Господин Уныние

Когда все пациенты столпились у окна буфета, забирая порции ужина, я всё ещё был отягощён мыслями о произошедшем. Это была паническая атака. Причём, как я узнал позже, у Эмиля она случилась впервые. Он молча глотал рыбную котлету, сидя прямо передо мной за одним столом. Его покрасневшие глаза время от времени наполнялись слезами, но я воздерживался от неуместных вопросов. Немного подумав и покрутив головой, оглядываясь по сторонам, к нам подсела девушка, поступившая в наше отделение считанные минуты назад. Она выглядела скромной и испуганной, но при этом от неё исходил холод, пронизывающий до костей. — Привет, — сказала она и повертела в руках алюминиевую ложку, покрытую оксидной плёнкой. — Привет, — ответил ей я. — С чем лежишь? — Тебе чувство такта не занимать, я смотрю. Шизотипическое расстройство, говорит тебе это о чём-то? — резко сменила тон девушка. — Только о том, что ты такая же, как мы. И не стоит так сильно нервничать, я не преследовал цели тебя оскорбить. Она оглядела меня, а потом взяла металлическую тарелку в руки и отсела на задний стол, где никого не было. — Странная она какая-то, — выдавил уставший Эмиль. — Не нравится мне всё это. — Что именно? — переспросил я, в глубине души немного радуясь, что он заговорил со мной. — От неё вайб исходит психопатический, — вымученно улыбнулся он. — Это точно. Неприятная особа. *** — Звонки! — объявила Екатерина Фёдоровна, гремя коробкой с мобильниками. Все вокруг засуетились и начали разбирать телефоны, выискивая в коробке свои номера, записанные на малярном скотче. — Последний телефон остался. Кто пятнадцатый номер? — выдохнула она, записывая на лист бумаги всех, кто получил на руки устройство связи. Я сжался. Это был мой телефон. — Я убираю коробку, пятнадцатый номер. Потом за мной не бегайте, я всё сказала. — Это мой мобильник, — отозвался я. — Извините, что не ответил сразу. — Держи, Константин, — сказала Екатерина Фёдоровна и, посмотрев в свой листок, отметила, что все телефоны разобраны. Я держал его в ладони, разглядывая каждую царапинку. Мама… Она вряд ли хочет слышать меня. Ей важна только работа и её успех. Меня разрывало на куски желание нажать кнопку вызова, но я знал, что снова разочаруюсь. Как бы сильно я не хотел наладить отношения с ней, опыт каждого прошлого провала оставлял на сердце глубокие шрамы, которые не затягивались ни через месяцы, ни через годы. Я закрыл глаза и по мышечной памяти набрал её телефонный номер. Гудки… Такие мерзкие гудки… — Слушаю, — прозвучало на том конце провода. — Привет, мам, — так тихо и так неловко сказал я. — Константин? Что же тебя заставило вспомнить о родной матери? — съязвила она. Мне сразу захотелось бросить трубку. Но я сдержался и просто промолчал. — Ты наверное что-то хотел, не так ли? — Хотел сказать тебе, что… — пробормотал я. — Что же? — послышался её раздражённый голос в динамике. — Что очень сильно скучаю по тебе. Прости, если я грубил тебе и этим сильно обижал. Я правда хочу начать всё с самого начала. Я помню, как ты положила руку мне на плечо, когда я плакал на приёме у Надежды Николаевны. Я не хочу тебе зла, честно. Просто… Просто давай не будем враждовать, ладно? — прошептал я, стараясь не показывать в голосе дрожь. Она замолчала. И это молчание растянулось на целую вечность. — Мне звонила Елена Михайловна. Она сказала, что у тебя была сильная истерика. Мне тоже есть за что извиниться перед тобой. Я была слишком строга. Признаю. Возможно, нить доверия утеряна и… Я понимал, как трудно ей произносить это. Мне самому на её месте было бы ужасно стыдно признавать свои ошибки. Но она продолжала говорить. — Знаешь, я не особо доверяю этим шарлатанам, но если это нужно для твоего, скажем, выздоровления… В общем, я записалась к психологу. Это очень хороший частный центр. — Я люблю тебя, мам… — Я… Я тоже тебя люблю. Прости, что никогда не