Господин Уныние

На завтраке я подсел к Эмилю, взяв и его порцию тоже. Он поморщил лицо, отодвигая тарелку к середине стола. — Тебе нужно есть. Это не обсуждается. А то будешь в седьмой палате с Никитиной лежать, — сказал я и положил тарелку обратно к нему. — Ты Никитину видел вообще? Мне до неё ещё худеть и худеть. Она вон ночью вообще в коридоре звездой прыгает. — В смысле звездой прыгает? — замешкался я. — Я, когда в туалет пошёл недавно, увидел её около окна. Она упражнения делала. Не может она перестать. Ну не может, — сказал Эмиль и встал из-за стола, относя нетронутую пищу обратно в окно буфета. — А ты ей что-то сказал? — Сказал, чтобы она спать шла, — произнёс Эмиль на выдохе, но резко перевёл внимание на процедурную медсестру, которая ходила с таблетницами и каплями по рядам столов. — Смотри, Костян. Видишь у Никитиной капли? — Ну и? У многих капли, — смутился я. — Я видел ёмкость, из которой ей медсестра капли наливала. Это галоперидол. — Типа из-за психомоторного возбуждения ей врач их даёт? — поинтересовался я. — Ну, видимо, да. От прыжков звездой, — сказал Эмиль и засунул в рот кусок белого хлеба. — Я же тебе принёс твою порцию. Почему ты её не съел? Хлеб — это не еда. У тебя запор будет, как у Вити. — Эй, — отозвался Витя с соседнего стола. — Я вообще-то всё слышу. Нет у меня запора, мне дюфалак дают. — Дюфалак от запора не спасает, но зато от него нехилый такой метеоризм, — сказала Аделя. — Так вот чем у нас в палате постоянно воняет! — громко раздосадовался Ростик, грохнув от бессилия гипсом по столу. — Приятного аппетита, — съязвил я и снова посмотрел на Эмиля. — Может всё-таки вернёшься за тарелкой? — Костян, вот чё тебе надо? Ты мне мама? Ты мне папа? Отвали со своей едой, понял? — огрызнулся Эмиль. — Прекрасно. Значит ты всё-таки хочешь в палату к анорексичкам. — Да чёрт бы тебя побрал! — закричал Эмиль, и из его глаз ручьём полились слёзы. — Я тебе сказал! Не трогай меня больше! — он сорвался на отчаянный вопль, закрывая руками лицо. Медсестра, терпевшая всё это и трудолюбиво проверявшая рты пациентов, которым она давала препараты, подошла к нему. — Эмиль, ну что ты кричишь? Садись за стол. Тебе позвать врача? — Не надо мне врача! У меня всё нормально! Идите вы все к чёрту! Я не узнавал Эмиля. Ни за что на свете бы не подумал, что он вообще так может. Что на самом деле он испытывает такую сильнейшую душевную боль. Я не обижался на него и не осуждал. Я видел в нём себя. И мне было горько от этого. Мне было плохо от того, что каждый из нас в момент мог прослезиться. В больнице постоянно слышен плач, всхлипы и прыжки Никитиной. Практически каждый день плакал и я, и плакали все остальные. Может из-за препаратов, а может из-за того, что мы заперты за пределами мира, за решётками окон. У нас есть мечты, желания, мы хотим вернуться домой, на свободу. Там, где вкусная еда, там, где друзья и музыка. Но зато у нас есть мы сами. И каждый готов протянуть руку помощи. Остаётся только надеяться на действие психотропных лекарственных средств. Иначе только гибель ждёт за порогом больницы. Но больше всего, конечно, меня уничтожало самочувствие Эмиля. Я не мог это вытерпеть, не мог сдержать эмоции. Это слишком больно. И пусть тут слышны только истерики, но так же слышен и стук каблуков врачей, когда они торопятся на помощь. Елена Михайловна подошла к посту. Видимо, кто-то уже успел написать в чат о происходящем. — Эмиль, пойдём со мной, — сказала врач спокойным голосом. Но он не мог найти себе места. Он больше ничего не говорил, только выл и всхлипывал. Его лицо было красным и блестело от слёз. Елена Михайловна подошла к нему, взяла за руку и повела в кабинет. Где-то через минуты три крики прекратились. Ей удалось успокоить несчастного парня. И я смог выдохнуть на некоторое время. Пока он в больнице, я чувствую безопасность. Здесь его могут поддержать профессионалы и ребята, я рядом и стараюсь заботиться. Его должны выписать в хорошем состоянии. Я верю в это! *** — Ребята, подходите