***
— Юная леди, боюсь вас огорчить, но даже если вы и имеете какие-то способности к японскому языку, то вы никогда не сможете их проявить, если не будете слушать меня внимательно. Мисс Осгуд, хотя бы сейчас вы меня слышите! Мэри не знала, и, наверное, никогда не узнает, что мистер Судзуки был не в восторге, когда ему предложили новую работу, и благоразумно предупредили заранее, что его новая ученица, никогда в своей жизни не изучала японский язык. Он бы несомненно, отказался ни секунды не раздумывая, если бы на тот момент ему позволяло его финансовое положение, а он не имел столько гордости, чтобы отказываться от такого заработка, у него всё же была дочь, хоть он и видел её только по выходным. Он не любил брать учеников иностранцев, не любил когда к нему обращались с подобными предложениями, хоть и надо сказать, такие предложения случались довольно редко. Свободное владение английским позволяло заниматься с иностранцами, в основном это были студенты, которым требовалась подготовка перед поступлением в колледж, после окончания учёбы они, как правило, устраивались на работу, здесь, по контракту или же возвращались обратно, что происходило чаще всего. На его памяти было всего несколько таких случаев, когда его ученики получали гражданство и оставались в Японии навсегда. За двадцать лет его педагогического опыта он занимался с разными людьми, из разных стран — детьми, подростками и взрослыми, он двенадцать лет преподавал японский язык в колледже, а за тем стал давать частные уроки. У него были определённые требования и он не привык делать какие-либо поблажки, никому. Но, разумеется, он не имел права быть предвзятым ни к одному своему ученику, даже если бы его смели обвинить в такой чепухе как дискриминация иностранцев, то он, несомненно бы пошёл пятнами и задыхаясь от возмущения стал бы доказывать, что это вовсе не так. — Или же вы надеетесь на свою память? Не самое благоразумное решение, не настолько она безупречна, чтобы вы смогли запомнить новую тему. Урок начался всего полчаса назад, — вы ещё не могли устать. — Прошу прощения, сэр, такого больше не повториться. — Я считал вас одной из лучших моих учениц, не думал, что вы можете быть легкомысленной. Я оценивал ваши способности к языку выше среднего, вам, как и вашему дяде это известно. Мэри кивнула не заставив себя заговорить. — Не думаю, что мистер Осгуд нанял меня вашим учителем для того, чтобы мы отвлекались от урока. Раз ваш дядя пожелал видеть меня вашим учителем, значит мы продолжим, — учитель снова отвернулся к окну и продолжил диктовать конспект. Предварительно ещё раз покосившись на неё через плечо, проверить подействовало ли его замечание должным образом. По спине пробежал странный, неприятный холодок. На миг её переполнило жуткое предчувствие. Да, она уже здесь боялась, это чувство для неё самое знакомое из всех возможных. Мэри не была в состоянии это объяснить — просто чувствовала. Она закрыла дверь за учителем, а до того как она это сделала, услышала ещё пару недобрых высказываний в свою сторону от педагога, и обещание, поговорить с Тайлером по-поводу её несобранности. Она ни капли не сомневалась, что он сдержит слово. Но её это вовсе не беспокоило. Тайлер не станет её ругать из-за этого, может выскажет замечание, не больше. Она несомненно исправится. Её тревога ещё не уменьшилась. Она осталась одна в квартире, не считая белой пушистой кошки. Не было ни миссис Шайни — она сегодня точно не придёт, Тайлер был на работе, он вернётся поздно, как обычно. Но она, разумеется, не сможет ему об этом рассказать. — Белисса! Но даже животное вело себе не так. Когда она потянулась к кошке чтобы взять её на руки, кошка вдруг зашипела, и подняла свою красивую белую шерсть дыбом. Страх. Непременно. Она ощутила удушающий страх, но не могла понять его причины, страх, маленького