говорила об этом раньше. Я правда волнуюсь и хочу, чтобы ты вернулся обратно домой. Я собираюсь прийти к тебе завтра. Ты бы хотел что-нибудь из еды? — Если тебе не будет сложно, то принеси мне пару пачек печенья, пожалуйста, — сказал я. — Хорошо. Ладно, Константин, выздоравливай. Спасибо, что позвонил мне, это правда приятно, — произнесла мама, и я впервые за долгое время почувствовал в её добрых словах неподдельную искренность. *** Я свернулся клубочком на своей кровати, укрываясь жёстким больничным одеялом. Немного зевнул и закрыл глаза. Туман сна обволакивал меня с ног до головы, я чувствовал, как вновь погружаюсь в глубокий сон, попадаю в другое измерение времени. Оказавшись в уютной комнате, я потянулся на матрасе и подумал: «Ни сна, ни отдыха измученной душе, как пелось в арии Князя Игоря». Потом я посмотрел прямо в красный глаз, заточённый в стену. Как бы не проспать утреннюю церемонию с белыми тапочками и вековыми молитвами к Солнцу и Луне. Хоть я и попадаю сюда каждый раз, когда засыпаю, я не всегда успеваю на утреннее шествие. Может, конечно, это и к лучшему, ведь мне кажется это не особо интересным, но я чересчур уважаю Чернокнижника, чтобы так нахально прогуливать его пробуждение ото сна. Я неохотно встал и оделся поприличнее. Открыв дверь, я побежал на нужный этаж, разыскивая взглядом знакомые лица моих друзей. Клементина, Кларин и Наамах уже стояли у покоев мага, а Валентин с готовностью ждал Чернокнижника, с заботой придерживая белые тапочки в своих изящных руках с выступающими венами. Прозрачные силуэты открыли дверь, и на пороге появился маг, начиная утреннюю молитву: «Солнце, яркое и властное! Да пребудет свет в сердцах твоих подданных, да будет победа тобой сотворена, и каждый, кто впустил в душу свою лучи твои, сольётся воедино с силой разума и благодатью нового дня!». Валентин поцеловал его руку. И тут в коридоре появился запыхавшийся Мун, который опоздал на церемонию. Чернокнижник ничуть не обиделся, он пошёл к лестнице и пригласил Муна за собой величественным жестом. — Выспался? — улыбнулся ему маг. — Простите, Ваше Величество, я случайно… — Не беспокойся, Мун, я сегодня в очень хорошем расположении духа. Близится конец тьме, завершение эры правления демонов. *** В саду пахло свежестью после ночного дождя. Чернокнижник шёл рядом со мной, мы направлялись к озеру. Его чёрный плащ развевался на ветру. — Вы когда-нибудь пробовали читать мысли человека, что стоит перед Вами? — вдруг задал мне вопрос Великий маг. — Я никогда не задумывался об этом, Ваше Величество… Чернокнижник остановился. Он взглянул на меня, а потом провёл рукой по чёрной бороде. — Я научу Вас, — сказал маг. — Я вижу в Вас этот потенциал. Попробуйте посмотреть мне в глаза и понять, о чём я сейчас думаю. Я поднял взгляд на его лицо, вгляделся в его глаза и представил, что же он мог такое задумать. Может быть, он думает о победе, а может о чём-то менее глобальном? — Работайте с образами. Не угадывайте, а представляйте. Помните, что у мысли нет физических преград, она мгновенно распространяется на любое расстояние. Установите ментальную связь со мной и почувствуйте, как Вы подключаетесь к каналам бессознательного. Активируйте Ваше тонкое восприятие мира и людей. Да, сквозь меня проходили смутные и неясные лучи информации, но я не мог уловить их. Чернокнижник отправлял мне эти сигналы, и я это понимал, но как же уловить столь хрупкое и эфемерное послание? Постепенно во мне разгоралось чувство голода. Я боролся с ним, ведь сейчас было совсем не до еды, но меня это буквально сбивало с ног. Я представлял, как откусываю что-то сладкое, например, фрукт, и слюна начинала выделяться у меня во рту. — Вы правы, — вдруг сказал мне Великий маг, притягивая к себе ветку грушевого дерева, растущего около озера. — Я хотел сказать Вам, что не отказался бы от небольшого перекуса. Только чувство голода