сюда, я сейчас буду записывать вас на занятия, — сказала воспитательница и достала листок с ручкой. Дети сразу подбежали к ней, выкрикивая фамилии и названия кружков. — Лебедева! Творческие мастерские! — сказала Аделя. — Игорь Киселёв, он хочет на столярку! — Киноклуб! Исаев Ростислав! — Гурьева, живопись! — подпрыгнула Аня с бессонницей. — Тихонова Дана, столярка! — Подождите, я не успеваю записывать! — перекрикивала их воспитатель. — Божена Лихачёва, веб-дизайн! Эмиль накрыл подушкой голову, не вставая с кровати. Он пробубнил что-то вроде: «Достали орать». — Вишнякова! Творческие мастерские! — сказала Лиза, вглядываясь в листок, чтобы убедиться, что её записали. — Уваева Василиса, киноклуб! — Филинская, веб-дизайн, — пробормотала Вера и сразу же отошла от стола, делая вид, что ей это абсолютно неинтересно. Хотя, конечно, этот интерес она всего лишь пыталась скрыть. — Семёнов Виктор, живопись. — Каринский, горе моё луковое, а ты почему никуда не хочешь? — сказала Эмилю воспитательница. Он проигнорировал вопрос. Воспитательница вздохнула и продолжила запись. — Яна Суханова, живопись! — Ребята, осталось место на творческие мастерские. Неужели никто не хочет? Константин, может ты сходишь? Я немного подумал и сказал: «Да, я пойду». Я вспомнил наказ матери. — Отлично. А теперь все идут за мной. Как плотно мы сегодня с вами позаписывались! Толпа ребят направилась в столовую на обед, предвещающий тихий час и кружки. *** Когда все пообедали, воспитатели вывели ребят из другого крыла и нас на улицу, дважды пересчитав каждого. А детей было немало. Ой как не мало. И вот вся эта орава разделилась на группы к сопровождающим и поплелась в разные строения на территории больницы. Я был в группе с Аделей, Лизой и ещё двумя девочками из другого крыла. Нашу группу вела Татьяна Владимировна. Странная женщина. Она говорит на украинском языке только с пациентами, но её никто не понимает. Это её забавит. Однако в беседе с начальством и врачами в ней просыпаются русские корни, поэтому её до сих пор не уволили. Но лучше бы её уволили, конечно. Перед нами открылось маленькое одноэтажное здание. Оно было таким уютным и милым: стены разукрашены яркими красками, на двери висит колокольчик, а пахнет так, будто мы оказались в деревне эльфов. — А чем пахнет? — поинтересовался я у Татьяны Владимировны. — Ти б частіше ходив на заняття, тоді б знав, що в цій будівлі проходять уроки кулінарії, — сказала воспитательница. — Что такое «Будивля»? — злобно спросил я, не понимая одного… В чём прикол говорить так, чтобы тебя никто не понимал? — Здание, — небрежно бросила Татьяна Владимировна, открывая дверь. Колокольчик на ней приятно зазвенел. — Здравствуйте, ребята! — в один голос сказали женщины, встречающие нас у входа. Их было трое, они казались добрыми на вид и такими красивыми. — Нас зовут Оли, — улыбнулась одна из них. Та, что была с короткими волосами и родинкой на щеке. — Ты никогда не был здесь. Только поступил в больницу? — спросила меня другая Оля. У неё были кудрявые каштановые волосы до плеч. — Нет, я здесь уже две недели. Просто никогда не ходил на кружки, — ответил я. — Пойдёмте за нами, — улыбнулась третья Оля. У неё были большие и красивые голубые глаза. Аделя подбежала к мастерской быстрее всех и села на один из пяти стульев. Две девочки из другого крыла сели рядом с ней. — Какая ты шустрая, Ирина, — сказала Оля с кудрявыми волосами. Аделя смутилась, и её пылкий настрой сразу начал угасать. Оли, видимо, не знали о том, что её зовут иначе. Ирина, как оказалось, настоящее имя Адели. — Как тебя зовут? — спросила Оля с голубыми глазами, обращаясь ко мне. — Константин. — Творческие мастерские — это полёт твоей фантазии, Константин! У нас есть фетр, коллекция пуговиц, цветной картон и салфетки для декупажа, иглы, нитки, клей и много всего другого для создания абсолютно любой поделки- дальше она уже обращалась ко всем. — Вам нужно решить, что вы хотите создать к концу занятия и сказать нам, Мы будем помогать, научим