План "B"

11:43 pm. Комната Шото Тодороки. Черт! В комнате стоит тишина. Ни я, ни тем более Тодороки не совершаем никаких действий и не произносим ни слова. Мне страшно, я даже на секунду не могла представить такой исход событий. То есть, да, я догадывалась, что он может проснуться, но… Сейчас я стою у окна, грубо говоря прижата к нему, и не имею понятия, как сбежать. Прыгнуть в окно не вариант — третий этаж. В лучшем случае я отобью себе ноги, но даже так не смогу сбежать и скрыться. Уверена, пацан заметил, как книга выпала из рук и теперь у него стало ещё больше вопросов. И я бы с радостью ответила, но только тогда, когда выпустят Пятно из тюрьмы Тартар. Облизываю обсохшие губы и медленно опускаю руку в карман, оборачиваюсь к нему лицом. Я стою напротив окна, свет не попадает в комнату лишь из-за моей спины, а благодаря маске и волосам парень не сможет увидеть моего лица. Если я сбегу без проблем, он не сможет опознать меня, но он теперь точно знает, что я учусь в Академии. — Кто ты? — Повторяет свой вопрос и сглатывает. Молчу. Быстро оглядываю комнату, зацепляясь взглядом за некоторые вещи, и закрываю глаза, бесшумно выдыхая. У меня будет всего пару секунд, чтобы сбежать из комнаты и забежать в лифт. Надеюсь, мне хватит этого промежутка. Качаю головой и быстро вынимаю из кармана руку. Выпускаю в лицо парня горсть сыпучей краски, делая шаг вперед. Тодороки, как я и задумывала, жмурится и делает шаг в сторону от двери. Быстро подбегаю и накидываю на парня одеяло, пока он не в состоянии сообразить происходящее, и выбегаю из комнаты. Дыхание сбилось, стараюсь бежать как можно тише, чтобы не разбудить остальных студентов, уже готова завернуть в сторону лифта, но останавливаюсь перед перилами. Дизайн интерьера построен так, что с каждого этажа можно посмотреть на то, что творится в главном зале. Своеобразные этажи-балконы, огороженные перилами. — Кацуки, Киришима, держите его! Оборачиваюсь на голос и вижу, как из комнаты выбегает Шото. Перевожу взгляд на двух парней, что вышли из лифта и сглатываю, так как путь к моему отходу заблокирован. До боли закусываю губу и перепрыгиваю через перила, в полете вспоминаю, как отец учил делать сальто, и выполняю его на рефлексе. Парни прыгают за мной с небольшим отрывом. Подбегаю к двери, уже мысленно ликуя, как передо мной тут же образовывается ледяная стена. Не успеваю затормозить и врезаюсь лбом в холодное сооружение, и шиплю. Опускаюсь на колени и закрываю глаза, не нужно даже смотреть, что я в ловушке. Меня окружили первогодки, как потрясно. Неожиданно появляется мысль щёлкнуть пальцами, и я почти совершаю это, но осекаюсь. Нельзя, ради отца. Открываю глаза и прихожу в шок: Бакуго готов взорвать меня на месте, на его лице безумная и зловещая улыбка, а в глазах играет огонь. На рефлексе выставляю руки перед собой, показывая ладони. — Стой! — Восклицаю и сглатываю. — Стой, не надо. Я… я не убегу. Не смогу. Я сдаюсь. Истерично бурчу, отталкиваюсь ногами и прижимаюсь к ледяной постройке. Даже если сейчас Бакуго сможет разрушить лед Тодороки своим взрывом, я не смогу убежать. Первогодки меня догонят ещё до того, как я прибегу к своему рюкзаку с книгой, что уж говорить про свой дом, от которого я шла сюда полчаса? Шмыгаю носом от своей беспомощности. Возможно, отец был прав, и мне правда не стоит быть героем. Я слишком слабая для боев и других операций. Мое призвание в том, чтобы предавать, играть чувствами и быть шпионом, на большее я не способна. Я настолько слаба, что не могу