у Вас сильнее, чем я ожидал. Это говорит о Ваших мощнейших внутренних силах. — Я крайне удивлён этому, Ваше Величество, — сказал я, не скрывая радости от успеха. — Я был уверен в том, что у меня не получится ровным счётом ничего. — Но у Вас получилось, Господин Константин. Разрешите себе это чувство торжества. Вы правда очень талантливый ученик. Работать с Вами — честь для меня. Чернокнижник хитро прищурил глаза и откусил спелый плод, а сок груши брызнул на его антрацитовую бороду. — Давайте повторим Ваш успех, Господин? О чём я думаю сейчас? Промахнуться нельзя. Нужно хорошенько сконцентрироваться и прочесть его мысли. Я должен оправдать надежды, я не хочу казаться слабым в его глазах. Он так сильно верит в меня, что мне даже становится страшно. В голову ничего не приходило. Пусто, словно на пепелище. Я напрягся сильнее, я должен, должен узнать… — Я дам Вам подсказку. Мои мысли тесно связаны с Вашей прошлой жизнью. И эта связь неразрывна, — сказал Великий маг. — Неразрывная связь, Ваше Величество? Но как это возможно? — Подумайте, Господин, не торопитесь. Я знаю, у Вас всё получится. — Простите, но я не знаю. Я не понимаю, о чём Вы думаете… — разочарованно произнёс я. — Вы когда-нибудь мечтали увидеться с Вашим братом, Константин? — нахмурился маг. — Моим братом? Диаваль… Мечтал, конечно. И я верю, что однажды мы встретимся. — Так зачем же тянуть? Я думал именно об этом. Вы боитесь? — Да, я боюсь, что спустя столько лет он не вспомнит меня и не захочет разговаривать… Чернокнижник закрыл глаза, и на его виске сквозь кожу проявилась синяя вена. — Насколько мне позволяют мои способности чтения мыслей, я вижу, что прямо сейчас он думает о Вас. Причём в таком же ключе, что и Вы. Он в тревоге, но грезит о встрече. — Я хочу отправиться к нему, Ваше Величество! Это возможно? — Да, но это опасно. В Ваших жилах течёт боевая магия, но пока что Вы не можете управлять ей в полном объёме. Я предлагаю потратить сегодняшний день на накопление сил в резерв. Вы ведь не делали этого ни разу, верно? — Верно, — кивнул я. — Силы накапливаются в резерве и без медитаций, но это происходит слишком медленно. Для того, чтобы ускорить процесс нужно целенаправленно и упорно работать над этим. Обязательно следите с какими мыслями Вы входите в состояние транса. Нужно верить в то, что это не глупость и не выдумка. Это говорю Вам я, маг, который так много времени посвятил магическим и духовным практикам. Не важно, будете ли Вы лежать или сидеть. Самое главное — спина должна быть прямой, — Чернокнижник присел на траву и сложил ноги в позе лотоса, приглашая меня за собой жестом. Я последовал его примеру. — Расслабьтесь, Господин, овладейте праной, подчините её себе и возьмите под контроль с помощью дыхания. Распределите эту энергию по организму, направьте поток в голову и сконцентрируйте её у висков. Если Вы испытываете физическую усталость, то можно направлять прану не только в голову, но и в мышцы, ноги, руки. Не имеет значения, если распределение будет неравномерным. Поддайтесь сладкой неге природы. Я слушал Чернокнижника внимательно, его спокойный голос усыплял меня и вводил в состояние блаженства. — А теперь, — маг щёлкнул пальцами, и из них начал появляться огонь. — Откройте глаза, посмотрите на мои руки. Почувствуйте, как все Ваши горести и проблемы сгорают в ярком жгучем пламени. Берите от огня только его мощь и магическую силу. Чернокнижник замолчал. Кажется, он увлёкся и сам оказался в потоке бессознательного. Мы просидели так десять минут, полчаса, час. Мои мысли исчезли, я почувствовал, что я есть. Что я жив и спокен, словно лотос у подножия храма истины. — Поместите энергию в резерв, — наконец заговорил маг. — Мы отлично поработали. *** — Доброе утро! Просыпаемся и идём чистить зубы! — прикрикнула Нина Геннадьевна своим противным высоким голосом. Я сел на кровати и потрепал Эмиля по