шить, если вы не умеете, подберём с вами нужные материалы для вашей особенной и неповторимой вещи. Делаем поделки аккуратно, не обжигаемся, не укалываемся и ножницами не пытаемся себя порезать. В противном случае нам придётся сказать об этом воспитателю. И больше вы на творческие мастерские не попадёте, — предупредила нас Оля с короткой стрижкой. Лиза Вишнякова взяла с полки дощечку, потом подошла к контейнеру у окна, выбрала оттуда салфетку с фиолетовыми пионами и сказала: «Я буду делать декупаж!». — Отличная идея! — подбодрила её Оля с голубыми глазами. — А ты, Ирина, что будешь делать? — Я буду делать браслет, — буркнула Аделя. Её каждый раз перекагивало от дэднейма. — А вы, девочки? — спросила Оля с родинкой на щеке? — Я хочу сделать блокнот. — Я разрисую спичечный коробок. — А ты, Константин? — обратилась Оля с родинкой ко мне. — Я тут совсем ничего не знаю… Какие есть варианты? — растерялся я. Оля взяла меня за руку и отвела в соседнюю комнату. — Вот тут у нас есть заготовки котят, — она указала на коробку с верхней полки. — Их можно раскрасить кофейным клеем. Мы добавили в ПВА корицу и кофе, поэтому котята будут с приятным запахом. Вот тут у нас пуговки. Их можно использовать для глаз или в любой другой задумке. А тут фетр и выкройки с нитками разных цветов. Можно из вот таких пазлов собрать картинку, а потом мы утюгом их скрепим. Выбирай. — Я хочу сшить игрушку из фетра, — тихо сказал я, боясь, что для парня странно хотеть сшить игрушку, и меня осудят Оли или другие дети. — Хорошая идея! Смотри, у нас выкройки ёжика, вот такого странного крылатого чудика, лошадки, пончика и мороженого. Есть ещё другие, но за один раз ты их сшить не успеешь. Я посмотрел на чудика, лошадку и… Ёжика. Он был с закрытыми глазками и бумажной розочкой за ушком. Так похож на сонного Эмиля. Лапки мило сложены вместе и носик в виде маленькой пришитой бусинки. — Я сошью этого ёжика, если можно, — сказал я и посмотрел на Олю с короткой стрижкой. — Супер, из какого фетра будет твой ёжик? Некоторые дети берут необычные цвета. Например зелёный или фиолетовый. Так игрушка становится особенной. — Розовый. Как волосы моего друга, которому я хочу подарить эту игрушку, — усмехнулся я. Оля отвела меня в общую мастерскую и дала новые листочки фетра, иглу и нитку с выкройками. Я обводил карандашом картон, старательно вырезал все детали, мечтая о том, как сделаю Эмилю сюрприз. Мне просто хотелось, чтобы он радовался. Я надеялся, что ему станет легче. Пришивать носик и вышивать глазки нужно было до того, как сошьёшь переднюю деталь и иголки вместе, поэтому я взял тёмно-розовую нитку, и личико спящего ёжика потихоньку начало вырисовываться, приобретать чудесный вид. И вот, когда все детали были скреплены между собой, я взял розовый пастельный карандаш немного другого оттенка, чем сам ёжик, и освежил его щёчки. Я не замечал того, как быстро бежало время, и до конца тихого часа осталось совсем-совсем чуть-чуть. Финальным штрихом я приклеил ёжику на ушко бумажную розочку, как на тех, в соседней мастерской. — Как же красиво! — всплеснула руками Оля с родинкой на щеке. — И правда! Константин, а можно сфоткать твою игрушку? Самые красивые работы мы потом вывешиваем на сайт больницы, не раскрывая имён их создателей, — подтвердила Оля с голубыми глазами. — Дай посмотреть! — сказала Аделя. Я отдал ей ёжика в руки. — Вау… — протянула она. — Круто… — Ну всё, наше занятие заканчивается, потихоньку доделываем и идём к выходу. Как же я люблю четырнадцатое отделение! Там дети всегда такие творческие и талантливые! — сказала Оля с каштановыми волосами. — Следующая трёшка на очереди. Готовься, — посмеялась голубоглазая Оля. *** Отделение встретило нас шиповником и булочками на полдник. Можно было открыть гостинцы от родителей, лежащие в шкафчиках. Я спрятал ёжика за спиной и начал искать взглядом Эмиля. В дверях стояла толпа народу, все пришли с кружков. Мой взгляд остановился на последнем столе, который был ближе всего к стене. Эмиль