использовать свою же причуду, чтобы спасти себя. Обезболивающее перестает работать, и руки вновь начинают ныть. Из-за того, что я ударилась лбом о шершавую поверхность, то содрала кожу и чувствую жжение. Закрываю глаза и поджимаю ноги к груди, обхватывая их руками. Из глаз текут слезы, скатываясь по щекам и впитываясь в маску. — Эйджиро, разбуди остальных, вдруг, у кого-то тоже что-то пропало. Бакуго, обойди по периметру дом, я видел, как выпадало что-то из окна. — По громкости голоса Тодороки понимаю, что парень подошёл ко мне и сел на корточки передо мной. — Не приказывай мне, двумордый, — рычит блондин и подходит к нам, пинает мои ноги, — чего расселась, вставай. Повинуюсь. Встаю на ноги и шиплю от боли. Сын Старателя заводит мне руки за спину и связывает веревкой, Бакуго подходит и берет лицо за подбородок, приподнимая и стараясь заглянуть в глаза, но натянутый капюшон мешает ему это сделать, и он срывает его, цокая. — Девушка, — констатирует. Меня сажают на диван, опускаю голову и шмыгаю носом. Веревка режет израненную кожу на запястьях, причиняя дополнительную боль. Все тело изнывает и просит исцеления, которого я не могу дать. Рана на лбу кровоточит, и волосы пачкаются в крови, слепляясь. Глаза, как и щеки, высохли и больше не слезятся, остались лишь сухие дорожки на щеках, что стягивают кожу. — Ничтожество, — шепчу под нос и облизываю губы. Поднимаю голову и смотрю на парня. Он сидит на спинке противоположного дивана, предоставляя моему обзору свой левый профиль. Красные волосы, ожог, холодны взгляд голубого глаза, смотрит в сторону дверей. Пока я съедала себя изнутри, Тодороки успел разморозить дверь и выпустить Бакуго. Хмыкаю и смотрю на свободную дверь: если я сейчас смогу переместить связанные запястья вперёд, то с лёгкостью смогу сбежать. Но я всё равно не смогу добежать со связанными руками до рюкзака и убежать от быстрого и разгневанного блондина. Продолжаю смотреть на Тодороки, разглядывая его. Весь такой серьезный и спокойный, отстранённый. Как мне известно, он ни с кем не дружит, как, например, Киришима и Бакуго. Хорошо общается с Мидорией и Иидой, но не дружит. Я сочувствую ему, даже у меня есть друзья. — Прекрати пялиться. — Фыркаю и отвожу взгляд, ерзаю на диване, пытаясь протянуть ноги через связанные запястья. — Даже не пытайся убежать, у тебя не получится. Если ты учишься в Академии, то должна знать, что Бакуго тот ещё псих. Убьет и не задумается. Вновь фыркаю. Я была в тот день на спортивном фестивале. Для всех третьекурсников было обидно, что  всеобщее внимание заслужили первогодки, и я была в числе обиженных. Бакуго является тем человеком, который живёт по принципу «сказал — сделал»; и в тот раз, когда он сказал, что займет первое место, а потом победил, я начала восхищаться им. До определенного момента. Его характер ужасен, но блондин человек слова. Выдыхаю и удобно сажусь на задницу, подношу запястья ко рту, пытаясь ослабить узлы зубами, но при этом стараюсь не касаться кожи, что совсем не получается. Тодороки замечает это и сползает с дивана, подходя ко мне. Оставляю попытки и задираю голову, смотря на пацана. Отродье Героя номер два берет мои руки в свои и рассматривает их, вздергивая бровь. — Ты так о лёд поранилась? — Нажимает на кожу, а я шиплю и отдергиваю руки, прижимая к груди, кидаю на двумордого презренный взгляд и опускаю голову. — Тише, я… — Господи, ребят, что произошло? О каком воре идёт вообще речь? Вы решили нас так надурить на ночь гля… Звонкий голос, после которого последовал