ребёнка, вовсе не готового к тому, что ожидало её. Неприятное чувство царапнуло сознание. Она чувствовала учащённое биение собственного сердца, которое сбивалось с ритма — то словно сумасшедшее пыталось проломить рёбра, то замирало на самые долгие мгновения во Вселенной. «Что-то должно случиться!.. …или уже случилось». Откуда и почему взялось это гнетущее чувство? Что-то случилось? С кем с её мамой? За кого она может ещё так переживать? Страх стиснул Мэри своими челюстями. Как монстр из старых-старых, как сам Мир легенд. Но монстров не существует. Наверное. Разве можно говорить и думать о чём-то так уверенно? Особенно после того, что с ней случилось? Определённо нет. Однако, зачем ей изображать из себя смелую героиню, готовую броситься на самые безумные поступки, совершенно не задумываясь о последствиях? Во-первых это до крайности безрассудно, а во-вторых она не имела ни капли той хвалёной смелости, о которой писали в книгах. Книги лгут, особенно те, в которых пишут про опрометчивые, про самые необдуманные поступки, те самые, которые называют героическими. Она ощутила, как слезы прихлынули к глазам. И с гневом прогнала их, решив не плакать.***
Ещё вчера, когда он отчитывал Мэри в парке, он не мог предположить, что не пройдёт и двадцать четыре часа, как много за этот короткий промежуток времени, так много сможет поменяться в этой непростой ситуации и в его жизни, и, как оказалось, не только в его жизни. Ещё было совсем светло, всего пять вечера, ещё был рабочий день, многие люди ещё были на работе, Япония вообще славилась в мире как страна с безумными рабочими графиками, однако, когда-то, очень, давно, как он сам мог судить из учебников истории, так мало, что узнал из которых в своё время и потом, благоразумно, навёрстывал упущенное, но уже в университете. Японии нужен был экономический прорыв, и он был обеспечен с помощью сумасшедших рабочих графиков, надо сказать, что благодаря этому страна заняла своё место в Большой семёрки стран. Они шли долго, может минут двадцать. Он оставил машину у кофейни, сам же предложил Хансу пройтись. Ему так было проще начать с ним разговор, к тому же тёплая погода располагала к пешим прогулкам. Едва ли это можно было назвать «прогулкой». Шли не говоря ни слова. Они завернули на тихую старою улочку, где почти не было людей, один-два случайных прохожих. Осгуд сам не понимал как ноги привели его сюда. Они остановились. На другой стороне улицы, как он успел заметить, была маленькая аптека, рядом с ней бар, сейчас ещё закрытый. Ему предстоял сложный разговор, с юношей у которого был вспыльчивый характер, Тайлер даже на секунду успел задуматься. Был ли у него такой непростой характер в пятнадцать лет? И если и был, то как его родителям удалось с ним справиться? В конце концов, он отмахнулся от этой мысли — нет, пожалуй, он не мог бы похвастаться мирным характером даже сейчас, но он никогда не переходил границы дозволенного. По-крайней мере, ему так кажется, сейчас. Гордон закурил. Выдохнул дым и уставился на него, он ждал. Ждал, что он скажет. Ждал какое решение он примет. Он уже его принял. Он уверен. Определённо. Нет. Их всего двадцать девять человек. По сравнению со Сторонниками Новой Зари — ничтожно мало. У них не было неограниченных ресурсов, как раз совсем наоборот. Они не были в состоянии угнаться за каждым преступником. Даже за какой-то их частью. Даже самой малой частью. И это было очень печально. Он честно не понимал как ему стоит начать разговор, старался говорит спокойно, размеренно. Он был твёрд в своём решении. Он его не отменит. Гордон имеет определённые способности, возможно, если бы он был более дисциплинированным и, он конечно не утверждал, но имел смелость предположить, что юноша не мог похвастаться глубокими знаниями школьных предметов. Определённо, для того чтобы успевать участвовать в подпольных турнирах и одновременно иметь хорошую успеваемость было бы просто невозможно. Чем-то пришлось бы пожертвовать или турнирами, (а на такой расклад он вряд ли бы согласился) либо пожертвовать хорошей успеваемостью, что он вероятнее всего и выбрал. Он признавал, что был не прав на его счёт. И был рад, что не успел сделать поспешные выводы. Он им помог, правда. — Я был не прав, — неуверенно подбирая нужные слова начал разговор Осгуд. — Ты действительно хороший парень, но своего решения я не отменяю. Ты по-прежнему не сможешь быть в команде К.