сидел, склонив голову над булкой с повидлом. Отросшие розовые волосы спадали на глаза. — Привет, — сказал я и присел рядом с ним, всё ещё держа ёжика за собой. — Как ты? — Прости, что накричал на тебя… И на всех остальных. Я знаю, что ты никогда не захочешь больше со мной общаться, — пробубнил Эмиль виновато, едва сдерживая слёзы. — Да, Эмиль. У тебя реально биполяр… Мягкого места. Он усмехнулся. — Ты не держишь на меня обиду? — Эмиль поднял на меня красные глаза. — Я просто в ярости, — улыбнулся я. — Но у меня есть для тебя подарок. Я показал ему игрушку, и его губы задрожали. — Почему ты так добр ко мне? — Потому что ты мой брат. —А ты мой! У меня тоже есть подарок для тебя, — Эмиль снял с руки фенечку и положил мне в ладонь. — Она мне очень важна. Я сплёл её, когда выписывался отсюда в первый раз. Пусть она поможет выписаться и тебе. *** Я проснулся в замке Диаваля. Потянувшись на кровати, я широко зевнул и присел на край. Я не знаю почему, но я почувствовал, что Диаваль ещё спит. Вероятно, это чувство появилось из-за нашей тесной связи и медитаций, которые я практиковал всё это время. У меня всё лучше получалось управлять магическими способностями. По крайней мере, в этом была интуитивная уверенность. Я вышел из покоев и заглянул в соседнюю комнату, в небольшую дверную щель. Диаваль и правда спал. Очень сладко. И тогда я решил пойти в библиотеку, немного изучить её. Ноты, книги, рукописи — всё это было так интересно. Около библиотеки меня встретил Рафаил, вытиравший пыль с полок. — Здравствуйте, Ваше Высочество. Желаете что-то прочесть? Я могу Вам помочь? — спросил он. — Здравствуйте. А есть ли у Вас здесь магическая литература? — поинтересовался я. — Да, конечно. Позвольте я провожу Вас. Я кивнул. И Рафаил повёл меня по лабиринтам книг. — Вот здесь всё про гадания: руны, чайная гуща, таро. Здесь, — он показал рукой на верхние полки. — Магические практики, травничество, целительство, классификации магов. — А что написано в книге о рунах? — Способы их изучения, практическое использование, особенности гадания, теории происхождения. Много всего. В этой книге Вы прочтёте теорию о работе с древними силами. Думаю, Вам должно понравиться. Но помните, что это чрезвычайно опасно. Изучайте, но лучше не увлекайтесь. В неправильных руках эта сила превращается в ужасное зло. Берегите себя, — сказал Рафаил. — Хорошо, спасибо. Я достал книгу и сел на диван, расположенный у входа. Изучив обложку и введение, я понял, что мне уже очень интересно. Много что было на англосаксонском языке, но что странно, я смог соединиться с потоками бессознательной информации и приблизительно понять, о чём шла речь. Всё-таки Чернокнижник — хороший учитель. Его наставления и уроки вспоминались мне в ярких красках. Я мыслил, как настоящий маг, я смог расширить своё сознание и чувствовать всё больше и больше оттенков этой вселенной. В книге было написано, что руны — это письменность древних германцев, которая использовалась в качестве символических фигур из прямых линий. На древненемецком языке слово «runen» означало что-то вроде «Таинственно шептать». В руническом строе каждый знак занимает определённую позицию в ряду футарка. Проще говоря, это начальные звуки первых шести рун. Значение рун меняется в зависимости от их расположения, однако бывают и руны, которые не имеют обратных позиций. Я пролистал страницы и нашёл знак, который напомнил мне что-то знакомое. Клементина… Эта руна находится у неё на шее. Она означала рост и развитие вопреки всему. Она использовалась для защиты от неприятностей и болезней, ускоряла процессы выздоровления. Символизировала женскую энергию и материнство. Но только руна на шее волчицы находится в перевёрнутом состоянии. А значит и значение у неё обратное. В переводе англосаксонской поэмы её смысл звучит так: «Берёза лишена плодов, но рождает даже так побеги бесплодные, ветвями красива, высока кроной, украшенной дивно, нагруженной листьями, к небу близкой». Я пролистал дальше и наткнулся