спине. — Эмиль, — сказал я тихо. — Просыпайся, сегодня дежурит эта старая бабка. Нужно быстрее идти в душевые, иначе она нам точно на уши присядет. Он поворочался в кровати и ответил: «Отстань, Костян, дай поспать». Я не стал с ним спорить и вышел в коридор с полотенцем на плече. — Здравствуй, странник, — сказал Игорь, который тоже шёл по утреннему маршруту. — Здравствуй, — сказал я ему и ускорил шаг, не желая влипнуть в историю с шампунями и исцелением от уныния. Внутри меня всё сильнее нарастала необъяснимая тревога. Пока я чистил зубы, она сжирала меня снова и снова. И в какой-то момент я осознал, что боюсь подвести Чернокнижника и всех своих друзей, которые в меня верят. Хоть маг и считает меня способным учеником, объективно я слаб и толком ничего не умею делать хорошо. Моя магия хаотична, и даже Чернокнижник говорит мне об этом. Мне нужно лучше стараться и вкладываться в обучение, мне нужно накопить больше энергии, ведь это зависит только от меня. *** Весь этот день я решил посвятить медитациям и накоплению сил во внутренний резерв. В перерывах между едой и практиками я присаживался на кровать Эмиля и сочувственно гладил его по розовой макушке. Он практически не двигался и ни с кем не говорил. Волосы уже совсем потеряли свой яркий цвет, коричневые корни отросли… Мне было так жаль его и мне так хотелось ему помочь, но я не знал, что я могу сделать, чтобы ему стало лучше. Когда в палате раздавался чей-то смех, на глазах у Эмиля появлялись слёзы, а потом быстро скатывались по носу и щекам. Тогда он накрывался одеялом с головой, и его спина начинала дрожать. В такие моменты я тоже пускал слезу, отворачиваясь к стене, чтобы не делать ему хуже. Я вспоминал его заливистый смех и широкую добрую улыбку. Но этого больше нет. Он изменился за считанные дни. — Ты знаешь, Костян, — сказал Эмиль, выглядывая носом из-под одеяла. — Я бы хотел больше никогда не просыпаться. — Что ты такое говоришь? Даже не думай об этом, я не хочу терять тебя! — ответил ему я. — Я уже потерян. — Ты знаешь, я начинаю волноваться о тебе всё больше и больше. Я решил, что поговорю с твоим врачом. — И на что ты надеешься? Хочешь запереть меня в этом сумасшедшем доме навсегда? Мне не помогают таблетки, разве ты сможешь помочь тем, что пожалуешься этому сопляку, у которого после универа ещё не обсохло молоко на губах? — Ну зачем ты так, Эмиль? Я не могу просто взять и проигнорировать твои пассивные суицидальные мысли. Ты слишком важен мне! Ты мне как брат! Разве ты теперь не ценишь это? Разве ты перестал верить в счастье? — Перестал. И я не хочу больше об этом говорить, — сказал Эмиль и снова накрылся одеялом. — Ты делаешь мне очень больно. — А ты мне, — послышался глухой звук через ткань. — Раз так, тогда я не буду мешать тебе. Позовёшь, когда хорошенько подумаешь о своих словах, — сказал я, слезая с края его кровати. Меня разрывало на куски чувство злости и отчаяния. Мне хотелось плакать и рвать на себе волосы. Я теряю Эмиля, того самого весёлого парня, который заменил мне семью. Это он открыл мне глаза и помог принять свою болезнь, это он был рядом со мной всё это время, что я провёл в больнице. Я вышел в коридор и буквально сполз по стене, зажмурив глаза и стиснув зубы от дичайшей боли. Я хотел закричать, но вокруг было слишком много людей. — Всё в порядке, Константин? — спросила Елена Михайловна, которая шла из ординаторской. Сегодня дежурила в больнице она. — Можно поговорить с Вами? — произнёс я. — Да, конечно, идём, сейчас всё расскажешь. Мы вошли в ближайший свободный кабинет, Елена Михайловна предложила мне сесть на диван лёгким движением руки, а сама расположилась в чёрном кожаном кресле. — Так что же произошло, Константин? — наконец задала она вопрос. — Эмиль. Его состояние оставляет желать лучшего… Он плачет по каждому поводу, раздражительный, практически не встаёт с кровати ни на приёмы