Р.О. Ханс потушил сигарету и разочарованно посмотрел на него. — Я всё же надеюсь, что, ты перестанешь ввязываться в плохие компании, но и наша компания тебе тоже не подходит. Может быть, потом, когда ты станешь старше, я буду готов принять тебя в нашу команду. »И если мы ещё будем живы к тому моменту». — Невесело подумал Тайлер. — Это для твоего же блага, может ты к тому времени передумаешь, потом закончишь колледж, может быть, потом, если у тебя ещё останется такое желание, найдёшь меня. «Как бы маловероятно это не звучало». — Вы можете не продолжать. Но, скажите, если бы я в тот раз, при нашей первой встречи, я так не надрался то… я просто хочу знать! Вы бы приняли другое решение сейчас? Осгуд молчал в нерешительности. — Нет. — Я вам не верю! Вы уже говорили мне, что это опасно, но если я могу помочь сделать что-то хорошее, почему нет? Почему вы мне отказываете? — Подумай о своих родителях. Разве тебе не страшно за них? Что будет с ними? Это опасно, тебя могут убить, — он снова выдержал паузу. — Даже мне страшно за мать… — У меня только отец, — тихо бормочет себе под нос юноша опуская голову. — Её не стало, когда мне было девять. — Прости, я не знал. Юноша кивнул, но ничего не ответил. Разве можно было ещё что-то добавить? — Но я уже не ребёнок! Я могу могу вам помочь. Ведь в пятнадцать лет уже воевали во время войны! На фронте! А сейчас, сейчас разве не война? Тайлер не ответил. Война. О которой не знают обычные граждане, о которой даже не знает его мать, не знает Мэри. И категорически не воспринимает серьёзно Деймон. Война, о которой не догадывается большая часть правительства, война в которой у них мало шансов на победу. Тем не менее это действительно война. На улице было пусто. Тихая улочка, однотипные дома для рабочего класса. За спиной раздалось мягкое шуршание шин. Тайлер стоял спиной к дороге и не стал оборачиваться. Не было никаких ни сил, ни желания. Сегодня утром его стиснула такая усталость, что он едва мог стоять на ногах. Ни разу в жизни он не чувствовал себя настолько вымотанным, как за последние несколько дней. А потом, совершенно неожиданно, случилось и вовсе что-то весьма странное, всё заняло не больше секунды. Но эта секунда, непременно запустила новую цепь событий. Тогда он этого не почувствовал, и потом не раз задумывался почему. Одна из многих ошибок, которые он допустил тем вечером. Вдруг тёмный переулок поплыл перед глазами, а он не почувствовал боли, хотя, наверное, должен был. В следующий момент колени под ним подогнулись, единственное, что его тогда спасло, так это, то, что он был не один. Его тогда спас только Гордон. Он затащил его за какую-то машину в переулке. Должно быть, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы дотащить его, он хоть и сильный, но всё-таки ещё юноша, а он уже взрослый мужчина и, к тому же, всё ещё выше его. Толька тогда Осгуд понял, что ранен. Только сейчас он стал думать — куда его ранило, серьезная ли рана. На мгновение ему показалось, что он умирает. Левая рука онемела, сначала его бросило в холодный пот. Потом, а потом ему так неуместно, наверное, но в тот момент ему стало обидно. Погибнуть здесь, в переулке, на пыльном асфальте. Нет, он не думал, что погибнет героической смертью. Кайдо бы не предоставил ему такой