на кое-что ещё более интересное. Вуньо. Та, что на шее у меня. «Радостью наслаждется тот, кто знает мало бед, страданий и тревог. И сам имеет процветание (жизнь, дух, разум) и блаженство, а также достаточно крепкую обитель». А ниже подпись: «В перевёрнутом значении — тоска, уныние». *** Диаваль, проснувшийся ото сна, зашёл в библиотеку и сказал: «Я искал тебя по всему замку. А ты вот где был, — Диаваль усмехнулся. — Читаешь книгу про руны? — Да, я думаю, что эти знания должны помочь в Великой битве, — произнёс я, вглядываясь в его глаза. — а ещё я кое-что заметил. Кажется, у меня на шее есть рунический символ. Вуньо. Но он, к сожалению, перевёрнутый. — Позволь мне взглянуть, — обеспокоенно сказал Диаваль. Я повернулся к нему спиной и обнажил шею. — Действительно… — Я всю жизнь думал, что это просто странное родимое пятно или шрам, о появлении которого не помню. Но у Клементины почти точно такой же рунический символ. Перевёрнутая Беркана. — Когда нам предначертано несчастье в старых пророчествах, мы рождаемся с клеймом. Но это делает нас особенными, — Диаваль оголил свою шею, убирая чёрно-красные волосы назад. На его шее была обратная наутиз. — А что она означает в таком виде? — спросил я. — Неверный путь, тоску, вечные скитания в чертогах своего же разума. И только победив корень зла, демонов Бранна и нашего отца, мы сможем перевернуть их. Моя руна обрекла меня на пожизненные мучения в одиночестве. Даже если её перевернуть в изначальное положение, единственное, что остаётся сделать — укреплять внутренний стержень, быть сильным. Ведь только храбрый человек сможет изменить пророчество. — А вдруг мы потерпим поражение? — Ааста — мой дом. Я буду биться за её свободу до последней капли крови, — сказал Диаваль. — Мы должны отправиться в путь. Немедленно. Ты вызовешь пламенный цикл, и тогда через несколько секунд мы уже окажемся в замке Чернокнижника. — Диаваль… Я должен сказать тебе, что не умею вызывать цикл. Я думал, что его вызовешь ты, — меня сковал холод. И вовсе не из-за того, что я находился в туманном Кальте, а из-за того, что нам ничего не может помочь. Всё внутри сжалось. Какой я, чёрт возьми, маг? Медитации прошли напрасно. Ведь какой от меня толк, когда я бездарь? — Константин, я слышал, что пламенный цикл можно вызвать, как и огонь, который ты зажёг в пещере. Попробуй, я прошу. Вспоминая те ощущения, которые горели внутри меня, когда я развёл костёр, я попытался обратиться к своему энергетическому резерву. И по моим венам потекла тёплая божественная энергия, согревая меня от озноба. Я взглянул на свои руки и увидел, что по сосудам растекается красная прана. Я начал разгонять руками воздух, образуя шар, который вскоре зажёгся и превратился в цикл. Полыхающий, словно вулкан. — Поразительно! Ты просто гений, Константин! — Диаваль скрылся в портале и пригласил меня за собой. Я с радостью поспешил войти туда же. Нас выбросило на поляну. И было такое ощущение, будто пламенный цикл просто небрежно выплюнул нас с Диавалем, как непрошенных гостей. А вот и ворота роскошного замка Чернокнижника. — Идём! — крикнул я брату. И мы побежали что есть силы к двум кентаврам, охраняющим замок и днём, и ночью. — Господин Константин, мы очень рады видеть Вас! Но что за странный странник стоит позади? — сказал один из кентавров. — Это мой брат, Диаваль, — ответил я. — Мы не можем впустить принца Тьмы без разрешения Его Величества, — сказал другой кентавр. — Оповестите Чернокнижника, что мы вернулись, пожалуйста. И тут ворота начали открываться изнутри. Рядом с нами оказался Великий маг. — Господин Константин, Ваше Высочество Диаваль, добро пожаловать в мой скромный дом, — улыбнулся Чернокнижник, зная, что его дом вовсе не скромный. Нет места роскошнее во всей Аасте. Я склонил перед ним голову, целуя подол одежд мага, а Диаваль последовал моему примеру. — Отдохните с дороги. Я буду ждать в саду, Господин Константин, — приятным басом произнёс Чернокнижник. — Конечно, Ваше Величество, — я ещё раз поклонился