Дин и Сэм пытаются не пустить Праздник. Праздник упорен и упорот. Трагическая история безнадёжного противостояния.
24 февраля 2020 г. в 09:55
«С раждиством!» – гласила записка на кухонном столе, придавленная бутылкой с прозрачным содержимым. Рядом стояла миска с… едой. Крупные вытянутые дамплингз (один немного надломлен, внутри просвечивало что-то вроде мягкого сыра и вроде бы – вишни), а сверху горка… сливок?
Сэм недоуменно хмыкнул, разглядывая натюрморт.
Дин прошаркал мимо него к кофеварке, налил кофе и сделал крупный глоток.
– Это что – завтрак в китайском стиле? – спросил его Сэм, – И при чём тут Рождество?
Дин открыл один глаз и посмотрел.
– Это что?
– Вот и я спрашиваю, – начиная раздражаться, сообщил Сэм. – Что это?
– Не знаю, – буркнул Дин, сделал второй глоток, отставил кружку и пошаркал обратно. – Посоли и сожги, – посоветовал он уже из коридора. – И сигилы надо обнови-ы-ы-ть – вслед за зевком клацнули зубы.
Сэм последовал совету.
На завтрак были хлопья на обезжиренном молоке и яичница с беконом.
Дин вернулся к обеду – ездил на почту, забирал заказанные перед Новым Годом книги для Сэма. Войдя на кухню, он обнаружил брата за внимательно разглядыванием стоящей на столе кастрюли с красной похлёбкой, от неё шёл пар. Рядом на доске лежали крупно нарезанные ломти странного почти черного хлеба, миска с густыми сливками, очищенные зубчики чеснока. И снова бутылка с прозрачной жидкостью. Правда, теперь в прозрачном плавал красный перечный стручок. Записка «С раждиством!» теперь была к бутылке прислонена.
Дин подёргал носом – пахло вкусно.
– Решил поэкспериментировать кулинарно? – спросил он.
Сэм, не отводя взора от стола, ответил:
– Это не я. Оно само.
– Оно – это кто?
– Не знаю, – задумчиво сказал младший, и вдруг развернулся и быстрым шагом пошёл в библиотеку.
Дин вытащил из купленной по пути коробки пиццы кусок и неохотно стал жевать.
***
К ужину на столе стояла очередная бутылка – теперь уже не прозрачная, а тёмно-янтарная на просвет, с резким запахом дорогого бренди. И огромная тарелка со стопкой тоненьких, но приличного диаметра панкейков. А так же мисочки с какой-то рыбой, какими-то грибами, неизменными сливками, чем-то вроде жидкого джема из мелких, восхитительно пахнущих ягод.
И записка «С раждиством!»
Придавленная миской с чёрной икрой.
– Ого, – сказал Дин. – Даже сжигать жалко.
– А и не надо, – ответил Сэм. – Я там порылся в библиотеке. Это знаешь, что?
– М?
– Сегодня Рождество у ортодоксальных христиан.
– И?
– Помнишь, миссис Рязанофф нам про домового рассказывала? Ну, невидимый дух дома, поддерживает порядок, отгоняет беды, плетёт косички жильцам во сне, его ещё переносят из жилья в жильё на венике?
– Ну?
– А ещё мы у неё метелку взяли, почистить в машине?
– Хм…
– И забыли отдать.
Дин поглядел.
– Хочешь сказать, это одержимая метелка?
– Нет, это её домовой, видимо, с нами прокатиться решил. Похоже, он нам благодарен за, гм… ритуал с «ёлочкой». Ну, вот решил отдариться, на привычный праздник, так сказать.
– Так что, мы зря всё солили и кремировали, что ли?
– Ну, – Сэм порозовел. – Я не всё сжёг.
Он повернулся и достал из шкафчика две бутылки с прозрачным.
Дин расплылся в ухмылке. Потом присмотрелся к брату.
– Это что у тебя?
– Где?
Протянув руку, Дин потрогал на затылке Сэма аккуратно заплетённую косичку. И заржал.
***
Ужин был хорош. Просто очешуенно всё, как констатировал Дин. Миску со сливками странного вкуса Сэм поставил у плиты; сказал – так положено. Метёлку решили вернуть хозяйке через недельку.
Ну… ужин был хорош просто очешуенно.