чести. Но он не хотел умирать. Он ещё очень хотел жить. Он, конечно, не думал, что даже в случае, если они смогут выиграть эту войну у Сторонников Новой Зари, что правительство предоставит какие-либо привилегии. Вряд ли его имя упомянули бы в новостях или газетах. Разве, что в засекреченных бумагах, которые откроют, возможно, лет через пятьдесят, он уже к тому времени, скорее всего, умер бы, но уже от старости. Ему не нужно признание, он хочет наказать убийцу своего отца, за всё содеянное, за все те страшные преступления, которые он совершал на протяжении всей своей политической карьеры. Если дело удастся довести до суда, то этот инцидент будет, скорее всего, замят правительством. Может быть спишут всё на преклонный возраст министра, в новостях сообщат, что он ушёл в отставку. Назначат нового преемника. В том случае, если расследование всё же докажет вину, то Кайдо грозит пожизненный срок или же, смертная казнь, правда ему всё же предстоит отбыть заключение шесть лет. Кайдо заслужил самое суровое наказание, которое предусматривает закон. Потом он подумал о матери. Он, почему-то представил её такую, какую он помнил ещё в детстве, до смерти отца. Почему-то даже увидел Деймона, и в тот самый момент подумал, что его он желал бы сейчас видеть меньше всего. Он много раз слышал рассказы, в которые, сам, почему-то не верил, говорили, что в последние минуты своей жизни, человек думает о самом важном, что произошло в его жизни. Но, он подумал, что если бы действительно умирал, то видел бы отца, если, что-то и существует на Том Свете, то он, увидел бы его. Его отрезвила боль. Введения в тот же момент исчезли, и разум заполнила нестерпимая, жгучая боль. Парализованная рука ожила и начала нестерпимо болеть. Он чувствовал, как с кровью вытекают и его силы. Стёкла автомобиля за которым они прятались посыпались. Оглушительно заревела сигнализация. Значит были ещё выстрелы. Послышались ещё глухие выстрелы, но довольно отчётливо. Видимо у стрелявших был глушитель, они хорошо подготовились, человек который никогда не слышал как стреляет бесшумное оружие, никогда не догадается о выстреле. Затем, до них донёсся визг тормозов. В него стреляли из того самого автомобиля, к которому он стоял спиной. Стреляли в спину, явно рассчитывали убить, а не припугнуть. Пугали его давно, ещё полгода назад, в качестве предупреждения. Этим вечером он мог не вернуться домой. Наврядли к ним кто-то выйдет, здесь проживает рабочий класс, все на работе. Те кто дома к ним не выйдут. Люди, обычно, боятся подобных происшествий, и это абсолютно правильно. Но он сделал неправильные выводы. Девушка, молодая ещё, в белом медицинском халате (напротив была аптека, должно быть она кассир, она всё видела), скорее всего, только после медицинского колледжа, с цветными, крашенными волосами, он почему-то запомнил тогда только волосы. Удивительная всё же вещь память, он до мелочей запомнил видения, которые мерещились всего лишь мгновение, но совершенно не запомнил, лица молодой девушки, которая спасла ему жизнь. Перепуганная и до ужаса бледная, она тряслась, от страха, но всё же нашла в себе силы спросить, что с ним, и даже надо сказать, смогла помочь Гордону довести его до аптеки. Рука всё время нестерпимо болела, сквозь зубы он выкрикивал ругательства. — Вас зацепило, — заключила она после недолгого осмотра. Пробило руку пулю на вылет. Крупные сосуды не задеты, но я… я н-не утверждаю, что кость цела, я н-не знаю, может пойдёт заражение, может… может… что ещё может… «Должно быть она напрочь всё забыла чему её недавно учили в медицинском колледже?» — совершенно, почему-то спокойно подумал Осгуд, не каждый день, напротив, на её тихой и спокойной улочке, где никогда ничего не происходило стреляют на её глазах в человека. Словно как-буд-то бы стреляли вовсе не в него. А может быть первый страх