ему. *** Диаваль выбрал покои в башне, рядом с моими. Когда он представил себе комнату мечты — всё тут же исполнилось в лучших традициях волшебства. — Я поищу Клементину, — сказал мой брат и направился к лестнице. Наверное, он хочет обсудить с ней своё произведение. Я тоже решил, что торчать в своей комнате равносильно неуважению к магу. Когда я появился в саду, Чернокнижник уже стоял там. — Господин, я рад видеть Вас здесь вновь! Чувствую, что знакомство с Диавалем поселило тепло в Вашу душу. — Да, Ваше Величество! Я давно не чувствовал себя таким счастливым. Диаваль встретил меня с большой любовью. — Чудесно. И… — маг загадочно нахмурился. — Я должен показать Вам кое-что. Идёмте. Мы шли мимо благоухающих цветов, озера Гидрарг, огибали рощи прекрасных деревьев, роняющих лепестки. Но вдруг солнце скрылось, казалось, будто оно исчезло навсегда. Стало темно, зажглись звёзды, и по коже прошёл лёгкий холодок. — Что случилось? — испугался я. — Неужели демоны начали наступление? — О, нет, — улыбнулся маг. — Взгляните перед собой. Мы стояли прямо у огромного дерева, которое, едва заметно, светило голубыми лучами. — Это Полночная Акация, Господин. Рядом с ней царит мрак. Но, — Чернокнижник коснулся ствола, и акация тут же вспыхнула голубым огнём. — Если ты чист душой, то она дарит свет. Многие волшебники пытались получить её силу: срывали пушинки, пилили ствол, ломали ветки в попытке забрать хоть немного чудесного волшебства. Но акация помогает лишь избранным. Тем, кто способен отнестись к магии с глубоким уважением и любовью. Говорят, если закрыть глаза во время свечения, то можно увидеть будущее, скрытое за символами и знаками. Чернокнижник немного отошёл от дерева, погружая поле во мрак, и сказал: «Попробуйте и Вы». Я положил руку на ствол, и голубые лучи вновь осветили нам путь. — Я не ошибся в Вас. Закройте глаза, Константин. Я послушался Великого мага, очутившись в полной невесомости. Мне показалось, что мои ноги отрываются от земли, и я оказываюсь вне времени и пространства. Сначала меня охватил страх, но голос Чернокнижника эхом отразился в моей голове: «Не открывайте глаз, Господин». Я зажмурился, чтобы ненароком не ослушаться мага. Опьянённый силами природы, я чувствовал только своё тело и неразрывную связь с Полночной Акацией. И вдруг я увидел это же дерево. Только оно было в конце длинного коридора, с потолка которого капала вода. Я пошёл на свет, поближе к Акации. Она наклонила ко мне голубые пушинки, образуя купол из светящихся листьев и цветов. Но одна пушинка не была похожа на остальные. Она казалась мне больше всех. Да и цвета она совершенно другого. Розового. Я протянул к ней руку, пытаясь получше разглядеть её, но ветер оторвал пушинку и понёс по воздуху, игриво подкидывая вверх и вниз. Я испытал настоящее счастье, такое же, как тогда… После освобождения от энергетических дыр. Но ветер прекратился, и пушинка упала на землю. Я поднял её, разглядывая столь хрупкое и очаровательное творение. Однако счастье длилось недолго. Пушинка стремительно начала увядать на моей ладони. — Нет, нет! Погоди, пожалуйста! — громко заговорил я. Было поздно. Ветер снова подхватил её и уложил на землю, где она окончательно погибла и впиталась во влажную почву, сворачиваясь в клубок и стремительно тускнея. — Не-е-ет! — и тут я уже зарыдал, впиваясь ногтями в землю. — Не умирай! Я не ожидал от себя такого, но все казалось бесконтрольным странным сном. Я открыл глаза, возвращаясь обратно к магу. Чернокнижник стоял рядом со мной. Слёзы душили, хоть я и не понимал, почему я так горько отреагировал на это видение. Чернокнижник сел около меня и обнял. Крепко, словно родитель, утешающий своего маленького ребёнка. Я всхлипывал и пытался успокоиться, но что-то внутри меня сжалось и погибло, как эта розовая пушинка. *** Нас разбудили ни свет ни заря. Сонными и измождёнными призраками мы вереницей потянулись к душевым, чтобы свершилась наша традиционная чистка зубов. — А почему так рано? — спросил я у