, что на меня постоянно пишут докладные. Шокирована, что меня до сих пор не выгнали из Академии. — Я скучаю по отцу, — говорю правду и закидываю рюкзак на плечо, — но со мной все в порядке. Простите, что заставила волноваться, учитель. Кланяюсь и, дождавшись кивка Ишиямы, выхожу из класса. В коридоре снуют студенты Академии со всех факультетов: четвертая перемена — перемена ланча. Принюхиваюсь и улыбаюсь: сегодня на обед основное блюдо рыба с рисом. Замечательный повод, чтобы не идти в столовую, но мне все равно нужно обговорить с одноклассниками некоторые вопросы. В мгновение ока меня прижимают к твердой груди и согнутым кулаком трут макушку. Со стороны доносятся тихие смешки, и я уже догадываюсь кто это, но не могу просто так оставить подобное поведение. Изворачиваюсь и ударяю пацана по лицу согнутым кулаком. — Ауч, — терёт щёку и смотрит на меня, — это было больно, Шитиан. Мирио Тогата перестал звать меня по имени, когда мы ещё на первом году обучения выбирали себе геройские имена. В отличие от него, я очень редко звала их по-геройски: когда мы все выбирались на стажировку я предпочитала работать одна и не контактировать с другими. — Это было мало, Мирио. — Парирую. — Мое имя Рей, чертов ты ублюдок. — Атата, — грозит мне пальцем парень, и я клацаю зубами, — кусака. Зачем ругаться? Смех со стороны Неджире усиливается. Девушка подходит к парню и целует его в щеку, я лишь закатываю глаза. Приглаживаю волосы и кошусь на Тамаки, вздыхая. Он все такой же пассивный, как и два года назад. Машу ему, поджимая губы; парень отвечает тем же. — Разве вы не должны быть на работе? Злодеи не дремлют, — переступаю с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Признаться честно, я совсем отвыкла от них, своих бывших друзей. За эти шесть месяцев я перестала общаться со своим старым классом как по щелчку пальцев — щелк и все. А эти трое до сих пор ловят меня в коридоре и общаются. Хотела бы я вернуть все на место, но тогда я потеряю то, что имею сейчас. Но, несмотря на это, чаша весов наклонена в прошлое. Щелчок пальцев. Сглатываю и опускаю взгляд, когда рука дёргается и я чуть не начинаю щёлкать пальцами. Нельзя, ни в коем случае. Какой бы не была ситуация, но я никогда не щелкну пальцами. Большая тройка замечает мое поведение и в миг становится взволнованной, интересуясь, как мое состояние. Я лишь качаю головой и, сославшись на то, что мне нужно на следующий урок, покидаю их общество. Оставляю их позади, а сама бегу в столовую, где давно сидит мой класс. — Нико! — Кричу и подбегаю к группе парней. — Мне стало плохо и учитель Ишияма сказал идти в общежитие. Передашь всем учителям, хорошо? — спрашиваю старосту, вздернув бровь. Мне не нужно было разрешение парня или учителя, у которого я как раз ничего и не спросила, я всегда могла уйти с уроков без веской причины. Рыжеволосый кивает, а я открываю рюкзак и достаю оттуда две плитки шоколада, и протягиваю Нико. — Спасибо, — подмигиваю и, развернувшись на пятках, убегаю из столовой, но меня останавливает крик Кью: — Рюкзак застегни, дура! Я лишь махаю рукой и как можно быстрее ухожу, отвечая на звонок. — Да?×××
Да где же он? Куда он мог пропасть? Опускаю руки по бокам и закрываю глаза. Надо восстановить хронологию событий и тогда я смогу понять, где выронила альбом. Глубоко вдыхаю и выдыхаю, открываю глаза и оглядываю вновь приобретенный бардак. Днём, когда я пришла из Академии, сразу навела генеральный порядок в комнате. Но сейчас, когда я не имею понятия, где нужная мне вещь, я снова все разбросала. Ловлю себя на мысли, что лучше мне жить в творческом беспорядке, иначе я так расхерачу всю комнату раз за разом. Со всего размаху опускаюсь на пол рядом с кроватью и запрокидываю голову на кровать. Смотрю на потолок, замечая фотографии — маленькие ошмётки прошлого. Усмехаюсь от понимания того, что я не такая уж и сентиментальная, и теперь для меня это просто бумага. Висят целый месяц и уже покрылись лёгким слоем пыли, поэтому начинаю как дура изо всех сил дуть на них. Не помогает. Цокаю и оставляю попытки очистить их: сегодня я буду спать в пыли если продолжу. — Думай, думай, думай. — Лениво бурчу, пинаю рюкзак, откидывая его в сторону открытого шкафа, откуда вываливается книга по математике. — Блин, ещё и реферат по анализу в библиотеке оставила. Он точно поставит мне двойку. Дурацкий день. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, куда пошла после библиотеки, но все попытки валятся в кромешную тьму бездонной ямы под названием склероз. М-да, склероз в девятнадцать это круто. Хотя я помню, как мне звонили, как отдала последний шоколад Нико и как Кью сказал мне закрыть рюкзак. Почему же я не могу вспомнить, куда дела альбом? Резко вскакиваю и смотрю на время, выбегая из комнаты. Пол шестого вечера, занятия заканчиваются в четыре, и поэтому на улице лишь учителя. Проношусь мимо своих одноклассников, что сидят в большой комнате на первом этаже, и скрываюсь за дверьми, ведущими на улицу. Осталось совсем немного. За следующим углом будет здание библиотеки, поэтому ускоряюсь. На крутом вираже меня заносит, не успеваю вовремя затормозить и лечу в кусты. Ругаюсь шепотом и поднимаюсь, осматривая руки — все в ссадинах и кровоточат. — Эй, двумордый, поторапливайся! Вздрагиваю и инстинктивно опускаюсь на корточки, раздвигаю ветки и листву и сквозь них разглядываю непрошенных гостей. Шиплю и смотрю на руку: рана стала кровоточить сильнее, и мне срочно нужно в лазарет. Прижимаю руку ко рту, высасывая кровь. — Это твое, Бакуго? — Замечаю в руках Тодороки свой альбом и чуть ли не вскрикиваю. — Что? Нет. Идём, я жутко устал от этой пересдачи. Это. Мой. Альбом. Шикаю на себя саму, так как не могу удержаться и подойти к ним, забрав свою вещь. Парни уходят, уходит мой альбом, что дорог мне, а я все так же продолжаю сидеть в кустах и сосать кровь. Замечательно.