пищи, ни в уборную, ни на кружки. Может быть скорректировать терапию? Может быть ему нужен другой психолог? Он сказал мне, что больше не хочет просыпаться! Я не знаю, что мне делать, чем я могу помочь? — сказал я, и из глаз полились слёзы. Елена Михайловна внимательно выслушала меня и закинула ногу на ногу. — Правильно ли я поняла, ты волнуешься за своего друга и хочешь ему чем-то помочь, но не имея возможности это сделать, ты хочешь спросить у меня, как я смотрю на всю эту ситуацию? Хочешь, чтобы я скорректировала ему терапию? — Да, я хочу, чтобы Вы скорректировали терапию. Я считаю, что Вы очень опытный врач, что Вы знаете, что нужно делать, — выпалил я. — Хорошо, я поговорю с его ординатором в понедельник. Мы попробуем назначить нормотимик и, если понадобится, заменим препараты, которые он принимает сейчас. Константин, хочу выразить тебе благодарность за твою чуткость и заботу об Эмиле. Я рада, что в нашей больнице есть такие подростки, как ты, правда. Это многого стоит. Ладно, это всё, что ты хотел сказать мне? — спросила Елена Михайловна. — Пожалуй, да, — с выдохом ответил я. — Как ты себя чувствуешь? Есть ли ухудшения? Как со сном? — она положила руки на колени и подалась вперёд. — Я всё ещё остаюсь очень нестабильным. У меня нет беспричинной тоски, как было раньше, но любая мелочь может вызвать у меня слёзы. — А до болезни ты часто плакал? — спросила она. — Нет, я был очень устойчив к внешним событиям. Но это было так давно, что я уже вряд ли вспомню детали. — Я пока что не буду трогать твою медикаментозную схему. Скажи, есть ли у тебя ещё побочки, кроме закатывающихся глаз? — Не замечал, только во рту часто пересыхает, когда я разговариваю с кем-то больше десяти минут. — Пей побольше воды, возможно, это пройдёт со временем, когда привыкнешь к дозировке. Тебя это не сильно тяготит? Терпимо? — Вполне. Это несильно мне мешает жить. — А сонливости нет? Всё-таки таблетки не для слабонервных. — Небольшая. Иногда мне кажется, что я только и делаю, что сплю. А иногда вроде жить можно. — Интересный факт! — Елена Михайловна неловко усмехнулась и едва заметно потрясла указательным пальцем. — Некоторые дети говорят, что им снятся красочные сны. А тебе что-нибудь снится, Константин? Я взглотнул. Нет, ей нельзя об этом рассказывать. — Ничего не снится, — я хотел перевести тему беседы. Так же ловко и умело, как это делает она. — Вы так часто обращаете внимание на тяжесть препаратов. Почему? — Мы редко назначаем детям что-то жёстче золофта или феварина в бережных дозировках. А тут шестнадцать таблеток в день, — врач вздохнула. — Шестнадцать?! — я встрепенулся. Да, я знал, что горстка таблеток утром и вечером у меня слегка больше горсток других, но… Я подсчитал в своей голове препараты: две синих таблетки, четыре маленьких белых от двух разных препаратов и две белых чуть побольше по размеру. Умножил на два… — Ужас. — Главное, что работает, — Елена Михайловна пожала плечами. — Ну хорошо, Константин. Ты молодец, что обратился ко мне. Не беспокойся, с Эмилем мы что-нибудь придумаем. Я отведу тебя в палату, — сказала Елена Михайловна и поднялась с кресла. — Идём. *** — Константин, — обратилась ко мне Нина Геннадьевна. — Собирай вещи, которые нужно постирать, пришла мама. Я улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор по телефону, она пришла. Собрав вещи в пакет, я вышел из палаты и подошёл к двери, ведущей в гардероб. Медсестра открыла мне дверь железным ключом, и я увидел на диване маму. — Привет, — робко произнёс я. — Здравствуй, Константин. Я принесла печенье, как ты и просил, — она показала рукой на пакет из продуктового магазина. — Тут ещё вода и мармелад. Я не знала, какой ты любишь, поэтому взяла тот, который посоветовал мне продавец отдела. — Спасибо, мне очень приятно, — сказал я и присел около неё. — Как ты? Тебе уже лучше? — спросила мама, но голос её