Иисуса, по совместительству, Игоря. — Игорь не знает точно, но думает, что у Игоря сегодня группа, — сказал он, умывая лицо. — Ясно. — Ясно что? — спросила Аделя, которая зашла в уборную. — Ясно, что Георгий Ефимович — изверг, заставляющий детей мучиться, — ответил я. — Ну-ну, сегодня должна быть интересная группа. Нам говорили, что она будет похожа на драматический кружок, — продолжила Аделя. — Надеюсь, что всё это скоро закончится, — сказал Эмиль и плеснул себе холодную воду в лицо. — Мальчики, помогите стулья донести до палаты! Не бездельничайте! Уже скоро начнётся группа! — закричала Нина Геннадьевна, чтобы её услышали через коридор. Я подошёл поближе к столовой и начал таскать стулья в первую палату. Потом присоединились Иисус и Витя. Георгий Ефимович открыл трёхгранным ключом дверь в отделение и тоже взял два стула, помогая нам. — Ребята, зовите всех, мы уже сейчас начнём. Минуты через три все должны быть здесь, — сказал психолог. Пациенты подтягивались к первой палате и выбирали удобные места. Все громко говорили, скрипели стульями и смеялись над локальными шутками, которые я не понимал. Иисус бубнил себе под нос: «Стационарные хождения, стационарные хождения. Отвечайте в плане заданного, по существу. Ходите, ходите. Арбуз». Я посмотрел на него с опаской. — Ну что ж, господа! — сказал Георгий Ефимович. — Сегодня у нас необычная группа! Вы слышали что-то о психодраме? — Нет! — хором ответили дети. — Расскажите. — Это метод, который направлен на изучение себя в спонтанной драматизации. Здесь нет строгого сюжета, мы сами его создаём. С помощью психодрамы можно прожить заново травматические моменты и изменить их так, как бы нам хотелось. — Класс, — выкрикнула Аделя и показала большой палец, поднятый вверх. — Да, — поддержал её психолог. — Я немного видоизменил одну технику, которую мы сегодня попробуем в качестве эксперимента. Она называется «Пустой стул». Мы сейчас выберем «жертву» и попробуем разыграть эмоционально значимую ситуацию для неё. А после поработаем с этим в группе. Кто готов попробовать? И тут половина всех присутствующих посмотрела на меня, мол давай, Константин, блесни своим болезненным опытом. Это было неожиданно. Я всегда думал, что заняться этим хочется большинству. И вытянут руки все, кому не лень. Наверное, особым развлечением для них считалось наблюдать за рыдающим ушлёпком. — Кажется, группа выбрала тебя, — улыбнулся Георгий Ефимович. — Ты согласен попробовать? — Пожалуй, да, — ответил я. — Тогда скажи, какую проблему ты бы вынес на терапию? — Возможно, многие знают об этом, но я повторюсь. Я был безумно влюблён в своего врача. Я испытываю много боли и других сильных чувств по поводу этого. Но мы не можем быть вместе из-за того, что это было бы нарушением этических норм, да и к тому же, у неё уже есть семья. Это было так давно… Я всё прекрасно понимаю, но не могу отпустить её. — Хорошо, Константин, — произнёс психолог и поставил напротив меня пустой стул. — Представь себя сидящим здесь. Какими были твои волосы, какую одежду ты носил тогда, были ли у тебя необычные повадки? — У меня была короткая стрижка. Короче, чем сейчас. Я носил скромную серую одежду, старался не выделяться, часто хрустел пальцами от напряжения и тревоги. — Отлично. Хочешь ли ты сказать что-нибудь ему с высоты собственного опыта? Может быть предупредить? Что ты чувствуешь по отношению к нему? — Я знаю, что ему очень больно, и он не может ничего с этим сделать. Он безответно влюблён и именно поэтому морально уничтожен. Я могу сказать то, что дальше всё будет только хуже. Когда он ушёл с терапии, потому что больше не мог выносить эти сильнейшие срывы после каждой сессии, он начал думать о ней ещё больше, ведь теперь его фантазия могла разыграться абсолютно не в то русло, не в том направлении. Придумать то, чего не было, чувствовать запах там, где ничего подобного не может быть. Она ушла, а значит он мог приписывать ей несуществующие качества и верить в них настолько сильно, что это становилось