уже прошёл, любому человеку будет страшно когда в него стреляют, это абсолютно нормально. — Вам нужно к врачу! Я всего лишь фармацевт! — в отчаянии очень чётко выкрикнула она. Она умело обработала рану, хоть и дрожащими от страха руками. Ему бы этого вполне хватило. — Нужно позвонить в полицию! — всполошилась она. — Нет. — Но почему? Я-я могу быть свидетелем, я всё видела! — Сэр, — вмешался до сих пор молчавший Гордон. — Может быть, всё же стоит… — Нет! Они сами успокоили её с трудом, но уговорили девушку ничего не сообщать полиции, а по-возможности, постараться забыть всё, что она сегодня видела, на записи с камер видеонаблюдения аптеки не было видно ни машины из которой стреляли, ни самого выстрела. Но всё же запись происходившего в самой аптеки сегодня вечером они уговорили её уничтожить. Разумеется, ей ничего не рассказали о Кайдо, можно было, конечно, наплести красивую историю про мафию и преступников не переходя на личности, но разве это требовалось. Она и так была напугана до смерти. — Значит, ты меня, получается, спас? — обратился он к Гордону когда они уже вышли из аптеки. Уже было совсем темно. Никто бы в этих потёмках не увидел странных людей, никто бы не обратил на них внимания. — Что ты теперь думаешь теперь о войне? — Мистер Осгуд, я хочу помочь. Неважно как это опасно! — Ты на это согласен? — Да. — Почему? — Мою мать убили. Одни ублюдки, когда она возвращалась домой. Их не нашли и не наказали. — Ты не говорил… — Но теперь я говорю. Лекс появился так быстро, как смог, он уже ждал их в машине. Сам Тайлер на какое-то время, не сможет сам сесть за руль, возможно, надолго. Осгуд медленно протянул правую руку, и они обменялись рукопожатием. «Надеюсь, ты об этом не пожалеешь». Когда он вернулся, время было заполночь. Тайлер задержался на кухне налить воды из-под крана. Он залпом выпил воду, поставил стакан в раковину, отер подбородок. Рана всё ещё давала о себе знать. Ближайшую неделю он пробудит на обезболивающих. Должно быть, что-то осталось от лекарств Мэри, те которые она принимала после аварии, — он невольно содрогнулся, по спине пробежал омерзительный холодок, среди них он найдёт что-нибудь, что ему поможет, хотя бы на время. Он надеялся, что Мэри уже наконец-то спит. А он отлежится день, другой. Только в крайнем случае отправится в больницу. Нельзя ему было обращаться к врачу. Тогда несомненно сообщат в полицию иначе никак, оружие строго запрещено законом, а он не хотел иметь хоть какие-то дела с полицией. Что у него спросят следователи? — «Вы видели кто в вас стрелял?», «Помните как он выглядел?», «Сколько их было?», «Вы их знаете?», «У вас есть враги?», «Вам кто-то угрожал?», «Вы кого-то подозреваете?»… Он мог ответить на все эти вопросы, и ответ на был бы, несомненно, положительным. Что бы он ответил? То, что он ему угрожает министр строительства Японии? Один из самых уважаемых людей в стране? В таком случае, скорее всего, полиция обвинит его, по-крайней мере Кайдо бы сделал для этого всё от него зависящее, к тому же он не мог бы точно сказать, что у полиции, и без его злейшего врага, не появились бы вопросы к лично касающиеся его. Он не думал, что у него есть ответы на них. У него действительно не было ответов. В комнате неожиданно включился свет. Он не хотел не хотел этого. Искренне. На что он надеялся? Он впервые за всё время разозлился на свою воспитанницу. — Что с тобой? — спросила она, голосом сухим от страха. — Ничего, — не слишком любезно ответил он, и надо сказать, получилось очень глупое враньё. Вид, как он мог предположить, был весьма пугающим. У него теперь, видимо, не осталось выбора. Теперь пришло время кое-что ей рассказать… …О самом важном он умолчал. Разговор он начал не сразу. Дважды за сутки ему пришлось говорить откровенно с подростками. Говорить о том, о чём ему хотелось бы меньше всего…