стал немного холоднее. — Да, всё в порядке. Жаль только, что начинаются выходные, это самые скучные дни здесь, потому что нет никого из персонала. Лишь дежурные врачи и медсёстры. Сегодня дежурит мой лечащий врач, я разговаривал с ней некоторое время назад. — Елена Михайловна говорила, что у вас есть кружки. Ты ходишь на них? — Нет, не хожу. — Горе ты моё, — она потрепала меня по волосам. Мама немного замешкалась, не зная, что сказать дальше. — А почему ты решила записаться к психологу? — решился задать ей вопрос я. — Ну… Мне посоветовала это сделать Надежда Николаевна. Она сказала мне по телефону, что я выражаю… Как бы это правильно сказать… Пассивную агрессию. Я, конечно, сначала разозлилась, но почитав об этом побольше, была вынуждена согласиться с её позицией. И я решила, что стоит поработать над собой, чтобы улучшить наши отношения. — Ты открываешься для меня с новой стороны, мам. Я никогда не думал, что ты можешь быть такой осознанной, — я положил голову ей на плечо. Это было так непривычно, моё сердце заколотилось, ожидая ответного холода. Но она ничего не сказала, только прижала меня к себе сильнее. — Я представила, что бы было, если бы тогда потеряла тебя. Твоя попытка самоубийства лежит на мне тяжёлым грузом. Это я виновата, что потеряла с тобой контакт. Я могла бы это предотвратить, если бы не мой эгоцентризм. Я слушал её и не верил своим ушам. — Кто ты такая и куда ты дела мою мать? — улыбнулся я. — Куда дела, там больше нет. Я не хочу снова допустить такую огромную ошибку. После разговора по телефону с нашим семейным психологом у меня многое разложилось по полочкам. Я знаю, что так быстро измениться не получится, но я буду стараться. Прости меня ещё раз, Константин. А после она отдалилась, и я убрал голову с её плеча. — А на кружки ходи, так они поймут, что тебя можно побыстрее выписать. Куда ты вернёшься, когда Елена Михайловна решит, что ты здоров? — спросила она. — Не знаю. Но если пронюхают о том, что я буду опять жить один, то это обернётся штрафом. — Так может к нам переедешь? — предложила мама. — А отец против не будет? — Я с ним поговорю. В любом случае, жить одному я тебе не разрешу. Я теперь знаю, что тебя одного опасно оставлять. — Ты боишься, что я опять попытаюсь себя убить? — Не произноси эти слова. Но да, мне хватило одного раза. Ладно, я пойду, я со вчера взяла отчётность на дом, нужно доделать и выслать по почте. Бери пакет, приятного аппетита, — сказала мама. *** Мы ждали осмотр в коридоре у душевых. Нас вызывали по двое и проверяли на наличие новых самоповреждений. Я бросил взгляд на свою изодранную руку. Заметят… Слишком видное место. Эмиль стоял за мной и молчал. Я на секунду задумался о том, что совершенно не хочу переезжать к маме. Я привык жить один, а она привыкла жить без меня. Да, мама пытается исправиться, но легко держать себя в руках двадцать минут. А что же будет, когда мы начнём вести вместе быт? Ссор не избежать. Она всё равно будет холодной и нарциссичной какое-то время, пока с психологом своим это не проработает. Много времени пройдёт, прежде чем она сможет понять, как именно выстроить отношения с людьми без манипуляций. И тут дети сзади загалдели и засуетились, разбегаясь друг от друга подальше, я услышал режущий уши писк и хрипы. Я обернулся. Эмиль. — Сдохни! — вскрикнула Юля с бешеными глазами. — Сдохни прямо здесь! Я увидел, как она сжала горло Эмиля напряжёнными руками, из его красных глаз текли слёзы, а на виске выглянула вена. — Что ты делаешь, Власова? Прекрати! — сказал кто-то в толпе, но не решился выйти на помощь. Я подбежал и принялся оттаскивать Юлю от Эмиля, разжимая крепкие пальцы, сложенные в смертельной хватке. — Отойди от него! — завопил я. — Сдохни! Сдохните все вы! — не унималась Юля. На крики выбежала медсестра из комнаты для осмотра, она засуетилась и начала помогать мне её оттаскивать. Мне не