наглой ложью. Мне его жаль, мне обидно за него, но это вряд ли ему поможет. Группа затихла. Может это звучало пафосно. Или слишком болезненно. Но ведь так и было! Я не лгун! — Хорошо, — загруженным голосом сказал Георгий Ефимович. — А теперь пересядь на этот пустой стул. Я попробую повторить то, что ты сказал. Твоя задача — наблюдать за своими чувствами. — Угу, — пробубнил я. — Константин, я вижу, что тебе очень тяжело сейчас, ты испытываешь сильные эмоции, которые тебя выматывают. Но потом будет тоже нелегко, ты всё ещё будешь думать о своей безответной любви и фантазировать на эту тему, додумывая несуществующие детали. И это тоже будет достаточно больно. Мне очень жаль тебя, я тебе сочувствую. Пока я слушал психолога, меня начало трясти. Я не плакал, но реакция тела была довольно сильной, чтобы вызвать дискомфорт. — Что ты чувствуешь сейчас, Константин? Ты бы хотел что-то добавить в мой монолог? — Я не знаю, что я чувствую. Но меня, кажется, трясёт. — Вижу, Константин. А если бы у тебя была возможность что-нибудь сказать твоему врачу, то что бы это было? Как её зовут? — Ксения Александровна, — ответил я. — Кто хочет побыть Ксенией Александровной? — обратился Георгий Ефимович к группе. — Я, — отозвалась Яна Суханова. — Выходи сюда, — ответил психолог. Яна встала в центре круга рядом со мной. — Константин, как выглядит Ксения? — У неё русые волосы, собранные в пучок, серёжка виде бабочки на брови, голубые глаза и нос со слегка заметной горбинкой. — Представь, что Яна теперь превратилась в твоего врача. Что бы ты хотел сказать ей? Я вздохнул и на секунду закрыл глаза. — Я знаю, что у Вас семья, дети, что этика не позволяет говорить со мной об этом… Я знаю, что возможно Вы боитесь меня. Но это не глупая идеализация, как Вы бы могли подумать. Я правда любил Вас в прошлом сильнее жизни и с лёгкостью готов бы был отдать её Вам в дар… — дрожь пробила моё тело сильнее. Настолько сильно, что мне уже было тяжело говорить. — Просто поймите, что это не шутка, что это не глупая выходка, а настоящие чувства, причиняющие боль невозможностью быть рядом и невозможностью поговорить с Вами об этом. — Ксения, что бы Вы хотели ответить Константину? — обратился Георгий Ефимович к Яне. — Константин, — перехватила нить разговора Суханова. — Ты прав, этика не позволяет мне быть с тобой вместе, как бы тебе хотелось. Ты прав, что у меня есть семья и муж, но теперь я понимаю, что твои чувства настоящие, что ты правда очень сильно в меня влюблён. Ты хороший и чуткий в душе, ты умеешь испытывать такой спектр эмоций, что мне даже немного завидно. Я ценю и уважаю тебя, как личность, и мне правда жаль, что я косвенно… Ненароком приносила тебе страдания всё это время. Пока я слушал её, моя дрожь потихоньку сходила на нет и через пару минут момент окончательно покинула моё тело. Эта буря успокоилась во мне, она больше не трогала меня за живое и, словно по щелчку, исчезла без следа. — Константин, как ты сейчас? — спросил психолог. — Хорошо, — протянул я, испытывая истинное удовольствие, избавившись от груза прошлого на своих плечах. — Мне хорошо… — Давайте поддержим Константина, ребята! Все дети захлопали в ладоши, и кто-то даже свистнул на всю палату. — Ты огромный молодец! — сказала Яна и обняла меня. — Отличная работа. На этом, пожалуй, и закончим. Напоминаю, что в эту субботу я буду в больнице, а значит можно устроить музыкальную группу! — громко сказал Георгий Ефимович. — Ура! — хором сказали ребята. Эмиль похлопал меня по плечу. — Подходим ко мне и записываем песни, которые я скачаю к субботе. Всем приятного аппетита на завтраке! Я подошёл к психологу, вместе с ребятами и Эмилем, и записал свою любимую песню на листок бумаги, предоставленный психологом. На душе было так весело и легко, что я забыл обо всём на свете, наслаждаясь каждым моментом здесь и сейчас. У меня как будто открылось второе дыхание, и даже противная еда на завтраке показалась мне слаще мёда, ведь я наконец-то действительно отпустил её. Навсегда.