протяжный выдох, осекся. Закатываю глаза и вновь начинаю попытки ослабить узлы. После проделанных попыток, дую на кожу и выдыхаю. Голова ужасно болит и кружится, кровь пульсирует в висках, во всем теле чувствуется слабость, и я чувствую, как начинаю вырубаться. — Эй, что с ней?! 12:17 am. Главный зал класса Один «А». Противный, резкий запах врывается в сознание, и я прихожу в себя. Все мутное; пару раз моргаю, пытаясь сфокусироваться, но получается лишь через пару минут. Подтягиваюсь и сажусь на диван, оглядываясь. Вокруг меня собрался весь класс Один «А», рядом сидит две девочки: брюнетка и шатенка. У одной из них ватка с уже различимым запахом — нашатырный спирт. — Все хорошо? — Спрашивает брюнетка и помогает сесть. Я лишь фыркаю, не люблю помощь. — Прости. Твои руки были ранены, я их обработала, и рану на лбу тоже. Обвожу всех взглядом, натыкаясь на зеленоволосого. Тот стоит рядом с противоположным моему диваном и смотрит на меня обеспокоенными глазами. Наклоняю голову на бок и перевожу взгляд на Бакуго, в руках которого мой альбом. Выпрямляюсь и сжимаю челюсть. — Очнулась? Молодец. — Огрызается и подходит ближе. — Ну, рассказывай: кто такая и зачем сюда пришла? Что это за книга? Вздергиваю бровь. Неужели они не посмотрели, что внутри, пока я была в отключке? Хмыкаю и качаю головой, вяло улыбаясь. — Я пришла за своей вещью. — Киваю в сторону книги в его руках. — Эта книга лежала в моей комнате. Я нашел ее вечером, ты могла прийти и забрать ее лично, а не пробираться в дом, как вор, — замечает Тодороки. Прослеживаю взглядом его голос и натыкаюсь на фигуру, опирающуюся на стену: парень стоял дальше всех. — У таких, как вы, я ничего лично просить не буду, — закусываю губу. Не говорить же им, что я стеснительная дура. — Как мы? Это каких? — Спрашивает блондин, я жму плечами. — Если ты нам ничего не говоришь путного, может стоит посмотреть, что внутри книги, и зачем ты пробралась из-за нее внутрь чужого дома, а? Сглатываю. Альбом с фотографиями, поддельный под книгу с ремешком, находится сейчас в руках человека, с которым я хотела бы работать. Ведь не просто так я посоветовала взять его в команду; но сейчас я ненавижу его всем сердцем. Широко раскрываю глаза, так как альбом вырывают из рук блондина; и теперь он в руках маленького феолетоволосого паренька. Тот с азартными глазами уже собирается раскрыть книгу, как я подскакиваю и махаю ногой. Все поднимают голову и следят за тем, как книга подлетает и летит мне под ноги. Скалюсь и задвигаю ногой альбом себе за спину, смеряя всех присутствующих презренным взглядом. — Никто не откроет эту книгу. — Что в ней такого? Просто покажи, что в ней, и мы тебя отпустим. Как выяснилось, ты пришла только за ней, так? — Спрашивает Мидория и выходит вперёд, держа раскрытые руки перед собой. Я качаю головой. Больше никто не должен знать, кто является моим отцом. — Либо ты отдаешь книгу, либо крупно пожалеешь. — Рычит Кацуки; в его ладонях уже собирается тепло и летают искры. Отрицательно качаю головой и делаю шаг назад. — Тогда умри. Выдыхаю и понимаю, что если хочу защитить себя, мне стоит стать сильнее. Именно поэтому я собираюсь использовать свою причуду и щёлкнуть пальцами. Остановить время, развязать руки и забрать книгу, после чего уйти. Закусываю губу и щелкаю, но ничего не происходит, и я впадаю в отчаяние. Она не могла пропасть. — Никто умирать сегодня не будет. — Тихий и спокойный голос доносится со стороны открытой двери, и я перевожу взгляд на учителя, закатывая глаза.