хватало сил, чтобы убрать её руки с горла Эмиля, поэтому я вцепился зубами ей в плечо, но она будто бы ничего не чувствовала, а только сильнее душила Каринского. — Сдохни! — ревела она грудным голосом. Бедная молоденькая медсестра была до смерти перепугана, она размахнулась и влепила Юле пощёчину, оставляя красное пятно на её лице. Юля отпустила Эмиля и упала на пол. Теперь её глаза были пустыми, без признаков эмоций. — Что ты делаешь?! — в страхе закричала медсестра. Эмиль взялся за горло, начал кашлять и хрипеть, складываясь в три погибели. Из ординаторской выбежала Елена Михайловна, вероятно она услышала наши крики. Аделя, стоявшая практически в первых рядах толпы, начала громко плакать, падая в истерике. Да что тут вообще происходит? Врач подошла к Юле и увела её с собой, пока та смотрела на свои руки и смеялась, словно сумасшедшая. Да почему словно? На такое способны только реальные психи. — Эмиль, ты в порядке? — спросил я у него. Он пытался откашляться, и из носа потекла кровь. — Наклонись вперёд и зажми крыло носа, — сказал ему я. Он послушался, на полу появились алые капли. Медсестра находилась в шоке, к такому первые три курса практики меда её не готовили, но потом быстро спохватилась и повела Эмиля в процедурку. После них на полу оставался кровавый след. Аделя пыталась вернуть возможность дышать, словно не Эмиля здесь душили минуту назад, а её. Аделю обступили ребята и принялись успокаивать как могли. Я тоже подошёл к ней и присел на колени. — Аделя, не плачь, всё будет хорошо, — сказал я ей, вытирая её слёзы. — К-кровь… — говорила она, показывая пальцем на алые капли, растёкшиеся по мозаичному полу. Я зашёл в уборную и оторвал от первой попавшейся туалетной бумаги немного салфеток. После этого я принялся вытирать кровь с пола, чтобы она больше не плакала от страха. Аделя с благодарностью кивнула, но слёзы не прекратились. Вера посмотрела ей в глаза и проговорила чётко и раздельно: «Ты слышишь меня? Всё хорошо, Юлю увели, Эмилю сейчас помогут. Всё нормально. Не реви». Аделя вытерла рукой щёки, вздохнула и шмыгнула носом. — Я её боюсь. Что мы будем делать ночью, когда Власова вернётся? Она же сможет так кого-нибудь задушить, ей не составит труда сделать это со спящим человеком, — прошептала девушка. — Я думаю, что её переведут в трёшку, не беспокойся, — сказал я. — Но не будут же её переводить в другое отделение в субботу вечером. Сейчас даже врачей в больнице нет! — Значит, положат в отдельный бокс, как буйную. Елена Михайловна нас в обиду не даст. Аделя снова заревела, она не верила мне и словам Веры, ей было очень страшно. Я оставил её и подошёл к дверям процедурного кабинета. Медсестра смочила перекисью ватку и дала Эмилю, чтобы тот запихнул её в нос, где лопнул сосуд. — Ты в порядке? — спросил я. Эмиль кивнул, но глаза у него были испуганные и круглые, словно он наткнулся на скример в виртуальной хоррор-игре. — Всё, всем спать! — сказала медсестра. — Эмиль пока тут посидит, а вы все идите в палату, я сейчас открою дверь. Константин, позови ребят из коридора сюда. Я послушался и, завернув в коридор, сказал всем, чтобы они шли к палатам. *** Я ворочался в кровати, пытаясь уснуть. Я то высовывал ногу из-под одеяла, то запихивал её обратно, то поджимал одно колено к себе, то укладывался на живот, но сон не приходил ко мне. Из головы всё не выходила Юля, которая лежала в соседней палате. Пару раз я слышал полночные истерические смешки, исходящие от неё. Мне казалось, что я слышу, как она дышит и бродит по палате, и это начинало меня пугать. Потому что на самом деле она вовсе не ходила и даже не вставала. — Ах-ха-ха-ха! — раздалось в тишине. — Костян, ты это слышал? — спросил Эмиль. — Да. Медсестра, уснувшая на мягком мешке у двери, скинула плед и пошла проверить Юлю. — Ах-ха-ха-ха! — рассмеялась она намного громче предыдущего раза. Эмиль сел на кровати. — Я не могу уснуть, пока она ржёт. Во-первых, это слишком громко, а во-вторых, она, блин, какая-то неадекватная. А если неадекватный человек не спит, значит мы в опасности и нужно тоже бодрствовать. Я услышал, как за стеной медсестра выводит её в коридор, и истерический смех теперь совсем не прекращается. Она хохочет, как в последний раз. Через пару секунд стало слышно, что проснулись все, потому что по углам было странное шевеление, шорохи. — Они идут в буфет. Наверное, за водой, — сказал Эмиль, который всматривался в стеклянное окошко на железной двери. Бах! Что-то разбилось… — Это чё сейчас было? — спросил Витя. — Стакан. — А-аа-аа! — завизжала Власова и теперь уже не засмеялась, а расплакалась. В нашей палате все встали и подошли к двери, а я за ними. Моему взору открылась ужасная картина: Юля взяла осколок с пола и вскрыла себе руку. Из раны хлынула кровь. — Вот ведь психованная, — пробормотал Эмиль и открыл от удивления рот. Раздался стук каблуков со стороны душевых, и вскоре мы увидели Елену Михайловну. «Вот это у неё сегодня дежурство, конечно» — подумал я и стал наблюдать за тем, как ей перевязывают руку и выводят в другое крыло. — В том крыле боксы находятся, — сказал Витя. Дверь, ведущая к гардеробу и боксам закрылась, шаги стихли. — Треш, — пробормотал Эмиль. — Дамы и господа, спектакль окончен, можно спокойно спать. Власова теперь обречена на трёшку с наступлением понедельника. Аделя позади нас тяжело вздохнула и поплелась к кровати. — Вот это да… — сказала она и скрылась в темноте. Я тоже пошёл к кровати. — Не бойся, ладно? Всё закончилось. — сказал я. — Теперь всё будет хорошо. *** Я очнулся на траве у фонтана. Вода приятно журчала и блестела на тусклом солнце. Ааста встретила меня тёплым днём, о таком можно только мечтать. — Неожиданное место для сна, не правда ли, Господин? Почему Вы не в покоях? Копите энергию для великой битвы? — сказал Чернокнижник за моей спиной. — Здравствуйте, Ваше Величество! — поприветствовал его я и встал с земли. Склонившись в глубоком поклоне. Я вспомнил о Диавале. — Вы желаете отправиться в Кальт, Господин? — сказал маг, уловив мои мысли. — Да, думаю, что сейчас самое время. — Я с Вами согласен. Возьмите только свой меч, он пригодится там как никогда. Я вызову пламенный цикл, когда Вы вернётесь из замка. — Слушаюсь, Ваше Величество. Я побежал к воротам. На удивление я быстро нашёл нужную дорогу к покоям и взял свой меч. Я немного высунул его из ножен, восхитившись бесподобной отделкой. — Ты куда-то отправляешься, Константин? — спросила меня Клементина, оказавшаяся в дверях, появившаяся будто из воздуха. — В Кальт, к Диавалю. — Я пойду с тобой! — воскликнула волчица. — Вынужден отказать, там слишком опасно. Так сказал Чернокнижник. Я не могу рисковать своими друзьями. — Хорошо. Береги себя только, ладно? — Я постараюсь. *** Выйдя из замка, я отыскал мага и сказал: «Я готов!». Чернокнижник разогнал потоки воздуха рукой, и из его пальцев появились искрящиеся языки пламени. — До встречи, Господин. Постарайтесь вернуться живым. Я кивнул и вошёл в цикл. Холодно. Туман. Туман, в котором невозможно ничего разглядеть. Я сделал шаг вперёд, и цикл исчез. Я в Кальте. И здесь очень жутко. Моментально меня охватила дрожь то ли от холода, то ли от страха. Я провёл рукой перед собой, и сырость от мельчайших капель, повисших в воздухе, сковала движения тела. Главное выбраться живым отсюда, при этом желательно вместе с братом. Ноги увязли в грязи, запачкав ткань моих штанов. Туман был настолько густым, что дальше своих рук я не видел. Вскоре что-то чёрное открылось передо мной. Я чуть ли не врезался лбом в это нечто. Пещера. Пещера, источающая тепло. Я зашёл внутрь, немного пригибаясь. Здесь-то и стоит ненадолго остановиться, погреться хоть чуть-чуть. И я побрёл вглубь, сам не зная, на что иду и как я отсюда выберусь. И выберусь ли однажды…